Золотой мальчик

— Твоя мама звонила сегодня, — произнёс Намджун, сидя на кровати и наблюдая, как Чонгук рассматривает своё лицо в зеркале, пока вытирает волосы уродливым зелёным полотенцем, которое они купили в Бразилии. — Ненавижу прыщи. Их не было всё лето, и теперь, как только начинается школа, меня начинает обсыпать. — Ты прекрасно выглядишь. Я даже не заметил. Ты опять пользовался моим шампунем? — Да? Что в этом плохого? — Ну, он для окрашенных волос, и довольно дорогой. — Может, мне тоже покрасить волосы? — Зачем? Мне нравится чёрный. Чонгук игриво улыбнулся ему. — Тебе бы и пурпур тоже понравился. Намджун фыркнул. — Пурпур? — Я не знал, что у тебя есть кожаные штаны. Намджун вытянул свои длинные ноги на ковре, кожа липла к его голым конечностям. — До несчастного случая с Юнги мы всё время ходили по клубам. — Так вот зачем тебе ещё и та футболка? — Это всего лишь белая футболка. — У неё воротник слишком широк для тебя, чтобы носить его на людях. — Я постоянно ношу его на людях. И вообще, я что-то говорил. Сегодня звонила твоя мама. — Ты не взял трубку, правда ведь? — спросил Чонгук, втирая какое-то средство от прыщей на лице, по-прежнему глядя в зеркало. — Я взял, на самом деле. Я думал, ты разговаривал с ней с тех пор, как мы выиграли медали. Ты реально вообще не звонил? — Чонгук выглядел немного смущённым. — Она твоя мать. Это на самом деле сводит её с ума. Я обещал, что заставлю тебя позвонить ей сегодня вечером. — Что? — спросил Чонгук, поворачиваясь. — Сегодня вечером? — Ага. Тебе есть чего ждать. Послушай, я знаю, что ты не хочешь говорить с ней обо всей этой фигне с отношениями. Она до сих пор звучит враждебно по телефону, но она позвонила мне, чтобы связаться с тобой. Она хочет знать, как проходит выпускной год версии 2.0. — Я лучший в своём классе по тяжёлой атлетике. — Ну, очевидно, — сказал Намджун. — Я не удивлён. Как у тебя с физикой? — Пока не очень, — пробормотал Чонгук. Намджун превратился в обычную домохозяйку, хотя и не был уверен, какую роль он играет — жены или матери. Чонгук почти переехал в дом Намджуна, особенно потому, что тот было недалеко от его школы, и каждое утро выезжал на скейте, поцеловав Намджуна на прощание у входной двери, если Намджун не возвращался в постель. Намджун проводил несколько часов по утрам, занимаясь профессиональными делами и убирая дом, а затем шёл заниматься с тренером. Иногда Тэхён и Хосок присоединялись к нему, но они любили поспать и приходили поздно, поэтому он обычно их упускал. Дни были занятыми, после Олимпиады подуспокоившиеся интервью и любопытные папарацци держали их в напряжении. Они не были настолько особенными, чтобы заморачиваться об операторах вокруг дома, но иногда их преследовали на публике, и у Чонгука были люди, которые постоянно фотографировали его в школе. — Позвони маме, — сказал Намджун. — Что я ей скажу? — Расскажи ей о своей жизни. У нас новый график тренировок. Расскажи ей об этом. Скажи ей о новой работе спасателем. Ей это понравится. Ты можешь продолжать отказываться говорить с ней обо мне, если хочешь. Чонгук облокотился на комод и уставился на Намджуна через зеркало. — Я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю, — мягко ответил Намджун. — Вот и славно, потому что я не знаю, где бы я сейчас был, если бы ты этого не испытывал, — сказал Чонгук. — Представь, какой была бы моя жизнь сейчас, если бы я до сих пор тосковал по тебе, а ты до сих пор не отвечал мне взаимностью. У нас, наверное, не было бы медалей. У меня всё равно не было бы друзей. Я бы не торчал здесь всё время. Может быть, я вернулся к Чимину. Я не знаю. Было бы больно. — Я не верю тебе, когда ты говоришь, что у тебя нет друзей. Ты только что выиграл олимпийское золото. Ты дружишь с грёбаной Симоной Байлс. — Но она здесь не живёт. Иногда мы переписываемся. У меня есть друзья в школе, но они в основном хайповщики. Я ни от кого не могу добиться серьёзного разговора. — Чонгук, ты готов? Мы ждали этого всю неделю. Чонгук глубоко вздохнул, бросив взгляд на небольшую кучку предметов на кровати рядом с Намджуном. — Да, я готов. — Иди сюда. Чонгук подошёл, его кожа всё ещё раскрасневшаяся после душа, сияющая и красивая. — На колени, — тихо сказал Намджун. Чонгук опустился на колени на ковёр, осторожно ухватившись пальцами за спинку кровати. Намджун наклонился и нежно поцеловал его. — Ты вдумчивый, весёлый, добрый, талантливый человек, и у тебя будет много друзей. Будет трудно, но ты справишься. Я уже давно этим занимаюсь. У меня есть друзья. — Они все друзья по волейболу. — И, может быть, все твои друзья будут друзьями по волейболу. У тебя есть ещё один год в старшей школе. У тебя есть Юнги, Тэхён, Хосок, я и тренер. У тебя будут Чимин и Джексон, когда я почувствую, что всё хорошо, и позволю тебе снова приблизиться к ним. Чонгук хихикнул ему в губы. Намджун провёл руками по шее и плечам Чонгука. — Ты найдёшь друзей в школе. А если они тупые и долго не протянут, то тоже нормально. Это всего лишь старшая школа. Я реально жалею, что не окончил старшую школу. — Разве у тебя нет аттестата о среднем образовании? — Ага. Я выучился тому, что мне нужно было знать, и сдал необходимые тесты, но не ходил в школу, и я сожалею об этом. Я собираюсь завязать тебе глаза сейчас. Чонгук кивнул, закрыв глаза. Намджун взял чёрную кожаную маску и завязал её на затылке. — Хороший мальчик, — пробормотал он, и Чонгук судорожно вздохнул. — М-могу я прикоснуться к тебе? — Ну конечно. Я не собираюсь заставлять тебя просить обо всём, Чонгук. Делай, что хочешь. — Руки Чонгука вцепились в его икры, пальцы впились в кожу. Намджун наклонил голову, чтобы поцеловать его снова, и в ожидании его губы приоткрылись, пассивно и отзывчиво, когда он поцеловал его снова. Намджун провёл большими пальцами по подбородку, затем по шее, и Чонгук издал тихий звук. — Ты готов? — Ага. Я уже говорил это. — Нахал. Намджун потянул его за волосы и заставил откинуть голову назад, целуя в горло, посасывая и покусывая по ходу процесса. Чонгук тихо заскулил, ладони скользнули вниз по его ногам и пошатнулись, потеряв равновесие. — Я думал купить тебе заячьи ушки, — сказал Намджун, и Чонгук хихикнул. — Подумал, что мы, вероятно, не продвинемся далеко в сексе, если я не смогу перестать смеяться, поэтому не стал. Хвост я тоже не купил. — Тогда тебе придётся просто вообразить это. — Нетрудно, — сказал Намджун. — Ты действительно похож на него с этими зубами и большими блестящими глазами. Чонгук снова улыбнулся, изогнув уголки изящных губ, и Намджун скользнул руками вниз по груди и ущипнул соски. Чонгук покачнулся в его руках, улыбка исчезла, подавив стон. — Мне не нравится причинять тебе боль, — сказал