Сердцу не прикажешь

      Дженни дернулась во сне и ощутила, что падает. Ее снова бросили в клетку, и вот-вот должен был последовать удар о твердые прутья, но… Сильная и уверенная рука подхватила ее и остановила падение. Девушка открыла глаза. Хищник прижимал ее к груди и в недоумении моргал сонными глазами.       — Небольшой приснился кошмар?       Джейн с минуту переваривала действительность. Потом что-то пробормотала в подтверждение его слов и с облегчением уронила голову на дышащую чешуйчатую громаду. Ладно бы приснился… Она до сих пор не могла поверить в то, что тот кошмар наяву закончился. А существо, которое она еще недавно костерила на все лады, вновь оказалось самым родным и дорогим на всем белом свете… Безусловно, момент, когда она была уверена, что Памяти больше нет прощения, имел место, но потом… Ох, потом свалилось столько всего, что былое намерение «супруга» ее убить стало восприниматься как какая-то незначительная деталь. До рынка рабов землянка с трудом себе представляла, что подобное в принципе возможно, однако теперь на первый план вышло совершенно иное.       Ну что ж… Да, он хотел ее убить. Потому что он — яутжа, а для яутжа нормально хотеть кого-то убить. И нормально передумать, если обстоятельства изменятся. И все мысли, которые крутились в голове у Джейн, когда она сидела взаперти, те самые, которые казались такими смелыми и правильными, все воспоминания, которые заставили «открыть на партнера глаза»… Они резко утратили свое значение. Важно было лишь одно: Память оставил ее в живых, а потом полюбил. И полюбил так сильно, что вернулся и забрал, несмотря ни на что. Забрал, вместе с чужими, как он выразился, мальками, и даже не возмутился, что ему теперь придется кормить еще два рта. Три, точнее. Спайк — кем бы это существо ни было, — тоже, скорее всего, нуждался в какой-то пище. А еще Память вытерпел все капризы потрясенной землянки — было бы ему наплевать, взял бы под мышку и унес, проигнорировав протесты и требования. Только сейчас до Джейн стало доходить, что он, бывалый наемник, беспощадный охотник за головами, по одному ее слову кинулся освобождать каких-то незнакомых раутов, которых, простите за каламбур, и за людей-то не считал… И, самое главное, Джейн решилась выставить ему такое условие! О каких сомнениях тут уже может идти речь? И теперь…       — Небольшая?       Дженни подняла голову и вопросительно поглядела на яутжа. Тот добродушно затарахтел.       — Я все жду, когда самка начнет вопить, — пояснил он.       — Вопить? — не поняла девушка.       — По поводу заказа. Когда шок пройдет.       Дженни вздохнула, помолчала, затем выбралась из-под лапищи яутжа и села.       — Нет, Ворчун, не буду я вопить. Пока мы не виделись, я кучу всего плохого о тебе думала, а потом поняла, что необоснованно. Перегорело все уже, отболело… Если ты меня понимаешь.       — Ууман не могут долго таить обиду? — предположил хищник.       — Да почему, могут… Некоторые могут всю жизнь. От ситуации зависит. Но иногда ты понимаешь, что тот, на кого ты обижаешься, этого не заслужил, и тогда злость проходит. Поэтому я рада, что у меня не было возможности сказать тебе многое из того, о чем я подумала.       — Можешь сказать, — он сделал попытку вновь привлечь землянку к себе, но та внезапно поймала его руку и сжала.       — Нет. Не стану. Потому что я больше так не думаю. Мне кажется, твоя единственная ошибка состояла в том, что ты те фото не удалил…       — Тшей там красивая, — признался Память и все-таки сгреб девушку в охапку.       Несколько минут они лежали молча. Наконец яутжа заговорил снова:       — Если остались вопросы, задавай сейчас. Или больше никогда. И закроем тему.       — Пожалуй, один, — поразмыслив, отозвалась Дженни. — Кто?       — Что — кто? — фыркнул клыкастый.       — Кто меня заказал? Ты можешь назвать их имена?       Хищник нахмурился и недовольно потер зубцы мандибул друг о друга. Затем все же ответил, что «профессиональная этика» не позволяет ему о таких вещах распространяться. Для своей самки он, конечно, был готов сделать какое угодно исключение, но проблема состояла в том, что имен заказчиков он не знал. Имелись лишь аватары и анонимный счет. Все, что было известно наемнику — это видовая и половая принадлежность. Двое. Самец и самка «ууман». Слишком широкое поле для подозрений…       После заключения и последующего бегства у Джейн образовалось несколько шишек и ссадин. Некоторые ранки подсохли сами, другие же воспалились и болели, поэтому утро продолжилось их обработкой. Потом был совместный поход в душ — как в «старые добрые», разве что без интима. На это пока не хватало сил, да и желания тоже не было никакого. Просто хотелось искупаться вместе и еще немного почувствовать друг друга рядом.       