May we all have our hopes our will to try If we don't we might as well lay down and die You and I (ABBA — Happy New Year)
— Это самая странная елка, которую я когда-либо видела в жизни… Прижав руки к груди, Джейн осторожно обошла кругом нечто, напоминающее помесь кактуса и старого носка. Или, скорее, кактус, на который умудрились натянуть старый носок — серый, с чередующимися проплешинами и умеренной волосатостью. Внутри сейчас боролись весьма противоречивые чувства: хотелось не то от души расхохотаться, не то пустить слезу умиления. В конце концов, мужчина ответственно пошел за елкой, мужчина добыл и принес то, что наиболее подходило, на его взгляд, под описание, и мужчина даже не стал по этому поводу ворчать. — Ну брось в утилизатор, если не нравится*, — фыркнул Память, небрежно подвинув емкость с носочным кактусом ногой. — Но другого не будет. — Да нет, что ты! — поспешно возразила Дженни. — Она… Она даже милая. Просто на Земле нет ничего подобного. Словно бы в подтверждение, нечто тихо кашлянуло. — Оно что, живое? — подпрыгнув от неожиданности, взвизгнула девушка и приготовилась, в случае чего, карабкаться на яутжа. Наблюдая растерянность самочки, Одной Левой не сдержал смеха. Джейн тут же смутилась. — Нет, я имею в виду, понятно, что растения тоже живые, но я не привыкла, чтобы они так активно шевелились… Оно точно не опасно? — Это животное, — авторитетно поправил Память. — Селекция народа чша. Не опасно, наоборот, воздух чистит. По крайней мере, они сами так утверждают. — О, боже… Значит, его, наверное, нельзя будет наряжать? — Да твори с ним что хочешь, оно все равно безмозглое. — Самец пожал плечами и направился в сторону рубки, чтобы отстыковаться. При этом он заранее предупредил, что ритуальному древу в командном отсеке делать нечего, тем самым опередив вопрос землянки о том, где они в этот раз станут праздновать. Дженни в ответ тоже пожала плечами и потащила «елку» по полу, с опаской ухватившись за край причудливой кадки, из которой та торчала. Поставить атрибут межкультурного нового года землянка решила на всякий случай не у себя, а в каюте Ворчуна. Там и воздухоочиститель был нужнее, если что. Потом, пока яутжа готовился к взлету и взлетал, девушка перерыла кладовку и изготовила из найденных там гаек, кусков изоляции и обрезков проводов подобие игрушек, придав новому неожиданному питомцу еще более футуристичный вид. «Елка», вроде бы, была не против, тем более Джейн постаралась сделать украшения не слишком тяжелыми. Может, Памяти и было все равно, а Дженни старалась быть ответственной за тех, кого приручила. Даже если приручение было чисто условным понятием. Шампанское хищнику в этот раз, увы, достать не удалось, тем не менее он принес какой-то другой напиток, заверив, что «самке точно понравится». А еще он принес настоящую светящуюся гирлянду! По правде, это был, конечно, больше узел из гирлянды без явного начала и конца… Но зато Джейн теперь точно знала, чем занять вечер! Следующие два дня прошли в атмосфере приятных хлопот и нежности. Дженни не могла теперь точно сказать, на каком именно этапе ее полностью перестали смущать отношения со здоровенным клыкастым инопланетянином, она просто вдруг поймала себя на мысли, что теперь вообще не воспринимает Ворчуна как существо другого вида. Это была именно та стадия привыкания, когда вдруг, оглядываясь назад, понимаешь, что в твоей жизни есть нечто необычное, но тебя удивляет не сам этот факт, а то, каким обычным оно для тебя стало. Память стал обычным и своим — гораздо более своим, чем многие люди до него. И все, что раньше казалось диким и неправильным, как-то незаметно сделалось само собой разумеющимся. Они наводили порядок — вместе, обгоняя неповоротливых роботов, едва ползающих по палубе, с энтузиазмом молодой супружеской пары, недавно переехавшей в новый дом. И точно так же, как это свойственно молодоженам, они то и дело прерывали все дела ради того, чтобы друг друга приласкать — жадно, откровенно, бесстыдно. И неважно, что