Счастливчик Марти

Раньше Мартиану и в голову не могло прийти, что он будет отдавать свое тело представителю искусственной второсортной расы, и даже желать этого в тайных уголках души. Но тем не менее сейчас он стоял на четвереньках в полумраке, ожидая, когда же им овладеют. Его спина успела покрыться испариной, а волосы прилипли ко лбу, однако до подобных мелочей ему точно не было дела… особенно, когда он ощутил сзади кое-что более внушительное, чем какие-то пальцы. Огромное и нестерпимо горячее. Первая мысль, мелькнувшая в сознании юноши, была о том, что эта махина порвет его пополам. Что невозможно физически принять подобное в себя… Одно дело разглядывать размеры, выделенные фавну щедрой природой, а совсем другое — чувствовать. Ощущать, как неотвратимо головка вжимается в приоткрытый вход, как обильно она извергает смазку. И как собственное тело медленно расступается перед монстром, раскрываясь все шире. Мартиан чуть не рыдал, но мужественно давил в себе всхлипы, сильнее вцепляясь в многострадальное одеяло почти до хруста пальцев. В конце концов, он сам решил подарить своему партнеру настоящее «мужское удовольствие» и не имеет права отступить, как бы мучительно это «удовольствие» ему не давалось. Юноша слегка прогнулся в спине, инстинктивно разведя дрожащие бедра в стороны. Натаниэль, к счастью, никуда не торопился, проникая неспешно и осторожно. В итоге он обхватил ноги хозяина и плавно потянул его на себя. Мартиан не смог сдержать вскрика, когда головка погрузилась в нутро. Он жадно глотал воздух, сдерживая порыв расплакаться, подобно ребенку, оборвать страдания и свернуться калачиком под одеялом. Нат бы понял и больше не попытался… и, возможно, что и вопросов на данную тему не задавал. Только Мартиан-Грегори, на свою беду, оказался упрямым малым, особенно, если речь касалась обещаний, которые он давал сам себе. — Ты как, Дурашка, все хорошо? — облизнув губы и замерев в ожидании, поинтересовался Нат. — З…замечательно, — ответ процедили сквозь сжатые зубы. — Потерпи немножко, скоро будет приятно. Очень приятно… «Или скоро я упаду в обморок, что тоже неплохо», — добавил в мыслях Марти, всеми силами пытаясь расслабиться. Фавн по-хозяйски огладил бедра, прежде чем обхватить их ладонями, и легким толчком погрузился чуть глубже, срывая новый болезненный стон. Он двигался осмотрительно, внимательно наблюдая, как неимоверно сильно растягивается некогда девственный вход, и как смазка ручейками стекает по тонким ножкам хозяина. Сейчас такого хрупкого и беззащитного. Мартиан от боли и ужаса, его охватившего, готов был зубами вцепиться в скомканное одеяло, которое мучил своими пальцами, но продолжал лишь жмуриться и стонать в такт легким движениям. Его естество горело, ныло, пульсировало и сходило с ума с каждой секундой все больше, ведь раскаленный член неумолимо протискивался глубже, растягивая до предела, а может, и дальше, юноша уже не мог этого понять. Он чувствовал огромную, животную силу, но не бешеную, а спокойную. Сила эта заполняла его хлипкое тельце постепенно, по крупице, по миллиметру, ритмично и неотвратимо, как закон природы. И это было безумно жарко, невыносимо больно и невообразимо трепетно, до бабочек в животе и тысяч мурашек на взмокшей коже. Совершенно неожиданно, как и в прошлый раз, фавн задел заветную струнку внутри, точнее, так основательно размял бедное тельце под себя, что никак не мог не воздействовать на самое чувствительное место. Мартиан распахнул влажные глаза, прислушиваясь к абсолютно новым и интересным ноткам, зазвучавшим в, казалось, бесконечной симфонии боли, которые с каждым новым движением откликались все громче. Натаниэль в конце концов немного и сам расслабился, поняв, что господин добрался до самого приятного и грузно навалился сверху, обняв лапами Мартиана, и не сбавляя темп при этом. Паренек чуть не захлебнулся, когда его схватили огромные и самые любимые всесильные руки, когда он почувствовал кожей грудь и живот своего фавна, а заодно и его дыхание на загривке. Он сам легонько попробовал податься навстречу, но партнер без усилий прервал данную попытку. — Э… нет… Дурашка… сейчас… я главный, — сбивчиво прошептал Нат, всаживая слегка резче, чем обычно, словно собирался напомнить, что он этой ночью будет лидером. Мартиан едва губу не прикусил от неожиданной вспышки боли, вот только ладони коварного раба совсем скоро оказались на его торсе, даря новую россыпь сладких мурашек. — Немножко осталось… И я надену… тебя целиком, — почти промурлыкал Натаниэль, обводя пальцами контуры бугорка, возникающего на теле в такт ритмичным