Сердцу не прикажешь

      Следующие несколько дней были похожи на романтическую сказку. Вот ту самую часть «Красавицы и Чудовища», в которой ужин и свидание, и вальс… Дженни всегда нравился этот момент и, если честно, всегда хотелось, чтобы этим история и закончилась.       Ворчун, конечно, ужинов при свечах не устраивал и в камзол не наряжался, но вел себя как никогда заботливо. Каждое утро девушка просыпалась в его объятиях, и хищник с тихим урчанием погружал жвала в ее волосы, покусывал за ухо и щекотал шею — это уже были не «поцелуи» страсти, а выражение искренней привязанности и… счастья. Да, теперь Джейн знала, как по-яутжевски будет «счастье». Ворчун повторил ей те загадочные слова, и на этот раз переводное устройство сдало его с потрохами. «Ахш фэа» — Дженни запомнила. Надо же… Она сделала инопланетного головореза счастливым… И, что важно, это было взаимно.       Некоторое время они просто лежали вместе. Джейн поглаживала чешуйчатую кожу и жесткую щетину, растущую на груди, плечах и висках хищника, перебирала прохладную после сна гриву, а Память легонько водил по спине и бедрам землянки кончиками когтей. Потом двое вылезали из постели и шли купаться. В отсеке гигиены Дженни всякий раз вспоминала какую-нибудь детскую забаву и приводила Ворчуна в изумление, то начиная брызгаться водой, то наводя полный поддон пены из раутского шампуня. Сам яутжа играть в воде не умел — все его попытки веселья напоминали барахтанье неуклюжего пса, обнаружившего в жару надувной бассейн, но это было даже мило.       Помывшись, они отправлялись завтракать — под руководством Джейн Ворчун переоборудовал пищеблок так, что он начал походить на нормальную столовую. Раньше есть приходилось, сидя на перевернутом ведре перед стеллажом. Хозяин корабля никогда прежде не заморачивался удобством при приеме пищи — он просто жрал концентраты на ходу или сидя в рубке. Но ради своей земной партнерши Память согласился собрать стол и поставить две скамьи. А девушка сшила скатерть.       После еды Дженни от получаса до пары часов — по настроению — посвящала отмыванию стен, здорово перепачканных хищником на почве гона. Как бы ни хотелось привлечь самого виновника к уборке, от этого времяпрепровождения он упорно отказывался, говоря, что у него дела в рубке или тренировка. Но не сидеть же из-за этого было в грязи, так что землянка делала все сама. Впрочем, теперь у нее был плеер, и орудовать тряпкой под музыку было даже весело.       Закончив отмывать очередной сектор, Джейн обедала и шла видаться с Ворчуном, а иногда наоборот он приходил к ней раньше. Тогда они опять проводили время вместе. Иногда это были нарды или «морской бой», иногда секс, но все реже. Пару раз девушка попыталась почитать яутжа рассказы, но Бредбери он так и не оценил. А вот пересказ диснеевских сюжетов воспринимал лучше, правда чисто из-за возможности поспорить на тему их логики.       День заканчивался незаметно. Когда Джейн начинало клонить в сон, Ворчун проверял системы корабля и ложился с ней. Девушка быстро засыпала, и тогда хищник незаметно возвращался в командный отсек, так как во время перелета уже не мог позволить себе беззаботно отдыхать. А под утро он возвращался, чтобы Дженни снова могла проснуться в его объятиях.       Все шло замечательно, но один момент все-таки вскоре начал напрягать. «Женские дни» в этот раз не просто не пришли в положенный срок, а уже довольно сильно задерживались. Сначала девушка гнала тревожные мысли прочь, но чем дольше длилась задержка, тем более настойчиво они возвращались. Через неделю Дженни почувствовала, что у нее непривычно тянет живот, а с утра не то что бы подташнивает, но как-то вроде бы мутит. И грудь стала более чувствительной…       Но ведь этого не могло быть! Они с Ворчуном были слишком разными, чтобы иметь детей! У их видов даже способ размножения отличался — яутжихи не рожали младенцев, а откладывали яйца, как птицы или ящерицы. И все же… Сколько они занимались сексом, никак не предохраняясь? Да и как, пардон, предохраняться, когда у партнера член выдвижной? Таблеток в космосе днем с огнем не сыщешь, как и гинеколога, который их пропишет. И даже если бы у раутов нашлись какие-то барьерные средства контрацепции для женщин, вряд ли Джейн стала бы посылать Ворчуна за подобными товарами.       