Сердцу не прикажешь

      — Готова? — самец опустился перед самкой на корточки и серьезно на нее поглядел. — Не передумаешь?       — Ты задаешь мне этот вопрос каждый год, — наклоняясь и с улыбкой приближаясь к его лицу, застрекотала она.       — Врачебная этика, — Радуга слегка поддел когтем ее подбородок.       — Я тебя умоляю — где мы с тобой и где этика?       — Ты опять путаешь этику и мораль.       — А ты тратишь даром время.       Самец склонил голову и усмехнулся в пол, осуждающе качнул гривой, затем встал и направился к процедурному столику. Жемчужина расстегнула комбинезон и, освободив руки и живот, легла на кушетку.       Это стало для них своеобразным ритуалом, заменяющим дары и клятвы. Каждый год накануне Сезона Радуга собственноручно вводил сестре препарат, убивающий в ее теле все созревающие фолликулы. Манипуляция была малоприятной, но уже давно воспринималась парой как часть извращенной прелюдии, а также единственный способ быть вместе без последствий.       Их отношения были порочны, нарушая законы Матриархов и противореча Кодексу охотников, но уловка состояла в том, что то и другое не имело на научной станции силы. Здесь были свои порядки с упором на соблюдение техники безопасности и правдивость в изложении фактов. А жизнь половая мало кого волновала — потому что по общепринятому мнению ее здесь фактически ни у кого не существовало. Даже несмотря на регулярно откуда-то появляющийся десяток-другой мальков. Но это не в счет. На станции было слишком мало самок для полноценного размножения, а самцы без клана не пользовались популярностью у производительниц, так что редко совались на планеты. Таким образом, Сезон воспринимался здесь не как главное событие года, а больше как некая досадная помеха, сложный период, который каждый переживал, как мог. Например, большинство самцов «Азимута» пользовались таким простым и надежным способом как электростимуляция — для удобства они вживляли себе в крестцовое сплетение электрод, позволяющий брать выделение половых продуктов под контроль. Без всяких церемоний — пятиминутная процедура раз в два дня и никаких тебе забот. А если крыша едет, то дополнительно успокоительные в помощь и вообще красота. У Радуги, кстати, такой имплантат тоже был, но с появлением Жемчужины самец уже не вспоминал о его существовании.       Надо сказать, из проживающих на станции немногочисленных самок доступными оставались единицы. Некоторые полностью отреклись от Сезона и принимали гормональные средства, напрочь отбивающие половую охоту. Другие по той или иной причине не хотели отношений, отдавая предпочтение эротическим игрушкам. Третьи… Третьи самцов принимали, но — вот загвоздка: сразу всех. Пользуясь своим исключительным правом на воспроизводство, они собирали вокруг себя настоящие мужские гаремы. Естественно, далеко не все самцы были согласны подобное терпеть, но тем не менее желающие находились. Жемчужина не пошла ни одним из этих путей. Она выбрала брата и осталась навсегда ему верна.       С самого детства они держались особняком. Остальные мальки смотрели на белую пару с подозрением, и когда подошла пора знакомиться с противоположным полом, рядом с Радугой не оказалось других самок, кроме Жемчужины, а рядом с Жемчужиной не оказалось других самцов, кроме Радуги. Но они не усмотрели в том никаких проблем, ведь им нравилось быть рядом и ощущать друг друга, так что мешало вместе взрослеть? Незаметно духовная близость начала перетекать в физическую, и вскоре белая пара уже научилась предаваться довольно откровенным ласкам, тогда как прочие подростки лишь ограничивались невинными играми с элементами флирта. Конечно, дальше прикосновений дело не пошло — к тому времени, как юнцы уже оказались способны «натворить дел», их стали по традиции изолировать друг от друга до конца брачного периода, однако начало запретным отношениям уже было положено. А потом… Потом брат с сестрой встретились уже будучи взрослыми. И поняли, что им не сдержаться.       