Сердцу не прикажешь

      Тщедушное тельце причудливо выгнулось, и тихий стон вырвался из часто вздымающейся груди уманки. Маленькая и изящная, она виднелась в глубине отсека, как легкий призрак. Гладкая обнаженная кожа, окутанная переливающимися температурными волнами, мягко мерцала в полутьме размытым световым пятном. Самочка не спала и даже не отдыхала. Она корчилась и извивалась на измятом ложе, подобно струящемуся в Храме дыму благовоний или же танцующему в морской бездне эфемерному бескостному существу… Всецело отдаваясь поглотившим ее чувствам и не замечая постороннего присутствия…       Память осекся на полуслове и, остановившись на пороге, точно завороженный, уставился на колеблющуюся перед ним пластичную фигурку, все векторы движений которой чередой коротких всплесков сводились к единой, намертво приковывающей внимание точке, где темнело ворсисто-бархатное пятно, так необъяснимо похожее на раскрытую серединку ночного цветка. Оно то появлялось, то исчезало под тонкими кистями рук, а в его центре ярко алела горячая, сочащаяся неведомым нектаром плоть.       Самец тряхнул головой в попытке согнать явившееся ему наваждение и, почувствовав, что теряет равновесие, схватился рукой за край дверного проема. Уманка не обратила на него никакого внимания — даже не открыла глаз…       Память поморщился и несколько раз сморгнул. И что на него такое нашло? Он ведь все уже это видел и прекрасно знал причину происходящего. Уманку всего лишь настиг гон, и она, не зная, как реализовать нерастраченную потребность в телесной близости, теребила свои половые органы. Самки яутжей тоже так делают — просто потому что могут. Самцам сложнее в этом плане…       Внезапно — не иначе, как под влиянием выпитого — ему захотелось как-то обозначить свое присутствие, чтобы затем позлорадствовать, наблюдая очередной испуг Мелочи. В прошлый раз она, помнится, чуть с койки не грохнулась, когда Одной Левой зашел в каюту. Он сначала не понял, что к чему, и лишь позже осознал, насколько это забавно. Впрочем, не факт, что сейчас удалось бы повторить. Приличная доза алкоголя, похоже, раскрепостила самочку, и той уже было наплевать на все, кроме зова собственных инстинктов.       Самец вытянул шею и прищурился, силясь разглядеть, что именно она делает. Вслед за тем его максиллы сами собой поехали вверх и в стороны, растягивая ротовые перепонки издевательской ухмылкой. Это же был флакон из-под регенератора! Долбаный флакон из-под регенератора, который Мелочь стянула из аптечки и засунула себе в… Как, кстати, у нее вообще этот орган назывался?       Давясь со смеху, Память, крадучись, сделал несколько шагов по направлению к уманке, и вгляделся в ее перекошенное странной гримасой личико. По логике это должно быть выражение удовольствия, но больше походило на боль. Мягкотелые, которых самцу доводилось на своем веку протыкать насквозь, перед тем, как испустить дух, изображали на морде нечто подобное…       Тшей вновь коротко вскрикнула, приоткрыв свой круглый ротик, и ее ягодицы мучительно заелозили по лежанке, поперек которой малявка лежала. Одна рука самочки начала активно орудовать флаконом — то быстро, то медленно, периодически меняя угол, а вторая заскользила по животу вверх и, достигнув грудных придатков, принялась блуждать по ним, жадно захватывая упругие холмики и совершая исступленные круговые движения. Издав еще один протяжный стон, уманка вскинулась и на миг свела ноги вместе, зажав собственное запястье между бедрами, а потом затихла и опять раскорячилась, продолжая стимуляцию. Подобное повторилось еще дважды, прежде чем у наблюдающего все действо со стороны яутжа, зародилось подозрение, будто бедняжка старается, старается, но никак не может добиться нужного эффекта.       И чем дольше Память созерцал этот странный процесс, тем больше возрастал интерес: чем же, в итоге, все закончится? А, главное, когда? И получится ли у нее вообще?.. Еще немного, и Одной Левой готов был сам с собой делать ставки!       Но представление все же прервалось — внезапно и неминуемо, когда приблизившийся уже почти вплотную самец все-таки привлек к себе внимание маленькой развратницы. Впрочем, истерики на этот раз не последовало — самочка была слишком расслаблена для этого. Она просто замерла с задранными ногами и глупо вытаращилась на Память, беззастенчиво разглядывающего ее с высоты своего роста.       — Помощь нужна? — это вырвалось самопроизвольно, Одной Левой не планировал ничего такого говорить… И делать то, что он сделал потом, тоже совсем не собирался. Но пьяный язык и пьяное тело решили все за него. На пьяную голову вообще многие абсолютно тупые решения кажутся чрезвычайно удачными…       Прежде чем самочка успела что-либо сообразить, Память сделал последний шаг, отделяющий его от койки, и опустился на корточки, облокотившись на матрас. Таким образом голова самца оказалась в аккурат между уманкиных нижних конечностей. Кстати, занятно было взглянуть на нее с подобного ракурса… В нос резко ударил ни на что не похожий островато-сладкий запах. Не приятный и не противный — просто… Концентрированно-телесный. Каждая тварь чем-то пахнет. Возбужденная самка уманка пахла так. Своеобразно…       Джейн на несколько секунд зависла, пытаясь осмыслить происходящее. Но жизненный опыт, который подсказал бы девушке, как лучше действовать, когда у тебя между ног появляется нагло лыбящаяся харя космического головореза, к сожалению, отсутствовал. Тем не менее, алкоголь дружески шепнул, что повода для паники нет, и всякое в жизни бывает, поэтому Дженни отнеслась к происходящему весьма философски.       — Ворчу-ун, ну уйди… — капризно протянула она и попыталась оттолкнуть клыкастую морду свободной рукой — другой она по инерции продолжала придерживать своего «дружка». Хищник от неожиданности дернулся и зафыркал, когда испачканная в смазке пятерня шлепнула его по переносице, но тут же упорно склонился ниже, вылупив свои желтые с хорошо заметным ядовито-зеленым ободком глазенки. Пришлось нащупать где-то в районе изголовья брошенный там ранее ретранслятор, подтащить его поближе и включить.       — Уходи, говорю! — потребовала Джейн снова.       — А если не уйду? — осклабился Память и застрекотал, видя, как пьяненькая самочка натягивет покрывало себе на голову. Одновременно Тшей попыталась все-таки подобрать ноги, но ее икры наткнулись на преграду в виде колючих плеч вклинившегося между ними самца.       — Тебе что, нравится смотреть?..       — Как ты мучаешься? Знаешь, то еще удовольствие, — с подчеркнутым пренебрежением отозвался самец, но при этом остался на месте.       — Когда сама себе своими руками — вообще что-то не то, — заплетаясь, пожаловалась Джейн.       — А когда чужими? — переводчик не передавал интонацию, но то, с каким выражением хищник это промурлыкал… Дженни едва не поперхнулась и, кажется, начала стремительно трезветь.       — Ворчун, не-е-ет… — когда когтистая лапища поднялась и потянулась к ее промежности, девушка попыталась сопротивляться, но сопротивление вышло очень слабым. Появилась мысль отползти назад, но оказалось, что отступать тоже некуда — за спиной располагалась стена отсека.       — Что — «не-ет»? — передразнил Одной Левой. — Тебе помощь предлагают — пользуйся!       — Ты ду-у-урак… Нам нельзя…       В ответ послышалось глухое рычание.       — Нет никаких «нас», Мелочь, сколько можно повторять? — одернул самочку Память. — А мне… Мне можно все.       С этими словами он взялся за руку Тшей, все еще сжимающую горлышко погруженного в женское естество флакона, и решительно откинул ее. Девушка ахнула, и ее лоно рефлекторно сжалось, начиная выталкивать посторонний предмет наружу. Память опустил взгляд и заинтересованно растопырил жвала, созерцая вылезающий из тела человеческой особи флакон. Вслед за тем всемогущий рефлекс «а что, если?» заставил самца остановить его движение и, чуть помедлив, мягко надавить, вводя обратно.       — Ты что, клыкастый?! — взвизгнула девушка, но тут же прогнулась и сорвалась на стон. — А-а-а-а… Паразит…       — Ты так прикольно ерзаешь! — игнорируя протесты уманки, самец положил ей на живот ладонь, слегка придавив, чтобы не вскочила. Неторопливо потянув флакон на себя, он убедился, что орудие скользит достаточно свободно, после чего сделал несколько пробных толчков. Тонкие руки тут же схватили его запястье и впились мягкими прозрачными коготками в кожу.       — Тише ты! — задыхаясь от бури противоречивых ощущений, простонала Джейн. — Ну что ты делаешь…       — Тебе не нравится?       — Ворчун, не в этом дело… Ах!       