Одержимость

      Он не знал, чем себя занять. Он не знал, как себя успокоить. Дазаю было не привыкать к одиночеству, но такой скорый уход Ацуши сильно и отрезвляюще ударил по нему, вбив в его светлую голову одну простую, раннее приятную, но теперь довольно болезненную мысль: «Это просто игра». Это не по-настоящему. Это... такой приятный обман!       Впрочем, Осаму сам знал, на что шел, просто в этот самый момент, лежа на просторной постели своей игровой комнаты, он чувствовал себя немного растерянным — его ожидания по поводу сессии оправдались, но осталось чувство незавершенности. Недосказанности. Легкого и тихого отчаяния. То, что Накаджима сделал, было правильным, Дазай это понимал, просто частью своей не хотел принимать нечто настолько очевидное — та его часть нежилась в сладких грезах о теплом и несбыточном.       Оставив все свои сожаления на потом, Осаму поднялся с кровати на негнущихся ногах и надел штаны на голое тело, медленным и неуверенным шагом направляясь в свою спальню — ту самую дверь налево. Он зашел, только чтобы взять пачку сигарет, выйти на балкон и закурить в глубоком мягком кресле; нужно было избавиться от лишних мыслей, нужно было расслабиться и умерить пыл, который в нем так любезно разжег Ацуши. Сегодняшняя сессия была самым ярким событием этой недели, и после нее все вмиг стало таким же серым, скучным и обыденным, каким было всегда. Остаток вечера Дазай провел непримечательно — принял душ, убрался в игровой, лег спать, стянув шею ошейником, который на него надевал Тигр. Мужчину совсем немного терзала тоска, но жизнь продолжалась, отчеты терпеливо ждали его в закрытой облачной базе, рабочие планы обретали ясность: на следующей неделе намечались встречи с политиками, предвиделась крупная сделка по покупке производственной компании, которая должна была стать хорошим средством для отмывания денег...       Насыщенность предстоящих дней могла бы скрасить ожидание следующей субботы, следующей сессии, следующей встречи с желанным и соблазнительным доминантом, но она не могла — Осаму заранее чувствовал мучения от ожидания.       Но его голову посетила мысль. Раньше она бы вызвала в нем отвращение, скорбь и острое неприятие, но теперь, по какой-то причине, Дазаю было... абсолютно все равно.

***

      — Я хочу участвовать во всех ближайших зачистках.       Голос Осаму был тверд и уверен, он стоял перед боссом, гордо выпрямив спину и сложив руки за спиной. Его никогда не привлекали убийства, зачистки были для него тяжелым и неприятным обязательством, однако что-то толкнуло мужчину на этот сомнительный шаг — и дело было не в том, что он искал встречи с Ацуши. Он вообще забыл о том, что они с Тигром могли бы столкнуться, а вспомнил это только после слов Огая:       — С Накаджимой?       Почему первым, что он спросил, было именно это?! Дазай вздрогнул — теперь он осознал, на что была похожа его просьба.       — Нет, босс. Не имеет значения. Мне нужны все зачистки этой недели, любой сложности, с любым составом бойцов, — ответил исполнитель, стараясь держаться так же, как и до вопроса Ринтаро.       Мори тяжело вздохнул, сложив руки в замок перед своим лицом. Он принял вид глубочайшей задумчивости, словно не был уверен, стоит ли позволять Осаму заниматься подобным. Огай казался настолько серьезным, что даже не стал с теплотой и нежностью расспрашивать Дазая, в чем причина такого резкого порыва, если не в Ацуши. Он поднялся с кресла, взял со своего стола несколько тонких папок и вложил их в руки Осаму, разворачиваясь к нему спиной.       — Если появятся еще дела, они придут тебе на почту. Ты много на себя берешь, и лучше бы тебе справиться, — сказал Мори холодно, хотя нельзя было не услышать — его голос подрагивал то ли от волнения, то ли от непонимания, то ли от неуверенности.       — Да, босс.       Дазай коротко поклонился и направился на выход к массивным дверям кабинета.       — Береги себя, — послужило отголоском заботы со стороны Ринтаро, Осаму ненадолго задержался в дверном проеме, бросив печальный взгляд на наставника, и вскоре скрылся.       Ему хотелось пролить чью-нибудь кровь. Просто чтобы узнать, как он теперь будет чувствовать себя во время убийства. Что-то в нем изменилось, безжалостность и серьезность закипели в глубине души, руки зачесались — его пальцам нужна была не клавиатура и не перьевая ручка, которой он выводил свою подпись на отчетах, докладах и смертных приговорах, а холодная сталь пистолета и крепкая рукоять ножа. Откуда... такие желания? Был ли в них виноват Накаджима? Возможно, некоторой своей частью; но Дазаю не было до этого особого дела.       