Так случилось в их первый раз — когда они после долгих лет разлуки нежданно-негаданно вновь обрели друг друга. Они боролись с «неправильными» чувствами до середины Сезона, избегали друг друга, пытались сосредоточиться на альтернативных методах, но несмотря на все запреты в одну из ночей все-таки оказались на общем ложе. А вскоре стало ясно, что запреты существовали только в их головах. Научному сообществу было дело лишь до результатов их работы, а кто с кем спаривается коллег не особенно интересовало. Главное было излишне не афишировать.       С тех пор у них уже не осталось ни стыда, ни сомнений. Лишь необходимость в довольно жестком способе контрацепции несколько омрачала взаимное счастье. Но что поделать, в противном случае расплата стала бы еще более суровой. В первый год они не были столь предусмотрительны, и Жемчужина отложила два яйца. Кладка прошла тяжело, не говоря уж о количестве ресурсов, которые миниатюрной самке пришлось потратить на формирование этих яиц. Но тем не менее партнеры приняли сложное решение об утилизации. Белая кожа брата и сестры являлась лишь внешним проявлением целого ряда генетических дефектов, и будучи помноженными надвое — к чему они могли бы привести? Потомство в лучшем случае оказалось бы нежизнеспособным, в худшем — выжило бы…       …Сын Тайфуна вернулся к лежащей самке с системой для инфузий. Бережно взяв руку дочери Вьюги, он выбрал подходящее место и пустил по вене стабилизирующий раствор, который должен был подготовить организм к введению токсичного препарата. Затем самец присел на край кушетки, выжидая. Жемчужина слабо улыбнулась и посмотрела на него с нежностью. От этой улыбки захотелось отвести глаза. Сколько лет они уже это практиковали, а начинать все равно было как-то неловко… Ничего, уже завтра это пройдет. Или даже сегодня…       Резервуар опустел наполовину, когда Радуга поднялся и взял инъектор, зарядив небольшую ампулу. Приблизившись к самке, медик тщательно прощупал ее живот и как следует смазал кожу антисептиком.       — Как насчет обезболивания? — самец повернулся к партнерше, и в его взгляде появилась искорка лукавства.       — Ничего не имею против, — мурлыкнула Жемчужина, свободной рукой расстегивая комбинезон до конца и сгибая ноги так, чтобы самцу было удобнее разместиться между ними.       Радуга нежно заурчал и нырнул в образовавшееся пространство, начиная массировать бедра партнерши руками и слегка щекоча ее промежность жвалами и языком. Дыхание самки участилось, и таз призывно приподнялся, побуждая самца к более смелым ласкам. Вскоре послышался томный вздох, и тело Жемчужины выгнулось от первого в Сезоне оргазма. Тогда сын Тайфуна медленно поднялся и потряс головой, возвращая себе концентрацию, затем вновь взял инъектор и аккуратно проткнул перламутровую чешую на расслабленном животе партнерши, вводя длинную иглу под углом.       После первой дозы самке требовался отдых, и Радуга прильнул к ней, успокаивающе воркуя и покусывая ее шею.       — Бронеголовьи кровососы так же спариваются, — болезненно усмехнулась Жемчужина, обнимая брата. — Самец сперва возбуждает самку, а затем протыкает ее.*       — Ты как всегда — сама романтичность, — застрекотал лекарь и слегка боднул сестру лбом.       Некоторое время полежав рядом, партнеры переглянулись — это было знаком, что можно продолжать. Радуга встал, заменил иглу и ампулу, после чего повторил всю предыдущую последовательность, введя препарат во второй яичник.       Теперь для завершения процедуры оставалось лишь дождаться окончания капельницы. А потом соблюдать половой покой еще сутки. Сын Тайфуна снова присел подле самки и взял ее за руку. Бороться с возбуждением было сложно, но ради их общего блага следовало сдерживаться. Жемчужина приоткрыла глаза и потянула воздух. Запах партнера говорил сам за себя.       — Иди-ка сюда, — выдержав некоторую паузу, самка оперлась на локоть и поманила брата.       — Тебе пока нельзя, — Радуга решил оставаться непреклонным, но у дочери Вьюги были другие планы.       — Я просто немного пошалю. — Раздвоенный язык развратно выставился из пасти и вильнул между жвал.       — Осторожнее с катетером, — сдаваясь, предупредил самец.       — Конечно, доктор, — с этими словами Жемчужина подтянула его за бедра и проворно расстегнула на брате нижнюю часть комбинезона. Не в силах противиться, Радуга заклокотал от прилива желания и навис над партнершей, поставив одну ногу на кушетку и упершись руками в стену. От прикосновения теплого язычка по телу мгновенно прошла сладкая дрожь. Самец запрокинул голову и зажмурился.       Каратель украдкой поглядывал на эту самку весь вечер, но подойти так и не решился. Непохоже, что воительница искала отношений. Судя по ее комплекции, более напоминающей мужскую, тут не обошлось без гормональных препаратов. А раз так, Сезон на нее практически не влиял.       И все равно самка была красивая… Нет, понятно, что с наступлением гона все самки кажутся красивыми, особенно если до сих пор не удавалось взобраться ни на одну. Но у этой и правда были очень выразительные карие глаза, блестящая кожа песчаного оттенка, которую не портили даже многочисленные боевые рубцы, а еще такой соблазнительный темный крап на плечах и бедрах…       Он и подумать не мог, что она заметит его. И тем более не ожидал, что окликнет. А потому совершенно растерялся. Каратель был еще не в том возрасте, чтобы превращаться под влиянием Сезона в идиота, и вполне мог терпеть физический дискомфорт, но в последние годы о самках мечталось все чаще. Вместе с тем юнец прекрасно понимал, что выбранная им стезя не способствует заведению благопристойных романов. Все, на что он мог рассчитывать — это престарелые матроны, вышедшие из возраста производительниц и потому неизбалованные мужским вниманием, либо воительницы, по личной прихоти сохраняющие половую активность. Первых было довольно много, но связываться с ними было неприятно и небезопасно. Вторых — попробуй найди. А найдешь — попробуй понравиться. В числе вторых была отважная матушка Карателя — так она с Дурной Кровью и прочими изгоями отродясь не зналась, выбирала самых достойных воинов из тех, кто не гнушался связями на стороне. Потом, правда, частично остепенилась. То есть, определилась с постоянным партнером — как она однажды теткам пренебрежительно сказала, «чтобы заразу не цеплять». Ну да, конечно… Уж Каратель-то матушку хорошо знал. И отца знал не хуже. Это был самый достойный из вариантов, одновременно способный и многим Вожакам дать фору, и с правилами партнерши мириться, какими бы сумасбродными они ни были. Одним словом, Карателю до бати было далеко как в плане харизмы, так и — что важнее — в плане статуса. Никакой статус — плохая приманка для самок, будь ты хоть трижды борец за справедливость…       — Дурная Кровь, ты не устал еще на меня пялиться? Нет? — самка весело расстрекоталась и метко запустила в Карателя наполовину пустой бутылкой медовухи. — Угощаю! Лови, дурак!       Описав дугу, бутылка расплескала большую часть содержимого на немногочисленных посетителей бара и оказалась в когтях молодого яутжа. Вообще-то летела она ему в голову. Понятно, навеселе уже дамочка…       — Благодарю, я не пью, — аккуратно ставя бутылку на пол, проговорил Каратель.       — А что ж ты тут забыл?       Юнец усмехнулся. Ну не говорить же ей, что он встречался тут с осведомителем.       — На тебя попялиться пришел — неужто неясно? — и зачем-то добавил, понизив голос: — И я не Дурная Кровь.       — А кто же ты? — Самец даже не понял, как она оказалась рядом. Пахнуло феромонами — неожиданно ощутимо, аж пасть наполнилась слюной. Похоже, в этом году самочка слезла с препаратов, а это означало…       — Тебе интересно? — Он прищурил один глаз, поднял голову и поглядел на воительницу.       — У тебя максимальный из возможных набор ученических колец, но нет главного — знака Клана. Ты не проходил Посвящение. — Самка приблизилась к сидящему самцу настолько, что ее подтянутый живот оказался практически на уровне его жвал. Ее рука потянулась к гриве, замерла на миг, и все-таки погрузилась в отростки, медленно пропуская их между пальцами. Каратель напрягся. Если самка прикасается к гриве — это не просто так…       — Все верно, — осторожно ответил самец.       — И что это значит?       — Это значит, что я прилежно обучался, но решил не присоединяться к клану. Тем не менее я чту Кодекс — вернее, отдельные его пункты. И я чту воительниц, грозная дева. Моя мать — воительница, возможно вы даже встречались. А жизнь свою я посвятил восстановлению мира и справедливости. Не оскорбляй меня, называя Дурной Кровью — я убил Дурных больше, чем тебе доводилось их встречать.       — А ты наглый, — вместо того чтобы с презрением отойти, самка присела напротив, демонстрируя явный интерес. — А не ты ли, малек, тот самый чудак по прозванию Дурной Арбитр? Кажется, я слышала о тебе.       Самец фыркнул. Малек… Да, она была его старше, но навскидку лет на двадцать — не больше.       — Каратель, — уже привычным образом поправил юнец.       — Ути! — самка тряхнула гривой и расплылась в улыбке наигранного умиления, сводя максиллы вместе и воспроизводя движение, характерное для кормления детенышей.       — Признайся честно: что тебе надо? — выражение самца стало усталым, рука непроизвольно подперла висок.       — Пойдем-ка выйдем, — дружелюбно толкнув его в плечо, отозвалась воительница.       — Мне нет нужды с тобой драться, — Каратель качнул головой.       — А как ты иначе собираешься меня трахнуть?       — С чего ты взяла, что я собираюсь? — опешил самец, с трудом сохраняя видимость равнодушия. На самом деле от прозвучавших слов в подбрюшье вспыхнул такой пожар, что ноги задрожали, а в месте их соединения, кажись, что-то просочилось наружу.       — Ой, да не прикидывайся, я тебя насквозь вижу, — вставая, самка махнула рукой. — Так ты идешь, нет?       — А может без этих предрассудков? — сглотнув и точно на привязи следуя за ней к выходу, прошептал юнец. — По обоюдному согласию?       — Ну здрасте, — бросила воительница и грациозно достала из-за спины копье. — А как мы тогда определим, кто кого?       Они вышли из бара и проследовали в техническую зону станции. Замок был давным-давно сломан, и по многочисленным отметинам на стенах было видно, что Дурная Кровь неоднократно забивала здесь стрелки. Впрочем, сейчас было тихо. Хотя Каратель решил на всякий случай держать ухо востро.       Подождав, когда самец подойдет, воительница приняла боевую стойку и поманила соперника когтем. Каратель встал напротив и тоже разложил копье. Драться в полную силу он не собирался, да и самка вряд ли собиралась. Что ж, пусть это будет что-то вроде дружеской тренировки. С немного нестандартным продолжением…       Однако он ошибся. Воительница пошла в наступление с таким остервенением, что юнцу на миг показалось, будто она и впрямь вознамерилась его прикончить. Волей-неволей пришлось защищаться, но самка изначально находилась в более выгодной позиции, и шансов у Карателя не было. Ее запах обезоруживал, да и ранить понравившуюся особу не хотелось, а драться аккуратно в таких условиях молодой самец не умел.       Плачевным итогом стали капитально отбитые ребра и несколько вырванных клочков шкуры. Наконец Каратель оказался на земле, а самка, завладевшая его копьем, приставила оба острия к судорожно раздувающемуся от срывающегося дыхания горлу и водрузила ногу в металлической сандалии на израненную, обливающуюся потом грудь.       — Ну, вот и определили, — рассмеялась она. — Ты — снизу.       Каратель промолчал, однако и противиться не стал. Гордость гордостью, но он настолько вымотался и настолько изнемогал от желания, что был готов и сбоку, и снизу, и вообще как угодно. Когда самка его отпустила, он поднялся уже с немалым трудом, все происходящее воспринималось как в тумане. Воительница толкнула его в спину, придавая движению нужное направление. Самец даже не понял, как они оказались в каком-то темном закоулке.       — Вон там ложись, там почище, — указывая в угол, самка взяла Карателя за плечо. Покачиваясь, точно пьяный, юнец покорно плюхнулся куда велено и, не дожидаясь дальнейших указаний, начал отстегивать паховую броню. Руки слушались плохо, и самке пришлось помогать.       — Ты вообще как? — на миг она замерла и теперь уже с тревогой вгляделась в лицо Карателя. Самец вместо ответа улыбнулся как дебил и попытался ее обнять.       — У-у-у-у, да это у тебя впервые, — догадалась вдруг победительница.       — Что-то не так? — наивно защелкал Каратель.       — Все хорошо, надо было сразу сказать, — самка умиротворяюще замурлыкала и разместилась сверху. Слегка надавив на плечи партнера, она побудила его лечь.       — Ты как себе это представляешь? — фыркнул юнец.       — Ладно, не бери в голову. Просто расслабься. — Она склонилась и чувственно провела языком по его груди, слизывая кровавую испарину. Одна рука самки незаметно оказалась под головой юного любовника, а другая принялась расстегивать латную юбку. А потом… Потом Каратель внезапно почувствовал ни с чем не сравнимое живое, зовущее тепло. Оно приняло его восставшее естество так властно и нежно, что это мгновение захотелось остановить и остаться в нем навсегда. Кто бы знал, что это так… Так…       — Узнать тебя для меня большая честь, — ритуальная фраза вырвалась сама собой. — Как тебя зовут, дева-воительница?       — Мечта, — прильнув к нему, прошептала самка. — Дочь Мести. А тебя? Как тебя на самом деле зовут, юный Каратель?       Глава гарема вздохнула и начала раздеваться. Мгла облокотился на бортик купели и наблюдал за ней из-под полуприкрытых век сквозь плавно поднимающиеся клубы пара. Сердится… Еще бы, супруг опять до последнего оттягивал свое возвращение, ссылаясь на большой объем работы. Ну, а как вот иначе? Миссия Арбитра накладывала определенные обязательства перед обществом и Советом. И потом, его стараниями жены и дети уже многие годы существовали, ни в чем не зная нужды. Да, за это приходилось платить, да он почти не бывал дома, но надо же понимать…       — Моему воину угодно соединиться в воде? — тяжелая фигура главного Матриарха выросла над ним, заслонив свет. Они всегда смотрелись рядом немного нелепо. Сын Утеса, разменяв первую сотню, так и остался довольно худощавым по телосложению, а матушка росла в обхвате, как тысячелетний дождевой гриб при благоприятном климате.**       — Да, спину что-то дергает с утра, — признался самец, скованно поворачиваясь в горячей воде.       — Когда ты начнешь себя беречь? — самка строго рыкнула и улеглась рядом, вытеснив приличное количество жидкости своей внушительной персоной.       — Только не начинай… — Мгла поморщился и в знак того, что на дальнейшее обсуждение не настроен, перекинул через супругу ногу.       — Осторожнее, я не люблю так резко, ты же знаешь, — капризно отозвалась Глава гарема и в отместку за грубое вторжение кусанула плечо супруга. Вот не угодишь ей. То так пожестче требует, а то вдруг «не надо так резко». Впрочем, если баба обижена, ей так и так не угодишь.       Они спарились несколько раз, после чего самка ушла, а Мгла перебрался на греющую плиту. Спина разболелась еще сильнее — прямо накануне Сезона самец очень неудачно упал во время зачистки. Спасибо, что не обезножел. Строго говоря, он с той зачистки вообще мог живым не вернуться… Но женам об этом знать было не обязательно — не то опять разорутся.       Арбитр с величайшей осторожностью потянулся и занял наиболее удобное положение. Нет, плевать, сегодня он будет снизу, хотя и не всем самкам это нравится. И впрямь стоит поберечь себя…       Младшая и самая неуемная из женушек появилась в купальнях несколько минут спустя. Вскарабкалась, не дожидаясь приглашения, и жадно вобрала плоть супруга в себя — заждалась. Скакала так активно, что уложились минуты в три. После этого самца окончательно расслабило и потянуло подремать.       — Иди, я отдохну и сам к тебе приду, — ласково спихивая недовольную самочку, проурчал Мгла и провалился в сон.       Но долго почивать не пришлось. Явились сестрички — эти всегда ходили вдвоем — и потребовали свою долю супружеского внимания. Пришлось соскребаться и отрабатывать, удовлетворяя одновременно обеих. Пока одна насаживалась на его стрежень, самец ласкал лоно второй языком, потом самки менялись местами, не переставая оглаживать и покусывать друг друга. Наконец они угомонились и покинули купальни, а сын Утеса встал и поплелся к воде, чтобы окунуться и прополоскать пасть. Все-таки вкус спермы во рту — это что-то не то, даже если она твоя собственная…       Не успел самец перевести дух, как уже следующая супруга с возбужденным стрекотом появилась на пороге. Мысленно посчитав, сколько баб еще осталось в хозяйстве (если за год никто не сбежал, конечно), Мгла собрался с силами и приступил к ухаживанию.       