Он не дал ей договорить, резким движением вытащив орудие. Запахло одуряюще сладко. Самец немного помедлил и отложил флакон в сторону, сосредоточившись на изучении умановской анатомии. Он никогда прежде не задавался вопросом, как эти существа там устроены — просто сдергивал шкуру и все… А между тем у Тшей между ног оказалось достаточно необычно. Мало того, что всю интимную область покрывали темные курчавые волосы, в настоящий момент блестящие от большого количества слизи, так еще и оказалось, что у самочки нет клоаки. Половое отверстие открывалось сразу наружу, на некотором расстоянии от похожего на смешную звездочку анального, и его обрамляли красные складки очень тонкой, шелковистой кожи. Не сдержав любопытства, Память прикоснулся к ним и попытался осторожно раздвинуть, чтобы увидеть, что скрывается внутри. Затем, погладив края открывшегося отверстия подушечками пальцев, он обвел его кончиком когтя, старясь не поцарапать. Самочку от этого действия буквально скрутило в дугу, и она замычала что-то невнятное…       …Надо же, совсем другая, чем яутжи…       У Памяти имелся довольно скромный опыт общения с противоположным полом. И, признаться, очень давний. Его первой самкой, точнее, первыми самками, являлись две особы намного старше его. Строго говоря, для молодняка это было нормально. Мальку не завоевать высокоранговой плодовитой партнерши, и все, чем может довольствоваться Молодая Кровь — это пожилые самки, переставшие производить потомство, но все еще желающие чувственных удовольствий. Обычно первые уроки любви бывают довольно жестоки, ведь старухи очень массивны и ненасытны, но иногда это переходит все пределы разумного…       Одна из самок была не только ужасно сильна, но и агрессивна, как тысяча Жесткачей. Во время соития она чуть не перегрызла юнцу глотку. Он пытался бороться с ней, но проигрывал. Она значительно превосходила его размерами, а ее феромоны ставили дополнительный блок, обезоруживая, сковывая, не позволяя противиться… Она сломала Памяти ребро и обкусала гриву, а ее подруга пустила кровь, исполосовав беззащитного самца когтями. Он попытался сбежать, но злодейки затащили его в подвал и приковали цепью. Двое суток или даже больше они по очереди насиловали юнца — одна держала, чтобы не дергался, а другая возбуждала и трахала, продолжая наносить новые увечья. И чем более яростно самец отбивался, тем больше они распалялись… В какой-то момент Память даже испугался, что не выйдет из этого подвала никогда… Но затем пришла другая самка. Она сжалилась над мальком и выпустила его, пока остальные не видели. Больше юный самец на планеты производительниц не совался. Тем более что вскоре стал Дурной Кровью, и все Сезоны пошли Жесткачу под хвост. Всякий раз, когда самец пытался найти себе пару, он нарывался на воительниц — одна другой страшнее, и все просто на голову больные… В итоге, он просто с этим делом завязал. Даже вспоминать не хотелось…       Хотя вот сейчас невольно вспоминалось — настолько силен был наблюдаемый контраст. Уманка извивалась перед ним совершенно беспомощная, слабая, послушная… И как будто на все готовая — только бери. А ведь он был даже не ее вида…       Пальцы самца заскользили быстрее — под ними стало настолько сыро, что каждое движение теперь сопровождалось отчетливыми чавкающими звуками. Самочка больше не стремилась ему помешать, а, напротив, подставлялась и постанывала. Ее лапки переместились в изголовье и мучительно вцепились в покрывало…       «А что, если?..»       Палец еще раз прошелся вдоль влажной, горячей щелки и резко погрузился внутрь.       — Ай! — Джейн подскочила и оттолкнула руку яутжа. — Совсем сдурел? У тебя же когти! Больно!       — Подумаешь, какая нежная… — проворчал Одной Левой.       — Там все очень нежное! — обиженно хныкнула Дженни и попыталась в очередной раз свести ноги, однако хищник поймал ее за щиколотки.       — Значит, когти мешают? — зловеще прошипел Память, наклоняясь к самому лицу уманки и роняя ей на грудь тяжелые жгуты гривы. Мелочь вздрогнула и задышала чаще. И внезапно самец ощутил, что им начинает завладевать странного рода азарт… В кои-то веки женская особь была в полной его власти. Если подумать, он сейчас мог сделать с ней все, что угодно… Отыграться за все прежние издевательства…       И он вдруг понял, что хочет этого, хочет отыграться! Причем, отыграться по-особому… Самым беспощадным, коварным способом!       — Не сопротивляйся, самочка, — посоветовал Одной Левой и, сжав нежные икры сильнее, резко сдвинулся назад. Не раздумывая долго, самец опустил голову и быстро приник ртом к сырой пахучей ложбинке.       Когда жуткая пасть яутжа внезапно разверзлась и буквально поглотила промежность девушки, обдав чувствительную область жарким звериным дыханием, Джейн просто оцепенела от страха. Нижние жвала негодяя тем временем поддели ее бедра снизу, у самого основания, а верхние легли поверх, болезненно впившись в кожу. Частокол зубов отчетливо коснулся ничем не защищенной кожи. От этого Дженни окончательно сделалось не по себе. Укусы во время спаривания? Он так говорил? А если он сейчас укусит ее прямо там???       — Ворчун, нет! — прошептала она и зажмурилась. Но укуса так и не последовало. Просто что-то теплое и скользкое коснулось половых губ и прошлось вдоль них вверх-вниз…       О, боже, это ведь был его язык! Его черный раздвоенный змеиный язык! И он принялся вылизывать Дженни — тщательно, с нажимом, как будто девушка представляла собой не живое существо, а… Простите, мороженое в стаканчике!       Дженни попыталась приподняться и все-таки оттолкнуть от себя голову монстра, однако тот, не прекращая своего занятия, предупредительно зарычал, а затем… Язык быстро и решительно проскользнул внутрь. Рассчитанный на очистку клыкастой пасти от загрязнений, он оказался намного более длинным, гибким и сильным, чем человеческий, а потому ощущения последовавшие за проникновением оказались совершенно нереальными… И все, что могла сделать Джейн — это вновь откинуться на спину и замереть, хватая ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба.       Как следует зафиксировав Тшей, Память еще раз втянул ее запах и наконец отважился… О, сейчас он покажет всем этим стервозинам, чего они лишились! Заставит жалеть, грызть с досады собственные когти! Пусть жалкое низшее существо бьется в экстазе от его прикосновений — оно более достойно наслаждения, чем все Великие Матери вместе взятые. Выкусите, гадины!..       И в полной эйфории от чувства мщения самец взялся ублажать уманку языком, одновременно анализируя новый для себя вкус. Тот оказался весьма необычным… Даже интересным… Сравнить было, правда, не с чем, хотя Память много всего неожиданного в своей жизни ел — по большей части, конечно, с голодухи… Но и в порядке эксперимента пару раз. Так вот, если говорить об этом вкусе, то самец назвал бы его далеко не самым плохим…       Отравиться Одной Левой не боялся. Теоретически уманы являлись вполне съедобными, просто есть их как разумную форму жизни было у яутжей не принято. Но не принято — не значит невозможно. Одним словом, в их плоти не содержалось ядов. Жидкости, производящиеся этой плотью, также не представляли опасности. И кстати… Если уж говорить о плоти… Вот этот самый пикантный участок уманкиного тела выглядел до того аппетитно, что Память насилу сдерживался — хотелось просто вгрызться в него зубами… Нет, разумеется, калечить Тшей он не собирался. Всего лишь хотел малость позабавиться…       Продолжая удерживать самочку руками и жвалами, самец проник в ее странный узкий семяприемник языком и принялся исследовать непривычный внутренний рельеф. Уманка в это время попискивала и дергалась, но Одной Левой не давал ей возможности отодвинуться. Она могла ломаться сколько угодно — Память прекрасно знал, что не причиняет ей боли. А довести дело до конца становилось все интереснее…       Сама Джейн в это же время чувствовала, как безнадежно теряет самообладание, полностью растворяясь в новых, фантастических ощущениях. Страх отступил, и стыд сгинул без следа вместе с осторожностью и здравым смыслом. Извивающийся чужеродный орган пронзал ее, дразнил, щекотал изнутри. Сочетая в себе размер мужского члена, ловкость пальцев и нежность языка, он не был похож ни на что из того, что когда-либо прежде доставляло девушке удовольствие. Дженни отчетливо ощущала, как два подвижных кончика то смыкаются во влагалище, начиная действовать, будто единое целое, то расходятся, ощупывая и массируя стенки. Уже через пару минут этой дикой игры дыхание перехватило, а сердце заколотилось так бешено, что его стук заглушил все остальные звуки — и непрекращающиеся стоны самой Джейн, и прерывистое грудное урчание увлекшегося яутжа. Живот, промежность и ноги девушки как будто бы объяло пламенем, и в ушах поднялся шум… Это… Боже, это был самый охеренный куннилингус, который ей когда-либо делали в жизни…       — …Да… Здесь… Здесь… Еще! — она не смогла сдержать крика, когда мощная обжигающая волна ударила куда-то в самый центр ее естества. Жвала хищника сильнее врезались в тело, а язык на мгновение замер, выгнувшись и упершись в самую чувствительную точку, после чего резко покинул влагалище. Хватка челюстей разжалась, оставив на коже красные вдавленные следы. Отпустив девушку, яутжа медленно встал и, выпрямившись во весь рост, навис над своей жертвой, щуря мерцающие глаза и бесстыдно облизывая оскаленную пасть. Его грудь и бока тяжело ходили, а в глубине рта трепетали истекающие слюной складки.       — Ворчун, ты просто… Просто сволочь… — обессиленно приподнимая голову и тщетно пытаясь выровнять дыхание, проговорила Джейн.       — Повтори мне это, когда протрезвеешь, — усмехнулся самец и, резко повернувшись, вышел из каюты.