Мужчина больше не плакал и не жалел убитых им. Он вырезал толпы противников Мафии, прячась в тенях тесных коридоров вместе с тройкой лучших скрытных убийц их организации. Он самолично казнил предателей и дезертиров, как положено — сломанная о бордюр челюсть, три выстрела в грудь, оставленное в не самом укромном месте тело, чтобы все видели, чтобы все знали — Мафия не прощает предательств. Он охотился на высокопоставленных лиц со снайперской винтовкой, а потом помогал своим солдатам в ликвидации перепуганных гостей — отчего-то портить врагам дорогие и пышные приемы было так... забавно. Кабинет Осаму пустовал: исполнитель ездил на зачистки, выполнял мелкие задания, разъезжая по городу и встречаясь с людьми, а потом возвращался домой и без сил падал на кровать, моментально засыпая. В четверг он заключил ту самую важную сделку, хоть обстановка была довольно напряженной, и тем же днем передал подписанные договоры с документами боссу. Неделя, богатая на события, проходила на удивление хорошо, пусть порой хотелось, чтобы время шло еще быстрее. С Ацуши Дазай встретился лишь раз, на последней зачистке в пятницу, но парень совсем не обращал на него внимания, и Осаму не знал, хорошо это было или плохо. Наверное, все же плохо — на дело они отправлялись кортежем из шести машин, и мужчина, сидя в одной прямо рядом со своим доминантом, терял голову от фантазий, несмотря на то, что задние сидения занимали солдаты.       Черный Тигр облизывал свои когти от крови прямо под шквалом пуль, и это было чертовски сексуально, но Дазай старался не отвлекаться лишний раз на это зрелище, чтобы его не пристрелили ненароком. Трупы под ногами не вызывали в нем ничего, кроме удовлетворения от сделанной работы, и это было... Прекрасное чувство. Осаму, скептично глядя на мертвое тело, надавил носком ботинка на чужую размозженную голову, и ему даже не стало противно, когда подсохшая кровь размякла, а осколки черепа прогнулись под его ногой, обнажая кусочки мозгов. Сегодня Накаджима был в ударе, так что до приезда чистильщиков он расшагивал по залитому кровью складу и вырывал у трупов особенно приглянувшиеся ему глаза, чтобы тут же съесть их, сладко причмокивая.       Распрощались они скудно и сухо, Ацуши даже не прижал его к стенке, что не особо сильно расстраивало — близилась суббота, близилась их новая встреча, от которой Дазай, как всегда, не знал, чего ожидать, но которая — он был уверен — будет жаркой и сводящей с ума.       Половину дня мужчина нагло проспал, благо, он мог себе это позволить в свой заслуженный выходной. Проснувшись, он долго лежал в постели, ворочаясь и не желая вставать, потом в его мыслях всплыл образ Черного Тигра, и Осаму ощутил прилив неконтролируемого возбуждения, которое терзало его все оставшееся время до вечера. Он мучился. Он томился. Он очень-очень хотел, чтобы Накаджима его поскорее трахнул. Дазай изо всех сил сдерживался, чтобы не начать мастурбировать перед приходом Ацуши, исполнитель старался отвлечься, убивая время за повседневными рутинными делами, походами в магазин, готовкой. Перед приходом Накаджимы он растянул себя, не жалея смазки и глубоко толкая пальцы, так, чтобы не было больно, если его доминант действительно захочет взять его без прелюдий. Осаму очень хотелось кончить, он не удержался и сжал сочащийся твердый член в кулаке, лаская себя и прерывисто вздыхая, но излиться себе он не дал и убрал от своего тела руки, выжидая, когда наваждение стихнет. Когда Дазай, стоя на балконе, увидел выходящего из машины Ацуши, его накрыло странным чувством дежавю — ведь правда, это было похоже на их первый раз.       Только первым он не был.       Осаму вошел в игровую, нервно осмотрел комнату и проверил наличие лубриканта, потом — надел ошейник дрожащими от предвкушения пальцами. Оправив брюки и рубашку, будто они действительно могли плохо на нем сидеть, мужчина вылетел из квартиры и несколько раз нажал кнопку вызова лифта, ощущая, как часто в горле бился пульс. Дазай встретил Накаджиму на первом этаже — тот уже стоял перед раскрывшимися дверями, сердце пропустило удар, и Тигр вошел, вставая прямо перед исполнителем.       — Здравствуй, малыш. — Он сам нажал на нужный этаж, а затем его рука медленно потянулась к ошейнику Осаму, цепляя пальцем металлическое кольцо. — На колени.       Дазай задрожал от приказа и покорно его выполнил, благо, лифт его дома всегда был чистым и ухоженным, и о грязи в нем можно было не беспокоиться. Ацуши остановил лифт нажатием кнопки и обошел Осаму, вставая позади него. У мужчины кружилась голова, горело в груди и паху и стояло в штанах — и это было неописуемо приятное трепетное ощущение, вызванное ожиданием близости. Тонкие ладони парня легли на его плечи.       — Хочешь мне что-нибудь сказать? — мягкий тихий голос всколыхнул в Дазае новые сладкие чувства, и мужчина выпалил все, как на духу:       — Я-я очень ждал вас, господин. Я готовился, я очень хотел и очень ждал... — Язык заплетался, слова повторялись, мысли путались, и Осаму не знал, что ему с собой сделать и что еще произнести.       — Ты кончал перед тем, как я пришел?       