к продолжению в постели эти ласки не приводили: проникшаяся «духом Рождества» Джейн сейчас была больше склонна к романтике, чем к сексу, а организм Памяти ждал нужного времени года. В итоге, даже несмотря на то, что партнеры часто отвлекались, в отпущенное время им удалось уложиться, и к кануну праздника на корабле не было ни пылинки. Дальше Дженни взялась за украшение кают, хотя Ворчун не особо это понимал и все бубнил, что «огоньки — это слишком по-раутски», одновременно оправдываясь, дескать, тащил гирлянду не для того, чтобы самка ее над его лежанкой вешала, у самки и свой отсек имеется в конце концов. — Но мы решили, что у тебя будем праздновать, и елка уже у тебя стоит, — невинно возражала землянка, продолжая наводить в мужской берлоге рождественский уют и в тайне злорадствуя, что это клыкастый еще не знает, как удачно он без вертепа отделался. За несколько часов до условной «полуночи» (на самом деле Долгая Ночь начиналась немного раньше прихода новых суток) звездолет совершил посадку на какой-то астероид и ушел под скрытие. Одной Левой пояснил, что сейчас может себе позволить побыть подальше от панели управления и поближе к своей самочке, что не могло не радовать. Потом он как следует выкупался и соскреб с себя остатки старой кожи — провести последнюю ночь года следовало чистым. Оставались последние приготовления в виде нехитрого праздничного ужина. Землянка, как и в прошлый раз, планировала угощаться из своих припасов, хищник же извлек из морозильной камеры целую ногу добытого ранее на одной из планет существа. Пока мясо оттаивало, Память откупорил две бутыли розоватого душистого напитка, тоже, как выяснилось, являющегося атрибутом культуры чша, и галантно (насколько это вообще может удастся хищу) пригласил подругу отметить. Привыкнуть к тому, как Память поглощает сырое мясо, запивая алкоголем, пока все так же не удавалось, ибо происходило подобное нечасто. Но Дженни уже как минимум могла себя заставить относиться с пониманием и не кривиться от данного зрелища, в конце концов яутжа тоже имел право себя побаловать чем-то вкусным. Разве что целоваться с ним после этого девушка готова не была, пока он пасть не прополощет как следует. Они расположились на полу перед тихо посапывающей «елкой». Яутжа постелил для мягкости несколько шкур, так что сидеть было удобно. На потолке светилась гирлянда, ее лампочки были сделаны из каких-то неведомых кристаллов и походили на разноцветные леденцы из жестяной банки — Дженни любила такие в детстве. В целом, вышло странновато, но по-своему мило. Что ж, не в этот год, так, может, на следующий у Джейн будет настоящее Рождество и настоящая зеленая и пушистая елка — не вечно же все эти проблемы будут… — Ворчун, а у вас принято в длинную ночь желания загадывать? — задумчиво потягивая из расписной раутской кружки терпкое подобие мартини, поинтересовалась землянка. Напиток и впрямь оказался довольно приятным. Градус, по всей видимости, в нем был очень маленький, но присутствовали явные оттенки трав и специй, придающие горьковато-сладковатый вкус. Забавно, что космическому головорезу такое нравилось. А ведь еще от шампанского, помнится, косорылился… Память на мгновение оторвался от обгладывания кости и поглядел на девушку озадаченно. — Куда загадывать? Зачем? — он без труда изогнул язык и слизнул каплю сока, скатившуюся на подбородок, принимая заинтересованный вид. — Ну я ж не знаю, во что вы верите… — отозвалась Дженни. — У нас вот есть… Легенда, можно сказать. Про доброго старика, который одевается в красную одежду и приносит всем детям, которые хорошо себя вели, подарки. Взрослые тоже хотят в него верить и загадывают желания. Иногда исполняется… — Вы, уманы, такие наивные, — Память стрекотнул не то весело, не то презрительно. — Учите молодняк просить у духов… У нас каждый малек знает, что духи просто так ничего не дают. — Да нет, Санта никакой не дух, — землянка помотала головой. — Он просто… Как тебе объяснить… — Его кто-то видел? Это живое