Счастливчик Марти

— …И вот мы разговорились на разные темы, — Мартиан, позабыв про тарелку горячей картофельной похлебки, с упоением пересказывал события первого рабочего дня. Натаниэль, в свою очередь, не перебивал его, а лишь торопливо поглощал ужин, то и дело поворачивая навостренные оленьи ушки. — И потом беседа зашла о фавнах. У моего начальника, представляешь, живут фавны, и он свободно об этом рассказывает! — А как его зовут? — мрачно поинтересовался Нат, откусывая половину огромного бутерброда с маслом. — Морзен, — Мартиан не моргнул и глазом, когда соврал, хотя внутри все ныло от этой лжи. Но иного выхода юноша себе не представлял, ведь если его возлюбленный узнает правду, то неизвестно, что он предпримет, — и у него есть фавны. Только взрослые. Эта сволочь издевается над ними, ему нравится их ломать… — Это он тебе хуйню про мужские удовольствия и самцовые инстинкты втирал? — Ну, а кто же? Каким бы он ни был моральным уродом, но, думаю, что в фавнах он хорошо разбирается… все же в вас чувствуется звериное начало, даже при беглом взгляде. Его теория о «самцовости» вполне правдоподобна. — Дурашка, видимо, наш доминант до отчаяния еще никого не довел и ошейник к его ногам не падал. А может, он хорошо ребяток кормит и они ему по полной программе страдашки разыгрывают? Трахаться, знаешь ли, это не по семнадцать часов на стройке ебашить, можно и постараться угодить своему «доминанту» ради сытой жизни в тепле и покое. — Как же инстинкты? Им же приходится быть снизу, а это... неприятно…— в голосе хозяина заиграли нотки непонимания. — Знавал я пару ребяток, их тоже доминанты доминировали. И вот, значит, и первого, и второго драли плетью, страстно трахали во все щели. Однако первого кормили на убой, шерстку ему омывали, следили, чтобы он всегда кончал на играх. Короче, о нем заботились. А второго лупили цепью, ножами тыкали, пичкали помоями, унижали постоянно… Теперь угадай с трех раз, кто из фавнов при первой же удачной возможности своему господину ноги-то выдернул и руки открутил? Как думаешь? — Что-то мне подсказывает, это был второй, с которым обращались по-скотски… — Хе-хе-хе, надо же, угадал. Не такой, стало быть, и Дурашка! — усмехнулся Натаниэль, щедро намазывая маслом очередной кусок хлеба. — Ну да, второй своего хозяина изувечил и голову копытом проломил, плюнув на то, что за нападение на человека смертная казнь положена. А когда с первого ошейник свалился и доминантик в ужасе забился в угол, то фавн ему ошейничек сам и протянул, и личико облизал. А еще признался, что ему все нравилось до счастливых писков, но разыгрывал тут драму со слезами-соплями, чтобы потакать такому расчудесному заботливому хозяину! Мартиан от удивления замер с ржаной булочкой в руках. — Вот так-то, Дурашка. Скажи своему горе-доминанту, пусть трахается хорошо, и кормит досыта, тогда будут ему и страдашки, и яркие представления. А если начнет вести себя, как мудак, то пусть не жалуется потом. Взрослый доведенный до отчаяния фавн — это не тонконогая малолетка… Паренек ничего не ответил, растерянно уминая похлебку. А ведь именно сейчас в его голове зрел план мести за настрадавшегося избранника и еще десятки фавнов. В конце-то концов, нельзя же оставить безнаказанным столько злодейств? — Эй, Дурашка, опять спишь? Ты доедай картошечку же, остыла уж вся. Или остынет, — исполин демонстративно пощелкал пальцами перед лицом юноши, пока тот не встрепенулся, заморгав глазками. — Прости, я… — Думаешь о том, каким ты хорошим или плохим хозяином был, и как это скажется на твоей заднице? Не боись, — Нат широко улыбнулся, вздернув бровь, — у меня в планах на нее исключительно хорошее. Но, если ты захочешь свернуть эту дурацкую идею, я всегда за. — Натаниэль, я держу слово. И мне, признаться… интересно довериться тебе и твоим сильным рукам. — Ну-ну, — съехидничал Нат, допивая очередную чашку чая. Неделя пролетела слишком быстро и за это время Мартиан успел устать от общения с ненавистным ему Эрдианом настолько, что уже мечтал о его смерти, или внезапном исчезновении, но, конечно же, не подавал вида. И это при всем при том, что работой новоиспеченного секретаря не нагружали. Вообще ничем не нагружали, если не считать рассказов о фавнах, которых монстр в белоснежном сюртуке ломал ради забавы. И от данных историй, на которые приходилось умиляться и смеяться, в душе Мартиана все кипело от гнева и отвращения. К счастью, трудовые будни наконец-то сменились желанным выходным, обещавшим быть горячим и незабываемым.