Дазай склонил голову и сложил руки за спиной — он как знал, что Накаджима это спросит, поэтому не давал себе достичь оргазма сегодня.       — Н-нет. Сегодня я только ваш, и только вы можете решать, когда я могу кончить, — выдохнул Осаму, теряя голову от желания. Ацуши почесал его за ушком.       — Умница. Можешь же быть хорошим сабом, когда захочешь, — похвалил его парень, и Дазай растаял от нежности, ластясь к его руке: «Да, да, да, я хороший, я очень хороший, трахни меня, пожалуйста!» — Поднимайся.       Осаму нехотя, но покорно поднялся, продолжая держать руки за спиной, Накаджима вновь нажал кнопку, и лифт продолжил свое движение. Мужчине захотелось возмутиться — он что, не собирался взять его здесь? — но после умерил свой пыл: Ацуши ведь не обещал ему это, только сказал, что подумает. Нечестно. Они вошли в квартиру, на ходу скидывая обувь, Дазай запер дверь и обернулся к своему доминанту, опустив голову в уважительном жесте. Они вновь стояли на пороге, как и в прошлый раз. Но Осаму больше не было страшно.       — Развернись.       Исполнитель беспрекословно развернулся лицом к стене. Ожидание тянуло горячим медом где-то в низу живота, Накаджима долго бездействовал, словно оценивал ситуацию, а потом мягко расцепил руки Дазая, сложенные у него за спиной, взял его ладони в свои...       И с силой вжал его в стену своим телом, прижавшись резко, близко, тесно. Ацуши расстегнул чужие брюки и приспустил их вместе с бельем, притягивая задницу Осаму к своему паху, мужчина всхлипнул, выгибаясь навстречу, и вскоре парень тоже частично обнажился, потираясь членом меж теплых мягких ягодиц. Горло затопило жаром. Дазай тяжело задышал, между вздохами издавая жалобные тихие звуки, похожие на скулеж, Накаджима оттянул его ошейник назад и толкнулся, почти не чувствуя сопротивления поджимающихся гладких мышц.       Осаму внутри был горячим и мокрым. Смазка, оставшаяся в нем после растяжки, приятно скользила, поэтому проблем никаких не возникло и дискомфорта совсем не чувствовалось. Ацуши сразу задал быстрый темп, одной рукой сжимая край ошейника, другой — чужое запястье, и Дазай обмяк, уткнувшись лбом в стену, прогнулся в спине сильнее, желая почувствовать Накаджиму в себе еще глубже. В низу живота трепетало, член болезненно ныл, каждый толчок отзывался сладким спазмом — ах, от такого напора он определенно сможет излиться без рук, как тогда, в прошлую субботу.       — Ты не кончишь, — жарко и дрожаще шепнул Ацуши, придушивая мужчину сильнее, отчего тот глухо застонал. — Будь громче, малыш, хочу тебя слышать.       — Д-да, господин... Мне очень хорошо, я не кончу, только с вашего разрешения, пожалуйста, н-не... Ах! — Осаму не мог сдерживаться, он простонал и завыл, кусая губы. — Не останавливайтесь...       Голова периодически тяжелела от удушья, но Накаджима отпускал ошейник, позволяя передохнуть, а потом снова с силой тянул, лишая Дазая рассудка. Осаму хватал ртом воздух, едва вертел бедрами, пытаясь насадиться самостоятельно, стонал и кричал, не закрывая рта, и из уголка его губ начала капать слюна. Ацуши кончил внутрь, а потом выскользнул и провел рукой по члену еще пару раз, пятная каплями спермы аппетитные ягодицы мужчины; зрелище было чудесное. Он потянул Дазая за ошейник, вовсе роняя его на пол, и оправил свою одежду, застегивая ширинку; исполнитель сел на пятки, панически глядя на него снизу вверх — это же не все, да? Он же не уйдет сейчас?       — Черт возьми, какой ты хорошенький. — Накаджима провел пальцами по его щеке и развернулся, направляясь к двери ванной. — Я в душ. А ты пойдешь в игровую, достанешь поводок, три мотка веревки и вибратор, — выдохнул парень. — И ты не будешь одеваться, раздеваться, вытираться и все в этом духе. Хочу прийти и увидеть тебя таким, какой ты сейчас, понял?       — Да, господин, — дрожащим нежным голоском ответил Осаму, и Тигр скрылся за дверью.       Немного погодя, Дазай поднялся на подрагивающих ногах и медленно прошагал в игровую, чтобы достать нужные Ацуши вещи и сесть на постель подле них. Он не знал, какой именно парень хотел вибратор, поэтому достал средний, силиконовый, на самых мощных батарейках. Растраханный зад ныл, но это было приятное жаркое чувство, тянущее сладким предвкушением продолжения сессии; мужчина уже представлял, что Тигр с ним сделает, и откровенно истекал смазкой, стараясь дышать глубже. Накаджима вернулся через пять минут, в одних брюках и с оголенным торсом, испещренным шрамами. Под членом Осаму на постели темнело мокрое пятнышко, и Ацуши, окинув мужчину жадным взглядом, облизнулся, приближаясь и забираясь к нему на кровать. Парень обнял Дазая за шею, мокро целуя его в скулу и вообще бесстыдно вылизывая его щеки, он старался притиснуться поближе, отереться, выгнуться навстречу, распаляя этой нежной почти невинной близостью.       — Мой милый, нежный, растрепанный мальчик, — выдохнул Накаджима над чужим ухом и зарылся пальцами меж белых прядей, крепко сжимая их в кулаке — и Осаму откинул голову, трясущимися пальцами цепляясь за плечи своего доминанта.       — Господин, пожалуйста, пожалуйста... — скулил Дазай, и Ацуши уложил мужчину на спину, расстегивая его рубашку, зацеловывая его шею и кусая ключицы. — Боже...       — Мы еще даже не начали, а ты уже так течешь, — ухмыльнулся Накаджима, касаясь ладонью его горячей влажной головки, растирая смазку пальцами, обводя подушечками уретру. Осаму пискнул и шире развел колени, трепетно вздыхая.       — Мне очень нравится, когда вы трогаете меня, господин, — пролепетал Дазай, и Ацуши прильнул к его груди, кусая и вылизывая соски, царапая ногтями низ живота и мягко лаская между ног — мучая своей неторопливостью.       Это было похоже на самый сладкий, самый мокрый сон. И просыпаться Осаму совершенно не хотелось.       — Не помню, чтобы я основательно трогал тебя... — Накаджима спустился ниже, ведя губами по его животу, огладил ладонями теплые бока, горячо выдыхая на налившуюся кровью головку. — Хочешь?..       — Я... Пожалуйста. Хочу, очень хочу, — забормотал Дазай, глядя на Ацуши из-под полуприкрытых век, и парень стянул его брюки с бельем до конца, откидывая их на пол, устроился между его ног, обнимая руками бедра.       Он провел языком по всей промежности, от розового поджимающегося ануса до самого кончика горячего члена, и взял головку в рот, с хитрым прищуром глядя на Осаму. Мужчина блаженно вздохнул, невольно дернув руками: захотелось погладить Накаджиму по щеке, по голове, потрепать его по волосам — он же делал ему так приятно! — однако Дазай сдержался, боясь рассердить этим своего доминанта. Ацуши вылизывал его между ног, зацеловывал бедра, яички, лобок и низ живота, не жалея слюны и даже потираясь о влажное гладкое тело щекой. Парень вылизал бы его всего, но сейчас он не собирался на этом зацикливаться; пальцы скользнули к ягодицам, сжали и развели их, сминая снова и снова, впиваясь ногтями, дразня. Осаму под ним дрожал, всхлипывал и прижимал кулаки к груди — как взрослый мужчина вроде него мог быть таким милым, нежным, податливым и чувствительным? Почему его так сильно хотелось? Накаджима довольно заурчал, жадно вбирая член Дазая в рот, и задвигал головой, перемещая ладони дальше, стремясь коснуться его везде — грудь, живот, бока, соблазнительно выпирающие тазовые косточки, бедра, острые коленки... Прекрасный! Осаму был просто прекрасным!       — Малыш, — Ацуши отстранился, и от его губ натянулась ниточка слюны. — Понимаешь, — он приподнялся и взял в руку поводок, усаживаясь Дазаю на живот, — смысл БДСМ не в сексе. И не в оргазме. Даже не во всех этих игрушках. — Парень защелкнул карабин на кольце ошейника и потянул за него, наматывая поводок на кулак. Осаму кусал губы, восхищенно глядя на своего доминанта снизу вверх, и, несмотря на то, что Накаджима говорил прямо сейчас, он очень хотел кончить.       — Смысл в подчинении, — сказал Дазай, — я знаю.       — Нет. Не только. — Ацуши коснулся ладонью его щеки, нежно оглаживая ее пальцами. — Это лишь часть одного большого психологического манипулирования, выхода за границы зоны комфорта и общепринятых норм. Это игры разума. И только потом — тела. — Осаму смотрел в сине-зеленые глаза напротив своих настороженно и внимательно, он не совсем понимал, к чему это лирическое отступление от самого важного и самого приятного, поэтому спросил:       — Что вы имеете в виду, господин?       — Я хочу, чтобы ты думал. О том, что ты делаешь, как ты это делаешь. Для кого. — Накаджима скользнул большим пальцем по чужим губам, надавил, толкая его в рот и обводя кромку ровных белых зубов. — Я не буду всегда держаться на уровне «ванили», — хмыкнул Ацуши. «Это еще "ваниль"?» — пронеслось в голове Дазая, и он вопросительно изогнул бровь.       Неожиданная серьезность Тигра отдала в пояснице холодком, но Осаму по-прежнему не было страшно — только интересно. Накаджима слез с его живота, усаживаясь напротив, потянул поводок на себя, вынуждая сесть тоже, и резкими неаккуратными движениями стянул с него рубашку. Поднялся на ноги рядом с кроватью.       — Ко мне, — Ацуши дернул поводок так сильно, что обнаженный Дазай чуть не упал с постели. — Слезай. И ползи.       Осаму подчинился и тоже спустился на пол, на четвереньки, подбираясь ближе к ноге доминанта, и они переместились на ковер перед кроватью. Дазай сел на пятки, положив сложенные руки на колени, Накаджима откинул конец его поводка в сторону, взял с постели мотки веревки и опустился за спиной мужчины, заводя руки ему за спину. Осаму прерывисто вздохнул, когда Ацуши начал связывать его запястья, предплечья, искусно стягивая крепкие узлы, закончил он на плечах и в итоге обвязал его грудь, закрепляя веревку под сосками. Мужчина чувствовал тесноту и беспомощность, он сжал и разжал пальцы рук, отчетливо осознавая, что двигать ими он не сможет, а дышать будет тяжело, но это все было... Так приятно. Накаджима осторожно уложил Дазая на спину, расправив его руки так, чтобы лежать на них было относительно удобно, веревки все равно натянулись и впились в кожу, однако это было легко терпеть. Переместившись вперед, парень раздвинул ноги Осаму и взял одну в руки, стягивая бедро вместе с икрой, оборачивая веревку вокруг, завязывая узел, оборачивая снова и фиксируя под коленом, с другой ногой — то же самое.       — Господин... — шепнул Дазай, невольно выгибаясь, и, наверное, это было единственным, что он мог сделать в таком положении.       У Ацуши был сосредоточенный задумчивый вид, который мужчина заметил краем глаза, краем сознания, но больше он был сфокусирован на себе, на своем ощущении абсолютного пленения. Парень не обратил внимания на его зов, только снова усадил его на пятках и поднялся, взял с постели вибратор, включая его и проверяя мощности. На прикроватной тумбе он заметил смазку: «О, в этот раз не забыл», — и взял ее тоже, возвращаясь к подрагивающему Осаму; ощущение скованного, стянутого веревками тела было для него непривычным, он мелко двигал конечностями, чтобы явственнее чувствовать свое бессилие, и из-за этого веревка вполне могла натереть его кожу, что на данный момент было бы нежелательно. Накаджима провел ладонью по его члену, нежно и ненавязчиво, откупорил тюбик, покрывая свои пальцы густой скользкой смазкой, и опустил их вниз, растер вход лубрикантом, сразу толкая внутрь два. Дазай дернулся, но он не мог ни приподняться на коленях, ни вцепиться руками в плечи Тигра — только выгнуться, что он и сделал, шумно выдохнув. Сильно растягивать его было не нужно, пальцы и так свободно проходили, так что Ацуши смазал вибратор и вогнал его по самое основание, сразу включая среднюю вибрацию.       — Тебе нельзя кончать, ты помнишь?       — Д-да, господин. Что угодно, господин, — всхлипнул Осаму, закусывая губы. Его трясло. Его колотило нервной холодной дрожью. И он не мог пошевелиться.       — Умница. Последний штрих, — парень погладил его по щеке и вытянул тканевый пояс из шлевок своих брюк, тут же оборачивая его вокруг глаз Дазая. Завязав узел на затылке, Ацуши вновь поднялся и бухнулся на постель, тяжело вздыхая — подготовка всегда такая выматывающая, зато теперь можно наслаждаться зрелищем...       В темноте было немного страшно, и в то же время Осаму чувствовал себя в безопасности — его доминант был рядом, смотрел на него, и, о Боги, возможно, он даже будет трогать себя, глядя на него, связанного, неподвижного, мучимого приятной вибрацией внутри. Мужчина сосредоточился на своих ощущениях: головка вибратора упиралась в простату, руки и ноги очень скоро стали ныть и болеть, но кровообращение нигде не нарушалось, так что можно было совсем не беспокоиться о последствиях. Дазай опустил голову, шумно дыша и поводя плечами — он не знал, сколько это будет длиться, но был готов принять любое время, какое ему только скажет выдержать Накаджима, только вот, проблема была в том, что ему очень, очень хотелось... окончания. И оргазма, и нежного шепота на ушко, и ласковых объятий, пусть даже недолгих и фальшивых, но — от Ацуши.       — Осаму-чан, — мурлыкнул парень, — давай поговорим.       Осаму судорожно вздохнул, не чувствуя себя готовым для разговоров, но ответил:       — Д-да, господин... А-ах, о чем?       — Понимаешь, сейчас я иду вслепую. Прощупываю почву, аккуратничаю, — послышался шорох ткани — то ли Накаджима закинул ногу на ногу, то ли просто ерзнул на месте. Сколько вообще этот чертов Тигр может сдерживаться? — Мне нужно знать больше о тебе. Мне нужно разнообразие. Я люблю пробовать новое, но не уверен, понравится ли оно тебе.       — К-конечно... Что вы хотите знать? — Дазай поднял голову, хотя все равно ничего не видел, но его успокаивала мысль о том, что Ацуши может смотреть ему в лицо.       — Я уже понял, ты не против игр с переодеваниями и подменой возраста... Что насчет пет-плея? Деперсонализации?       Осаму шумно вздохнул.       — Д-да. Я не против, — сипло проговорил мужчина.       Не успел он даже представить себе, какими были бы игры такого рода, как за поводок резко потянули, а по щеке больно и горячо ударили. Дазай замер, даже задержал дыхание от растерянности — что он сделал не так? Почему?..       — Ты не слушаешь меня, — почти прорычал парень. — Мне не нужен безмозглый саб, зависимый от секса. — У Осаму защипало в глазах, он хотел что-то возразить, но не мог — в горле встал ком. Возбуждение, которое он испытывал ранее, сошло, и теперь вибрация фаллоимитатора только раздражала и отдавалась легкой тянущей болью. Почему?.. — Я просил тебя думать, разве нет? Думаешь, я не помню тот раз, когда ты сказал, что я могу делать с тобой все, что захочу, а потом сам мучился от этого?       У Дазая перехватило дыхание — Ацуши был прав.       — П-простите, господин... — пискнул он, опустив голову. Осаму правда сожалел, а еще опасался, что из-за своей глупости лишится сегодняшней сессии.       — Не прощу, — и эти слова были, словно еще одна пощечина.       — Что мне сделать, чтобы искупить свою вину, господин? — тихо спросил Дазай, боясь совсем все испортить, но натяжение поводка ослабло, Тигр снова ерзнул на кровати, хмыкая.       — Подробности, черт возьми. Мне не нужно твое «да»: когда ты возбужден, ты согласен на что угодно. Мне нужно, чтобы ты объяснил, почему «да».       «Ах, теперь я понял», — подумал Осаму, вздыхая и немного расслабляясь, но он все равно переживал из-за того, что Накаджима злился на него из-за раздражающей неполноты ответа.       — Я не против пет-плея, потому что мне нравятся поводки, ошейники, намордники, — начал мужчина, — я люблю ходить на четвереньках и... Я бы хотел быть вашим питомцем, господин. Хотел бы, чтобы вы меня дрессировали, поощряли и ругали, чтобы уделяли мне внимание... А деперсонализация — ах, меня привлекает перспектива стать вашей вещью. Не думаю, что я смог бы побыть мебелью, но просто никем, без права на мнение и эмоции... — Ацуши молчал, и это немного напрягало, но спустя мучительно долгую минуту тот коротко поинтересовался:       — Фистинг?       Дазая передернуло от желания. Он облизнулся, почти что скуля:       — Мне очень хочется почувствовать в себе ваш кулак, господин. Но меня нужно будет долго и много растягивать.       — Асфиксия? — парень так и продолжал проезжаться по его грязным фантазиям, и Осаму даже не знал, плохо это или хорошо.       — Я душил себя, господин, — признался исполнитель, ерзая на месте, но довольно скованно из-за связанных рук и ног. — Но не до обморока, мне немного страшно делать это в одиночку. И я хочу, чтобы вы меня душили...       — Вот видишь, — судя по звукам, Накаджима встал и отошел куда-то в сторону, — я узнал о тебе больше, чем от простого «я не против». Но я все еще злюсь. — Он что, залез в шкаф Дазая? — Игры с ножом, — прозвучало совсем рядом, и мужчина едва опомнился — ему же нужно ответить.       — Я-я... Люблю ножи. Хочу чувствовать, как вы приставляете лезвие к моему горлу, водите им везде... Вы даже могли бы немного меня порезать, — выдохнул Осаму, и чужие тонкие пальцы забрались под ошейник сзади, оттягивая и сбивая дыхание.       — У тебя член упал, — подметил Ацуши, ведя свободной рукой по его теплому, влажному от пота боку, и Дазай вздрогнул, почувствовав себя пойманным и пристыженным.       — Я-я... П-просто я испугался, когда вы разозлились на меня, и вибратор теперь неприятно распирает, и я не могу сосредоточиться, — залепетал Осаму, поскуливая.       — Все хорошо. Сейчас я хочу, чтобы ты ничего не говорил, — сказал Накаджима, толкая его вперед, и мужчина уткнулся щекой в ворс ковра, прогнулся, стоя на коленях. — Но можешь стонать и кричать.       Ошейник впился в шею, веревки натянулись, вынуждая жалобно тихонько провыть, пальцы парня протолкнули ему в рот поводок, а затем вытащили вибратор, который больше не приносил никакого удовольствия. Дазай благодарно выдохнул, наслаждаясь облегчением, но ягодиц коснулись кожаные хвосты флоггера — Ацуши будто примерялся, прежде чем ударить, сначала мягко и легко, а потом жестче, чаще, без остановки. «Руки... Плечи... Болят. Пожалуйста, господин...» — урывками думал Осаму, всхлипывая, воя и хныкая. Тигр не останавливался. Кожа уже горела и ныла от ударов, разум расплывался горячей карамелью, не в силах сосредоточиться на чем-то одном, мужчина вздрагивал, выгибался, сводил лопатки и мычал, не смея выпускать поводок из зубов — это было мучительно. Неудобно, больно, но с тем же — безумно приятно. Он не имел права возражать, жаловаться и просить прекратить — господин сказал молчать, и Дазай всем собой хотел исполнить его приказ, хотел, чтобы тот его похвалил, хотел...       Удары прекратились. Осаму тяжело дышал, влажные глаза под поясом-повязкой горели, все тело трепетало ноющей болью, а голову кружило, и, черт, когда это все закончится?       — Что ты понял сегодня, Дазай?       «Что мне тяжело дышать, — подумалось мужчине, — и уж тем более говорить. Особенно в этой позе». Но он терпел.       — Я-я... Должен полностью отвечать на вопросы, — ответил Осаму, выплюнув поводок, — подчиняться беспрекословно, не вынуждать вас злиться. И думать. И... Пожалуйста, господин, — не выдержал он, — могу я попросить?       — Нет, не можешь, — холодно ответил Накаджима, и Дазай разочарованно вздохнул.       — Да, господин, — только и сказал он.       