Намджун, хотя его пальцы сжались, а Чонгук тяжело задышал. — Подбери сопли и ударь меня уже, — сказал Чонгук. Намджун что-то промурлыкал, притянул его к себе и обнял, целуя грубо и крепко. — Не говори так. — Пожалуйста, — сказал Чонгук. Намджун отстранился. — Дай мне свои запястья, милашка. Чонгук протянул их, и Намджун взял чёрную верёвку, лежавшую рядом с ним на кровати, и начал обматывать ею восьмёрками вокруг запястий Чонгука, нежно, но твёрдо. Он не пропустил, как дыхание Чонгука участилось. Когда он с ними покончил, запястья Чонгука были крепко и красиво связаны, затем он стянул с парня полотенце. — Уже твёрдый? — Да, — сказал Чонгук, и эти красные щёки больше не горели только от душа. Намджун наклонился и подарил ему последний поцелуй, полностью взяв его под контроль, покусывая зубами, впиваясь пальцами в его плечи. — Ладно. Залазь ко мне на колени. Он усадил Чонгука на кровать и положил себе на колени, под его руками оказалась тёплая, мягкая кожа. Он неторопливо погладил по спине Чонгука, выгнувшегося за прикосновением, вёл по его милой маленькой попке и вниз по мясистым бёдрам. — Накажешь меня, Джуни? — спросил Чонгук после нескольких минут поддразниваний, пока Намджун с удовольствием прикасался к нему и ждал, когда Чонгук сломается. Его голос дрожал, рёбра быстро расширялись под рукой Намджуна, член тяжело упирался в его бедро. — Нет, — сказал Намджун. — Я никогда не буду использовать секс в качестве наказания. Но раз уж мы об этом заговорили, зачем мне тебя наказывать? — За то, что поцеловал Чимина— Намджун сильно шлёпнул его прямо по ягодице. Чонгук взвизгнул, уже извиваясь, колени подогнулись на кровати, плечи напряглись, чуть слышные болезненные стоны выскользнули из его рта. Намджун нежно погладил красную отметину, и Чонгук судорожно выдохнул, подёргивая бёдрами. — Рука соскользнула. Извиняюсь. — О боже, — выдохнул Чонгук дрожащим голосом, покачивая бёдрами взад-вперёд на ноге Намджуна, сбиваясь, будто просто пытался устроиться поудобнее, — пожалуйста, сделай это снова. — Раз уж ты так любезно попросил, — сказал Намджун и снова шлёпнул его, наблюдая, как его упругая задница покачивается, почти заставляя полностью возбудиться. Чонгук заскулил и напрягся, бёдра вытянулись, спина согнулась, задница поднялась, будто он подставлялся под следующий. — Жаль, что у меня нет сейчас того кроличьего хвоста, — сказал Намджун. — М-мне их считать? — Я не собирался тебя заставлять. Я веду счёт. Для тебя всё дело в боли, а не в чужом контроле, верно? У тебя есть ещё какие-нибудь кинки, о которых я пока не знаю? — Нет. Так хорошо. Пожалуйста, сделай это ещё раз? — Его задница выгнулась в воздухе. Намджун шлёпнул его по другой ягодице, а затем легонько провёл пальцами по отпечатку ладони, прослеживая его, позволяя Чонгуку расслабиться, когда он ощупывал его. — Знаешь, как умилительны порой бывают ощущения? — сказал Намджун, — как от больших шариков из стекловолокна или маленьких пушистых животных? — Ты хочешь сказать, что моя задница заставляет тебя умиляться? — Ага. Она такая мягкая и соблазнительная. Чонгук опустил свой член на бедро Намджуна. Намджун сильно ударил его по ягодице. Локти Чонгука выскользнули из-под него, и парень уткнулся лицом в одеяло, тяжело дыша, его бёдра дрожали. — Между прочим, это четыре, — сказал Намджун, зажимая пальцами самую красную часть его задницы и позволяя Чонгуку захныкать. — Ты очень хорошо справляешься. Просто скажи мне, хочешь ли ты, чтобы я остановился. — Нет! — Ладно. — В процессе каждого удара всегда была развилка, когда пробивалась совесть Намджуна, и он спрашивал себя, действительно ли это нормально с этической точки зрения, раздеть этого милого ребёнка, разложить на своих ногах и отшлёпать, наблюдая, как его кожа становится алой и очаровательной. А потом его рука опустилась, и Чонгук вздрогнул и задохнулся под ним, покраснев и тяжело дыша, его задница торчала вверх и просила об этом, член тёрся о его бедро, а сам он отпустил этическую дилемму и наслаждался этим. — Пять. Чонгук громко и высоко заскулил сквозь зубы. — Ещё раз, пожалуйста. Поторопись. — Умоляй об этом. — Нахуй тебя. — Не сегодня, милашка. Этим меня не особо склонишь уступить твоим просьбам. Чонгук зарычал. Намджун медленно провёл кончиками пальцев по его расщелине, и рычание перешло в жалобный стон. — Пожалуйста, Намджун. Ещё раз, пожалуйста. Я это заслужил. Пожалуйста, ударь меня ещё раз. Мне это нужно. Намджун, пожалуйста! Намджун сильно ударил по каждой ягодице, и Чонгук издал какой-то глубокий нечеловеческий звук, странно переплетаясь между болью и облегчением, потрясением и возбуждением. Он слабо извивался на коленях Намджуна, связанные запястья слабо тянули друг друга, голова была повёрнута в сторону, так что Намджун мог видеть его приоткрытые губы, слюни, стекающие на простыни, повязку, закрывающую глаза. — Ты в порядке, крольчонок? — Намджун… — выдохнул он. — Чонгук? — Так приятно… болит. — Это было шесть и семь. Как думаешь, сможешь дожить до десяти? Чонгук колебался. — Да, — его хриплый, мягкий голос надломился. — Я дам тебе минутку. Чонгук кивнул и бесстыдно застонал, когда рука Намджуна крепко потёрлась о его задницу, сжимая и надавливая, и вся его спина напряглась, натягивая скульптурные мышцы плеч. Он позволил ему расслабиться на протяжении минуты, возвращаясь к поддразниваниям, пока Чонгук не пробормотал: — Пожалуйста. — Ты уверен? Как насчёт того, чтобы вместо этого рассказать мне побольше о своём учебном дне? Чонгук застонал от разочарования, а Намджун улыбнулся, чувствуя себя развратно, будучи полностью одетым и по большей части твёрдым в штанах, со своим очаровательным парнем, сходящим с ума у него на коленях. Он поколебался мгновение, затем шлёпнул ниже, немного мягче, стараясь избегать худших мест. — Восемь. Чонгук ахнул: — Сильнее. — Уверен? — Я всё чёртово время смотрю, как ты подаёшь этой рукой, Джуни. Я знаю, что ты ей можешь. Мне не нужны никакие блядские любовные поглаживания. Ударь меня. — Я не шлёпну тебя, как волейбольный мяч. Ты должен быть в состоянии ходить до конца недели. — Ударь меня, мать твою! Намджун с минуту моргал, а потом ударил достаточно сильно, чтобы ладонь приклеилась к коже. Чонгук вздрогнул, вскрикнул, а затем умолк, дрожа всем телом, свернувшись калачиком и всхлипывая. Он потерял контроль, бёдра бешено тёрлись о ноги Намджуна, цепляясь за кожаную ткань. — Вот всё. С тебя достаточно. — Нет! Пожалуйста! Намджун, ещё один. Пожалуйста, ещё один. Ты сказал десять, — он снова разрыдался. — Не ссыкуй на девяти, мудак. Ударь меня десять раз. Он сам напросился. Намджун шлёпнул его ещё раз прямо по красной ягодичке и позволил ему в течение