существо? — придрался хищник. — Нет, в него просто верят. — Мелочь, то, что ты описываешь — и есть дух. Осторожнее с этим надо. Духи могут утащить в Долгую Ночь, потому нельзя спать и одному тоже нельзя быть. — Какие-то жуткие у вас традиции, — поежилась Джейн. — У нас Рождество — добрый праздник. Красивая елка, много угощений на столе. Огонь в камине… — Огонь у нас тоже жгут, хотя он раздражает глаза, когда находится близко, — заметил яутжа, явно недопонимая, что такое камин. — Это как раз чтобы духов отвадить. Но на кораблях запрещено. — А люди любят огонь. Он согревал их зимой и давал свет, когда не было технологий. — Яутжи просто его уважают. Он полезен, но не был условием выживания наших предков. Там, откуда мы родом, очень жарко даже зимой. — Как здесь, на «Черте»? — Жарче. Настолько сильно отапливать корабль нет возможности. — Память растопырил максиллы в усмешке и сделал большой глоток браги. — И вы даже не знаете, что такое камин? Ну, очаг. Место, где разводят огонь, — попыталась объяснить Дженни. — В Храмах есть — ритуальные. В них сгорают умершие и подношения богам. В домах самки поджигают дары для духов в больших чашах. — Подумать только, и тут сплошная жуть… — Джейн покачала головой и демонстративно прикрыла рукой глаза. — Нет, у нас перед камином до сих пор собираются семьями. А еще над ним бывает полка, на которую вешают носки — Санта спускается ночью по трубе и оставляет в них подарки. — И после этого он еще не дух, — саркастично заметил яутжа, возвращаясь к поеданию мяса. — Вы прямо настолько во все это верите? Вроде бы, такая развитая цивилизация… — теперь уже искренне удивилась землянка. — То, что с той стороны, не подвластно технологиям. Лучше верить и вести себя осторожно, чем отрицать и потом убедиться, что был неправ, когда будет поздно, — изрек самец. — Кажется, я тебя понимаю, — вздохнула землянка. — У нас тоже многие так делают. На всякий случай. Но я лично верю только в хорошее. И у нас с тобой обязательно когда-нибудь будет камин — обещаю. Мы можем закрыть его темным стеклом, чтобы огонь тебя не раздражал… Одной Левой не удержался и хрюкнул со смеху, после чего отложил полуобглоданную ногу и, поддавшись чему-то сродни приступу умиления, сгреб девушку в охапку. — Ай, ты пасть не вытер! — взвизгнула Джейн. — Уже вытер, — нахально возразил яутжа, выпутывая жвала из ее волос. — Тьфу ты! Я ему про дух Рождества, а он… — Так и я тебе про духов толкую уже битый час, — фыркнул Память. — Ты, кажется, хотела еще объяснить, чьи роды имеются в виду. — Не роды, а рождение, — рассмеялась Джейн. — День рождения сына нашего бога, который вырос и спас все человечество. Но ваша длинная ночь, конечно, больше похожа на Новый год, его празднуют на неделю позже. Только у нас Рождество любят больше. С ним связано очень много историй и сказок. — Расскажи, — заваливаясь на бок и укладывая девушку рядом, предложил яутжа. Он оперся на локоть и слегка навис на ней, внимательно заглядывая в лицо. Клыкастый не сознавался, что ему нравится слушать рассказы землянки, прикрываясь «интересом к чужой культуре» и нещадно критикуя все услышанное, но тем не менее никогда ее не останавливал, одинаково серьезно реагируя на сюжеты приключенческих романов и детских мультиков. Это было так уморительно! — Самая известная называется «Рождественская песнь», — подумав, начала Дженни. — Она об одном старом и очень богатом человеке. Вокруг него было много бедных и несчастных людей, но он не хотел им помогать. В Рождество к нему явились призраки. Первый показал ему его прошлое, детство. Второй показал настоящее — как страдают люди, которым он мог бы помочь, но не захотел. Третий показал будущее, в котором этот человек умирал в одиночестве всеми забытый. Тогда он испугался и изменился, стал добрым, и его тоже стали все любить. — И дальше? — выждав немного, но так и не дождавшись продолжения, поинтересовался Одной Левой. — Это все, — смутилась землянка. — А в чем смысл? — Ну как? В том, что можно переосмыслить