Нет, в целом, у него был хороший гарем, правильный гарем, состоящий только из тех самок, которые принимали его таким, какой он есть, и оставались верными, несмотря на полное отсутствие романтики в отношениях и вечные задержки на Охоте. И Мгла всегда старался соответствовать их запросам, быть достойным мужем и отцом, примером для будущих поколений и ответственным хозяином угодий. Но, если честно, при возвращении в Серые Чертоги, его нет-нет да и тянуло свалить куда-нибудь в тихое место, чтобы побыть наедине со своими мыслями, долечить полученные за год травмы и морально выдохнуть. Быть Арбитром все-таки весьма напряженное занятие… Только в гареме сразу же наваливались другие заботы, просто отмахнуться от которых самец не мог, и вечная усталость продолжала копиться, как грязевой ком.       Ладно. Ничего. Не мужское это дело — ныть, что ты устал и тебя не понимают. Да и где вообще самкам понять подобные проблемы? У них своих забот хватает. Мальки, стирка, уборка (а тут еще самец все стены опять заляпал), охота с молодняком, снова мальки… Короче, тоже не позавидуешь. И ведь все терпят. Вот и ты терпи, законник. У тебя все далеко не так плохо, как может показаться. И не так уж много жен, чтобы жаловаться на нагрузку.       Мгла тряхнул головой, прогоняя посторонние мысли, и сосредоточился на текущей задаче. А именно: стиснул зубы и поддал жару, заставив очередную самку стонать от блаженства. К черту самокопание, пока длится Сезон Любви, надо держать планку.       — …А-а-ахр-р-р-р-р… Мой во-о-о-оин…       Эти стоны, преходящие в рычание, — он был готов слушать их вечно. И дыхание. Частое, хриплое, прерывающееся, опаляющее тяжелую от почетных колец гриву жарче огня, жарче кислоты Священной Дичи… Битва, Охота, секс — все суть едино. Сплетение нежности и борьбы, сладости и боли, согласия и принуждения. В разных пропорциях, в разных сочетаниях, в разном контексте…       Консул наконец-то был дома. Наконец-то был с ними… Долгие месяцы ожидания, бесконечная череда испытаний — все ради одной цели. Взять свою заслуженную награду, отвоевать ее и уже бесспорным победителем слиться в многократном экстазе с каждой из возлюбленных, жестоких, ласковых, щедрых, ненасытных, священных и прекрасных. До рассвета, до изнеможения, до беспамятства. Это повторялось из года в год, и из года в год это было ново, остро, желанно… Неописуемо.       — Я хочу еще! — страстное шипение, и уже другой голос.       Хочешь еще? Получишь еще. И потом не жалуйся. Впрочем, кто же жалуется на такого самца? Такого самца боготворят. Только тс-с-с… Они не должны знать.       — На колени. — И сильная рука на горле. Пульс часто бьется о мозолистую ладонь.       Да будет так. Сегодня ты воительница, владычица… Госпожа. Завтра — добыча, жертва, ценный трофей. Или, быть может, равная своему охотнику. Но вряд ли.       — Сильнее… Быстрее… Глубже…       Давай, давай, любимая, поруководи. Но не заигрывайся. Иначе в следующий раз играть будут с тобой. Тебе понравится. Хотя, это не точно.       И снова вздохи, стоны блаженства. Тяжелый рокот самца — его тоже можно заставить стонать, но пусть постараются. Тела, тела, тела… Сплетение тел, сплетение рук и ног, плавные изгибы спин — блестящих от пота, мерцающих от крови. Слипшиеся от слюны и пролитого семени изысканные одежды, золотые и костяные украшения, скользящие по обнаженной коже в ручейках любовных соков, драгоценные кристаллы, отражающие своими влажными гранями алый свет угасающего вечернего солнца… Завораживающая и притягательная, уточненная, грязная, восхитительная эстетика Сезона. Дурманящие ароматы, от которых кружит голову сильнее, чем от любых благовоний. И на клыках — божественная смесь сладкого, соленого и горького.       Сегодня в оргии участвовал весь гарем. А уже завтра каждой из самок предстояло быть выслеженной и пойманной по отдельности. Консул любил разнообразие. И любил удивлять.       — Ты мой…       — Конечно, дорогая, и твой тоже, — он мог выделять любимиц, но втайне и уж точно не в такие минуты. Его должно было хватать на всех.       — Люблю! — в глазах читалась правда. И ложь.       — Моя жизнь без тебя — ничто, — учтивый поклон. И яростное, животное соитие мгновение спустя.       