●●●

Мартиан-Грегори долго и скрупулезно приводил свое тело в порядок, чувствуя под кожей трепет и легкий страх, зародившийся перед сегодняшней важной ночью. Он накинул сверху рубашку, поймав себя на мысли, что она и впрямь очень похожа на женскую благодаря кружевам и вышивке. Учитывая предстоящее действо, это довольно забавно… Натаниэль, как и в прошлый раз, ждал своего господина на горе матрасов, в расслабленной и бесстыдной позе, позволявшей разглядеть его сокровенные места. А на тумбе, под приглушенным светом магической лампы, высилось целое нагромождение непонятных склянок и плошек с мазями. Они сразу же привлекли внимание юноши, едва он юркнул в комнату. — Нат, а это что? — озадаченно поинтересовался он, кивнув в сторону снадобий. — Купил на днях для твоей попки. Поверь, пригодится. — Фавн поднялся с места и расселся на матрасах, ожидая, пока хозяин не подойдет ближе и не встанет напротив их общего ложа. Мартиан сглотнул и, не заставив себя долго ждать, уже начал расстегивать рубашку. Раб тотчас остановил его, поймав за руки, снял с него очки, про которые опять забыли, и только после этого начал воевать с пуговицами. Когда юноша остался абсолютно нагим в тусклом свете лампы, стыд и трепещущий страх сразу же обволокли его паутиной. — Какой красивый и весь мой, — с восхищением констатировал Натаниэль, убирая золотые волосы парня со щеки, чтобы жарко ее облизнуть. — Собираешься лишить мою грудь целовательной девственности? — выдохнул Марти, краснея от прикосновений. — Собираюсь тебя всего лишить целовательной девственности, Дурашка, — вполголоса парировал фавн и страстно провел языком по мочке уха, а после не спеша уложил парнишку на кучу подушек и навис сверху, подобно огромному утесу. И так же не спеша принялся осыпать горячими поцелуями самое дорогое существо в этом проклятом мире, скользя ладонями по его дрожащему тельцу. Казалось, еще немного и от легких и опьяняющих ласк трехметровой махины сердечко Мартиана взорвется. Он робко коснулся пальцами сосредоточенного лица избранника, но тут же его ладошки были мягко перехвачены и прижаты к постели. И юноша чуть не захлебнулся от сладкого трепета, пробежавшего по телу стремительной волной. — Все, Дурашка, теперь я главный. И я решаю, когда лишать твои соски целовательной девственности, а когда отодрать твою попку, — лукаво произнес исполин, поглаживая плененные пальчики. — Хорошо… Я… доверяю тебе, Натаниэль, потому что… люблю тебя, — пробормотал паренек и прикрыл веки, дабы больше не чувствовать пристальный и пробирающий взгляд. — Мартиан, не бросайся такими заявлениями, особенно в старых фавнов, — прошептал раб на ухо, прежде чем смачно лизнуть его, — Никогда… — Но это… правда… — Я бы возразил, что хозяйская любовь длится недолго, максимум годик, но не хочу портить момент. Ведь сейчас ты мой… только мой, и это единственное, о чем я могу думать. — С этими словами Нат страстно провел языком по одному из сосков, сорвав первый немного испуганный стон с губ хозяина. Мартиан тонул и захлебывался в обрушившихся на него чувствах. Ласки, одновременно и осторожные и неотвратимые, и горячее дыхание на коже сводили с ума. Фавн весь целиком сводил его с ума, когда пробегался огромными ладонями по бедрам, когда шептал неразборчивую глупость, когда невесомо целовал ключицы. Казалось, сладкие и безумные мгновения будут длиться вечно, ну, или хотя бы до утра, но… Неожиданно Натаниэль подхватил Мартиана, словно куколку, и перевернул на живот, подсунув снизу несколько подушек. В результате юноша оказался в весьма непристойной и открытой позе, которая невероятно смущала. — Нат… я думал, что мы будем… смотреть друг на друга, а не вот так вот… Нат совсем легонько шлепнул по ягодицам партнера, заставив его вздрогнуть, а руку потом не убрал, поглаживая свой «фронт работ». — Дурашка, я знаю — тыкаться носом в одеяло та