Так или иначе, проблема вырисовывалась серьезная. Сразу по нескольким пунктам. Дженни не была готова к детям и тем более не была готова рожать на борту звездолета. А от мысли, кого она может родить, становилось и вовсе жутко. Да, они с Ворчуном были разных видов, но ведь случается, когда разные виды и скрещиваются… Лев с тигром, например… Слышала Джейн и о каких-то экспериментах о получении потомства от обезьяны и человека… Но если лев и тигр хотя бы оба относятся к крупным кошкам, то человек и яутжа… Одним словом, тигролев-то остается кошкой, просто похожей немного на тигра, немного на льва, а вот на кого будет похож яутжечеловек? Вдруг это будет хорошенькая златокудрая девочка с когтями и личиком, обезображенным жвалами? Или яутжа с мягкой кожей и человеческим ртом? Или какой-нибудь непонятный чешуйчатый уродец? Как любить такого ребенка? Вдруг, он не сможет разговаривать? Вдруг он будет каким-нибудь умственно неполноценным? И как на все это отреагирует Память?       Этими и другими вопросами Дженни мучилась несколько дней, а загадочные симптомы все усугублялись. Вскоре у девушки почти не осталось сомнений. Но как было сказать Ворчуну? Джейн даже не знала, с чего начать… И потому молчала, постепенно приходя в отчаяние.       Последние дни Тшей опять вела себя странно, и Память не мог это игнорировать. Он знал об умановских самках еще далеко не все, но одно успел уяснить твердо: чем более странно ведет себя уманка, тем скорее следует выяснить, в чем дело — не то либо обидится и заистерит, либо натворит что-нибудь.       В то утро самочка не ответила на его ласки и ушла умываться одна, а потом явилась мрачнее тучи и с подозрительно красными глазами.       — Мелочь, ты не заболела? — встревожился Одной Левой, но Тшей только отмахнулась и ушла мыть стены. Тогда самец подумал, что она сердится на него из-за брачных меток, которыми за Сезон обильно покрылись все поверхности на звездолете. Что в этом, право, было такого… Природа — против нее не попрешь… Тем не менее, чтобы сделать партнерше приятное, Память засунул подальше свою гордость, взял тряпку и полчаса показательно возюкал ею по стенам. Тшей, в итоге, не выдержала и отправила его заниматься своими делами. «Теперь, когда она поняла, что самец — существо к уборке не приспособленное, то успокоится и перестанет обижаться», — подумал Память и с чистой совестью зашагал на тренировку. Однако ближе к вечеру он обнаружил, что все стало только хуже. Мелочь легла спать, не дожидаясь его, а когда он пришел, снова отвергла его ухаживания. Конечно, пыл теперь был не тот, что раньше, но она же знала о причинах. Еще день-два, и гормоны полностью вымоются из крови, лишая самца способности к спариванию. Из-за этого она, что ли психовала?       Следующие сутки Память уже сам провел в тревожных мыслях. Перспектива потерять самку из-за несоответствия в циклах размножения внезапно стала неприятно реальной и, стыдно признать, пугающей. Да, конечно, он мог продолжать удерживать Тшей силой, и несомненно так бы и сделал, не имея иного выхода, но какой с того был бы прок? Они с таким трудом выстроили эти отношения, а теперь все вновь оказалось под угрозой… Хотя, чему было удивляться? Ни одна противоестественная система долго не живет…       Вытерпев еще одно утро этого уже обоюдного отчуждения, Одной Левой не выдержал. Так не могло продолжаться дальше.       — Я больше не могу спариваться, — он присел перед уманкой на корточки и поглядел ей прямо в глаза. — Ты сердишься из-за этого?       Тшей лишь слабо качнула головой, отвела взгляд и сделала попытку уйти, но Память сгреб ее в охапку и насильно повернул к себе маленькое личико.       — Я смогу ласкать тебя, когда ты захочешь, смогу делать это языком, тебе ведь нравилось? — он напрягся, ожидая ответа. Самочка лишь вновь качнула головой, а затем, помедлив, обняла Память за шею и спряталась в его гриве. Самец осторожно погладил ее по спине. — Да что такое случилось, малявка? Скажи уже, я не могу сам угадать…       С минуту Тшей молчала, уткнувшись в его шею носиком, а затем разомкнула объятия и, высвободившись из его рук, отошла.       — Нам нужно поговорить, — как будто бы собравшись с духом, произнесла она, после чего села на койку и беспомощно уставилась на Одной Левой.       — Говори, — придвигаясь ближе, ответил Память. Внутри шевельнулось какое-то нехорошее предчувствие.       — Не знаю, с чего начать… — самочка поежилась.       — Просто начни. Я приму любое твое решение.       — Что?       — На счет… нас, — право, смешно, еще не так давно не было никаких «нас», а сейчас он без этого просто себя не мыслил…       — Ворчун, ты не понял… — Тшей сжала губы и вновь опустила взгляд. — В общем… Я правда не знаю, как сказать. У меня такого еще никогда не было. И я не думала, что это случится именно так…       — Ворчун, я боюсь, что могу быть от тебя беременна, — она выдохнула это и тотчас же почувствовала, как сердце ухнуло куда-то в пропасть, а после неистово заколотилось. Дженни с опаской посмотрела на хищника, встретив абсолютно недоумевающий взгляд округлившихся глаз. Нижние жвала Памяти медленно поползли вниз. Но уже через мгновение его верхние ротовые придатки разошлись в стороны, и яутжа, тряхнув гривой, зашелся в приступе стрекота.       — Этого не может быть, Небольшая, — переводчик с трудом отработал сквозь смех.       — Ты уверен? — пока что не зная, как реагировать, уточнила землянка.       — Уверен, — прекращая стрекотать, ответил Память.       — Но, понимаешь… У меня все признаки.       — Тшей — самка другого вида, — категорично заявил клыкастый.       — А много ты таких же межвидовых пар знаешь? — не сдалась Дженни.       — Ни одной, — признался Ворчун.       — Но тем не менее утверждаешь, что это невозможно?       — Не должно быть возможно, — кажется, хищник опять несколько поменялся в лице.       — То есть, ты не знаешь наверняка?       — Тшей, глупо, так не бывает! — рыкнул яутжа, начиная заметно нервничать.       — Месячным это моим скажи! — не выдержала Джейн и вдруг почувствовала, как к глазам подступают слезы.       Физиономия Памяти окончательно вытянулась. Он застыл, даже не моргая, а девушка закрыла лицо руками. Несколько секунд ничего не происходило, затем Дженни услышала негромкое, почти робкое урчание. Одна грубая чешуйчатая рука дотронулась до запястий землянки и отвела их вниз, а другая прошлась по щеке, стирая мокрые дорожки. Джейн сморгнула и увидела прямо перед собой — близко-близко — дрожащий и расплывающийся лик яутжа.       — Небольшая, надо успокоиться, — жвала вытянулись вперед — это была просьба, не приказ.       — И что дальше? — всхлипнула девушка.       — Надо понять.       — А что мы будем делать, если окажется, что я не ошибаюсь?       — Пока не знаю. Думаю, самка все-таки ошибается.       — А если нет?       — Решим. Что-нибудь придумаем.       — Тебе легко говорить.       — Небольшая не хочет детенышей? Самки обычно любят детенышей, — яутжа озадаченно наклонил голову набок.       — Да не в том дело, Ворчун! — всплеснула руками Джейн. — Ты хоть представляешь, что будет, если у нас родится ребенок? На кого он будет похож?       — Не знаю, о прецедентах не известно, — Память задумчиво поджал жвала. — Но дефектного малька всегда можно ликвидировать.       Тут уже пришел черед Дженни таращить глаза. Она бы, честное слово, врезала сейчас по этой негодяйской морде, да была для этого слишком шокирована. Хотя, аборт — было первое, о чем она подумала, когда опасения только появились. Только вот где посреди космоса аборт сделать?..       — Память, — с трудом беря себя в руки, проговорила девушка, — у людей не принято избавляться от «дефектных», как ты выразился, детей! За ними ухаживают и любят, как обычных детей. А бросить или обидеть такого ребенка у нас считается худшим из грехов!       — Не буду настаивать, — Ворчун по-человечески пожал плечами. — Что делать с мальками, решают самки. Если Тшей захочет детеныша оставить, пусть будет.       — А… Ты? — не поняла Джейн.       — Раз суждено потомство — так тому и быть.       