минуты, хныча, тереться о своё бедро, а затем поднял парня на руки и лёг на спину, притянув к себе Чонгука. — Как у тебя дела? — Чонгук извивался, пытаясь обхватить бёдрами ногу Намджуна, а руками шею, но Намджун схватил его за бедро одной рукой, а за верёвки вокруг запястий — другой и удержал. — Ответь мне. Под повязкой виднелись следы слёз. — Надо кончить, — мяукнул он. — Пожалуйста. Намджун был рад, что на его глазах была повязка, так что он не мог видеть, как глаза Намджуна закрываются, или как его член набухает, наконец, до полной твёрдости спереди его узких штанов. — Ещё рано, детка. Сначала надо тебя связать. — Только поторопись. Пожалуйста, поторопись. Намджун уложил его обратно головой на подушки, осторожно маневрируя, поскольку тот вздрагивал всякий раз, когда его задница тёрлась о одеяло, а затем поднял его руки над головой и обернул новые верёвки вокруг уже обмотанных на запястьях, привязав их к раме кровати, чтобы у него оставалось достаточно места, чтобы немного двигаться, держа руки поднятыми, но довольно свободными для движений. — Но я серьёзно. Как дела в школе? — Разочаровывающе, — простонал Чонгук, и это слово вырвалось из него так, как будто он умирал от желания поговорить об этом. — Я застенчивый, но мне кажется, что я выгляжу как-то отстранённо? Наверное? Люди либо подлизываются ко мне, либо реально недолюбливают. — Звучит жёстко, — сказал Намджун. — Сегодня я обратился за помощью к учительнице математики, потому что статистика — это тяжело. Она казалась очень удивлённой, будто не ожидала, что меня это волнует. — Ты их завоюешь. Держу пари, некоторые из них моложе меня. Как твоя задница? — Болит. Пожалуйста, продолжай. — Стоп-слово? — «Фехтование», осёл ты этакий. Я помню его. Ты ведь не собираешься делать ничего слишком дикого после этого, верно? — Нет, но если твоя задница начнёт болеть слишком сильно… — Я в порядке. Если думаешь, что можешь сделать что-то хуже, чем тот поход летом, то ты себя переоцениваешь. — Я бы никогда не обращался с тобой так, как та тропа. — Отсоси мне, пожалуйста. Намджун промычал и медленно скользнул вниз по его телу, губы путешествовали по центральной линии вниз по его прессу к члену, запечатлели один маленький поцелуй на головке его члена, а затем перешли прямо к засасыванию кожи на его бёдрах. Синяки поблекли после Рио. С того дня, как они выиграли свои медали, и до того, как уехали, они трахались почти каждый день. В Калифорнии между старшей школой и волейбольным ремеслом было дел по горло. Ему какое-то время не удавалось разукрасить кожу Чонгука фиолетовыми засосами. Намджуну пришлось задуматься о психологии, стоящей за повязками на глазах, или, может быть, дело в верёвках, но Чонгук полностью отпустил себя, вздыхая и радостно мыча, голосом срываясь на вдохах, широко распахнув губы, бёдрами виляя туда, где пальцы Намджуна нежно обводили основание его члена. Он дал волю звукам, которые обычно держал в себе, и позволил своему телу с энтузиазмом реагировать на каждое прикосновение, вместо того чтобы сковывать его и контролировать. — Держи свои бёдра широко для меня, если можешь, — сказал Намджун, убирая руки с того места, где он их внизу задержал. Ноги слегка отскочили, но держались на расстоянии друг от друга. — Хороший мальчик. Гибкий. — Тебе это нравится. — Чонгук икнул, когда Намджун открыл смазку, по-прежнему водя ртом вдоль мягкого края внутренней стороны бёдер Чонгука, время от времени покусывая. — Мм-хм. — Он скользнул капающим пальцем в задницу Чонгука, и парень тихо заскулил на выдохе. Намджун замер. — Расслабься немного, детка. Чонгук старался как можно больше расслабиться, делая глубокие вдохи через нос. Намджун начал заново, плотно прижав губы к его ноге и медленно двигая пальцем. — Намджун, ещё. — Я просто растягиваю тебя. Не нужно торопиться. У нас впереди весь вечер. — Он вернулся к своему занятию, глубоко погрузив палец в гладкий, скользкий жар. Он внезапно поднялся вверх и замер. — У нас ведь весь вечер впереди, верно? Ты закончил домашнее задание? — Да! О боже, Намджун, ты собираешься говорить об этом сейчас? — Просто проверяю. — Ты… блять… Не знаю… не забыл поесть? Чёрт, у меня ничего нет. — Ты хоть знаешь, чем я занимаюсь весь день? — Нет. Я реально знаю, что твоя наркоманская фитнес-задница забывает есть нечто большее, чем протеиновый порошок, иногда ты будто в бунке—Ахх! Намджун отнял зубы от бедра Чонгука и проверил, нет ли крови. — Ты молодец. Хватит ломать мне спинку кровати. Чонгук дико выгнулся, руки напряглись на верёвках, голова откинулась назад, туловище выгнулось красивой дугой над его раздвинутыми бёдрами. Его ноги сбивались с ритма крошечных покачиваний, член слегка подпрыгивал. — Милый кролик, — пробормотал Намджун. — Ещё. Сильнее. Пальцы. Намджун. — Прости, что? — Трахни меня сильно своими пальцами, Намджун! — завопил он. — Попроси вежливо. — Нахуй иди! Это ты меня укусил! Мне это нужно! Прикоснись к моему члену или ещё к чему-нибудь, боже, я до сих пор это чувствую. — Он затих, переходя в отчаянный скулёж, красиво накаченные руки напряглись. Он попытался свести бёдра, возможно, для большего трения, но Намджун преградил ему путь руками, полностью выскальзывая пальцами. — Веди себя хорошо, или ничего не получишь, — сказал он, и ноги Чонгука снова опустились. Намджун несколько раз в качестве извинения лизнул его ствол и сунул два пальца в дырочку. Чонгук сломлено застонал. Он начал в расслабляющем темпе: медленно и уверенно систематически надавливая, наслаивая засосы на засосы вниз по бёдрам так, что болеть должно так чудесно. Чонгук обмяк на кровати, издавая тихие стоны каждые несколько мгновений и привыкая, будучи связанным, и принимая то, что давал ему Намджун. В золотистом послеполуденном свете, проникающем сквозь занавески, он являл собой прекрасную картину: мягкая, почти детская кожа начинала блестеть от пота, а сам он дрожал, влажные полосы под чёрной повязкой, эти красивые розовые губы. Намджун медленно раскрыл его, наслаждаясь всё более сломленными откликами, когда он окрасил внутреннюю часть бёдер полностью фиолетовым. С тремя пальцами в заднице, ласкающими нежными кругами по простате, и губами на краю багровеющего синяка, Чонгук вздрогнул и немного напрягся, голова ещё сильнее прижалась к подушке с тихим стоном. Намджун не думал об этом, пока из его нетронутого члена не хлынула белая струйка, и он снова застонал, тихо и счастливо. Член Намджуна сильно пульсировал в штанах. — Ты что, блять, только что кончил? Чонгук мило улыбнулся. — Да, — вздохнул он. — Знал, что ты скажешь мне не делать этого. Намджун вытащил руку и шлёпнул Чонгука прямо посерёдке ушибленного бедра. Парень высоко и огорчённо простонал и