свою жизнь и измениться. Разве это не прекрасно? — Я не понимаю, — признался самец. — Какую выгоду получил тот уман от того, что его стали любить посторонние? Он наверняка все равно умер в положенный срок, так, повторю, в чем смысл? — Да не умер он! — Почему? Где связь? — не сдался яутжа. — Ну… — девушка ненадолго растерялась, но затем нашла, что ответить: — Человек не может быть один. В принципе никто не может быть один. Когда тебя любят, и ты кому-то нужен, тебе и жить легче. Разве, нет? Вот ты, Ворчун, раньше, пока меня у тебя не было — как ты проводил длинную ночь? Кто тебя от духов охранял? — Варианты всегда есть, — внезапно по неясной причине рассердившись, буркнул хищник и резко поднялся, отстранившись от девушки и нахмурившись. Когда-то Долгая Ночь наступала в свое время в каждом часовом поясе. На планетах самок так было и по сей день, но самцы, вынужденные большую часть года скитаться по космическим просторам, приняли единое время для всех кораблей и станций, и жили согласно ему. Большая часть воинов встречала конец старого года и начало нового в клане — с застольем, ритуальными поединками и охотничьими байками. Дурная Кровь проводила Долгую Ночь где придется — за азартными играми, в драках или разбое. Каратель предпочитал бордель. В заведениях такого рода всегда находился кто-то, кто был готов не спать вместе с тобой всю ночь. За деньги или же в благодарность за избавление от гнета каких-либо криминальных личностей — второе намного чаще. В борделе молодой самец как правило был нарасхват — еще бы, ведь он не прибегал к традиционным услугам местных самочек, а требовал лишь общества, ну и немного массажа, позволяя блудницам сберечь силы. В целом, Карателю было совершенно без разницы, кто будет развлекать его разговорами и разомнет ему спину — раутка, чша, урм или вообще самка шешека (хотя они в публичных домах встречались крайне редко — очень уж на любителя такая красота, да и вообще было непонятно, как шешеки умудряются спариваться при своем-то панцире). Относительно «девочек» или иижааш** Каратель также не испытывал никаких предубеждений, как и относительно особей нетрадиционной ориентации. Не все ли равно, кто тебя щупает, если брачный сезон даже еще на горизонте не маячит? Главное, чтобы руки были умелые и язык хорошо подвешен. В плане, напряжение с мышц снять и качественно пересказать все сплетни, а не то, что вы подумали. Ну и под набедренную повязку — уговор не лезть. Не все, к сожалению, с первого раза понимали, не все даже верили, что у яутжей сезонность есть, так что иногда приходилось и на место ставить. Но это не каждый раз. Все-таки в большинстве заведений старались прислушиваться к желаниям клиента, чтобы он вернулся еще раз. Пусть даже только через год… — Большой охотник желает развлечься? — старый раут в расшитом золотом балахоне щербато улыбнулся и сощурил полуслепые глазенки. — Он желает не уснуть и провести время с пользой, — многозначительно проговорил Каратель. — О, наш добрый друг, хороший Арбитр, не признал, извиняйте! — владелец притона тут же подобрался и сменил тактику поведения. — Надолго к нам? — Как обычно — на одну ночь. Каратель повозился с клапанами и снял маску, окинув помещение неискаженными фильтрами взглядом. Здесь как всегда царил полумрак. Пахло сильно и разным. Но самец был не особенно брезглив. Вправо и влево уходили ряды одинаковых ячеек, пронумерованных в нескольких системах счисления. — Хороший друг, добрый друг, — тем временем продолжал лопотать раут, листая электронные записи на засаленном планшете. — Вип-комната, сейчас все устроим! Несколько лет назад Каратель хорошо зачистил трущобы «Союза», знатно выручив нескольких «предпринимателей», в том числе и владельца этого борделя. И хотя был он прохиндей, каких мало, но работников своих не обижал и насильно не держал. В общем, Каратель ничего дурного в этом заведении не видел. Был бы раут, к примеру, рабовладельцем — так попал бы под раздачу первым. — Вот, нашел! — торжествующий