Память сказал это, чтобы успокоить ее, но сам серьезно задумался. А что если уманка была права? Но где ж это видано, чтобы организмы с разных планет скрещивались? Только ведь никто этого и не проверял… Вон, Жесткачи — они могут перенимать генетические особенности любого носителя в мире, хотя изначально жили себе на своей планете, были рядовыми паразитами… А теперь что мы имеем? Проклятие Вселенной, способное поражать практически любую многоклеточную форму жизни.       Так вот, если Тшей не ошибалась… Ну допустим она родила бы этого малька (кстати, родила бы все-таки или яйцо отложила?). Каким мог оказаться этот гибрид? А главное, какая судьба ждала бы его? То, что уманка намерена сохранить детеныша, уже было очевидно. Но ведь не будет же он мальком вечно? Хорошо, если родится нежизнеспособным, а если нет? Его не примут ни уманы, ни тем более яутжи. Даже Дурная Кровь не примет. Вечно его, что ли, с собой таскать? А вдруг еще и штуки две-три получится? Откровенно говоря, Память не знал, сколько обычно рожают уманы за раз…       С другой стороны, эмбрион может погибнуть, не развившись. Тогда и проблемы не будет. Но это также не факт…       А если Тшей вообще не сможет такой гибрид выносить? Вот от этой мысли Одной Левой уже похолодел. Уманка была намного меньше него, вдруг и детеныш оказался бы для нее слишком крупным? Тогда-то что делать?       Тягостные раздумья одолевали самца весь следующий день, постепенно вгоняя в тихую панику, самочка же, напротив, повеселела. Но как знать, надолго ли…       Окончательное решение созрело к вечеру. Первоначально Одной Левой проложил курс на орбитальную станцию «Черная луна», чтобы взять там пару новых заказов, но вопрос с предположительной беременностью самки был более срочным, так что наемник задал новую траекторию. Теперь предстояло пожечь топливо и расстаться со значительной частью накоплений, но иного выхода Память не видел.       Радуга долго не реагировал, так что Одной Левой начал опасаться, не вскрылись ли случайно его делишки. Однако через пару часов научник соизволил отозваться. Для встречи пришлось придумывать предлог, и самое лучшее, что пришло на ум — это «Зверюга».       «Зверюгу» Память уже давно не употреблял — слишком сильный и слишком дорогой это был стимулятор. После одной дозы потом дня четыре восстанавливаться приходилось, если вторую не примешь. А если примешь… То ты будешь самым большим дебилом во всей галактике. Одной Левой это хорошо уяснил в свое время. Тем не менее, Радуга был не тот тип, что стал бы размениваться по мелочам. Если уж делать ему заказ, то только по-крупному.       «Буду на месте через восемь дней, если успеешь к этому сроку, возьму пять доз», — написал Память.       «Пять? Расценки возросли, ты в курсе?» — осведомился дилер.       «Сколько?»       Радуга прислал сумму. Одной Левой скрежетнул жвалами от негодования, но все-таки ответил положительно. Да… Принимать он эту отраву сам точно не будет, и продать-то ее будет сложно даже за полцены… Но на иных условиях Радуга не согласился бы встретиться — слишком ценил свою шкуру.       Обговорив сделку, самцы прервали сеанс связи. Теперь оставалось только ждать и не подавать вида. Это было сложно. Следующую неделю наемник провел, как на иголках. Ежедневно он украдкой принюхивался к уманке, не пошла ли у нее кровь, но нет… Сама же Тшей тему с детенышами больше не поднимала, но явно продолжала нервничать. Если раньше время с малявкой пролетело незаметно, то теперь оно тянулось, как слюни Жесткача. Невыносимо…       Наконец наступил день сделки. Предупредив Мелочь о том, что ему нужно решить кое-какие дела, Одной Левой пристыковался к пересадочной станции, на которой всегда назначал встречу Радуга, и отправился в условленное место — старый притон, прячущийся среди технических помещений. Непонятно, как научник не боялся туда соваться, хотя Радуга этот всегда был мутным типом, и Память подозревал, что он при желании любого бандита укокошит, стоит тому только нехорошо в его сторону посмотреть, причем, даже не прикасаясь.       