снова потянул за верёвки. — Т… ты собираешься наказать меня? — Ага, — сказал Намджун, засовывая пальцы обратно и быстро поглаживая простату. Чонгук напрягся, учащённо дыша, подергиваясь. — Ннрнг! — Я не остановлюсь. — Связать и оставить беспомощным к этой страсти: вот в чём всё дело. — Джун! — Его грудь вздымалась, громкие, высокие стоны раздавались при каждом тяжелевшем вздохе. — Смирись, кролик, — сказал Намджун, разводя пальцы и прижимая их к его сверхчувствительной простате, чтобы посмотреть, как тот извивается, пытаясь свести ноги вместе. Намджун пригвоздил их кровати. — Нет, ты сам этого хотел. Лежи спокойно и принимай. Чонгук доблестно пытался не шевелиться, но пока Намджун продолжал работать, его тело затряслось, катаясь по простыням, а отчаянные стоны вырывались из его рта. Намджун один раз жёстко присосался к головке его мягкого, влажного члена и ему почти оторвали голову бёдра Чонгука. — Не задуши меня! — взвизгнул он, вырвавшись. Чонгук ныл, запрокинув голову, его ноги задрожали, когда упали обратно на простыни. Намджун понял, что одной рукой сжимает ушибленное бедро Чонгука, а другой безжалостно прижимается к простате. Его член снова начал набухать, совсем чуть-чуть. Намджун пошевелил пальцами, и бёдра Чонгука дёрнулись. — Как твои запястья? — Болят, — выдохнул Чонгук, — всё в порядке. — Твои руки не онемели? — Пока нет. Люблю твои пальцы, — сказал Чонгук, прерываясь и со свистом втягивая между зубами воздух, когда пальцы Намджуна снова кружили по ней, его пресс дрожал от напряжения, блестя от собственной спермы. — Обожаю это. Чёрт, Намджун, я больше не могу. Болит. Всё болит. — Приятная боль? — спрашивает Намджун, вытаскивая пальцы. Чонгук обмяк на кровати, чтобы перевести дух и успокоиться. — Приятная боль, да. — Ты должен расслабиться, Чонгук. Ты что-нибудь потянешь. — Это немного тяжеловато, когда я чувствую, что умираю, но я постараюсь. Намджун встал с кровати и начал с усилием стягивать с ног кожаные штаны. — С этими штанами всегда трудный выбор стоит. Неужели то, как горячо я выгляжу в них, реально стоит того смущения, которое я испытываю, пытаясь снять их перед моим перепихом в пьяном виде? Хорошо, что у тебя завязаны глаза, а то это было бы действительно пло… — Он чуть не упал, и ему пришлось резко сесть, почти прямо на ногу Чонгука. — Ты всё равно можешь вволю насладиться своим чувством неловкости, — хихикнул Чонгук, его красивые розовые губы скривились в манере, которая была слишком пленительной без видимых глаз, способных отвлечь от них. Намджун бросил свою футболку на грудь Чонгука, стараясь избежать лужи спермы на животе. Парень выгнулся от соприкосновения, отчаянно желая любого контакта, и Намджун ухмыльнулся. Он легко устроился между бёдер Чонгука, обхватив его ногами свою талию, и нежно вырисовывал узоры вокруг засосов, с изумлением наблюдая, как Чонгук полностью затвердел, выгибая спину с нереально напряжённым прессом. — Красавчик, — промурлыкал Намджун. — Дай мне то, что я хочу, папочка. Намджун полностью убрал руки. После долгого молчания Чонгук стиснул зубы и обхватил бёдрами талию Намджуна. Всё его дыхание вырвалось в миг: — Ааргх! Куки, ау. Чонгук. Твои грёбаные питоньи бёдра меня раздавят. Ноги Чонгука расслабились, и Намджун проверил, нет ли повреждений. — Ладно. Думаю, у меня всё в порядке. Пожалуйста, не делай этого. — Делать что, раздавать указания? — Пробовать раздавить мне талию! — Называть тебя папочкой? — И этого тоже не делай. Ты же знаешь, как я это ненавижу. — Трахни меня жёстко, папочка, — простонал Чонгук, откидывая голову назад, прокатываясь бёдрами по Намджуну, всего в нескольких сантиметрах от того, чтобы потереться о него, сперма скользила по его талии. — Папочка, мне нужен твой член. — Я мог бы просто откинуться и кончить сам, оставив тебя здесь, — огрызнулся Намджун. — Можешь поговорить со своей мамой позже, привязанным к кровати и с завязанными глазами, пока я поднесу телефон к твоему уху. Может быть, я позволю тебе потереться о моё бедро, но это всё, чего ты, нахер, заслуживаешь. Чонгук тяжело сглотнул, покусывая нижнюю губу, нервно перебирая руками верёвки. — Пожалуйста, не надо, — сказал он с лёгкой дрожью в голосе, — мне очень жаль. Намджуну сразу стало плохо. Он наклонился вперёд и поцеловал его в центр груди, поскольку не мог дотянуться намного выше. — Всё нормально, кроль. Я просто не хочу, чтобы ты называл меня папочкой, если не хочешь, чтобы я так с тобой обращался. А я действительно не хочу так с тобой обращаться. Не им я хочу для тебя быть. Чонгук кивнул, делая глубокий вдох, чтобы успокоиться, его надутые губы слегка дрожали. — Чонгук, мне очень жаль. Ты в порядке? Он кивнул. — У меня тут внизу довольно напряжённо. Вот и всё, — сказал он хриплым голосом, словно пытаясь заставить себя говорить тише, не так высоко и отчаянно, как иногда бывало, когда он был особенно измотан и переполнен эмоциями. — Я стараюсь не отставать. — Прости, — сказал Намджун, покрывая нежными поцелуями его грудь. — Тебе нужна минутка? Чонгук всхлипнул: — Мне нужен ты во мне! — Тебе нужна минутка, — сказал Намджун и вылез из-под него. Чонгук застонал от разочарования. — У меня упадёт. — Нет, не упадёт, — сказал Намджун и прикусил сосок Чонгука, нежно, но достаточно сильно, чтобы грудь Чонгука дёрнулась у его рта. Он щёлкнул по другому, и Чонгук вздрогнул, снова дёргая руками за верёвки. Наконец он дошёл до рта Чонгука, его губы были обкусаны до крови. Чонгук рассеянно поцеловал его, ища трения бёдрами. Намджун почти опустил бёдра вниз и дал ему его, жаждя того же, но вместо этого нежно пососал под челюстью, а затем сильнее, когда почувствовал, что Чонгук, наконец, полностью расслабился. — Трахни меня, Намджун, — произнёс Чонгук лишь одними губами на выдохе. Он сел обратно на колени, широко расставив ноги, и снова обхватил ноги Чонгука. — Одну минутку, крольчонок. — Он капнул смазкой на свой член, а затем потворствовал себе в течение минуты, передёргивая одной скользкой рукой, влажное трение небесного блаженства после столького времени воздержания. Он надавил, разводя бёдра Чонгука немного шире, немного дальше назад и вниз, пристроился, а затем погрузился в него. Чонгук застонал, будто умирает, высокий стон сотрясал всю его грудную клетку, а челюсть отвисла. Намджун двинулся вперёд и толкнулся снова, входя так глубоко, как только мог, прежде чем успокоиться и подождать, пока Чонгук привыкнет. Ещё одна струйка спермы потекла по боку Чонгука на зелёное полотенце. Намджун сморщил нос. — Ты чувствуешь всю сперму на себе? — Да, я её чувствую, — процедил сквозь зубы Чонгук. — Тебе это нравится, да? — Ага. Намджун размазал её по коже, ведя руками вверх по груди