●●●
Столовая конторы и правда оказалась небольшой, уютной и светлой, как рассказывали. Белоснежный стол хозяина стоял у окна и был отгорожен от остальных ширмой с натюрмортом из фруктов и винограда. Раньше, судя по одному-единственному стулу рядом, господин трапезничал в одиночестве, но сегодня он сам прихватил первый попавшийся табурет и приставил его к личному шикарному, заранее накрытому столу, приглашая тем самым Мартиана составить ему компанию. Юноша оглянулся на шушукающихся сослуживцев, которые, заметив его, моментально замолкли и уткнулись в свои тарелки, и осторожно сел рядом с начальником. — Господин Эрдиан Домрек, я чувствую себя неуютно, ведь вы выделяете меня среди других работников, а я только-только устроился в вашу контору, — начал он слегка встревоженным голосом. — Мне все равно, что думают мои подчиненные. Я купил данный балаган из жалости к их бывшему хозяину. Это так, довесок к моим ювелирным лавкам, причем настолько незначительный, что даже если он сгорит, я этого не замечу, — пояснил Эрдиан, и, сделав пару глотков ароматного чая, добавил уже более громко: — Мне ничего не стоит выгнать всех бездельников отсюда, сделать перепланировку здания и превратить этот балаган в склад или в ателье. Я, кстати, давно хочу стать хозяином ателье с нормальными портными. В столовой на мгновение воцарилась неловкая пауза, а после нее все подчиненные тотчас забыли про странного нового секретаря, которому Эрдиан уделил особое внимание, и уткнулись в свои скромные обеды. Мартиан тоже сосредоточился на куриных перченых крылышках, а через несколько минут решил продолжить разговор, раз уж начальник пребывал в хорошем настроении и его легко подвести ближе к заветной теме. Главное, не забывать при этом добродушно улыбаться и восхищаться его личностью. Спустя долгое и нудное обсуждение шульгардской литературы юноша как бы случайно затронул тему рабства, точнее — рабства фавнов… — Разочарование, вот что вас ждет, мой юный друг, когда купите одного из этих малолетних козликов. Да, они милы и забавны в постели, но от их глупости, наивности и собачьей преданности быстро устаешь. Помню, был у меня редкий раб с белоснежной шерсткой, который, срывая голос, кричал, что любит меня, что согласится на все, лишь бы я его не продавал… Как же жалко это выглядело. Омерзительно жалко, — равнодушным тоном пояснил Эрдиан, надев личину умудренного опытом наставника. В данную секунду паренек был готов всадить нож прямо в глаз нанимателя, но продолжал по-детски невинно улыбаться, заталкивая поглубже свою лютую бурлящую ненависть: — У вас были фавны-рабы? Но это… не совсем законно, или?.. — В этом городке все законно, если, разумеется, имеются средства и связи. Да, у меня были маленькие и нежные фавны, которых я потом возненавидел всей душой. — Я не понимаю… это же прекрасно. Такая преданность, такая сильная любовь, о которой иным приходится всю жизнь мечтать… — Это смертельно скучно, мой юный друг. Пока фавны малы, пока не началось их половое созревание, они — трепетные, кроткие и примитивные игрушки для постели. Поверьте, первый фавн еще вызовет какие-то эмоции своими невинными влажными глазками, но следующие — всего-навсего презрение. — А что же делать… Я почти собрался купить одного такого, но после ваших слов. — Мартиан-Грегори, держись как можно дальше от работорговли. Потому что эти твари сядут тебе на шею и будут помыкать в любом возрасте. У тебя, не обижайся на правду, нет стержня. Ты мягок и чувствителен, что само по себе прелестные качества. Но для хозяина подобные черты характера недопустимы! И, надеюсь, с данной секунды мы перейдем на «ты». Юноша молча ковырялся в остатках салата, изображая легкую обиду, и пару раз протер очки, прежде чем продолжить разговор: — Так значит, вы, то есть ты, отказался от фавнов, разочаровавшись в них? — О, боги, нет, конечно, — Эрдиан чуть не рассмеялся, пока допивал свой чай, — я отказался от несовершеннолетних фавнов. Теперь я покупаю исключительно половозрелых самцов, преимущественно из тех, кто никогда не был живой игрушкой. Сложно объяснить, Мартиан. Это, как азарт, как охота, как победа — только все вместе… Покорить своей воле сильного и насладиться этой покорностью — настоящее мужское удовольствие. Стоит один раз ощутить его вкус, и остальные удовольствия покажутся пресными. Сравни сам, что интереснее — приручить глупого ребенка, которого взрастили в изоляции, который ничего не знает о мире, или