Консул обожал своих жен, но давно перестал обманываться. Он знал их суть, знал, что им на самом деле нужно… И его это устраивало. Как минимум, потому что с ними он мог не скрывать собственной сути.       …Наступил короткий миг передышки, и самки окружили своего возлюбленного, массируя его плечи, перебирая гриву, ластясь со всех сторон. Они поднесли ему травяной напиток для восстановления сил и постелили в зале новые циновки, убрав те, что уже пропитались до нитки. Покровительственно урча, самец откинулся на груду узорчатых подушек и наслаждался недолгим затишьем, блаженно ощущая прикосновения двух десятков пар рук. И как же было хорошо… Словами не передать.       Лишь в мыслях…       Хотя и в мыслях полный хаос.       О, боги, придумавшие Сезон Любви, знайте, вы самые большие извращенцы! Но, воистину, Сезон Любви — было и есть самое величайшее из ваших творений. Так будьте вы прокляты за это издевательство. И славьтесь вечно за этот дар.       — Пойдем в каюту, в постель, — когда Дженни поняла, что Ворчун несет ее в душ, пришлось его остановить.       — Я ж напачкаю, — сконфуженно пробубнил самец.       — Ну и ладно, постираем, — девушка пожала плечами. В конце концов, первая брачная ночь в душевом поддоне — это странно. Жесткая койка на космическом корабле, конечно, тоже мало походила на кровать в номере люкс, но все равно больше соответствовала представлениям землянки о закреплении брачного союза.       Хотя до сих пор слабо верилось в то, что это не сон. Насмотревшись по ящику красивых историй, Джейн Тернер едва ли не с самого детства мечтала об этом моменте — когда любимый человек в торжественной обстановке сделает ей предложение руки и сердца. Теперь же в кои-то веки имелся полный комплект: серьезные намерения (хоть и далекие от людских принципов), надежная рука (правда, с когтями) и большое любящее сердце, бьющееся под слоем стальных мышц и жесткой шкурой аллигатора. Разве что сущая мелочь — обладатель всего этого богатства был даже близко не человек.       Тем не менее, Джейн сказала ему заветное «согласна». Не со страха и не от неожиданности, полностью отдавая себе отчет в происходящем, находясь в здравом уме и твердой памяти. И спроси он снова… Она бы, не задумываясь, согласилась вновь. И… Как же хорошо, что здесь, в космосе, не было ни единой живой души, которой бы взбрело в голову задать счастливой невесте вопрос «почему?».       Яутжа покладисто рыкнул и повернул к своей каюте. Там он, держа маленькую партнершу на одной руке, чуть ли не стыдливо сбросил с койки засаленную шкуру, под которой иногда по привычке спал, и, вытащив из ниши более-менее чистое покрывало, набросил его на лежанку. Уже потом он бережно уложил землянку и, в нерешительности потоптавшись перед койкой, принялся снимать доспехи.       Дженни наблюдала с улыбкой. Хищник и стеснение — были две настолько редко встречающиеся совместно вещи, что каждый такой факт вызывал бездну умиления. Сейчас клыкастый, по-видимому, чувствовал себя виноватым, что пошел наперекор желанию девушки, которая еще несколько часов назад категорично ему отказала. Он не спросил, «хочет ли ууман продолжать спариваться», хотя вполне мог уточнить для очистки совести. Просто проигнорировал полученный отказ. Ни дать ни взять наглый котяра, которого ссадили с коленей на пол, а он уже через минуту запрыгнул обратно. Впрочем… Именно сейчас ему как будто стало неловко за эту наглость.       «Не волнуйся, мне это нравится», — землянка едва удержалась, чтобы не сказать это, но внутренний голос посоветовал так не делать. И то верно. Слова здесь были ни к чему. Гораздо лучше было не говорить, а показать.       Она села и, расстегнув ворот платья, слегка оголила грудь, после чего хитро посмотрела на яутжа. Тот сосредоточенно запыхтел и, скинув с себя остатки брони, стянул набедренную повязку. Мгновение — и хищник уже, сгорбившись, навис над девушкой, как над добычей, жарко дыша ей в лицо. Дженни с улыбкой протянула руку и кончиками пальцев провела по краю его мандибулы, затем выше — вдоль ротовой перепонки и по росту щетины на виске. Память тихо заурчал, склоняясь еще ниже и раскрывая жвала для поцелуя.       