Чонгука. Парень вздрогнул под его прикосновением, сжимая член Намджуна. — Почему тебе это так нравится? — Не знаю, — пробормотал Чонгук. — Когда она твоя, я чувствую, что принадлежу тебе, или что-то в этом роде. С моей я просто чувствую себя грязным. — Ты когда-нибудь размазываешь её по себе, если она только твоя? — Не особо. Она такая сука — хрен ототрёшь, если я уже не в душе, и потом её просто смыть. — Но ты такое раньше делал? Чонгук сглотнул. — Я думаю, такое было ночью после того, как мы решили не быть вместе, а я по-прежнему был весь в синяках после пешего похода. Ты узнал о моём кинке на боль, а потом оставил меня на диване и поехал домой. Самая грустная дрочка в моей жизни. Всё обкончал. Потом снова кончил в душе, пока вода под напором давила на мои синяки. — Только от этого? — выдохнул Намджун, поглаживая руками ноги Чонгука. — Нет. Я храню там смазку. Удовлетворил себя пальцами. Бля, я так рад, что не вижу твоего лица. Никогда не смогу сказать всё это тебе в лицо. — Как тебе удаётся каждый раз кончать дважды? — спросил Намджун, и он оставил сперму, просто радостно тёрся о грудь Чонгука, разминая её, как кошка. — Я растущий мальчик с потребностями, — простонал Чонгук, улыбаясь. — Тебе нужен хороший член время от времени? — Так часто. — Как ты выдержал такое с Чимином, — ухмыльнулся Намджун, — он не дал тебе того, что тебе нужно. — Вычеркни Чимина из этой грёбаной спальни, клянусь богом, если ты продолжишь его вспоминать, я раздавлю тебя своими бёдрами так, что ты обосрёшься на собственную кровать. Намджун громко рассмеялся. — Ты тоже это делаешь. Может, мне начать трахать тебя прямо сейчас? — Кстати, о том, что мне не дают того, что мне нужно, — сказал Чонгук. — Ладно! Нытик! — Он схватил Чонгука за бёдра и начал неуклонно толкаться, протяжными, чёткими движениями. Чонгук обмяк, тело раскачивалось от толчков Намджуна, руки безвольно обвисли в верёвках, подбородок откинулся назад. Его губы приоткрылись, выпуская тихие выдохи с придыханием. Намджун знал, что если бы не повязка на глазах, то от блаженства и сосредоточенности его глаза просто закрылись бы, а брови чуть приподнялись. Намджун позволил себе немного расслабиться, откидывая голову назад и объезжая его, пока золотой закат сиял низко через окно, отражаясь от стены и проникая сквозь его веки. Он хотел бы, чтобы Чонгук мог видеть то, как он мерцает на их коже. — Ты такой красивый, крольчонок, — прошептал он. — Мне никогда не надоест это слышать, — пробормотал Чонгук. — Прекрасный, — сказал с улыбкой Намджун, — слишком для меня молодой, но прекрасный. Чонгук простонал: — Почему тебе всегда надо испортить мне настроение? Намджун переключил передачу, и Чонгук начал издавать тихие звуки с каждым толчком и высокие гортанные стоны. — Крошка кролик, — сказал Намджун сладостно и порочно. — Джун, посильнее, пожалуйста? — Не знаю, зайчон, мне нравится такой темп. Может быть, тебе стоит расслабиться и насладиться им. Чонгук прикусил губу и немного потянул за верёвки, добавляя толчкам Намджуна сопротивления. Он застонал от разочарования, пытаясь найти опору, чтобы подмахнуть Намджуну, но у него был плохой угол, а ноги оставались вокруг талии Намджуна. — Трахни меня сильнее! Давай! — Ты такой нетерпеливый, — сказал Намджун, замедляя темп. — У нас времени больше, чем было за последние недели, а ты просто хочешь ускориться. — Недостаточно! Пожалуйста, мне это так нужно. Разве ты не хочешь позаботиться обо мне? Я ничего не могу сделать. Пожалуйста, жёстче, это всё, чего я жаждал весь день, а ты, блять, не хочешь! Намджун сохранял медленный темп. — Рано или поздно мы туда доберёмся. Разве ты не можешь лечь смирно и насладиться процессом? — Сегодня на уроке я не мог сосредоточиться. Не мог перестать думать о том, как вернусь домой и меня вытрахают так, что мыслить ясно не смогу. — Мило. А тем временем мне пришлось иметь дело с твоей матерью. — Через минуту я тут, нахер, расплачусь. — Делай что хочешь. Ты знаешь стоп-слово. — Намджун! Он не ускорился, но начал толкаться жёстче, грубо вколачиваясь и легко выскальзывая. Чонгук слегка икнул, член на его животе подпрыгивал. Его передние зубы выглядывали из-под изогнутой верхней губы, когда он задыхался. — Настанет час и нам и правда надо вырядить тебя в кроличьи ушки. — Скоро Хэллоуин, — сказал Чонгук, задыхаясь. — Я оденусь для тебя в какой-нибудь распутный костюм кролика. Намджун начал ускоряться, глядя на Чонгука, как на произведение искусства, скульптуру, которая двигалась, стонала, заливалась красным, когда он кусал её и сжимал в своих руках. Они планировали это как нечто особенное, дабы Чонгук испытал новые ощущения, но вышло так, что и для Намджуна это стало чем-то особенным, ведь глазам его было чем восхищаться: как раскрылся перед ним его мальчик, какой беспомощный и как молит о нём. Он протянул вперёд руку и провёл двумя пальцами по губам Чонгука. Чонгук вцепился в них, постанывая и беспорядочно посасывая, пока язык скользил между ними. Жар пронзил всё внутри Намджуна, его член дёрнулся. Горло Чонгука работало, красивые губы сжимались, подбородок наклонялся за лучшим углом. Он потянулся за пальцами, когда их немного отодвинули, мяукая, будто нуждался в них. Намджун успокаивающе провёл большим пальцем по подбородку. У него на шее грязные засосы, которые надо будет прятать завтра в школу. Намджун ухмыльнулся. Его бёдра ускорились: даже не осознавая того, Намджун разгонялся сейчас, будучи слишком возбуждённым, чтобы сдерживаться и дразнить. Чонгук потерял дар речи, стоны достигли предела своего отчаяния, что означало, что Чонгук забыл о собственном достоинстве и полностью растворился. Намджун, наконец, убрал его руку и направился прямо вниз передёрнуть Чонгуку несколькими хлюпающими рывками, прежде чем слюна высохнет. Чонгук дёрнулся в кулаке, искажаясь в лице. Намджун отпустил его, и Чонгук раздосадовано рыкнул, продолжая бёдрами искать прикосновения. Но вместо этого Намджун перекатил сосок между двумя пальцами и заставил парня вздрогнуть от чрезмерной чувствительности. — Пожалуйста, — умудрился пробормотать Чонгук сквозь мурлыкающие стоны. — Я переворачиваю тебя, — сказал Намджун. Он вытащил, и Чонгук заскулил, ногами пытаясь втянуть его обратно. — Нет, — сказал он и отодвинулся. Он повернул ногу Чонгука, а затем заставил парня сесть на колени, верёвка закрутилась у изголовья, позволяя ему перевернуться. Он снова широко расставил ноги, устраиваясь бёдрами на его коленях. Намджун схватился за задницу, любуясь всё ещё покрывающими его красными отметинами, какие-то из них разрослись и распухли. От этой позы давление приходилось прямо на новые засосы на его бёдрах. — Хорошо себя чувствуешь, детка? — Молю, — прошептал в ответ Чонгук надломленным голосом, когда бёдра его вокруг Намджуна заходились дрожью, пока в нём сражались боль и возбуждение. Намджун снова вошёл в эту скользкую тесноту. Он на мгновение расслабился, запрокинув голову к потолку, мягко надавливая большими пальцами на задницу Чонгука, просто чтобы почувствовать её податливость. Когда он начал вновь, то не заморочился на поддразнивания, трахая быстро и жёстко: в том темпе, который заставлял Чонгука развалиться на части. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы среагировать, нагоняя интенсивность происходящего. Он легонько пошевелился, а затем медленно закрылся, руки и туловище напряглись, когда его дыхание снова участилось, а после парень вскинул голову, страдая от недостатка воздуха, пытаясь качнуться назад и войти в темп. Намджун вжал большие пальцы в красные отметины на заднице, и парень завизжал, дёргая за верёвки. — Не повреди запястья. Чонгук орал от сексуальной неудовлетворённости, и Намджун закрыл глаза и нажал на газ, напирая на саднившие бёдра Чонгука с каждым толчком. Чонгук был всё ближе, из него вырывались болезненные крики, когда он пытался обратно насадиться на член Намджуна, выгибая спину, чтобы помочь парню найти лучший угол. Намджун отпустил его бёдра и наклонился вперёд и вниз. Чонгук вздрогнул и поперхнулся. — Там! Джун! Пожалуйста! — Каждый мускул в его теле жёстко натянулся. Намджун целился прямо в нужное место, подгоняемый напряжением, нарастающим в его яйцах. — Нашёл свое счастливое местечко, кролик? — пробормотал он. Чонгук отчаянно задыхался, и Намджун закрыл глаза и погрузился в ощущения, как в волейболе, позволяя собственному разуму отключиться и просто чувствовать: тугой, накатывающий жар, скручивающий давление лишь сильнее, и тело Чонгука, заключённое в клетку под его руками. Когда Чонгук кончил, он сильно дёрнулся, его задница сжалась, тело перевернулось, пока сам он боролся с простынями, ногами пытаясь сомкнуться вокруг бёдер Намджуна. Он заскулил, крепко сжимая руки, будто пытался вырваться, но продолжал подпрыгивать на члене Намджуна. От натяжения и содрогания мышц жар волнами омывал Намджуна, усиливая напряжение, пока оно не лопнуло. Он кончил со стоном, белёсая сперма скользнула вокруг его члена. Он наклонился над Чонгуком на минуту и перевёл дыхание, чувствуя, как пот остывает на спине, а затем вытащил и снова подогнул колени Чонгука под себя. Чонгук осел, продолжая прерывисто дышать и время от времени сжиматься и дрожать. Намджун принялся возиться с верёвками вокруг его запястий, освобождая его руки. Те остались безжизненными, когда Намджун осторожно откатил их в сторону и вытащил из путаницы, а затем развязал повязку. — Ты весь в слезах, — сказал Намджун, проводя большим пальцем под его глазом и видя его мокрым. — Воды? Намджун забрал её с тумбочки и протянул ему. Чонгук сонно отвинтил крышку, не открывая глаз, и медленно выпил большую часть, пока Намджун наблюдал. Намджун взял его за запястья и нежно сжал. — С ними всё в порядке? — Немного онемели, на самом деле. — Намджун нежно растёр их, прижимаясь поцелуями к каждой ладони, Чонгук, наконец, открыл глаза и убрал руки, чтобы размять их, пытаясь стереть все слёзы с лица. — Дай мне знать, когда захочешь принять душ. — Я хочу спать. — Нам ещё надо поесть и позвонить твоей маме сегодня вечером. И принять ванну, и сменить простыни. Это безобразие отвратительно. Ты только что кончил прямо на то прекрасное отвратительное полотенце. Чонгук хихикнул. — Прости. — Намджун обнял его и прижал к себе, поглаживая рукой его грудь, пока не наткнулся на что-то мокрое. — Ладно. Душ. — Нет. Намджун перекатил его на край кровати, слез, подхватил парня, как невесту, на руки и понёс в ванную. — Ты такой чертовски тяжёлый. О боже мой. — Я крепкий, — пробормотал Чонгук ему в плечо, — груда мышц. Кажется, я только что накапал на твой ковёр. — Вообще оно попало мне на ногу. Ты вне опасности. — О, хорошо. — Он снова закрыл глаза. — Не засыпай на мне здесь. Мне нужно тебя вымыть. Он осторожно уложил Чонгука в ванну и включил душ. — Ах! Блять! Намджун, О боже! — Я думал, тебе нравится прыгать в душ, пока вода не нагрелась. Я не знаю, в чём проблема. Чонгук встал на дрожащие ноги, свернулся калачиком и задрожал. — Дырка ты от жопы! — Кстати, как у твоей дела? — Как всегда. Болит. К завтрашнему дню я буду в полном порядке. — А твои булочки? — спросил Намджун, подходя к нему сзади и проводя обеими руками по его заднице, слегка сжимая. Глаза Чонгука закрылись, и он прислонился к груди Намджуна. — Охуенно. Намджун наклонился над Чонгуком, чтобы намочить его волосы, а затем взял шампунь и принялся за работу, полагаясь на то, что Чонгук останется стоять без посторонней помощи. — Хочешь, я помою тебе голову? — Сегодня уже мыл, — пробормотал он Намджуну в плечо. — Да, а потом они стали реально мерзкими и потными. Чонгук запрокинул голову. — Давай. Теперь это была одна из любимых частей их совместной жизни для Намджуна: душ после секса с Чонгуком, податливым и сонным, радостно мурлыкающим, когда Намджун запускает руки в его волосы или втирает мыло в его тело. Он прижал его к стене и стал массировать руки и плечи, медленно и твёрдо, прорабатывая все затёкшие мышцы там, где его руки пострадали от верёвок. Чонгук застонал, уткнувшись в стену, когда Намджун начал спускаться по его спине. — Видел уже свои бёдра? — спросил Намджун несколько минут спустя, осторожно вымывая свою сперму из задницы Чонгука. — О чёрт. Я не хочу. — Твоя задница до сих пор лихорадочно горячая. — До сих пор саднит немножко. Завтра в школе у меня будет столько проблем с тем, чтобы не возбудиться. А как насчёт тебя? Как твоя задница? — поинтересовался Чонгук, хихикая и протягивая руку за Намджуна, чтобы сжать его задницу. Тот хихикнул. — Как всегда. Нормально? — Нормально это хорошо, — сказал Чонгук, ухмыляясь. — Ты должен позволить мне больше играться с этим счастьем. Намджун застонал с лёгкостью. — В любое время, когда захочешь. — Во время завтрашней тренировки. — Тогда нет. — Ты иногда ставишь мне засосы. Позволь мне тебе один поставить. Намджун прислонился спиной к стенке душа, положив руки на плечи Чонгука, и наклонил голову, чтобы позволить Чонгуку зацепиться за чувствительное место чуть поодаль от центра, пока руки всё ещё разминали его задницу. Горячая вода и её напор маленькими точками удовольствия на его теле расслабляли, словно хороший массаж плеч, хоть в нём ещё зиждился дискомфорт от чувствительности после секса, но ощущения были достаточно нежными. Через какое-то время Чонгук отступил и улыбнулся своему шедевру, посмотрел на любящее выражение лица Намджуна, а затем закончил