приручить дикого зверя с яростью в глазах? — Лично меня второй вариант пугает больше. Да и вся покорность закончится, как только спадет ошейник, разве нет? — А ты проницателен, Мартиан-Грегори! Именно так, друг мой, именно так. Поэтому подобные приключения не для всех, а лишь для истинных ценителей, как и иные опасные хобби. — Но ведь, наверно, есть другой путь… без… принуждения и страха? Теоретически — может же человек купить взрослого фавна и со временем стать его настоящим хозяином. В смысле, покорить, но не силой, а, скажем, любовью и лаской… хорошим отношением? — невзначай поинтересовался Марти, ловя в тарелке последний кусочек курицы. — Я вижу, что ты, Мартиан-Грегори, поклонник любовных романов, — снисходительно улыбнулся Эрдиан, будто говорил сейчас с неразумным учеником. — Мой друг, фавны не люди, в них много звериного, дикого, необузданного. Половозрелый самец добровольно никогда не согласится подчиняться, да еще и более слабому самцу. Это же аномалия, такого быть не может в принципе! Исключительно жесткими мерами можно покорить животное и заставить его признать в тебе своего лидера. И это невероятно приятный процесс. Понимаешь? — В общих чертах… получается, роль нижнего им неприятна? — Она для них отвратительна, Мартиан. В стаде, стае или в иной группе животных самец, который опущен до роли самки, это… ничтожество. В маленьких фавнах инстинкты еще не проснулись, поэтому они с огромной радостью готовы задрать хвост для своего господина. Но взрослого фавна… взрослого надо сломать и подчинить. Нужно стать его настоящим хозяином, его вожаком. Тогда он примет роль «самки». Надеюсь, что я правильно донес свою мысль. — Правильнее некуда, — выдохнул Мартиан. Свое смятение он основательно замаскировал нейтральным выражением лица, увлеченно расправляясь с поджаристыми булочками. — А если… а если хозяин сам, ну… вы понимаете, — он смутился до предела, и даже по одним его растерянным поблескивающим глазкам было понятно, что из высокоморального королевства он приехал совсем недавно. — Мой друг, после этого, хм, позорного акта, половозрелый самец никогда не признает лидером того, кто под него лег. Да, фавн будет исполнять какую-нибудь работу, приказы, но признать своим хозяином после подобного… нет, никогда. — А если он, ну, в смысле, этот гипотетический фавн, сам в детстве подвергался насилию? Я немного путаюсь в вашей системе, просто… — Такой фавн — уже сломанная игрушка и незачем тратить на нее время, — Эрдиан отмахнулся прибором с кусочком курицы от вопроса, словно от надоевшей мухи. «Самодовольная мразь, — выпалил в сердцах юноша, сжимая вилку в руке, но даже не моргнул и глазом. — Ты же, скотина, сам стольких переломал и ломаешь! Когда же ты наешься чужими судьбами?» — Эрдиан, ты упоминал про белоснежного фавна. Так любопытно, я думал, что они все золотошерстные… — О, это был обычный тонконогий юный фавн, белый, без единого пятнышка. Он, как и остальные, порывался приносить мне в зубах розги для наказания. Да он готов был сам себя наказывать! Жалкое зрелище, Мартиан, ни капли самоуважения… Хотя… хотя, помню, он расстроил моих друзей и ослушался меня, видимо, из-за взросления его характер стал портиться стремительно. Ну, тогда я не увлекался взрослыми самцами, поэтому быстро продал эту зверушку. Кому — не помню. Сейчас он должен уже стать огромным детиной с притягательным мускулистым телом. А что, ты все-таки хочешь рискнуть и завести питомца? — Нет… обычное любопытство. Ну, какой из меня хозяин, я же даже накричать на раба не смогу, — грустно улыбнулся паренек, представляя, как с упоением лупит табуретом своего ненавистного начальника. Остаток рабочего дня прошел в расслабленном режиме, если не считать той любезности, которую Мартиану приходилось из себя выдавливать через силу, чтобы поддержать разговоры с Эрдианом в перерывах между несложными поручениями. К вечеру сам голос господина, размеренный и спокойный, причинял юноше жгучую боль, врезался в него и прошибал насквозь. Каждый раз, когда эта сволочь в белом сюртуке рассказывал о любимых шульгардских композиторах, он представлял юного Натаниэля, который цепляется за полы одежды всесильного хозяина и молит, чтобы его не продавали, несмотря на хлесткие удары и унижения. Но любой, даже самый плохой день, когда-нибудь должен закончиться, и сегодняшний не исключение.●●●