Затем Дженни поспешила проведать детей. Память, в свою очередь, заявил, что дети — это то, что его интересует меньше всего, и у него есть некая работа в командном отсеке. На том и порешили: что каждый пока займется своим делом.       Дверь своей каюты Джейн, честно говоря, открывала с опаской. Малыши, конечно, вчера сразу же уснули, но кто знает, как они могли отреагировать на пробуждение в новом месте? Что ж, все оказалось достаточно предсказуемо. Ричард сидел на полу и ревел взахлеб, требуя «мою ма-амочку». Боб, совершенно равнодушный к страданиям названного брата, сновал по углам и искал, что бы еще погрызть. С момента пробуждения он успел превратить в бесструктурную массу две сандалии из разных пар, блокнот, в котором Джейн делала наброски — больше всего было жаль их совместный с Ворчуном портрет, который, по мнению самой девушки, получился почти что профессиональным, — а также знатно потрепал подушку и опрокинул кадку с «Елкой». Плюшевого медведя Дик у братца, очевидно, отстоял, но, судя по царапинам на руке, не без ожесточенного боя. На кровати темнела довольно приличная лужица. Что-то подсказывало, что автором также являлся Боб.       Вчера дети были настолько измотаны и перепуганы, что мытье и ужин прошли как-то «на автомате», даже без скандала. Но стоило мелким попривыкнуть, как начались капризы. Например, умываться шли волоком. Даже несмотря на то, что «моя ма-амочка» пыталась сперва уговорить по-хорошему. Затем карапузы решили разделить обязанности. В отсеке гигиены яутжонок добровольно принялся плескаться в поддоне, зато человеческий ребенок орал и отбивался так, будто вместо воды его поливали кислотой. Обработка царапины стала отдельной эпопеей.       — Ну не щиплет же! — показательно намазывая свою ссадину антисептиком, уверяла Дженни. Только Ричард ни в какую не желал слушать и верещал как резаный. В итоге он так вспотел и раскраснелся, что эффект от умывания оказался полностью нейтрализован.       За завтраком Дик наоборот вел себя образцово. Хотя тут, наверное, не было ничего удивительного, ведь ему в кои-то веки предложили молоко (пусть и разведенное из порошка) и хлопья (пусть и раутские) вместо концентрата. А вот Бобби снова пришлось насильно пичкать белковой массой. И на его гневные вопли даже Память не удержался — заглянул, спросил, что происходит. Но помогать, негодяй, не остался, вновь сославшись на «дела».       Потом снова приключилась баталия — уже из-за одежды. Накануне Джейн выстирала комбинезончик и футболку мальчишки, и пока все это сохло, тот пристрастился бегать голышом. Когда Дженни попыталась его одеть, Ричард закатил истерику, тыча пальцем в «братца», который в принципе штанов как истинный яутжа не признавал.       Против дневного сна согласно установившейся очередности, должен был протестовать снова Боб, но на этом этапе детки сломали систему, так как слишком устали бузить и послушно вырубились оба, не дождавшись окончания сказки про «Красавицу и Чудовище» — это была единственная история, которая в сложившихся обстоятельствах шла Дженни на ум, впрочем, неудивительно.       — Ворчун, ты сейчас занят? — не дожидаясь ответа, землянка прошла в рубку и рухнула без сил в свое кресло.       — Все зависит от того, что ты хочешь попросить, — хитро отозвался Память. На самом деле он уже всю рутину закончил: с диагностикой разобрался, курс скорректировал, с заказчиками дела порешал. Сейчас «Демон» следовал к одной из безымянных станций, где предстояло выправить помятое на «Всячине» крыло и кое-кого грохнуть по мелочи. Что касается его личной Мелочи, то ее приходу самец был рад, так как уже успел соскучиться, просто не хотел идти к уманке сам, потому что тогда бы пришлось слушать мальковый визг.       — Я хотела спросить, можем ли мы в ближайшее время пополнить запасы? Нужно кое-что детям купить из пищи. И хорошо бы одежду и какие-то игрушки, а то у Ричарда нет никакой смены, а Роберта нужно занять чем-то антивандальным…       — В кладовке не смотрела? Там много барахла, которое сложно сломать, — немедленно нашелся Одной Левой. Походы по рынкам в его планы точно сейчас не входили. — Только в ту кладовку, где Жесткач, не ходи. Он так и не дохнет.       — Его бы тоже накормить… — вздохнула Джейн.       — Как ты себе это представляешь? У него пасть смолой залита, я расковыривать — не собираюсь.       — Ну я могу расковырять… — растерянно проговорила Дженни. — А ты подержишь.       