мыть их обоих, мягко улыбаясь. Выйдя из душа, Чонгук некоторое время разглядывал в зеркале свою шею, закинув одну ногу на раковину, чтобы получше рассмотреть свои бёдра, покрытые тёмными засосами от колен до члена, плотнее кверху. — Святые угодники, нахуя, Намджун. Как, чёрт возьми, ты думаешь, я переживу школу в течение следующих двух недель? Мне нужно переодеваться в общественной раздевалке перед спортзалом. Намджун хихикнул: — Видел свою шею? — О мать моя, — простонал Чонгук, уставившись на тёмную полоску засосов в левой части горла. — Просто выдумай какую-нибудь безумную историю о том, как затащил к себе в постель поклонниц. Я так всегда выкручиваюсь. Чонгук неуклюже двигался по кухне, широко расставляя ноги в старых спортивных штанах Намджуна. — Здесь никогда не бывает нормальной еды. — У меня что-то найдётся на очень хороший салатик. — Салат — это не еда, — сказал Чонгук. — Ты изменишь своё мнение через несколько лет, когда твой метаболизм замедлится. — У тебя есть макароны? — Ни в коем случае. Чонгук разочарованно уставился в холодильник. — Наверное, опять запечённая курица с брокколи. — Как насчёт этого, — сказал Намджун, вставая. — Я готовлю тебе лучший салат, который ты когда-либо ел, а ты звонишь своей бедной маме. — Ты только что вытрахал всю жизнь из меня так, что она висела на волоске, Намджун, мне нужно что-то большее, чем салат. — Ладно, яичницу с беконом. Мы завтракаем на ужин. Я могу приготовить завтрак. Позвони маме. — Мне начать звонок с вида тебя лишь в моих трусах? — Это твои? — удивлённо спросил Намджун. — Ага. — Немудрено, что они немного тесноваты. — Они реально такие, — сказал Чонгук, а затем положил свою трубку к уху. Разговор начался нормально. — У меня всё хорошо. Со школой всё в порядке. Намджун настроился на него, как на фоновый шум, и достал сковородку с беконом. — Нет, они вроде как настороженно относятся ко мне, будто ждут, что я откажусь от своей работы, кроме моего учителя хора. Я действительно поладил с ней… ах! Намджун поднял глаза. Чонгук только что вскочил на один из высоких стульев за стойкой и приземлился довольно тяжело. Он поморщился и осторожно опустился на сиденье, когда Намджун сочувственно вздрогнул. — Эм. Я просто… прикоснулся… к кофейной кружке. Было слишком горячо. Намджун фыркнул. Его медаль за Рио лежала в центре кухонной стойки. У него был кейс для всех его медалей и трофеев, но новые обычно валялись в течение нескольких недель, пока он не переходил к подготовке к следующему соревнованию. Нет смысла убирать их сразу и не ловить с них кайф. Олимпийские медали, в частности, действительно прекрасно служили в качестве подставок для напитков, и теперь у него было достаточно для полного набора. Кроме того, ему нравилось, что она в пределах лёгкой досягаемости, когда Чонгук был в настроении заняться сексом в них. — Заводить друзей трудно, — говорил Чонгук, — люди либо напуганы, либо слишком взволнованы, чтобы встретиться со мной, понимаешь? — Привыкай, — проворчал Намджун. Он поставил чайник, чтобы заварить чай. Ничто так не говорит о качественной заботе после секса, как чай. Они обсудили вопрос о друзьях. Мама Чонгука, казалось, могла многое сказать по этому поводу. Чонгук положил голову на стойку, прижав телефон к уху, и хмыкал в ответ через неравные промежутки времени. — Намджун прямо здесь. Он готовит мне ужин прямо сейчас. Намджун перевернул бекон. — Намджун, мама говорит, чтобы ты убедился, что я ем овощи. — Он помолчал, прислушиваясь. — А знаешь что, мам? Почему бы тебе самой не поговорить с ним, если тебе так много нужно сказать? — Ни за что, — сказал Намджун. — Сегодня днём у нас был приятный, долгий разговор. На какое-то время мне хватит. Чонгук надул губы. — Мама, я не собираюсь слушать это разглагольствование. Если ты начнёшь, я положу трубку. — Пусть разглагольствует, — сказал Намджун. — Это поможет ей почувствовать себя лучше. Я слушал его, и тебе тоже следует. Чонгук сильно нахмурился, а затем пошёл в спальню, сказав: — Ладно. Хорошо. Я послушаю, но только потому, что Намджун велел. Ей было что сказать в тот день, пока Намджун прятался от тренера за спортзалом, всё ещё немного запыхавшийся и встревоженный. Она начала волноваться по-матерински, но как только она убедилась, что Чонгук просто отшивает её, а не кипит от злости, она стала угрожать и обвинять. Намджун простоял в мучительном молчании десять минут, пока она называла его хищником и настаивала, чтобы он выпустил её бедного сына из своих когтей, прежде чем тот потеряет своё будущее или слишком пострадает. Он сказал что-то маленькое и глупое, вроде: «Я знаю, что слишком стар для него, и это пугает меня», — и пообещал, с несчастным видом, что заставит Чонгука звонить ей. Они неловко говорили о том, что беспокоятся о Чонгуке в его новой школе. Он вернулся внутрь и провёл остаток тренировки тихо и с виной в сердце, а затем пошёл домой, чтобы связать и отшлёпать Чонгука. Он закончил с беконом, потом с яйцами и чаем, а потом сделал салат для них обоих, просто чтобы чем-то себя занять. Чонгук вернулся без телефона, с подозрительно красными глазами, и занял своё место. — Она это переживёт, — сказал он. — В конце концов я повесил трубку, но перед этим успел сказать несколько слов о том, каковы наши отношения на самом деле, а не о извращённом сексуальном соглашении, в которое, как она думает, ты меня втянул. Она, блять, относится к этому так, будто я подписал контракт с дьяволом, а ты собираешься забрать мою душу и бросить меня. Она действительно злится на меня. Если бы она не воспринимала мою карьеру так серьёзно, то, наверное, приехала бы за мной и забрала домой. И ты сделал мне салат? Реально? — Надо есть овощи. Она любит тебя. Она придёт в себя. Я не знал, что ты в хоре. Чонгук провёл руками по волосам, но его лицо смягчилось, когда он отвлёкся. — Ты ведь иногда слышишь, как я пою, да? Намджун улыбнулся и кивнул. — Ага. Я присоединился к хору. Я подумал, что это может быть весело. — Ты хочешь, чтобы я приходил на твои концерты? Чонгук сморщил нос. — Можно не надо, по правде говоря? Мы не очень хороши. И я никогда не хочу знать, кто из моих «друзей» со мной лишь, чтобы встретиться с тобой. Извини. — Меня это вполне устраивает. Я слышу, как ты поёшь здесь, и мне это нравится, но чем меньше я вижу твою школу, тем лучше. — Ты не должен так стыдиться меня всё время. Намджун уронил вилку. Она со звоном упала с его тарелки на пол. — Извини, — быстро сказал Чонгук, — конечно, ты это чувствуешь. Ебучая разница в возрасте. Люди погубят тебя, если узнают. Я просто… — Он вздохнул и уставился в тёмное кухонное окно, на шее у него проступили синяки. — Извини, — сказал Намджун, бросая вилку в