рывкам. Затем он скользнул по влажной коже ниже и обнял возбужденный член господина пальцами. В этот момент шерсть на загривке фавна встала дыбом, а сам он еле сдерживался, чтобы не перейти на бешеный темп. — Це… целиком… — выдохнул Мартиан, окончательно теряясь в бездне из блаженства и страдания. — Целиком… я знаю, твоя попка… очень хочет это, — Нат лишь слегка поигрался с твердой плотью, а юнец уже забился в ярком оргазме, изливаясь в широкую ладонь партнера. — Торопышка… ну, ничего… сегодня ты обкончаешься у меня. Фавн продолжал размеренно вбиваться в податливое и желанное тело, наслаждаясь жаром и узостью и не позволяя себе ни одного резкого движения. Тесные стенки пропускали его член сейчас немного охотнее, поддаваясь неспешному и неумолимому напору. Мартиан еще жмурился от сладкой боли, растекавшейся под кожей, и так же остервенело впивался в одеяло до хруста костяшек. Ему мерещилось, что прошла целая вечность, только пытка и не думала завершаться. Наоборот, рывки стали чуть более жесткими, а истерзанное нутро продолжало гореть от неимоверной растянутости. Юноша был уверен — еще немного и он порвется пополам, ну, а в том, что любой жестокий заход его уничтожит, он даже не сомневался. Но, несмотря на страхи и пульсирующую боль, паренек вручил сегодня себя всего без остатка в огромные и сильные руки Натаниэля и не жалел об этом. Фавн легонько притянул своего хозяина, сорвав очередной громкий стон, и вошел до упора, обильно заливая его смазкой. Мартиан распахнул влажные глазища, вцепившись инстинктивно в постель и пытаясь осознать произошедшее. — Больно, — выдохнул он, дрожа в мертвой хватке, — неужели… весь?.. — Весь целиком… я же обещал, что насажу твою нетронутую попку на свой… нефритовый жезл. Вроде все хорошо, хотя… ты охуенно тесный! Ну, это понятно… ты же мне девственником достался… но ничего, мы это поправим! — Не теряя времени, Нат почти выскользнул из хозяина и вновь погрузился до самого основания, только более резко. Режущая боль сдающегося тела снова смешалась с яркими отголосками блаженства, а мысли так и рассыпались искрами в голове Мартиана. Он окончательно затерялся, ощущая себя не то одним целым с махиной, ритмично врезавшимся в его нутро, не то настоящей самочкой под властным вожаком. Оба варианта были одновременно сладкими и горькими… а еще — безумными. Фавны и в самом деле могут подолгу оттягивать финал, словно их создавали не идеальными рабочими, а неутомимыми любовниками, способными ублажать своих хозяев часами. Во всяком случае, Натаниэль то самоотверженно и быстро вбивался в совсем покорное тельце, то выныривал, то опять погружался до мошонки. Так как Марти практически балансировал на грани и норовил упасть в обморок, его приходилось придерживать, что Нат и делал. Он, как и планировал, подарил любимому несколько осколков рая, пусть последние два вряд ли останутся в его памяти. — Ну, мой маленький… кажется, ты на сегодня… уже свое получил, пора и… о себе подумать, — пробормотал фавн, в который раз вбившись до упора и прижимаясь всей тушей к взмокшей спинке Мартиана. Юноша и правда был готов неподвижно лежать и не подниматься пару суток, от того неповторимого безумия, что с ним сотворили. Но совершенно неожиданно он встрепенулся, ощущая как махина, надевшая его, словно ножны, запульсировала внутри, а через мгновение в замученные стеночки ударил горячий поток. Сам же Натаниэль дрожал, взвыв по-звериному, заполняя господина семенем. А его было много… Настолько, что по обессиленным бедрам поползли белые ручейки, и одно это неимоверно напугало Мартиана. Он глотал воздух, практически скуля, и тихонько барахтался в мертвой хватке, пока его буквально накачивали. В эти несколько бесконечных жутких секунд в опьяненной голове Мартиана мерцали несуразные, дикие и абсолютно непонятные мысли, видимо, от страха и похоти. Паренек прочувствовал до глубины души, что такое быть нижним, принимая не только партнера, но и его правила. Странно, но он не ощущал себя оскверненным или грязным, «опущенным», хотя и боялся этого раньше. Зато, уже проваливаясь в беспамятство, понял, и что же такое быть верхним тоже, — не только брать себе удовольствие, но и дарить его, забрав всю ответственность за того, кто доверился… отдался. Мартиан рухнул на измятое ложе, едва фавн выпустил его из объятий. У юноши не осталось сил даже свести бедра. Да на то, чтобы убрать прилипшие волосы с лица, сил никаких не нашлось, что уж говорить про ноги? Реальность по крупинкам растворялась в темноте вместе с комнатой и тихими неразборчивыми словами самого дорогого в мире существа.