еще хрень, только это самое удобное для первого раза. Поверь мне! Не переживай, как обвыкнешься, я тебя в самые разные позы крутить начну. — В словах фавна отчетливо звучали ехидные нотки. — С…спасибо, — Мартиан инстинктивно съежился от прожигающего взгляда, который буквально кожей чувствовал, и оглянулся через плечо: — Так, хорошо… а что мне делать? — Что тебе делать, Дурашка? Ну… попробуй сочинить какую-нибудь балладу, или сооруди табурет, — отшутился Нат, ловко хватаясь за баночку смазки. — А вообще, тебе нихера делать не надо. Расслабь булочки и не дергайся. Все. От последней фразы фавна, да еще и столь ироничной, будто не происходит ничего особенного, будто это не первый настоящий раз, хозяин, наоборот, весь напрягся и погрустнел. Он стоял на четвереньках, всматриваясь в помятое одеяло, и ждал… ждал новых прикосновений, способных расплавить, и, естественно же, ждал неминуемой боли, к которой готовился весь сегодняшний день. Нат совершенно обыденно оттянул одну ягодицу в сторону, чтобы насладиться видом абсолютно девственного входа, и старательно обработал его холодной мазью, после чего медленно скользнул внутрь одним пальцем. Мартиан машинально сжал одеяло в кулаках и воздуха побольше вдохнул, напрягшись. — Так, Дурашка, сейчас отшлепаю тебя! Я кому говорил булки расслабь? Мне, знаешь ли, надо засунуть невпихуемое, а попка совсем не тронута и ты еще жмешься. Не, ну это, конечн, приятно… но тебе-то будет херово. — Сорвав едва заметный стон, фавн устремился глубже, пожирая глазами блестящее от смазки тело. Паренек хотел возразить, но, как назло, внутри задели заветную струнку и он лишь тихо застонал, ощущая разгоравшийся пожар желания под кожей… Пока ничего болезненного, или жуткого, или подчиняющего он не замечал. Натаниэль не торопясь и очень осторожно игрался с господином, то и дело добавляя больше мази и наблюдая, как ее излишки стекают по бедрам прямо на одеяло. Мартиан же, в свою очередь, раскраснелся, словно рак, и уронил голову, пряча жуткий стыд и горящие уши под каскадом волос. — Знаю, что ты хочешь спросить. Во-первых, мне нравится смотреть на твою блестящую дырочку и ручьи смазки, во-вторых, — я делаю все, чтобы невпихуемое впихнулось с наименьшими потерями. Поэтому лучше доверься мне и наслаждайся процессом… — Ты же не весь… собрался… ведь не весь? — голосок юноши предательски дрогнул, когда он представил, как внутрь загоняют столь огромный инструмент, только в его спутанных мыслях подобная картина вызывала почему-то не ужас, а… еще большее возбуждение. И это пугало… — Частями! Ну, Дурашка, не глупи. Будет совсем плохо, я оставлю твою попку. Не боись… В конце концов, у тебя магические слова есть. Напомнить? — Два пальца проникли внутрь под болезненный короткий выдох. — Нет… я не хочу их… знать. Мне не нужно... Я доверяю… тебе. — Дурашка, ты и есть Дурашка, — Натаниэль покачал головой и заботливо взялся за тело хозяина, старательно и осторожно его растягивая. Он не торопился, погружаясь до ладони и отстраняясь полностью за новой порцией смазки. Мартиан уже слегка дрожал от ожидания, от желания, полыхавшего глубоко внутри, от неприятных и в то же время сладких ощущений, от стыда, прожигающего его насквозь, и от взгляда, пробиравшего до самой души. Каждый раз, как задевали чувствительную точку, он инстинктивно подавался навстречу, не сдерживая стоны. На третьем пальце, а пальцы у фавна точно не тоненькие, юноша стиснул зубы, вцепившись в одеялко до хруста, ведь ничего, кроме боли, он не ощущал. Растянутые стенки будто горели, расступаясь под напором партнера. Но Мартиан-Грегори не жаловался и не плакал, доверяя себя без остатка любимому. — Ну вот, кажется, ты готов. Почти готов, да, — констатировал Нат, медленно выскальзывая из тела. Он облизнулся, когда увидел, что вход остался аппетитно приоткрытым, и сразу же решил этим воспользоваться…