писк хозяина «досугового центра» прервал размышления самца. — Шаша, воин, может быть, помнит ее? Два года назад очень хвалил. Разродилась неделю назад, хочет работать — прямо не может как хочет, но пока ей это сложно. А поговорить, услужить, приласкать — это сколько угодно! Каратель, естественно, никакую Шашу не помнил, но подвоха не ждал, так что согласился не раздумывая, единственное, уточнил, не будет ли при самке выводка. Против раутят как таковых самец ничего не имел, но не в Долгую Ночь и уж точно не во время сеанса массажа. Хозяин лично проводил гостя в лучший номер и предложил располагаться. «Виповость» номера заключалась в том, что здесь было чисто и стояла очень большая по раутским меркам кровать — соответственно, для яутжа в самый раз. Каратель неторопливо снял доспехи и блаженно растянулся на лежанке, предварительно проверив, свежее ли постелено покрывало. Вскоре появилась располневшая Шаша с подносом, заваленным угощениями. Самец обернулся на звук мягких шагов и тотчас узнал ее — у этой самки были угольно-черные кончики ушей и черный нос, как будто их подпалили. — Большая удача снова быть у нас здесь! — радушно скалясь, провозгласила она, пересекая комнату и ставя поднос на стол. Конечно, ничто из съестного, находившегося на нем, для желудка яутжа не подходило, но рауты считали своим долгом проявить гостеприимство, а уж воспользоваться им или нет — дело гостя. Каратель прекрасно знал, что за ночь Шаша с успехом приговорит все закуски самостоятельно, и ничего не имел против. — Надеюсь, что удача, — откидываясь на подушки, добродушно промурлыкал самец. — Тебе предстоит развлекать меня всю ночь, справишься? — Помню-помню, — распищалась от смеха раутка, присаживаясь на край постели и от избытка эмоций постукивая по полу кончиком хвоста. — Для хорошего Арбитра самые свежие новости, а потом релакс-сеанс! — Что интересного придумаешь на этот раз? — Горячие камни на хребет, — не задумываясь, предложила Шаша, очевидно, решив, что камни — это как раз по-яутжевски. — Клиенты хвалят, очень расслабляет, для здоровья полезно! — Попробую тебе поверить, — усмехнулся самец. — Надеюсь, ты не собираешься бросать их на мой хребет с размаху? Шаша отозвалась ответным писком и ободряюще похлопала Карателя по колену, явно довольная тем, что большой и сильный яутжа добровольно отдается во власть ее рук и при этом не стесняется демонстрировать какие-то опасения. Она, конечно, понимала, что он просто подыгрывает, но все равно было приятно. Пыль осела, обнажив осыпающиеся руины. Часть стены уцелела, но это уже не помогло бы Дурной Крови, ибо дальше располагался тупик. Отступать разбойнику было некуда. Отряхнувшись от крошки, запорошившей гриву, Мгла прильнул к каменной кладке и вслушался. Жив. Очевидно, в этом гнезде он остался последним. Славная получилась Охота. — Дурная Кровь, ты слышишь меня? Подай голос. Я чувствую твое дыхание, тебе не укрыться, — рыкнул сын Утеса в пустоту. Последовала некоторая пауза, затем по ту сторону зашуршало. — Я слышу тебя, ищейка. Не прячься сам — иди сюда, и мы поквитаемся. Ответишь за братков, — судя по слабому, хриплому голосу, Дурная Кровь был ранен. Не удивительно — Мгла успел заметить, как его отшвырнуло взрывом. Сам едва отскочил на безопасное расстояние. Вообще, он мог сейчас пойти туда, и исход был бы ясен: как бы ни храбрился Изгой, куда ему с Арбитром один на один тягаться. Да еще и при таких травмах. Но кое-что останавливало. Мгла слишком задержался на этой зачистке. Долгая Ночь уже поджидала у самого порога, но вблизи не было ни одной станции, а помощников сын Утеса с собой, как всегда, не взял. Убей он сейчас этого убогого — и вокруг не останется ни единой живой души. Не очень как-то перспектива в такое-то время… — Изгой!.. — Мгла немного помолчал и все-таки решился: — Я предлагаю тебе сделку. — Я с грязными псами сделок не заключаю! — раздалось в ответ. Арбитр сердито заворчал, но все же решил переубедить этого идиота. — Сперва выслушай, а потом уже