Горячий ужин Мартиана не встречал, зато встречала новая отделка самой большой комнаты, гора мусора и досок, пыль и ритмичные удары молотка. Сбросив лживую добродушную маску, которая надоела до омерзения, новоиспеченный секретарь скинул с себя плащ, и, не говоря ни слова, крепко обхватил фавна сзади тонкими руками, уткнувшись лицом в его серую робу. Нат замер, заподозрив что-то неладное, и опустил молоток. Его весело торчавшие ушки тоже упали. — Настолько все хуево? — Да… мой начальник та еще мразь, но, кажется, я ему нравлюсь, — пробормотал Мартиан. — И это самое ху… плохое. — О, боги, Дурашка из королевства девственников-праведников чуть не выругался! Что с тобой делали эти изверги? Только не говори, что они… — фавн сделал драматичную паузу, развернулся лицом к своему господину и с наигранным ужасом посмотрел на его грустную мордашку, — что они заставляли тебя работать? — Ну… да, — юноша легонько улыбнулся и полностью расслабился рядом с избранником. Сильный и яркий стук огромного сердца, бившегося в его груди, — успокаивал лучше любой настойки. — Натаниэль… давай как-нибудь… повторим нашу ночь? — Ух ты, мой Дурашка решил пошалить? — Да… но с одним условием. На этот раз, — Марти запнулся и глубоко вздохнул, — на этот раз я буду снизу. Или… нижним, так правильнее. Не то чтобы Мартиан-Грегори грезил о такой участи, хотя пару раз воображал себя в подобной роли, но сегодняшний разговор с Эрдианом заставил его многое переосмыслить. Отдать свое тело, отдаться полностью, сбросив с себя навсегда корону хозяина, вот чего на самом деле желал Мартиан ради своего самого любимого существа. И где-то глубоко внутри он робко надеялся, что Натаниэль не проникнется презрением к нему после этого. — Ты бухал? — серьезным тоном поинтересовался раб, обхватив лицо юноши ладонями и заглянув в его лазурные печальные глаза. — Нет… мы говорили о фавнах и о том, что представителям твоей расы роль нижнего отвратительна, а ты мне об этом почему-то ничего не сказал, и… — Заболел, что ли? — Нат, не дослушав реплику, коснулся губами лба Мартиана, но, не обнаружив ни одного признака температуры, озадаченно прищурился: — Если ты о моем бревенчатом поведении, то, прости, опыт в далеком прошлом остался. — Натаниэль, я хочу тебя порадовать. Да я еще тогда говорил, что так будет правильнее. — Охуенная радость, я ж весь с нее растекусь, — исполин всплеснул руками. — Нет, ты серьезно думаешь, что твои истошные вопли и отходняк в несколько дней меня осчастливят? Что оно мне очень надо? Меньше всего на свете я хочу видеть в твоих глазах боль, Мартиан. — Он обхватил юношу за талию, без усилий оторвал от пола и припал к приоткрытым губам. — Натаниэль… послушай, — парень, с трудом удерживая рассыпающиеся мысли, бормотал сквозь жаркие поцелуи и облизывания, которыми его одаривали в данную секунду, а затем все же оборвал их поток, упершись в грудь избранника ладонями. — Я думаю, ты имеешь право на свое мужское удовольствие… Не только потому, что в жизни у тебя было мало хорошего, нет… а потому, что ты мне важен. Целиком важен — до последнего волоска и шрама! И твои чувства, желания тоже очень важны для меня! Фавн навострил оленьи ушки и чуть рот не открыл от удивления, моргая темными глазами. — Мне плевать, что ты там курил в своей конторе, но повтори-ка последнее еще разок — а лучше раз десять повтори… Мартиан хитренько улыбнулся. Будучи оторванным от пола, он чувствовал себя маленьким и легким, как никогда, и не ощущал при этом ни крупицы страха: — Я люблю тебя. Всего целиком до последнего волоска и шрама. И мне важны твои желания, ведь мы пара. К тому же, — голос Мартиана немного задрожал, а горло предательски пересохло от волнения, — к тому же, это может быть… очень приятным и для меня тоже. Я читал… Давай хотя бы попробуем. — Что ж ты делаешь, а? Знаешь, как тяжело отказываться от девственной аппетитной попки хозяина. Особенно, когда чуть ли не умоляют ей овладеть! Я ж не выдержу и соглашусь, а ты потом будешь рыдать в подушку! А мне будет хуево от этого. — Я не буду рыдать в подушку, Натаниэль. Может, я мягкий и стержня у меня нет, но я никогда не отказываюсь от своих слов… — Как это стержня нет? Я ж находил, — усмехнулся Нат, играючи ощупывая юношу, — я помню, что был! Ну, где там наш маленький… — Нат, прекрати, неудобно… очки в кармане сломаешь же… — так же играючи отпихивался Мартиан от огромной ладони, шарящей у него в паху. — Ну, вот, нашел я твой стержень и он намного лучше, чем у многих. Все, кончай маяться дурью и иди руки мыть, я пока пожрать сготовлю…