Мандибулы Памяти съехали вниз, и он в недоумении уставился на девушку, а затем насмешливо застрекотал. Ох уж эта Мелочь, никогда не знаешь, что сказанет или вытворит.       — Я уже тебе говорил, что Жесткачи могут годами не есть и не пить. Если у этой твари есть шанс выжить, она выживет. Пусть отлежится спокойно, постепенно его слюни сами растворят смолу.       На самом деле самец, конечно, врал. Не обладали жесткачевые слюни подобным действием, но Тшей об этом было знать не обязательно. Ишь, чего выдумала, Трудному Мясу первую помощь оказывать… По секрету, через несколько дней, когда она окончательно замотается с детенышами и забудет о твари, Память планировал тихонечко Жесткача умертвить, типа сам загнулся, и выставить голову на продажу.       — Ну ла-адно, — с сомнением протянула Джейн. — Но на рынок нам все равно надо.       — Пожалуй, сможем, — сдался Одной Левой, внутренне осознавая перспективу покупать теперь не только тряпки для самки, но и микротряпки для подкидыша. Хотя вот зачем это все? Мальки яутжей лет до шести без набедренной повязки обходились. Для чего вообще мальку одежда? Только ткань переводить. — Но сначала я разберусь со своими делами. Потом уже твоя ерунда.       Лицо девушки внезапно помрачнело.       — «Свои дела» — это новый заказ? Ты опять кого-то убивать собрался? — тихо проговорила она.       — Мелочь, мы же закрыли тему, — Память сердито поджал жвала.       — Я не к тому, — потупилась Джейн. — Просто не мог бы ты теперь уже говорить как есть? «У меня есть заказ». Или «у меня сделка». До того как между нам произошло… недопонимание… Ты ведь сам предлагал равноправие, сам говорил, что я буду твоей второй парой глаз и надежным тылом. А сейчас снова юлишь.       — Мне показалось, тебе неприятно, если я буду напоминать… — Вот так номер. Это было смущение? Дженни с удивлением поглядела на клыкастого. Его интонация ничего такого не выдавала, но четко проявившиеся полосы на шкуре сдали с потрохами.       — А похоже, что я забыла? — тут голос землянки стал строгим. — Знаешь, Ворчун, такое не забывается. Но я все уже для себя решила. И смирилась с тем, что ты тот, кто ты есть, и занимаешься тем, чем занимаешься. Я не хочу тебя переделать. С моей стороны это было бы лицемерием — я ведь тоже живу за счет твоего промысла. А то, что я едва сама когда-то не стала его жертвой… Уж, видимо, такая у нас семья. Не удивлюсь, если когда-то в будущем, мы будем смеяться весте с подросшими детьми: «Дик, а помнишь, как Бобби тебя хотел скушать?». Вообще-то это жесть, что они вместе, и я до сих пор не уверена, что эта затея закончится благополучно. Но ничего не поделаешь. Мы имеем то, что имеем. Так что… Прошу, говори мне теперь все, пожалуйста. Чтобы я знала, где ты, в опасности ли ты, на какое время можешь задержаться. И если нужна будет какая-то помощь… Ты по-прежнему можешь на меня рассчитывать. Сейчас даже больше, ведь я уже кое-что смыслю в этом всем. Я серьезно. Если только это не будет касаться отрезания голов, конечно.       Память поглядел на самку с изумлением. В ней все больше раскрывался потенциал опасного существа и от этого, откровенно говоря, становилось даже не по себе. И вместе с тем… Как же чертовски приятно было получить подтверждение того, что тебя любят таким, какой ты есть! И наконец избавиться от необходимости постоянно лгать из опасений, что тебя оттолкнут, а потом еще и стыдить себя за это — мол, дожили, наемник боится самке дичи лишнего сболтнуть, чтобы она о нем плохо не подумала.       — А если я возьму заказ, к примеру, на детеныша? — взгляд желтых глаз сделался пронзительным.       — Такое бывает? — решив, что Память ее проверяет, уточнила Джейн.       — Случалось пару раз, — признался он в ответ. — Ну, знаешь, разные богатые наследники или последние представители враждующего семейства…       — И ты спокойно спишь после этого? — Дженни вздохнула.       Яутжа лишь фыркнул. На некоторое время они умолкли. Затем девушка все-таки рискнула озвучить одну настойчивую мысль:       — Послушай, а ты не можешь делать так, как говорил в самом начале, чтобы меня успокоить? Брать заказы только на тех, кто действительно заслужил смерть?       Одной Левой с минуту обескураженно смотрел на свою самку, а затем расстрекотался так громко, что смутилась уже она.       — А как ты это предлагаешь определять? — отсмеявшись, поинтересовался наемник. — Кто ты, чтобы судить? Кто я, чтобы судить? Спроси самого отъявленного мерзавца — и он тебе скажет, что ни в чем не виноват. А еще расскажет историю своей жизни, так что ты ему еще и посочувствуешь. Знаю я тебя, Мелочь. А детеныш, который вроде как невинен по умолчанию, может вырасти и стать последней тварью — и тогда многие пожалеют, что кто-нибудь не придушил его во младенчестве. Не-ет, Мелочь, я не Арбитр, чтобы брать на себя ответственность, кто заслуживает жизни, а кто нет. Деньги — они все упрощают. Я ничего не решаю. Я — инструмент в этой системе. Оружие. Качественное и эффективное. А осуждаю на смерть не я, осуждает тот, кто меня нанимает. Так что да, я спокойно сплю.       — Но в моем случае конечное решение принял именно ты. Ты сам. Не находишь, что это двойные стандарты? — немедленно парировала землянка. Думала, подловила, но ошиблась. Одной Левой лишь качнул головой. Затем перегнулся через подлокотник своего кресла и с утробным мурлыканьем поднял девушку с ее места, ловко пересадив к себе на колени. Грозные жвала привычно зарылись в ставшие совсем темными волосы, заплетенные, чтобы не разлетались, в свободную косу.       — Слишком много всего совпало, Тшей, — проурчал самец уманке в макушку. — Тебя мне боги послали, не иначе. Но знаешь, мы сейчас обсуждаем шкуру неубитого зверя. Основная клиентура — это все равно барыги, криминальные авторитеты, другие убийцы. Те, кого тебе точно не будет жалко. Хотя заметь, половина из них — чьи-то любящие и заботливые супруги, родители или отпрыски. Что теперь, их всех не убивать? Вот я тебя люблю и забочусь, так что я, хороший после этого? Да меня с превеликим удовольствием грохнет половина моих знакомых, даже тех, кого я считаю хорошими знакомыми. Тот же Радуга продаст, не раздумывая, если кто-то посулит за мою шкуру хорошую цену. И я, в сущности, буду не в обиде. Потому что таков этот мир. Если ты готова принять меня, прими и это.       Джейн еще раз вздохнула и ничего не ответила, просто повернулась и обняла его. Память тоже больше ничего не стал говорить. Он прекрасно понял, что означает ее молчание.       Ужин на этот раз совпал с очередным временем кормежки для Памяти, когда яутжа не просто за компанию усаживался рядом с землянкой, чтобы отпускать плоские шутки про «странный обмен веществ ууман» и иногда перехватывать из тонких девичьих пальчиков кусок-другой ветчины, а целенаправленно приходил набить брюхо. Таким образом клыкастому волей-неволей пришлось повстречаться с детьми. И, надо сказать, взаимодействие это вышло презабавным. Боб и Дик, привыкшие за свою пока еще совсем недолгую жизнь к такому дерьмищу, что не каждый взрослый выдержит, присутствием Одной Левой совершенно не смущались. Кроме того, они видели, как смело ведет себя с ним «мамочка», а потому отправились знакомиться, как только для этого подвернулась подходящая возможность.       Пока Джейн пыталась сладить с Бобом, сначала запихивая в мелкую пасть размоченную белковую массу, а потом, едва сдерживая ругательства, выдергивая пальцы из весьма ощутимо цапающих жвалок, Ричард самостоятельно расправился с миской быстрой лапши (Дженни не знала, можно ли детям ужинать быстрой лапшой, но снова есть хлопья мальчуган отказался наотрез) и принялся донимать «большого», как он с самого начала окрестил хозяина корабля. В сущности, ребенок ничего такого не делал, он просто обогнул стол, подошел к Памяти, остановившись на расстоянии метра, и начал завороженно смотреть, как увеличенная копия Бобби ЕСТ БЕЗ ПОСТОРОННЕЙ ПОМОЩИ. Некоторое время яутжа стоически выдерживал этот пытливый взгляд, но наконец не стерпел и рыкнул. Дик тут же показательно разревелся и побежал к Джейн — жаловаться.       — Ворчун, ну ты чего! — девушка всплеснула руками, по рассеянности ослабив захват локтем, в котором на тот момент находился Боб. Почуяв свободу, яутженок плюнул остатками концентрата прямо ей в тарелку и резво вывернулся, освобождая место для лезущего в объятия Дика.       — Самка обещала следить за мальками, — угрюмо отозвался хищник, бесцеремонно отодвигая нырнувшего под стол Боба ногой.       — Я слежу, — возразила Дженни, поднимая второго приемыша к себе на колени и вытирая его хлюпающий нос. — Но ведь он ничего не сделал, просто смотрел. Ты ему просто интересен.       — Это какие-то неправильные мальки, — пропустив ее замечание мимо ушей, посетовал Одной Левой, вновь с раздражением стряхивая Боба, который не только не сдался, но и решил во второй раз напасть уже со спины. — У них на инстинктивном уровне должно быть заложено избегание взрослых самцов.       — Почему? — удивилась Джейн. Одной рукой она обняла Дика, второй же попыталась схватить и подтянуть к себе готовящего третью атаку на взрослого сородича Бобби. Малек ловко увернулся и отбежал в угол, где затаился, продумывая тактику следующего наступления.       — Потому что в Сезон они могут быть опасны, а вне Сезона мальки самцов не видят… — тут Память осекся, сморщился и ругнулся вполголоса.       — Даже я по запаху отличу, когда у тебя Сезон, а когда нет, — хихикнула девушка. — Несмотря на свое «ущербное», как ты любишь говорить, обоняние.       — Ну тогда ему же хуже, — фыркнул в сторону детеныша Память, отправил в пасть остатки брикета и поднялся из-за стола.       Впрочем, Дженни прекрасно видела, что причинять детям вред Ворчун не собирается. В его поведении усматривалось нечто вроде классической ревности молодых отцов — об этом в последние годы несколько раз говорила няня Кэт, взявшая привычку рассказывать о том, как сложилась судьба ее прошлых воспитанниц. Судя по всему, она пыталась привить подрастающей мисс Тернер азы женской хитрости, правда, тогда Джейн не смогла этого оценить. Она свято верила в то, что в ее жизни появится прекрасный принц, с которым не случится такого рода проблем, потому что он будет идеален. Ох, знала бы Джейн наперед, что за особу подкинет ей судьба вместо принца — слушала бы внимательно. Кто бы мог подумать, что многие советы престарелой гувернантки окажутся вполне применимы к инопланетным варварам?       Вот у той женщины, муж которой ревновал к ребенку, помнится, все закончилось благополучно, потому что она смогла обеспечить супругу и малышу общий досуг. Как знать, возможно, сработало бы и с Ворчуном… Вот только что могло заинтересовать матерого хища в той же мере, что и человеческого двухлетку? Кроме того, сама природа яутжа могла пустить все старания насмарку, если самцы этого вида и правда никогда не проявляли никакого участия к потомству. Хотя, вот как это? Как может вырасти доблестный воин без отцовского примера? Это оставалось для Дженни абсолютной загадкой. Одним словом, девушка решила не терять надежды подружить деток с приемным «папашей», но чрезмерно навязывать Памяти родительскую роль тоже не стала.       После ужина все четверо отправились мыться. Память заявил было, что «он лучше потом», но Джейн его уговорила, прикинувшись «беспомощной самочкой, которая никак не достает до спины, а детей с собой берет, потому что не может оставить их без присмотра». Дику же она тайком шепнула, что если он сегодня будет купаться без скандала, то сможет посмотреть, как «мамочка» моет не только Боба, но и «большого». Ну а Боб просто любил плескаться, поэтому пошел без уговоров.       Купание, в итоге, снова привело к непредвиденным последствиям. Когда-то Дженни сама приучила клыкастого, что «потереть спину» — это не просто потереть спину. Но она ни за что бы не подумала, что Ворчун полезет к ней при детях. Ричард подумал, что «мамочку» обижают, и ринулся защищать Джейн от навалившегося на нее великана. Роберт подумал, что начинается драка и ухватился за возможность кусануть в неразбериху хоть кого-нибудь — досталось в результате «мамочке».       — И я все равно не понимаю, почему малькам нельзя смотреть, — на обратном пути бубнил Ворчун, пока злая Джейн с брыкающимся Диком под мышкой хромала к своей каюте. Извивающегося и щелкающего жвалками Боба «папаша» нес, удерживая за шкирку, как котенка. Оказывается, так можно было. Одним словом, общий досуг в целом удался, но получился не таким, как ожидалось.       — Судя по всему, мой отсек уже окончательно превращается в детскую, — поделилась Джейн, устраиваясь рядом с Памятью, вернее, большей частью поверх него. Когда партнер настолько больше тебя, в этом есть определенные неудобства, но есть и неоспоримые плюсы. Главное улечься так, чтобы щетина на груди не колола в глаз.       — Все правильно, малькам нужен вольер, — мурлыкнул яутжа, подбираясь лапищей туда, куда не удалось добраться несколькими часами ранее в душе. Вот, казалось бы, тоже для его вида было несвойственно, но слишком уж он хорошо просек, что человеческой женщине физический контакт необходим гораздо чаще, чем раз в год. Хотя сегодня чутье его слегка подвело. Впрочем, он мог быть еще не до конца уверен, что прощен, вот и проявлял излишнюю инициативу.       Девушка помедлила, раздумывая, не сильно ли его обидит отказ, затем все-таки перехватила чешуйчатое запястье.       — Подожди… Ворчун, ну ты же чувствуешь, что я пока не готова?       Яутжа замер (при этом руку от промежности партнерши не убрал).       — Подумал, может, в процессе передумаешь…       — Давай подождем несколько дней, — ей пришлось самой отодвинуть его ладонь подальше. — Пойми правильно, просто столько всего произошло… И у меня какое-то странное ощущение. Нет, оно не плохое, не волнуйся. Просто ощущение, что мы с тобой как будто бы заново познакомились… Мне нужно время. Дай мне немного времени, ладно?       Память помолчал, затем отозвался согласным щелчком. Кажется, его все-таки задело, но разводить драму он не собирался. Ничего. Это будет еще один шаг к взаимопониманию.       …Прошел час или около того. Но заснуть не удавалось. Судя по дыханию и слишком частым ударам сердца, не спал и хищник. Пара просто лежала молча, и каждый думал о своем.       Память решился заговорить первым. Он обхватил девушку двумя руками и приподнял так, чтобы ее лицо оказалось напротив. В полутьме Джейн едва различала контуры бровей и жвал, но выражение яутжа показалось ей обеспокоенным. Сам он, разумеется, видел землянку четко, поэтому притворяться спящей или только что проснувшейся не имелось смысла.       — Небольшая, тебя что-то тревожит. Но это не возбуждение. Что тогда? — лишний раз убеждаясь в своих словах, он с шумом втянул воздух и почти коснулся подбородка Джейн резко выскочившим из пасти языком.       — А тебя? — попыталась вывернуться девушка. — Ты почему не спишь?       — Из-за тебя, глупая самка. Говори, что случилось?       Дженни помедлила. Может, не стоило… Хотя, а что, в сущности, такого?       — Ничего. Ничего не случилось… — Она попыталась улыбнуться. — Просто у меня наш сегодняшний разговор никак не идет из головы. Помнишь, ты сказал, что я могу любого уголовника пожалеть, если узнаю всю его историю? Так вот ты — уже давно не «любой уголовник», а я до сих пор почти ничего о тебе не знаю, кроме пары эпизодов — что ты мать свою плохо помнишь, что отец твой погиб… И как эта безумная самка тебе горло чуть не перегрызла. Вот и все, пожалуй… — Тут девушка замялась.       — Но тебе этого недостаточно, — закончил за нее Одной Левой.       — Да. Я хочу знать о тебе все, — собралась с духом Джейн. — Главным образом, как ты стал тем, кем стал.       Яутжа невесело усмехнулся, сопровождая гримасу тихим стрекотом. После чего приподнялся и занял положение полусидя. Дженни, повинуясь молчаливому сигналу, перелезла ему под бок и уселась, согнув ноги. Рука хищника приобняла ее и слегка прижала, как будто клыкастый опасался, что от услышанного самка человека выпрыгнет из кровати и обратится в бегство. Хотя он уже вряд ли мог поведать нечто такое, что могло бы травмировать ее психику больше, чем есть…       — О своем детстве подробно рассказывать не вижу смысла. Оно было как у всех. Да я ведь тебе уже говорил… — Память пренебрежительно фыркнул. Но, увидев выжидающий взгляд Мелочи, продолжил. — Ну, мать, тетки, братья, сестры. Играли, дурачились, как все мальки. Потом нас учили охотиться, держать первое оружие. А в двадцать лет забрали в орбитальную колонию. Так всегда делают. Ничего особенного. Я родился в Чертогах Белой Матери — это планета, которую наш народ заселил второй. Раньше там был большой орбитальный комплекс, потом, столетия спустя, центр переместился к Серым Чертогам…       — Ваш народ очень древний? — Мелочь часто заморгала глазищами. Она всегда так делала, когда удивлялась. Память усмехнулся.       — Подревнее вашего. Когда уманы были еще на заре своей цивилизации, наши предки уже имели технологии, позволявшие летать на вашу планету и даже дальше.       — А есть кто-то еще древнее?       — Есть, конечно. Предположительно, Головастые. Еще были Инженеры. Тоже вроде вас и вроде чша, но крупные, с бледной кожей. О них давно уже никто не слышал. Их колонии брошены тысячелетия назад. Говорят, они ушли в глубины вселенной, когда познали в этом мире все.       — А кто такая белая мать, что в честь нее целую планету назвали?       — Богиня. Первая спутница Черного Воина, которая, по древнему поверью, властвует над душами. Черный Воин забирает в свою армию самцов, с честью павших на поле боя. Белая Мать забирает остальных — самок, мальков, Неокропленных — тех, кто не прошел Посвящение в воины. Она дает им новую жизнь и позволяет начать все заново.       — У вас одна религия?       — Когда-то было несколько… Но их забыли. Черный Воин оказался сильнее… Так тебе все-таки про меня или про богов? — самец с подозрением прищурился.       — Про тебя…       — А со мной все и дальше было как обычно. Десять лет меня обучали вместе с другими юнцами — уже конкретно натаскивали, делали бойца. И я хотел им стать, хотел славы и почета, хотел много трофеев. Это же у наших главный показатель… Потом, когда пришло время, меня избрали в клан. Средненький, если честно. Я хотел бы в другой, какой-нибудь из более известных. Но не сложилось. Вожаки выбирают новобранцев — не наоборот. В клане я прошел Посвящение — это когда молодняк забрасывают в гнездо Священной Дичи, и нужно не только выжить, но и убить как можно больше тварей. Ты все верно поняла, таких же тварей, как у нас в кладовке сейчас валяется. Я плохо помню, как это было. Да ты любого самца спроси — единицы вспомнят. Потом, когда раны зажили, снова встал в строй. Уже в то время в башке шевельнулось: на черта все это? Но думать в клане не принято. Принято делать, что велят.       — То есть вы — как регулярная армия? — догадалась самочка.       Память сделал неопределенный жест рукой. Ну как ей объяснить? У многих народов армия — это просто армия. У яутжей — смысл жизни. И полная безальтернативность.       — В целом, да, — ответил он, чтобы не вдаваться в подробности. — Для большинства. Если не дотягиваешь, тебе находят другое применение. Кто в ученические годы не сдох, но и в клан не попал, того разобрали оружейники, научники, снабженцы. Как у них там все устроено — это я уже тебе рассказать не могу, сам не видел. Но тоже… Куда попал, там и сиди, делай, что велят.       — А как же свобода выбора? — вытаращилась уманка. Одной Левой вновь не смог сдержать ухмылки. Наивная такая самочка…       — Забудь о ней, если ты в системе. Но будучи в системе, ты не знаешь иного. Если бы не случай, как знать, я бы и сейчас в клане ходил, черепа считал, сколько удалось добыть. Только все получилось иначе. Один из сородичей жестоко надо мной подшутил. По сути, он обманом заставил меня добровольно отправиться в логово одуревших на почве Сезона старых самок. А я, столь же одуревший малолетка, пошел. И чудом не расстался с жизнью… — тут самец умолк, не в силах поверить в то, что на самом деле все это рассказывает.       — …Ворчун?       От голоска Тшей, резко нарушившего тишину, Память чуть не вздрогнул. Фу, глупости… Но почему так стремно-то стало?..       — Мелочь… Я ведь никогда никому об этом не говорил, понимаешь? Не потому, что это тайна какая-то, просто кому бы я сказал? Ни в клане, ни среди Дурной Крови переживаниями делиться не принято.       — Но мне — можно рассказать, — личико уманки сделалось потешно-серьезным. Опять придумала себе что-то… Видимо, решила, что бывалый наемник из-за этого страдал. Глупая, глупая самочка… Хотя, возможно, он сам заставил ее так считать, сделав это дурацкое отступление. Вот честно: ничего такого и в мыслях не было. Как-то само получилось. Впрочем, это не так уж плохо. Пусть думает, что он ей одной на целом свете доверился. По сути, так ведь и есть. Просто ей это важнее, чем ему. Ну хочет знать — пусть знает. Ну такая вот самочья прихоть…       — Я вернулся в клан, — продолжил Память, — и вызвал его. Мы бились, и он победил — потому что был старше и больше, а я по молодости, напротив, несколько переоценил свои силы. А потом… потом выяснилось, что он нарушил наши законы. И я подумал: должна же быть справедливость. Хотя и не следовало в чужие дела лезть. Только я тогда этого не понимал. Я попытался помочь доказать его вину, но у этого типа были связи, а у меня — нет. И тогда все, включая Вожака, наплевали на факты и обвинили меня в клевете. Мы снова бились за честь, но он применил нечестный прием. А все опять закрыли на это глаза. Я едва не потерял руку. После чего меня поставили пред выбором — покинуть клан или подписаться на миссию, в конце которой меня ждала гарантированная гибель. Как искупление. Если бы я вдруг выжил, мне разрешили бы вернуться. Но, спрашивается, на кой мне это? Естественно, я ушел.       — Ужас какой… — выдохнула Мелочь, прикрыв ладошками рот.       Самец застрекотал и ободряюще сжал ее плечо, показывая, что он-то давно уже не переживает из-за случившегося, значит и ей не следует. Про срезание гривы и отсидку в трюме он решил на всякий случай умолчать.       — А что было потом? У тебя хотя бы были какие-то средства для жизни? — взволнованно пролепетала уманка.       — Скажешь тоже, — Память даже хрюкнул, изумляясь ее наивности. — Дырявый нагрудник да тупой клинок — больше клан ничем не обязан был снабжать Изгоя. Меня высадили на одной из станций с напутственным «дальше — сам». Первые месяцы, конечно, было фигово. Я прятался на нижних уровнях, меняя убежище почти каждый день. Ел, что придется и когда придется. В основном, ползунов и мусорных тварей. Потом ненадолго прибился к кучке такого же неприкаянного молодняка. Как знать, пробыл бы дольше — собрал бы, может, свою банду. Но нас раньше загребли.       