●●●
День тянулся бессовестно долго, а ближе к вечеру так и вовсе стал бесконечным, ведь Мартиану предстояло неимоверно важное приключение. Важное настолько, что у него перехватывало дыхание, когда думал об этом. А вот Нат, наоборот, и ухом не вел, пока готовил завтрак, грел воду для ванны и топал на базар за стройматериалами, хотя кому, если не ему, волноваться о предстоящем действе? Фавн, как ни странно, оказался весьма исполнительным и пунктуальным работником, пусть впечатление создавал совершенно иное, — в его руках лихо спорилось любое бытовое дело, и это при весе намного больше центнера! Мартиан не хотел оставаться безучастным и изъявил желание помочь разложить доски, краску и какие-то странные кули, когда Натаниэль перешагнул порог их общего дома, перегруженный покупками, но, конечно же, его тотчас подхватили на руки и усадили, словно куколку за стол. — Дурашка, под ногами не вертись, хорошо? А то еще наступлю копытом случайно и… схлопочешь перелом любимых пальчиков. Ты сиди и, как положено хозяину, ЦУ раздавай. На которые я все равно положу хер, — с умным видом, будто лекцию читал, отчеканил фавн, возвращаясь к своей поклаже. — Нат, между прочим, это наш общий дом и я хочу принимать участие в его… — возмутился Мартиан, постаравшись вложить в реплику побольше твердости. — «Наш общий»? Ну-ну, — усмехнулся исполин через плечо, затем положил на место доски, выпрямился во весь рост и повернулся к замершему юнцу. — Вот как ты это делаешь? Вроде ты наивная лапша, а как скажешь что-нибудь эдакое, сделаешь, прикоснешься, и я готов скулить, помахивая хвостиком, и хочу тебя целиком облизывать? И ведь повторяю себе, что нельзя, нельзя людям верить, но ты нахуй все установки сломал. — Ты хочешь признаться мне в чувствах? — Марти встрепенулся и приблизился, бесстрашно заглядывая в огромные темно-красные глаза фавна, задрав голову. — Я не люблю сладкую дребедень. Да и… человек, которому я признавался, которому готов был ботинки лизать за один только одобрительный взгляд, продал меня, как ненужную вещь, за четверть цены. В этом гребаном мире сердце лучше никому не открывать. А еще лучше вырвать его и выкинуть нах… Вместо ответа паренек прильнул к Нату, прижавшись крепко-крепко, и запустил руки под рубашку, закопавшись пальцами в шерстку. — Ну ты и гений. Я с улицы же, полдня таскался по базару с кучей всякого, даже толком не умылся, а ты тискаться лезешь! — Плевать, — Мартиан потерся щечкой о ткань, наслаждаясь теплом и необъятной мощью своего раба и громким, уверенным стуком его сердца, — за эти несколько дней я понял две вещи: хочу просыпаться и засыпать лишь с тобой. И хочу, чтобы твои оленьи ушки всегда так же задорно торчали, как сейчас. И… для меня неважно, кто из нас сверху, кто сбоку. Главное — я буду с тобой. И если хочешь поменяться ролями, то… — Красиво начал, Дурашка, я аж от умиления чуть не растёкся по полу, — Нат одобрительно похлопал юношу по спине и ехидно улыбнулся, — но все равно не отмажешься сегодня. Не дам я тебе лежать бревнышком, понятно? — Черт, — Мартиан обиженно выдохнул и поднял голову высоко-высоко, но не разжал объятий, — Натаниэль, ты же понимаешь, что вечером будет какое-то посмешище. Ты… ты весишь центнер, или два! В тебе звериная мощь и сила, и такие габариты, аж дыхание перехватывает. И вот ты собрался лечь под тощего меня? Серьезно? Нет, ты серьезно? — Абсолютно. Ты еще належишься коленочками врозь, пока я буду любить твою аристократичную попку. Только я хочу, чтобы ты все попробовал, а потом выбирал, что хочется, как хочется и сколько раз, — фавн игриво облизнул губы, — и я правда хочу почувствовать твой мощный нефритовый стержень! — О, боги, — Марти вновь уткнулся мордашкой в грудь раба, пряча нахлынувшую неловкость и стыд.●●●