принимай решение, — многозначительно проговорил он. — Совсем скоро мир перейдет под владычество духов. Я не думаю, что тебе захочется умирать в этот момент. Никто не знает, что станет с твоей сущностью, когда она попадет прямиком к ним в когти. У тебя, конечно, есть шанс проверить… Но я предлагаю этого не делать. Я готов подарить тебе еще ночь жизни, Изгой — Долгую Ночь. А потом, так и быть, мы сразимся. Обещаю убить тебя быстро. — Что я слышу? Законник испугался духов? — за стеной раздалась насмешливое стрекотание, но тут же перешло в надсадный кашель. — Ты не веришь в них? Ответом стало долгое молчание. — Стало быть, поступим по-моему, — заключил Мгла, усаживаясь под стеной и не спеша доставая аптечку. Серьезных травм он не получил, но несколько ссадин следовало обработать. Некоторое время прошло в тишине, нарушаемой только сопением раненого разбойника. Похоже, его хорошо помяло, но недооценивать его не стоило — если бы Арбитр заглянул за угол, гад непременно открыл бы огонь. — Дурнокровый? — закончив с собственными повреждениями, Мгла собрался было убрать медикаменты, но повременил закрывать крышку контейнера. — Чего тебе? — Что у тебя за травмы? — Какая тебе разница? — Хочу понять, дотянешь ли ты до утра. Последовала еще одна пауза. Изгой размышлял. — Нога раздроблена. До бедра. Но не питай иллюзий, что я не смогу задать тебе жару. — Не питаю. Лови. Дотянешься? — зарядив в инъектор двойную дозу сильного обезболивающего, Арбитр зашвырнул устройство за угол. — Иди к черту! — послышалось вместо благодарности. — Ночь закончится нескоро, тебе это пригодится, — фыркнул Мгла. Судя по звуку, разбойник немного сместился с прежнего места и притянул инъектор поближе. Тихо щелкнул сработавший механизм. — Это не для того, чтобы унизить тебя, ты понимаешь? — сын Утеса замер, ожидая ответа. — Понимаю. Но признательности не жди. — Проживу без нее как-нибудь… Изгой? — А? — Как твое имя? — Штырем кличут. — Не слышал… Я — Мгла. — Слышал. К сожалению. Они замолчали. Какое-то время сын Утеса просто неподвижно сидел, слушая, как успокаивается дыхание собеседника. Но вот стало слишком тихо. — Жив? — встревожился Арбитр. — Жив, — отозвался Дурная Кровь. — Не спи только. — В жопу тебя с твоей заботой! Мгла невесело усмехнулся. Перед смертью многие становятся такими дерзкими… Станция «Азимут» всегда праздновала Долгую Ночь весьма сдержанно. Научные деятели не признавали суеверий, а те, кто признавали, о том помалкивали, дабы не выглядеть странно в глазах коллег. Несколько самцов и самок объединились в группу и отмечали «в шутку», хотя всем было прекрасно понятно, что на самом деле всерьез. Большинство же остальных обитателей научного комплекса просто «засиделись допоздна за отчетами» и «остались поработать в лаборатории сверхурочно». Из тех же, разумеется, соображений. Радуга на сегодня работу уже закончил, но ему и без того было чем заняться. Сестра застала его в оранжерее, когда самец увлеченно возился с каким-то колючим, смолисто пахнущим деревом. — Долгая Ночь, братец, ты, что же, прячешься от меня? — подходя и ласково бодая самца лбом в плечо, промурлыкала Жемчужина. — Ничего подобного, ты прекрасно знаешь, где меня можно найти, — бодаясь в ответ, заурчал Радуга. — Я думала, ты меня позовешь. А ты сидишь здесь один… — Я не один, — в подтверждение сын Тайфуна обвел рукой стеллажи с растениями. — Разве это считается? — А почему нет? — Радуга хитро прищурился и, отряхнув руки от земли, приобнял самку. — Что это? — она указала максиллами на торчащие ветки, покрытые иголками. — Сегодня доставили с планеты уманов, — пояснил самец. — Пока не знаю, как назвать этот вид. У себя на родине он образует целые леса, это еще саженец, погляжу, как приживется. — Ты ж мой недоделанный ботаник, — подколола брата Жемчужина. — Ну надо же мне как-то отвлекаться, — хмыкнул Радуга. — Не могу же я, как ты, вязать циновки. — Конечно, любоваться цветами — гораздо более по-мужски. — А разве они не совершенны? — парировал