Мерзавца Одной Левой узнал сразу, хоть и не виделись они лет пятнадцать. Дело в том, что Радуга был леуцист*, за что и получил свое имя — полностью бесцветная чешуя под определенным углом освещения давала легкий эффект дисперсии. Одни демоны знали, как ему удается при всей своей заметности, сохранять в секрете свою связь с Дурной Кровью. Хотя, возможно, на его станции все прекрасно об этом знали… Кто их разберет, этих научников. Их убеждения во многом не сходились с убеждениями охотников. А для Арбитров они, судя по всему, были неприкосновенны. Что до самой бандитской братии, то она Радугу не трогала — хоть он и дорого брал, но медиком его сделали не иначе как сами боги. Радуга мог буквально на коленке в полном отсутствии стерильности провести сложнейшую операцию, и пациент потом выживал. А уж какими средствами он приторговывал… Такой наркоты нигде больше было не достать. Вопрос только, куда ж он все вырученные средства тратил? Ну не на самок же?       Радуга стоял в дальнем углу между кадками с облезлой растительностью, каким-то чудом цепляющейся за жизнь в темном и задымленном помещении. Завидев Одной Левой, научник приветливо фыркнул. Память молча направился к нему.       — А я уж подумал, тебя Арбитры давно прибрали, — миролюбиво заметил дилер, с готовность демонстрируя ампулы со «Зверюгой».       — Не дождешься, — буркнул наемник, переводя средства на указанный счет и быстро забирая товар.       — Я и не жду — разве мне выгодно хорошую клиентуру терять? — из-за полупрозрачной маски научника было плохо видно видно, но, кажется, Радуга сейчас нахально лыбился и подмигивал. — Может, что-то еще? Я тут пару новинок захватил.       — Да, кое-что еще мне нужно, но не препараты, — Одной Левой как можно учтивее склонил голову.       — Что же?       — Консультация, — чуть помедлив, решился Память.       Радуга насмешливо застрекотал.       — Вот чего не просили, того не просили, — отсмеявшись, сказал он. — Так и быть, для старого друга — бесплатно. Спрашивай, что там у тебя?       Весь обратный путь Одной Левой сгорал со стыда. Нет, он не привык париться на предмет, что думают о нем другие, но это был отдельный случай… И Радуга теперь явно будет долго потешаться. Хотя Память ему и не рассказал всего… И вообще всяко окольными путями… Из разряда «есть у меня знакомый, так вот у него…». А ну и ладно. Главное, что теперь все это осталось позади!       Радуга ржал, конечно, но все равно подробно и доходчиво объяснил что да как, даже схему небольшую нарисовал. И по правде, настолько успокоил, что даже вынужденная бесполезная покупка уже не бесила. Ну сбагрит Память потом кому-нибудь эту отраву, найдет… Сейчас совсем не это было главное.       Вернувшись на корабль в приподнятом расположении духа, самец ухватил встречающую его Тшей, закинул ее на плечо и бодро зашагал запускать двигатели, чтобы поскорее свалить подальше от места незаконной сделки. В ответ на возмущение якобы беременной самочки, Одной Левой уверенно прорычал:       — Мелочь, не ссы, нет у тебя внутри никаких мальков, я все узнал!       — А как же признаки? — не сдалась уманка, продолжая елозить.       — Ты сама это придумала и поверила в это.       — Да для чего мне?!       — Специалист сказал, такое бывает в двух случаях: когда самка очень не хочет детенышей и когда она очень их хочет. У тебя какой случай? — с этими словами самец повернулся и хитро посмотрел на партнершу. Та надула щеки и сердито хлопнула его по спине, так ничего и не ответив.       Несколькими часами позже, когда «Демон» уже встал на прежний курс, а Память решил немного расслабиться после всех пережитых волнений и вытащил из-под сиденья заныканную там с давних пор бутылку пенного, куда-то подозрительно исчезнувшая Мелочь вдруг появилась на пороге командного отсека. От утренней хандры не осталось и следа: самочка просто сияла.       — Что с тобой? — удивился Одной Левой, а в следующую секунду до него долетел кровянистый запах, тотчас же расставивший все по местам.       — Ворчун, хочешь вкусняшку? — игриво облокотившись на дверной проем, уманка дернула за пояс своего халата, заставляя одеяние раскрыться. Память ухмыльнулся, встал и направился к ней.

______________________________

* Леуцист — организм, внешне полностью лишенный пигментации, но сохраняющий нормальное зрение и слух, в отличие от многих альбиносов. У леуциста пигмент вырабатывается, но не прокрашивает покровы, а вот глаза обычно остаются окрашенными.