Ацуши потянул его на себя, заставляя вновь усесться, поправил ошейник, потянул за узел на груди и стал высвобождать его руки из крепких объятий веревок. Он зацеловывал и вылизывал красные следы, массировал кожу, растирал мышцы, чтобы было не сильно больно, но затекшие конечности все равно отдавали неприятным покалыванием, и это было... волшебное чувство. Накаджима стянул с исполнителя повязку, и тот проморгался — свет резал глаза, смазанная реальность плыла перед взором; привыкать снова нормально видеть оказалось более сложной задачей, чем Осаму думал. Он подвигал руками, сощурился от боли, поводя уставшими плечами, и Ацуши уложил его на спину, теперь развязывая ноги. Дазай, распластанный на ковре, пытался собрать свои мысли и чувства по кусочкам, но разум не давался, осмысленность ускользала от него, словно текучий песок, сыплющийся меж пальцев.       Закончив распутывать и массировать ноги Осаму, Черный Тигр взял его на руки и уложил на постель, падая рядом.       — Ты умница, малыш, — хрипло похвалил парень, и Дазай с большим трудом перевернулся на бок, прижимаясь к доминанту.       — Спасибо, господин. Спасибо-спасибо-спасибо, — зашептал Осаму, утыкаясь носом ему в плечо. Накаджима приобнял его одной рукой, а второй взял его ладонь, укладывая ее на свой пах и хищно облизываясь.       — Ты очень красивый, когда мучаешься, — мурлыкнул парень, и Дазай, дрожа от удовольствия, сам стал двигать пальцами, мять ткань, прощупывать горячую плоть и гладить по всей промежности.       — Я рад, что вам нравится, господин, — Осаму жарко выдохнул, притираясь к Ацуши еще ближе; как же с ним было хорошо...       — А ты так и не кончил, — Накаджима огладил его бедро и лизнул его щеку, останавливаясь в опасной близости от чужих губ. — Мой послушный мальчик... Я разрешаю сделать это сейчас. Оседлаешь меня? — спросил он, и Дазай прикрыл глаза, вновь чувствуя нарастающий жар в паху.       — Я не уверен, что смогу... Я так устал...       — Ты оседлаешь меня, — сказал Ацуши увереннее, и Осаму, тяжело вздохнув с тихим «да, господин», поднялся, устроился у него в ногах, расстегивая ширинку джинсов, провел языком по члену, взял в рот, смазывая его слюной.       На дрожащих слабых ногах Дазай оседлал парня, насадился на его плоть, помогая себе рукой, упираясь ладонями в его плечи — чувствовать в себе Накаджиму было намного приятнее глухой вибрации внутри. Мужчина качнул бедрами, еще и еще, морщась, не чувствуя сил, но ощущая безграничное, клокочущее в груди желание сделать хорошо как Ацуши, так и себе. Парень держал его за горячие ноющие ягодицы, не позволяя упасть, похабно улыбался, сам толкался навстречу, довольно щурясь. Парень облизал ладонь и обхватил скользкими пальцами член Осаму, подгоняя его возбуждение, давая расслабиться и отдохнуть от всех этих воздержаний, которыми он его терзал, запрещая кончать.       — Малыш, — вздохнул Тигр, и Дазай заскулил, насаживаясь активнее, держась крепче, несмотря на сопротивление уставшего тела. — Говори со мной.       — М-мне очень хорошо, господин, — между вздохами произнес Осаму, не останавливаясь, не смея останавливаться. — Я очень благодарен за все, что вы делаете со мной, — лепетал он, пока чужие мокрые пальцы оглаживали его яички, а потом сжимали член, двигаясь по всей длине, проходясь по чувствительной головке. — Можно? Можно-можно? — выпрашивал мужчина, царапая ногтями плечи Накаджимы, и тот откинул голову, урча.       — Ха-а... Хочешь, сделаем это одновременно? — ласково спросил парень, и у Дазая свело в паху от того, как возбуждающе это прозвучало.       — Хочу...       — Тогда нельзя, — Ацуши убрал руку с его ягодицы, только чтобы намотать на ладонь поводок и оттянуть его назад, придушивая исполнителя. — Еще, малыш, черт, еще...       Не то чтобы Осаму был совсем тесным, но он так сжимался, так двигался, в нем было так приятно скользить, что Накаджиме было не сложно дойти до края, шлепая его по бедру, дергая за поводок, то ослабляя, то усиливая давление ошейника на чужой шее. Дазай весь раскраснелся, влажные прядки налипли на щеки и лоб, глухие жалобные стоны срывались с его искусанных губ снова и снова — было видно, он еле сдерживался, и, шепнув сиплое «можно», Ацуши излился вместе с ним. Горячее семя несколькими струями плеснуло на живот, Осаму рухнул на парня без сил, не удержавшись на дрожащих руках, и тот обнял его, зарываясь пальцами ему в волосы. Внутри отчетливо ощущалась трепетная пульсация. Накаджима не торопился вытаскивать и просто наслаждался, заправляя прядки Дазаю за ухо, поглаживая его по щеке, прижимая к груди — отдавая всю свою нежность, на какую он только был способен. Мужчине это нужно. Они же договаривались.       — Господин... — устало выдохнул Осаму, чувствуя себя совершенно убитым, и Ацуши, будто дразнясь, толкнулся в него один раз, прежде чем выйти.       