Ближе к позднему вечеру Натаниэль основательно привел себя в порядок, обмывая тело с особым усердием, и даже не поленился тщательно расчесать щетки над копытами. А после долгой душистой ванны устроился в спальне на горе матрасов и одеял, погружаясь в ожидание. Ждать он собирался недолго — до полуночи, и потом планировал нагрянуть с визитом к одному золотовласому хозяину за своим «супружеским долгом». Но, к счастью, в коридоре послышались знакомые шажочки, негромкий грохот, чертыханье и опять шажочки, на что фавн снисходительно улыбнулся, не открывая глаз. Мартиан зашел в комнату, чуть не споткнувшись на ровном месте еще раз, и робко закрыл за собой дверь, одергивая новую ночную рубашку, идентичную той, какую недавно разорвали в клочья. Перед его испуганными лазурными глазками, горевшими сквозь стеклышки очков, предстал совершенно обнаженный и расслабленный Нат, который возлежал на матрасах, будто он настоящий принц. Ни грамма страха на его довольном и безмятежном лице замечено не было, впрочем, как и раньше, лишь покой и умиротворение, словно он дремал и видел прекраснейшие райские сны. — У тебя что, десяток одинаковых платьишек? — поинтересовался он, открыв один глаз. — Это ночная рубашка… — начал оправдываться Мартиан, непроизвольно покраснев, когда снова встретился взглядом с огромным достоинством своего раба. — Девчачья рубашка с рюшками. — Ночная рубашка с кружевами! У меня на родине принято спать именно в таких! — Мама в багаж положила, да? — фавн лукаво прищурился. — Да, — Мартиан виновато опустил голову, — вместе с мылом и свечами. Она их сама делает просто в большом количестве и… — Очень познавательно, а теперь хватай подол платьишка и дуй сюда. Повеселимся. — Это ночная рубашка! — паренек заалел словно рак, нахмурившись, и все же смело шагнул вперед. А через пару мгновений он уже забрался на ложе и замер, стоя на коленях, разглядывая огромное и расслабленное тело фавна. — Я тут… принес. Вот, — Мартиан замешкался, поник и стыдливо протянул матовую голубую баночку в трясущейся ладошке. И едва не выронил ее, но Нат спас положение. — Ух ты, даже смазку не забыл, — заметил он, поймав емкость, и быстро пробежался по ней глазами, а после — положил рядом на постель. — Натаниэль, — выдохнул незадачливый хозяин, — я же не знаю, что делать… лишь общие моменты. И еще я неудачник. У меня в жизни все идет наперекосяк и сейчас точно все будет плохо. Поверь… я… Нат приподнялся, уселся поудобнее на горе матрасов, молча стянул с юноши ночнушку и отбросил ее в сторону. — Не реви, Дурашка. Я тут, рядом, помогу твоему мощному стержню, чем смогу… если не усну, конечно. Мартиан поднял на своего партнера скептический, осуждающий взгляд. И, не говоря ни слова, скинул последние элементы одежды, оставшись совершенно беззащитным. Теперь в приглушенном свете ночников можно было без труда оценить огромную разницу между его субтильной фигурой и внушительным телосложением исполина. — Ладно, давай… начинать. — Паренек поправил очки, робко положил ладонь на мускулистое бедро фавна и осторожно погладил шелковистую бурую шерстку, еще немного влажную после ванны. — Куда лапки тянешь? А прелюдия? А сахарная лабуда? А мои сосочки кто целовать будет? Ты что, собрался «сунуть, вынуть и сбежать?» Э, нееет, Дурашка, ты мне всю программу выдашь, включая поцелуи сосков!!! Мартиан впился в раба глазами, полными ужаса, представляя, точнее совершенно не представляя, что делать и с чего начать. Казалось, еще чуть-чуть и его золотые, растрепанные волосы начнут седеть от страха и напряжения. — Х…хорошо, ладно, будем целовать… — Мартиан подполз ближе и невесомо провел пальцами по мощной шее, наслаждаясь ее контурами, коснулся ключиц и устремился ниже, изучая Натаниэля. — Надо смотреть, на что тело реагирует, и стремиться ласкать там… Начало хорошее, ты меня приятно удивил, — фавн нагло прижал широкую ладонь к внутренней стороне бедра хозяина, коварно ухмыляясь. Паренек только и успел пискнуть от неожиданности и зажмуриться от внезапной ласки. Когда руки, именно эти огромные сильные необъятные руки дарили ему свое тепло и заботу, внутри все начинало трепетать. — Вот видишь, тебя чуток помять в нужных местах и ты уже весь такой твердый и текущий… Давай, не робей и не спи на ходу. Мартиан-Грегори кивнул и едва не уронил очки, но верзила ловко поймал их и со вздохом положил на тумбочку рядом с одним из светильников, потом игриво и воодушевляюще лизнул раскаленную щеку, давая понять, что он весь без остатка, до последнего бурого волоска отдается сегодняшнему вечеру. И своему хозяину.