самец, прикасаясь кончиками когтей к лиане, усыпанной цветами столь же нежного оттенка, что и их с сестрой кожа. — А дерево это умановское — вообще чудо из чудес. Представляешь, эти леса… Зимой их заносит снегом, говорят, до самых верхушек! Интересно проверить, до какого температурного порога будет продолжаться фотосинтез… — А тебе не кажется, что ему тут будет жарко? — с сомнением проговорила Жемчужина, продолжая рассматривать растение. — Я как раз собирался установить в дальнюю секцию кондей. Потом нужно будет осторожненько пересадить. Думаю, за ночь мы справимся. — Мы? — А что? — Вообще-то я не планировала всю ночь водить с тобой хороводы вокруг колючего умановского дерева, — самка громко расстрекоталась. — Обещаю, завтра будем заниматься тем, чем захочешь ты, — изобразив обворожительно-невинную улыбку, ответил Радуга. Впрочем, кого он обманывал? Из них двоих он всегда был основным генератором идей для увлекательного досуга. — Ну же, Ворчун, не сердись! — состроив виноватую мордашку Дженни, прильнула к чешуйчатому брюху и обняла хищника. Тот раздраженно выдохнул, поскрежетал жвалами и без слов потянулся за бутылкой. Значит скоро точно подобреет, решила девушка, и стала ждать. Несколько минут они просидели молча. Затем Джейн все-таки решилась нарушить тишину. Ну, правда, из-за ерунды не следовало портить Рождество, даже такое неоднозначное, какое у них получалось. — Знаешь… Я всего лишь хотела сказать, что какой бы праздник ни был, его плохо встречать в одиночестве, — примирительно проговорила девушка. — И не только из-за духов. Поэтому я очень рада, что я сейчас с тобой, а ты со мной — вот и все. — Скажи, ты правда веришь в то, что этот ваш праздник может изменить чью-то жизнь? — Память ответил не сразу. Дженни медленно разомкнула объятия и подняла голову, встретившись с яутжа взглядами. Одной Левой смотрел пристально и очень внимательно. И пугающе трезво. — Верю, — честно призналась землянка. — И что бы ты изменила? О чем бы попросила у своего демона в алых одеждах? Дженни на миг задумалась. И правда, что бы она сейчас попросила? Вернуть ее домой? Или сделать из Памяти «примерного гражданина»? Сколько раз она думала, засыпая на борту «Черта»: хоть бы все происходящее оказалось всего лишь ночным кошмаром, хоть бы открыть глаза по утру и увидеть привычную спальню с розовыми в белых ромашках обоями, хоть бы… …А теперь?.. На Рождество люди обычно просят о счастье. Для себя и для тех, кого любят. Но, похоже, для Джейн Тернер и бандита Одной Левой имелся лишь один вариант быть счастливыми… И от этого становилось невыносимо грустно. И невыносимо хорошо. — Знаешь, Ворчун… Кажется, я впервые не хочу ничего менять, — наконец призналась девушка. Одной Левой не ответил. Он думал. …«Елка» уже больше часа стояла смирно, не фыркая и не встряхиваясь. Память сказал, что она спит. Но ей было можно — безмозглых существ духи не забирали. Долгая Ночь подходила к концу. Джейн с Памятью лежали на полу и просто смотрели в потолок, на котором уже едва мерцала дешевая раутская гирлянда. Яутжа неустанно сжимал девичью руку в своей лапище, как будто боялся, что если отпустит ее хоть на секунду, землянка исчезнет, испарится, и больше никогда не появится. А Дженни впервые боялась надолго закрывать глаза. Ей казалось, что если она уснет, то проснется на Земле, в своей постели, на шелковых простынях с диснеевскими ангелочками. Проснется и поймет, что все происходящее было лишь прекрасным сном._________________________
* Обращаю внимание Читателей, что отныне диалоги Джейн и Памяти уже окончательно будут выглядеть как обычные диалоги — парочка общается на смешанном диалекте, и уже довольно хорошо обходится без переводных устройств. Мне самой жаль терять эту их очаровательную особенность, но воспроизводить ту абракадабру, при помощи которой они теперь разговаривают, у меня не хватит ни сил, ни умения, а вы просто очень быстро устанете это читать, так что буду «переводить» на нормальный язык. **Те и другие гермафродиты.