Больше года… Больше года Дженни не целовала другого человека. И теперь она вдруг осознала, что даже не помнит, как это — целовать партнера с губами. Кто бы мог поверить, что эта страшная клыкастая пасть может стать желаннее любых, самых нежных, самых чувственных губ…       Девушка закрыла глаза и слегка захватила ртом диастему хищника, почувствовав, как два верхних зуба партнера при этом уперлись в щеки, подбородка коснулись подрагивающие ротовые складки, а шею остро защекотал нижний ряд зубов. На миг пара замерла, затем, Джейн прервала поцелуй и осторожно высвободилась из крючковатых челюстей. Черный змеиный язык тут же выскочил вдогонку и, достав до уха землянки, игриво обвел овал ее лица, вызвав робкий смешок. Ответом стал возбужденный рокот, от которого завибрировала вся кровать.       Самец сместился ниже и приступил к следующему этапу любовной игры, начав аккуратно покусывать шею партнерши. Его когти зацепили ткань платья, и Дженни как обычно помогла справиться с оставшимися застежками, чтобы не порвал. Получив доступ к обнаженному телу избранницы, Память заурчал с еще большей страстью и вновь подключил к ласкам язык, смакуя упругие груди и чутко касаясь живота. В это время ладони девушки блуждали среди пылающих жгутов гривы, то и дело ложась на влажные напряженные плечи яутжа. Которые с каждой минутой почему-то оказывались все дальше, пока не…       — А-ах! — от неожиданности землянка вскрикнула и вцепилась в матрас. Когтистые пальцы сомкнулись на ее бедрах и резким движением вздернули их верх. Вслед за тем горячий язык несколько раз с нажимом прошелся в промежности, подразнил налившуюся возбуждением горошину и дерзко нырнул в глубину. Не отрываясь от процесса, Память издал протяжную трель, от которой у Джейн затрепетала буквально каждая клеточка тела. Затем язык самца немыслимым образом провернулся, и стал волнообразно изгибаться, вызывая совершенно потрясающие ощущения.       Едко запахло смесью аммиака и характерной горечи. Но этот в целом довольно неприятный шлейф внезапно лишь усилил и без того мощный эффект.       — Прекрати, я сейчас кончу! — пискнула Дженни и безуспешно попыталась сжать ноги.       — И что за беда? — нахально промурлыкал хищник, не извлекая языка.       — Я… — Девушка с трудом перевела дыхание. — С тобой хочу. Чтобы ты был во мне. И не говори мне, что еще рано!       — Не рано, — он ухмыльнулся, щуря желтые глаза, и, послушно оторвавшись от сладкой ложбинки, вновь уложил партнершу под себя.       И тут Джейн вдруг почувствовала, что густо заливается краской. Немыслимо, но сейчас она точно ненормальная нимфоманка хотела этот чудовищный, непонятной формы зеленый член. Безудержно, безумно хотела почувствовать внутри себя его рельеф, его изгибы и до боли распирающую толщину. Хотела и заявляла об этом вслух.       Самец же, не теряя времени даром и не давая партнерше передумать, продвинулся вперед и, нащупав ее руку, недвусмысленно сжал.       — Можешь немного погладить там? — Хищник проникновенно заглянул в лицо Дженни и перенес ладонь девушки на свой паховый бугор. — Помоги мне вспомнить.       Почти сразу же пальцы наткнулись на пульсирующую скользкую выпуклость. Землянке даже не пришлось дополнительно ничего делать — раскаленный стержень начал твердеть и выдвигаться от первого же прикосновения, осталось лишь обхватить его и направить.       Исступленный вздох и утробный вой раздались в унисон, породив причудливый, совершенно новый звук концентрированного вожделения. Странная, неправильная, невероятная, но такая гармоничная межвидовая пара соединилась и замерла, дрожа от взрыва ощущений, произошедшего там, где в данный момент плоть ревностно обнимала плоть, лаская, внимая, ликуя…       Удар сердца. Второй. Третий…       — Тшей… Моя… — острые жвала внезапно царапнули ухо, и сильные руки сгребли в кровати хрупкое тело.       — Па-амять… Люблю… — чуть слышно сорвалось с девичьих губ в ответ.

_________________________________________

* Кроме шуток, у самок некоторых клопов нет специального отверстия для спаривания, поэтому, чтобы ввести сперму, самец протыкает тело партнерши острым совокупительным органом. ** Не спрашивайте меня, что это за гриб, Мгла просто применил такой оборот) Видимо, аналог «расти как на дрожжах».