Они молча лежали в объятиях друг друга, тяжело дыша, пытаясь отойти от всех этих жарких и выматывающих телодвижений, мысли у обоих были совершенно пусты, и ничего лучше этого и быть не могло. Время тянулось, двигаться не хотелось — Дазаю уж точно — но Накаджима завозился и осторожно уложил его на бок рядом с собой, не прекращая обнимать. Только теперь у Осаму закрутились шестеренки в опустошенной тяжелой голове, и первым, о чем он подумал, было: «Это конец», — и это была правда. Еще немного, и Черный Тигр уйдет, оставит его одного, но перед этим обязательно разнежит осторожной внимательной лаской, поэтому Дазая больше не огорчало знание того, что парня рядом не будет. Почти не огорчало.       — Ты мой умница, — мурлыкнул Ацуши, — самый хороший мальчик.       — Угум... — у Осаму совсем не было сил отвечать, но в груди у него было тепло от этих сладких речей и безграничного внимания, которое ему уделяли.       Накаджима шептал что-то еще, перебирая пальцами пряди белых спутавшихся волос, целовал за ушком, вел губами по щекам и лбу, легко и заботливо, почти любовно. Дазай совсем растекся, наслаждаясь каждым мгновением совместного отдыха, но вдруг он подумал: раз они не пара и даже не любовники...       Эта мысль уже тронула его однажды. Всплыла на периферии сознания, кольнула в сердце и ушла, оставив в смятении.       — Ацуши... — неуверенно начал Осаму, и обратился он к парню по имени — сессия определенно уже была закончена, и не было смысла тешить себя иллюзией продолжения игры. — Можно спросить?       — Конечно. Что такое? — поинтересовался Тигр, и исполнитель замялся, прежде чем произнести как на духу:       — Раз мы не любовники, то мы можем спать с кем-то на стороне?       Вопрос получился прямым и неловким, но Дазаю хотелось знать — сам он, конечно, ничего такого не планировал и даже не собирался, но Накаджима... Он вполне мог. Сколько у него было сабмиссивов, таких же, как Осаму? Может, с кем-то он даже сейчас... «Я не ревную. Мне плевать. Просто интересно», — убеждал себя Дазай.       — Конечно можем, — обыденно ответил Ацуши, продолжая гладить мужчину по голове. — И ты, и я. Полагаю, нам лучше знать о таких походах налево — никому из нас не захочется случайно подхватить ЗППП, а потом передать друг другу «букет венеры», но в теории, да, это возможно. И, если ты хотел узнать, — выделил парень, — у меня на стороне пока никого не предвидится. Банально нет ни времени, ни сил, ни желания...       Осаму вздохнул — ему стало совсем немного легче. Было приятно знать, что сейчас его доминант действительно был только его, однако напрягало, что в какой-то момент он может перестать быть таковым — и это будет совершенно нормально. «На что я согласился...» — упрекал себя Дазай, чувствуя смутную тревогу, кусающуюся в груди, но чувства его были пустыми и бессмысленными. Спустя время Накаджима отстранился и поднялся, напоследок чмокнув мужчину в макушку, он оправил и застегнул свои брюки, нашел пояс и надел его, вдев в шлевки. «Это конец», — крутилось в голове Осаму, но он не жалел.       — Пока, малыш.       Вот так просто Тигр бросил ему напоследок слова прощания, без стыда, без совести и без сожалений.       — Пока, Ацуши...       Накаджима только зашел в ванную за своей рубашкой, а потом хлопнула входная дверь — он ушел. Совсем ушел. Дазай свернулся на постели калачиком, обнимая свои колени, влажное от пота тело остыло, все казалось мокрым и липким, и, наверное, стоило пойти принять душ. В этот раз Тигр не предложил довести его до ванной. Забыл? Или просто хотел поскорее отвязаться? Осаму закусил губу и уселся на кровати; ягодицы отдались жаром и легким покалыванием, однако в принципе было не больно, даже терпимо. Ноги его почти не держали, но он вышел в коридор и добрался до заветной двери, горячая вода сняла напряжение в мышцах, но пришлось засунуть в себя пальцы, чтобы вычистить себя от спермы. Мужчина даже убираться не стал, сразу после душа впорхнул в свою комнату и рухнул на постель, тут же кутаясь в одеяло, курить хотелось только чуть-чуть, так что желание затянуться сигаретой не могло заставить его подняться и дойти до балкона.       Какого черта... он чувствует себя так?       Неужели ему мало этого? А что может быть больше? Отношения, клятвы в любви? Помилуйте, только не с Ацуши — сама мысль о нем в подобном ключе казалась противоестественной, а Дазая грызло, все равно грызло где-то внутри рядом с его нежной бархатной душой, и, черт, он ненавидел это в себе. Рука сама собой потянулась к телефону, лежащему на прикроватной тумбе, пальцы стали бездумно листать соцсети, почту, СМС, контакты. Осаму вряд ли сможет сегодня уснуть, но проводить ночь в противоречивых чувствах и липких мыслях наедине с самим собой ему тоже не хотелось — как бы разбавить одиночество?       Кто придет к нему в такой поздний час? Кому он сможет выговориться, кто поможет ему разобраться в себе и не будет злиться за надоедливость и мнительность? Дазай, чуть посомневавшись, но все-таки решившись, нажал кнопку вызова и приложил телефон к уху.       — Алло? — послышалось на том конце сонное. Осаму вдохнул.       — Чу-чан, ты можешь приехать ко мне прямо сейчас?