Сердцу не прикажешь

      — Что ты мне суешь, глупый торговец? — чуть раскосые, глубокого янтарного оттенка глаза Карателя сузились, и юнец оперся на прилавок с таким угрожающим видом, что раут затрясся как лист на ветру. Карателю еще не исполнилось и сорока — совсем малек по меркам яутжей, — но уж если он принимал угрожающий вид, то любому оппоненту сразу становилось ясно, что все серьезно.       В свои юные годы Каратель уже превзошел в боевых искусствах всех имевшихся у него учителей — и тех, что были из колонии, и тех, кто повстречался в трущобах. Возможно, он превзошел даже собственного отца — последнее, впрочем, не очень хотелось проверять. С отцом Каратель старался вообще пересекаться как можно меньше. Тот никак не мог смириться, что его отпрыск — его, достойнейшего из охотников, благороднейшего из воинов, проницательнейшего из начинающих политиков, отпрыск — Дурная Кровь. Хотя сам Каратель таковым себя не считал. Он предпочитал именовать это «свободой от клана». Но где отцу понять — он-то никогда в жизни свободен не был. Хотя с логикой у него было все в порядке. Но, подобно прочим бестолковым воякам, он в упор не желал видеть этого противоречия. Вот скажите, с какой это радости воин должен отдавать свои молодые годы служению в клане, чтобы потом когда-нибудь заслужить Свободу? Да кто эти Вожаки вообще такие, чтобы распоряжаться чужими судьбами? Каратель точно знал одно: он родился свободным, и никто не имел права отнимать то, что дано ему с рождением. Он видел с малолетства как свободу ценит его гордая мать, и понимал, что только таким и может быть правильное отношение. Мать никогда не признавала идиотских устоев, принятых в обществе. Вместо того чтобы сидеть в гареме, она носилась по галактике и истребляла всяких ублюдков, чем обеспечивала и себя, и свое потомство, не нуждаясь в материальной поддержке самца. Отца это, кстати, всегда очень больно задевало. Почти так же больно, как жизненный выбор его сына. Уже будучи взрослым Каратель узнал о том, что батя не только его пытался в клан засунуть, но и жену вечно стремился в гареме запереть. Впрочем, ни то, ни другое не вышло.       Занятно, что бунтарский нрав матери не помешал ей отдавать свои чада в училище. Многие братья Карателя в связи с этим пошли по Пути воина. Но, возможно, она была права, предоставляя выросшим детям выбор. Каратель вот отучился и свой выбор сделал. И никто не мог ему отныне указывать. А, учитывая, кем он сейчас стал, с ним еще и разговаривать следовало предельно тактично. И вести себя осторожно.       — Самка ваша дважды брала, я подумал… — залепетал раут и рассеянно уставился на Карателя, потом на упаковку умановского алкоголя, потом снова на Карателя.       Яутжа нахмурился и наклонился к торгашу, словно плохо расслышал.       — Какая самка, что ты городишь? — прошипел он при этом. — Ты сейчас суешь мне отраву — явную отраву, но при этом рассыпаешься в благодарностях. Или ты держишь меня за дурака? Или ты желаешь мне скорее сдохнуть, а переводное устройство барахлит, и я неверно истолковываю смысл твоих слов? Что ты творишь, хвостатый, ответь мне! А то я никак не пойму ход твоих размышлений. Если тебе стала в тягость твоя глупая голова, так можешь попросить прямо — и я тебя от нее избавлю, не нужно таких ухищрений.       Торговец быстро отодвинул от посетителя пиво и спрятал его под прилавок, принявшись бормотать извинения.       — Недоразумение, недоразумение, не хотел оскорбить, почтенный воин! — бешеный стук трусливого сердца был невооруженным глазом виден под шерстяной шкурой, участок которой выглядывал из глубокого ворота расшитого бисером балахона. Каратель нахмурился еще страшнее, а затем… неожиданно смягчился. Боги, да что с этого ничтожества взять? Они тут все и так запуганы до предела.       — Объясни все по порядку, и я тебя помилую, — вновь выпрямляясь и снисходительно глядя на раута с высоты своего роста, проговорил яутжа.       — Самка приходила два раза — самка хомо, — принялся торопливо рассказывать раут. — Брала напиток для мужа. Ваша, думал, самка.       — Почему же ты решил, что это была моя самка? — все так же спокойно поинтересовался Каратель.       — Она сказала, что ее муж — охотник на яутжей. А кто тут еще охотник на яутжей, как не вы, почтенный Арбитр? — иллюстрируя свое недоумение, лавочник всплеснул тощими лапами.       — Я одно тебе скажу, хвостатый: прекращай быть таким доверчивым и принимать желаемое за действительное, — самец презрительно фыркнул. — А теперь собирай мой заказ да побыстрее. И никому ни слова, что я тут был. И про самку эту — тоже никому не слова. Если придет снова, пошли за ней одного их своих проныр. Пусть узнают, что за охотник. Только незаметно.       Напоследок все-таки припугнув торговца еще раз — не слишком, но так чтобы в башке нужные мысли закрепились, — Каратель забрал оперативно собранные раутом детали и медикаменты, после чего покинул лавку под скрытием. Для себя он сделал вывод, что станцию, пожалуй, следует обойти еще раз. Вообще-то он был уверен, что убил всю местную гниль, но не исключено, что кто-то затаился. Тем более что Каратель в последнее время частенько слышал из разных источников об одной странной особи, которую видели в сопровождении самки умана. Данная особь явно была не охотником и не законником. Дополнительные вопросы вызывала эта уманка. Вероятно, Дурная Кровь держал ее при себе в качестве обслуги или живой игрушки. Нетипично, но у бандитов еще и не такие закидоны случаются…       Каратель усмехнулся и прибавил шагу. Арбитр… Раут с полной уверенностью назвал его Арбитром. И, черт возьми, это было приятно, когда звучало без этой унизительной приставки… Прозвище Дурной Арбитр юнец заслужил лет пять назад, когда всерьез занялся уничтожением криминальных личностей, но за этот короткий срок оно прилипло к нему так крепко, что стало звучать гораздо чаще того имени, что он выбрал сам, покидая колонию.       Да, конечно, он не являлся настоящим законником, а, отрекшись от клана, формально и впрямь относился к Дурной Крови. Но это прозвище ни в коей мере не отражало его сути. Его нельзя было сравнивать с Арбитрами, ибо пришел он к данной роли совсем иным путем. Кроме того, истинные Арбитры, не отступая от клановых привычек, истребляли лишь тех Изгоев, которые могли стать сложной добычей. Мелких бандитов ищейки просто игнорировали, хотя их делишки были, подчас, гораздо более мерзкими, чем коварные замыслы матерых преступников. Например, пожирание молодняка разумных существ. Или рабовладельчество. Каратель, напротив, убивал, в основном, таких. То есть убивал исключительно за дело. И трофеев он не брал. К Дурной Крови же самец себя принципиально не относил, так как жил по иным законам.       Пусть он убивал и брал чужое, но это касалось лишь тех, кто начал убивать и брать чужое задолго до него. Так, свой небольшой корабль он получил в качестве бонуса при ликвидации шайки, затерроризировавшей мирных обитателей «Всячины». И никому из настоящих Арбитров, кстати, не было дела до творившегося там произвола. Потому что все свыклись с тем, что Всячина и мелкий криминал — понятия неразделимые. Только Каратель взялся это прекратить и выполнил задуманное. Грех было не взять после этого заслуженную награду. Ну, а с починкой судна и оборудования, пополнением припасов и в прочих материальных вопросах Карателю обычно добровольно помогали благодарные представители малых народов, так что проблем с обеспечением он по большей части не испытывал. Охотился самец тоже не ради престижа, а исключительно по необходимости, когда ему требовалась пища. В общем… Да, он был «неправильным» с точки зрения всех слоев яутжеского общества. Но это его ни капли не волновало.       Странную парочку Каратель засек в доках. Перед этим он еще повторно прошерстил бандитские уголки станции и даже наведался в заброшенный парк отдыха. Пару лет назад по наводке одного из хитрожопых научников, который «и нашим, и вашим», там поработал сам Мгла, после чего Дурная Кровь опасалась туда соваться. Но мало ли… Однако везде Карателя встретили тишь и запустение. Хотя в парке все же читались следы чьего-то недавнего пребывания, но довольно слабо. Лишь невнятный запах. В любом случае, даже если там кто-то был, они уже ушли.       В доки Каратель направился уже чисто на всякий случай, ни на что не надеясь. И как всегда бывает в таких ситуациях, именно там он и напоролся на искомого типа. Крупный яутжа не внушающей доверия наружности крался куда-то под подглючивающей маскировкой, перенося на плече подозрительный сверток, внутри которого, судя по тепловому контуру, находилось что-то живое и несопротивляющееся.       — Стой и назовись! — преграждая незнакомцу путь, потребовал Каратель.       — С**бись в туман, — дружелюбно пожелали в ответ, сопроводив данную рекомендацию лазерным залпом.       Уклонившись от заряда, Каратель перекатился через голову и юркнул под брюхо ближайшего челнока. Палить в ответ было неразумно, так как могла пострадать уманка, которая, вероятно, и без того уже натерпелась. Паразит, видать, специально ей прикрылся… Сообразительный…       Самец приник к полу и несколько раз выстрелил параллельно поверхности, стараясь попасть бандиту в ноги, но тот сорвался с места с невиданной для такого здоровяка прытью и заскочил на стабилизатор попавшегося по пути лайнера чша, тут же ловко взбежав на верх фюзеляжа и спрыгнув на другой стороне. При этом его живая ноша обозначила свое нахождение в сознании громким визгом.       — Ты ж урод… — быстро выползая из укрытия и пускаясь вдогонку, процедил Каратель.       Настигнув Дурную Кровь — в том, что это был именно Дурная Кровь он уже на тот момент не сомневался, — юнец вновь попытался сбить подлеца с ног прицельным выстрелом, но бандит его опередил, наугад открыв сплошной огонь. Тогда Каратель решил атаковать сверху, чтобы отбросить самку и далее уже беспрепятственно расправляться с преступником. Обежав ряд звездолетов, он вскарабкался на один из них и начал проворно перемещаться по фюзеляжам и конструкциям доков, точно по деревьям. Легкость молодого тела еще вполне позволяла это делать.       Однако план спикировать на похитителя уманок также не удался, потому что бандит мигом все просек и наоборот начал прятаться под днищами. Верткий оказался засранец… После нескольких минут этих нелепых догонялок Дурная Кровь резко сменил направление и поднажал, устремляясь к уже порядком разогретой древней посудине. Каратель успел пальнуть в шлюз этой колымаги, но усиленные створки как назло выдержали, и негодяй проскочил сквозь облако дыма, захлопнув ворота у противника перед жвалами. Не только мерзавец, но и трус оказался…       Когда Каратель подбежал к месту, пусковой механизм, среагировавший на активность двигателей, уже забрал звездолет и начал отпускать его на стартовую площадку. Не лезть же было за ним в открытый космос… Пришла мысль чем-то заклинить пусковик, но ничего подходящего в пределах досягаемости не нашлось, а мелочью вроде кинжала застопарить такую махину не стоило и пытаться.       «Ну ничего, попадешься мне еще», — задумчиво наблюдая, как судно Дурной Крови покидает док, Каратель опустил оружие и начал неспешно поворачивать в пальцах висящий на шее коготь Священной Дичи. Что-то подсказывало, что разборки с этим субъектом не потерпят спешки.       — Кто на нас опять напал? — самочку до сих пор трясло после незапланированной пробежки. Ее можно было понять: находясь в положении поклажи, она даже толком ничего не видела, а только ощущала тряску и улавливала вспышки полыхающих в непосредственной близости зарядов.       Да, паршивенько вышло. Но главное, что обошлось. И правильно Память предчувствовал недоброе — не могло все от начала до конца быть так гладко. А он уж начал было переживать, что чутье стало его подводить…       — Это был всего лишь возомнивший о себе малолетка, — стараясь выглядеть как можно более непринужденно, Одной Левой ободряюще застрекотал и подтянул уманку поближе к себе. — Не волнуйся, Тшей, он не представлял опасности. Видимо он просто сбежал от Мглы и прятался, а по мне открыл огонь, потому что просто нас перепутал. Хотел отомстить за друганов. Или просто отомстить.       На самом деле Память сейчас был не так чтобы полностью уверен в своих словах. Малолетка-то малолетка, но уж слишком он был хорош… Разглядеть падлу наемник толком не успел, и вот это-то больше всего и напрягало. Еще на Свалке Одной Левой мельком слышал о неком юнце, который сумел заполучить статус Арбитра еще до того, как впервые с самкой переспал, но это иначе как бредом и назвать-то было нельзя. Память уже не помнил точно, сколько Охот нужно было удачно завершить, чтобы получить Свободу, но количество там складывалось поистине астрономическое. Помнится, он после Посвящения пытался посчитать с другими выжившими, когда максимально рано можно свалить — оказалось, что лет в семьдесят и то при условии, что каждый год будешь убивать по три Матки (на Маток и квоты-то такой нет) или выполнять минимум по одной политически значимой операции. Короче говоря, сорокалетний Арбитр — это было что-то из разряда страшилок под авторством юных Изгоев. Вероятнее всего, этот малец был просто шизик. Поди, от научников сбежал — они там, говорят, всякие эксперименты на мозгах проводят, не сознаются только.       — Как странно, ты же на Мглу вообще не похож, — уманка оторвала его от мыслей своим очередным потрясающим умозаключением.       — И чем же мы так принципиально отличаемся? — ехидно поинтересовался Память.       — Ну… Ты такой… Ты такой мощный, красивый, — попыталась выразить словами свои ощущения Дженни. — А он… Такое впечатление, что его в детстве недокармливали.       Дослушав, Одной Левой глухо рассмеялся. В кои-то веки его с законником кто-то додумался по красоте сравнивать. Говорить что-либо он не стал, только ласково потрепал самочку за головной мех.       — Кстати, я все время хотела спросить, да случая не представлялось, — вдруг вспомнила землянка. — Вот у тебя кровь зеленая. Просто зеленая. А почему у Мглы она еще и светится?       Ох… И опять придется врать… Память в нерешительности пошевелил жвалами.       — Это от стимуляторов — он постоянно на них сидит, — стараясь не слишком уходить от истины, объяснил самец. — Сама же заметила: он тощий и хилый по сравнению со мной. Вот и колет себе регулярно особые вещества, чтобы быть быстрее, сильнее… Химия, в общем.       — Понятно… — растерянно проговорила Дженни. — Хорошо, что ты таким не увлекаешься… Ворчун, слушай, а вот про малолетку того… Раз он ничего не мог нам сделать, зачем же ты от него бежал?       Одной Левой едва удержался от негодующего шипения. Сегодня, что, был вечер неудобных вопросов? Впрочем, уманка — она и есть уманка, как всегда в своем репертуаре… Погано, что отпираться было бессмысленно. Он, большой и сильный, не нуждающийся ни в каких стимуляторах, действительно бежал от юнца — только пятки сверкали. Что ж… Так оно и было. И, пожалуй, здесь он мог позволить себе сказать правду.       — Тшей, речь шла о перестрелке, а не о рукопашной, — пояснил самец. — Я мог остановиться и прикончить его на месте, но тогда он мог случайно попасть в тебя. Я в доспехах — ты нет. Я предпочел тобой не рисковать. А отбросить тебя я не решился — я ведь до сих пор не научил тебя правильно падать.       — Вот как… — протянула Джейн. — Знаешь, я сначала подумала, что он и в космосе за нами погонится. Но на радарах чисто. Я уже проверила.       Память снова усмехнулся и зарылся жвалами в волосы самочки. Глупенькая уманка… Все-таки временами она была недостаточно внимательна. На самом деле погоня начиналась, но Одной Левой оторвался в первые же минуты, пока Мелочь невнятно пищала, выпутываясь из сети, и пыталась сориентироваться. А так-то погнался — реально погнался на своей малохольной скорлупке. Так кто же этот малолетний засранец с назойливостью законника и навыками киллера и какие цели он преследует? Этого Одной Левой на данный момент не мог даже предположить. Но Тшей все равно ничего такого знать не стоило, поэтому Память опять наврал:       — Кишка у него тонка для погони. А даже если бы он решился за нами увязаться, то ты же в курсе, что твой самец отличный пилот?       — Конечно, в курсе, — улыбнулась Джейн. — Ты у меня вообще самый лучший.       Одной Левой довольно заурчал и позволил себе отодвинуться от панели управления. За бортом было спокойно, «Демон» шел ровным курсом, системы отчитались, что с кораблем полный порядок, не считая небольшой разгерметизации наружных шлюзовых ворот. Но такая поломка не являлась критичной: шлюз все равно был тройным — как раз на такой случай.       Самец расправил плечи и откинулся на спинку кресла. Настало время перевести дух.       — А ты вообще как? — внезапно спохватилась землянка.       — В норме. Он меня не задел, — самец не сразу ее понял.       — Да я про глаза. Ты сильно щуришься.       — Слегка режет, но терпимо, — отмахнулся Одной Левой.       — Вот говорила же я, что рано снимать… Дай, посмотрю, — не дожидаясь разрешения, девушка вскарабкалась на колени хищника и, облокотившись на его грудь, начала пристально изучать воспаленные гляделки. Яутжа заворчал и оскалился, мотнув головой.       — Ну-ка тихо, — настроение Дженни моментально изменилось. Она поймала Ворчуна за передние отростки гривы и заставила замереть, после чего нахмурила брови и приблизила свое лицо к инопланетной физиономии. — Слезятся ведь… И вроде как кровь в уголках выступила… Может быть, Радугу снова вызовем?       Память лишь фыркнул и зажмурился. Девушка сразу поняла, что это было не самое лучшее предложение. Да, с Радугой им в ближайшее время встречаться и впрямь не стоило…       — Ладно, дело твое… Но давай хотя бы капли закапаем. Он оставил, сказал, когда повязки снимем, неделю капать до полного заживления.       — Я же от тебя все равно не отвяжусь, — буркнул самец. — Так и быть, давай их сюда.       Проворно сбегав за пузырьком, который выдал ей медик, Джейн вернулась и снова влезла на Ворчуна.       — Я сама сделаю, — настояла она, отмахиваясь от руки яутжа и решительно открывая дрожащие чешуйчатые веки двумя пальцами. — У тебя когти, и ты не видишь, куда капать.       — Если бы он мне в зад прописал что-нибудь капать, ты бы тоже туда полезла? — съязвил хищник.       — Ради тебя — все что угодно, дорогой, — в тон ему отозвалась девушка.       Жизнь на корабле медленно, но верно, входила в прежний ритм. Медленно — потому что еще несколько суток Памяти пришлось провести в полузажмурившемся состоянии. Джейн все это время исправно следила за показаниями приборов, дважды в день обрабатывала хищнику глаза и продолжала слушать его брюзжание.       Стоило яутжа окончательно поправиться, как захворала уже его земная подружка — то ли испытанный стресс не прошел для нее даром, то ли она схватила какую-то заразу на станции, но проваляться в кровати Джейн пришлось дней восемь. Несмотря на жару, царящую в звездолете, девушку бил постоянный озноб, а голос сперва охрип, а затем и вовсе пропал. Дженни ожидала, что Ворчун создаст хотя бы видимость участия, однако тот, как обычно, предпочел словам дело. Он отвел своего «Черта» к очередной станции и благополучно пропал на неопределенный срок — ушел, пока землянка спала, не удосужившись даже сообщить, когда вернется. Джейн обнаружила его отсутствие, лишь после того как с трудом дотащилась до командного отсека и застала там пустоту, а за лобовым стеклом увидала стену ангара. На всякий случай девушка наведалась к шлюзу и по вибрации, источник которой, очевидно, находился снаружи, догадалась, что идет починка ворот. Блестяще: Одной Левой сдал корабль в сервис вместе с пассажиркой и отправился по своим делам… Тихонько выругавшись, Джейн вернулась в каюту и, завернувшись в два покрывала, вырубилась еще на несколько часов. Впрочем, через некоторое время Память вернулся и принес с собой целую коробку человеческих медикаментов. Добрая половина при ближайшем рассмотрении оказалась просроченной, но иммуномодулятор, жаропонижающее и одно из полосканий были еще живы.       К счастью, простуда стандартным средствам поддалась, и вскоре Дженни стало лучше, однако опасение заболеть чем-то инопланетным достаточно прочно и надолго укоренилось в ее сознании, несмотря на заверения хищника, что воздух на корабле и большинстве станций — даже самых захолустных — проходит полный цикл обеззараживания. Тогда Ворчун, как видно, сделал вывод, что лучший способ ее отвлечь — приступить к активному промыслу и вновь заставить за себя волноваться. Так или иначе, а с возобновлением его похождений землянка о болячках и думать забыла.       Постепенно все вернулось на круги своя, а после уже во второй раз на памяти Джейн регрессировало к состоянию «до брачного сезона». Клыкастый то и дело пришвартовывался к какой-нибудь станции и исчезал на срок от нескольких дней до нескольких недель, а возвращался с повреждениями различной степени тяжести и какой-либо добычей. Иногда он приносил Дженни какие-то безделушки, судя по всему, захваченные где-то по пути, но как правило нес оружие, шкуры и кости. Частично он все это затем сбывал, частично хлам оседал в кладовых, где Джейн продолжала время от времени прибираться, ради того чтобы не киснуть без дела. А что еще оставалось? Оружие яутжа (то, к которому он позволял прикасаться) уже было перечищено по десять раз, разрисовывать стены за пределами каюты хозяин корабля запретил, физкультура не прельщала. Кстати, тренировки с Ворчуном тоже после двух-трех благополучно прекратились — у хищника не было на них времени. Точно так же, как и на нежности. Совсем отвыкшей спать и есть в одиночестве землянке пришлось привыкать заново. Надоевшая единственная книга уже вызывала тошноту при одном взгляде на пожелтевшие страницы, плеер сломался с концами, головоломку, которую так и не получилось решить, Дженни в итоге запустила в стену…       — Я так у тебя скоро совсем одичаю! — жаловалась девушка в те недолгие моменты, когда яутжа присутствовал на корабле.       — Самка, терпи, это ненадолго, — всякий раз умиротворяюще мурчал он в ответ. А после снова уходил.       — Ты линяешь два раза в год, — констатировала Джейн, аккуратно подцепляя ноготками клочок полупрозрачной кожи и отдирая легкую полоску с носа яутжа. Когда-то она считала эту особенность партнера мерзкой… Но это было так давно. Восприятие имеет свойство меняться. Раньше ей и самое родное в мире лицо казалось страшным. А теперь — ну как удержаться и не потрепать за эти смеющиеся жвалки? Как не чмокнуть лишний раз в потешное хрюкальце между верхними клыками?       — Тоже мне, открытие… — ухмыльнулся самец и, вольготно растянувшись на лежанке, поудобнее расположил уманку на своем брюхе.       Дженни уже второй день была безумно счастлива одним простым фактом: Ворчун сидел дома (то есть на корабле) и почти все свое время уделял ей. Накануне он вернулся из особенно длительной «командировки», причем вместо обычной мерзости в виде оторванных голов и вонючих шкур принес свежих припасов.       — Это все равно странно, — заметила девушка, не спеша скатывая оторванную кожицу в небольшой комочек.       — Ты тоже линяешь, причем, постоянно — волосы по всему кораблю, — Память хитро сощурился.       — Никогда это так не рассматривала, — призналась землянка и с энтузиазмом принялась отколупывать следующий фрагмент омертвевшей чешуи. Ворчун ей не мешал — ему, похоже, даже нравилось таким необычным способом избавляться от старых зудящих покровов. А Джейн нравилось убирать грубый роговой слой с ожоговых рубцов и находить под ним новую, неповрежденную чешую. С приходом линьки напоминание о страшных ранах стало исчезать. На месте самых глубоких повреждений шрамы остались, но поверхностные сгладились и стали почти незаметными. С глазами дела, увы, обстояли чуть хуже — поврежденная роговица так и осталась слегка мутноватой, из-за чего глаза хищника приобрели перламутровый оттенок. Скорее всего Память теперь видел не так хорошо — он не признавался, но об этом косвенно свидетельствовали новые светофильтры на визоре его маски, а также увеличенная яркость на бортовых мониторах. Тем не менее, жить и вести промысел это вряд ли так уж мешало — за проведенное с яутжа время Дженни успела убедиться, что зрение у клыкастых и без того оставляет желать лучшего. Хотя поначалу она, конечно, тревожилась…       — Скоро Долгая Ночь, Тшей, — помолчав, сказал Память.       — Уже? — девушка удивленно приподнялась, опираясь на широкую, мерно ходящую грудь.       — Да. Через пять суток.       — И что, ты поможешь мне прибираться? — ее взгляд стал лукавым.       — Традиции обязывают, — серьезно рыкнул самец. — Правда, твоими стараниями тут почти нечего прибирать.       — Скажи-ка, ты неплохо устроился?       — Не жалуюсь, — темный раздвоенный язык показался из приоткрытой пасти и шаловливо коснулся губ вновь слишком низко склонившейся землянки.       — И мы опять не будем спать?       — Все согласно традициям.       — А ты еще помнишь о нашем уговоре? — вдруг оживилась Дженни.       — Каком? — Одной Левой в недоумении опустил мандибулы.       — О том, что твои и мои традиции равноправны, — подсказала девушка.       — А конкретнее? — уточнил самец.       — Ну, если я правильно посчитала, на Земле не так давно были Рождество и Новый год.       — Кто кого родил? — яутжа нахмурился и мотнул головой.       — Так праздник называется, — пояснила Джейн. — Да я тебе рассказывала, просто, может, не очень подробно. Он как ваша длинная ночь. Тоже конец старого года и начало нового. Вот я и подумала, раз такое дело, мы можем совместить…       — Если ты так хочешь… — не совсем уверенно начал Память, но самочка, не дав договорить, взвизгнула и принялась душить его в объятиях. Выразив свой буйный восторг, она немного успокоилась и провозгласила:       — Тогда нам нужно много шампанского! И елка.       Физиономия Памяти в очередной раз непонимающе вытянулась.