Дальше самец в общих чертах рассказал про Громилу и «Свалку», а также про старика Вагона, заставив впечатлительную Мелочь пустить слезу. Подробности гибели наставника Память все же опустил, решив, что для Тшей это все-таки будет перебор. Добравшись в своем повествовании до Черного Клинка, Одной Левой и вовсе ограничился несколькими фразами, хотя в банде прошла едва ли не четверть его жизни. А, собственно, что об этом рассказывать? Вначале, так же, как в клане, он делал то, что ему приказывали, познав все тонкости разбоя. Они нападали на торговые и пассажирские корабли раутов, чша, феххов и иижааш. Забирали все, что могли забрать, а все живое на борту вырезали подчистую. Если брать было нечего, вырезали все равно. Иногда забирали «живой товар» — если его стоимость оправдывала транспортировку и минимальную кормежку. Иногда брали «мясом» — когда одолевал голод, а запасы были на исходе.       Если Клинку что-то не нравилось, он мог избить до полусмерти. Если сильно не нравилось, то еще и оставить потом где-то подыхать. Или мог заставить других членов банды избивать провинившегося. Так даже чаще. Одной Левой старался угождать. Его били редко. Сам он бил часто. Клинок временами выставлял его на бои, и ожидания всякий раз оправдывались, а выигрыш был отменным. Постепенно удалось занять место в числе приближенных главаря, но настоящей преданности Память никогда не испытывал. Просто сначала был страх. Потом страх сменился умением просчитывать ходы.       — Я делал много, что тебе бы не понравилось, Тшей. И я не буду тебе лгать, говоря, что меня мучает совесть или что-то вроде этого, — признался самец, заканчивая свой рассказ. — Это было, это требовалось, чтобы выжить, и когда нам с тобой нужно будет выживать снова, я без колебаний повторю. Хочешь ты или нет. И я знаю, ты сейчас ждешь, что я скажу, будто мне надоело пресмыкаться перед Клинком, поэтому я ушел… Нет, все было не так. Я просто почувствовал достаточно сил, чтобы бросить ему вызов при очередном дележе добычи. А он этого не ожидал. Не ожидал, что кто-то в принципе осмелится против него переть. Я тогда хотел забрать корабль — этот самый, на котором мы сейчас с тобой летим. Главарь сказал, что мне личный транспорт не положен, а меня от его слов такая злость разобрала, что мы сцепились. Когда он понял, что проигрывает, велел забирать и подавиться. Я так и сделал. Только перед уходом все равно его грохнул. Банда распалась после этого. Я мог ее возглавить, но слишком многих пришлось бы под себя подминать. Гораздо большего успеха я мог добиться в одиночку, тем более что уже знал все проверенные источники дохода. Мстить за Клинка было некому, и не осталось никого, кто рискнул бы приказывать мне, так что дальше мои дела пошли в гору. Я быстро наработал клиентуру, сделал себе имя. А дальше… Дальше ты все знаешь.       Он умолк, и уманка тоже больше не сказала ни слова. Она обняла руками колени и просто сидела без движения, глядя в стену перед собой. Память решил дать ей время. В конце концов, она явно услышала не то, что хотела услышать. Но ей вот-вот предстояло понять, что ожидать иного было глупо. Она спросила у наемника, как и почему он стал наемником — в какой вселенной этот рассказ мог бы напоминать героический эпос? Даже если по максимуму сгладить все углы…       — Ворчун, наверное, я узнала все, что хотела, спасибо, — не дав ему додумать мысли про героизм и эпос, вдруг подала голос Мелочь. — Мне это правда было важно.       Вновь воцарилось долгое молчание. Память ждал вопросов, а Тшей, судя по всему, решала, жалеть ей своего самца или осуждать. Хотя, что бы она ни выбрала, один черт было бы неправильно. Видать, понимала, потому и молчала.       Первым, как ни странно, затянувшуюся паузу не выдержал именно Память. Только, кажется, поступил он, как идиот. Вместо того, чтобы сказать: «Ну все, хватит грузиться, давай обнимемся и будем спать» или хотя бы напрямую спросить Тшей, о чем она так задумалась, он не нашел ничего лучше, чем спросить:       — Ну а ты, Мелочь? Ты-то как дожила до того, что тебя свои же заказали?       Тшей вздрогнула, выпрямилась и медленно повернула к нему голову, а потом… затряслась и закрыла лицо руками. В первый момент самцу показалось, что она разрыдалась, но дотронувшись до уманки он вдруг с изумлением понял, что ошибся: та истерически хохотала, мотая головой и зажимая себе рот, чтобы не наделать слишком много шума.       — Ах, если б я знала, Ворчун, если б я знала… — выдавила она и со странным звуком, напоминающим не то шипение, не то хрип, уткнулась смеющимся лицом в брюхо обескураженного яутжа.