раковину. — Может, мне это свести к минимуму? Разговоры о моём дискомфорте из-за возраста? Я не думал о том, как это может тебя беспокоить. — Я не хочу, чтобы ты думал, что не можешь говорить о том, что тебе дискомфортно, — тихо сказал Чонгук. — Куки, я не стыжусь тебя. Ты самый удивительный мужчина, которого я когда-либо встречал, и я люблю тебя. Я никогда не стыжусь того, что встречаюсь с тобой. Я просто боюсь. Дело не в стыде, а в страхе оттого, насколько же ты молод. Если не хочешь, чтобы я поднимал этот вопрос так часто, я не буду. Возраст не изменишь. И от этих разговоров не лучше. Я не могу пообещать, что перестану, но могу хотя бы начать фильтровать. — Тогда такое ощущение, что я намеренно игнорирую его, но это не так, — сказал Чонгук. — Ладно, я забираю у тебя право выбора. Теперь я буду фильтровать его, хочешь ты этого или нет. Отныне я буду держать это в рамках подтекста, насколько это возможно, вместо того, чтобы открыто делать самоуничижительные комментарии по этому поводу. Только, пожалуйста, закончи этот семестр, чтобы я больше не встречался со старшеклассником. Чонгук засмеялся, но без особого энтузиазма. — Кроме того, — сказал Намджун, — я скучаю по тебе, когда тебя нет целый день. Чонгук застенчиво улыбнулся и наконец начал есть. — Ты не часто готовишь для меня, — пробормотал он с набитым яйцами ртом. — Это потому, что у меня плохо получается. — Хорошо получилось. Тебе стоит делать это чаще. — Хотя страховые выплаты были бы замечательными, если бы мой дом сгорел дотла, но было бы крайне неудобно. Так что нет, в ближайшее время у меня не будет привычки готовить. — Намджун, ты потрясающий, — хихикнул Чонгук. Намджун любил утро. У Чонгука зазвонил будильник, и Намджун поднял голову и увидел, как Чонгук тяжело нахмурился и перевернулся, пытаясь зарыться лицом в подушку, постукивая пальцем по экрану, пока не нажал кнопку повтора. — Нет, — сказал Намджун, выхватывая у него телефон и выключая будильник. — Сегодня утром у нас много дел. — Он встал и пошёл в ванную. Когда он вернулся, Чонгук по-прежнему спал, поэтому он стянул с него боксеры и начал растирать синяки кремом по всем бёдрам. — Тебе это пригодится. — Ой. Да. Я чувствую себя, — сказал Чонгук, поворачивая голову в сторону от подушки, чтобы сонно посмотреть на него, — чертовски сюрреалистично, чувак. — Хм? — Проснуться утром с блядским Намджуном Кимом, размазывающим слизь по моей заднице. Намджун укоризненно шлёпнул по заднице и посмотрел, как та покачивается. — Как твои плечи? — Прекрасно. Ты же знаешь, как быстро я восстанавливаюсь. Кстати, у нас будет утренний секс? — спросил Чонгук, невнятно, глаза снова закрылись. — У меня нет на это времени. Ты не поставил будильник раньше, хотя я и предупреждал, что ты захочешь. Чонгук раздвинул бёдра пошире, чтобы Намджун мог добраться до всех засосов, немного приподнялся на коленях, такой мягкий и покладистый, и медленно засыпал с задницей в воздухе. — Тебе больно? — спросил он. — Хрм? Нет… Не так уж и плохо. Хорошо себя чувствую. — Его глаза наконец открылись, всё ещё прикрытые веками, он поднёс телефон к лицу и открыл Instagram. — Селфи для инсты? — спросил он, держа телефон, руки Намджуна на его голой заднице в кадре. — Отвали, — сказал Намджун, хихикая. Он закончил втирать крем и натянул боксеры на его ноги. — Ладно, вставай и одевайся. — Давай и мои запястья, — сказал он, протягивая их. Тусклая сеточка пурпурно-серого цвета кружила прямо под руками, добрых сантиметров восемь толщиной. Намджун потратил несколько минут, нежно целуя синяки, прежде чем втереть крем, а Чонгук лежал как на седьмом небе в своей огромной футболке, с полузакрытыми глазами и сонной улыбкой на лице. Когда Намджун закончил, Чонгук перевернулся на другой бок и снова уставился в телефон. — Мы должны быть более осторожны, — сказал он. — А? Почему? — Пару дней назад опубликовали нашу фотографию на той встрече. На мне была одна из твоих маек из Пекина, и люди это заметили. По большей части они просто думают, что это броманс, но мы должны быть немного более здравомыслящими. — Я думаю, тренер все понял, — сказал Намджун. — Нам на руку, что до него доходит так долго, но на днях я надел одну из твоих футболок и увидел, как он уставился на неё, а потом уставился на засос у тебя на шее и выглядел очень смущённым. — В конце концов, он узнает, — сказал Чонгук, ковыляя к комоду и снимая пижаму, волосы ото сна дико торчали во все стороны, — особенно если мы начнём постоянно появляться на тренировках с похожими засосами. — Он нам такое устроит. — Разве ты не должен готовить мне завтрак прямо сейчас? Намджун встал и неторопливо подошёл туда, где Чонгук только что натянул свежее нижнее бельё, и прижал пацана к комоду. — Сегодня вечером ты сам моешь всю посуду, маленький ублюдок. — О боже, нет, не заставляй меня. Намджун всё равно пошёл на кухню. К тому времени, когда Чонгук вышел в своей школьной одежде: абсолютно будничный дресс-код заставлял его надевать чёрные джинсы и рубашку на пуговицах, закатанную до локтей и распахнутую поверх футболки, шапочку на лохматые ото сна волосы, а тимберленды на ноги. — Как ты в них катаешься? — спросил он. — Намджун, я могу всё. Ты уже должен это понять. Намджун подал ему завтрак в переносной кружке и поцеловал в лоб. — Твой обед на стойке. Я положил крем от синяков в коробку на случай, если он тебе понадобится. — Чонгук поднял свою жестяную коробку для завтраков с изображением Железного человека и бросил её в рюкзак. — Как твои обеды вообще доживают до того, как их съедят? — Не буду врать, бутерброд всегда полностью разваливается к обеду. Кстати, один из моих друзей постоянно дразнит меня из-за хлеба, который ты всё время используешь. — Смирись с этим. Лишь домашнее цельное зерно для тебя. Я не дам тебе никакого отвратного обработанного дерьма. — Люблю тебя, — сказал Чонгук у двери. — Я тоже тебя люблю, — сказал Намджун, подходя, чтобы обнять его в последний раз и поцеловать. — Пора провести долгий, гнетущий день, сидя на моих синяках. У меня сегодня и тяжёлая атлетика тоже. У меня будет много неудобных вопросов. — Что ты собираешься им сказать? — Что какая-то девчонка вчера ездила в город на моих бёдрах? Что я должен им сказать? — Хм. Напихай подробностей. — Какая-то девчонка, которую я подцепил в Рио, связала меня и… Намджун, пожалуйста, не заводи меня, когда я собираюсь катить в школу. Намджун с сожалением вздохнул и убрал своё бедро, находившееся у него между ног. — Хорошего дня, дорогой. — Спасибо, Мам. Он схватил свой скейтборд и вышел, оставив после себя ослепительную улыбку, похожую на солнечное пятнышко, и Намджун начал ежедневное восьмичасовое ожидание, пока он вернётся домой.