●●●

Сквозь спокойный и бесконечный мрак первыми пробились неописуемая жажда и боль, разливавшаяся по телу, — не такая сильная, чтобы кричать, но и не столь слабая, чтобы забыться. Мартиану казалось, болело у него все: — каждая мышца, каждая косточка, каждый орган внутри. Также он отчетливо понимал, что находится в постели, одетым в свою ночную рубашку. А еще он чувствовал себя чистым, будто после ванны, что было довольно приятно. — …Маленький, не торопись только, — в неясном и расплывающемся мире прорезались вполне понятные слова, которые могли принадлежать лишь одному созданию. Затем появились руки, протянувшие кружку с какой-то мутной жидкостью. О том, что Натаниэль предложил редкостную несусветную гадость, Мартиан задумался уже после того, как торопливо выпил больше половины. А затем медленно проглотил оставшееся. — Умничка, даже уговаривать не пришлось, — похвалив, раб смачно вылизал пересохшие губы хозяина и осторожно уложил его обратно на их общее ложе. Юноша поморщился от весьма неприятных ощущений, кольнувших ниже спины, и устало прикрыл веки, вновь растворяясь в тепле своего гнездышка из одеял и матрасов. Спать хотелось смертельно, и одновременно с этим не хотелось, тело ныло, и еще его била мелкая дрожь, а внутри ощущалась такая пустота, словно все органы чудесным образом испарились. — Ну как ты, мой маленький Дурашка? — Нат наклонился к любимому, невесомо касаясь его кожи. — Хочешь еще водички? — Из… болота? — едва слышно поинтересовался юноша. — Нет… спасибо. — Настойка лечебная, потому и на вкус дерьмо. Но зато через денек-другой будешь у меня танцевать. Ты вообще как? Все хуево или очень хуево? — Ну… живой вроде, — Мартиан улыбнулся уголками губ и тотчас подскочил на месте: — Очки!!! Где мои очки? — Боль мгновенно резанула его ножиком. — Ай-йааа… — Вот теперь вижу — ты небезнадежен, — фавн усмехнулся и мягко вернул господина на место и сам забрался в их общее уютное гнездовье из одеял, дабы обнять его и согреть своим телом. — А очки лежат на комоде. Я слежу за ними, ты не думай. — На самом деле мне очень ху… плохо. Совсем… Мне опять не повезло. — Марти грустно улыбнулся. — Именно поэтому я останусь с тобой до вечера, Дурашка. Не хочу, чтобы ты чувствовал себя сломанной и забытой куклой, которую поимели и бросили в углу. — Натаниэль максимально бережно прижал к себе тельце хозяина и укутал, внимательно наблюдая за его реакцией. — Спасибо… — Мартиан сразу прильнул к исполину, уткнувшись в него лбом и поморщившись от саднящих ощущений внутри. — Живое тепло лечит. А фавны — они намного горячее людей, ты же знаешь, — огромная ладонь бережно смахнула с лица юноши золотую прядку. — Я плохо помню… что вчера было… Я ведь ничего не испортил?.. — Дай-ка подумать, — Нат скорчил максимально серьезную физиономию, словно решал сложную теорему, — мне вчера перепала сказочная девственная попка, которую я пялил несколько часов подряд. Ладно, для меня почти каждая задница будет узкой, но твоя… это просто подарок какой-то! Она ж неопытная и такая сладкая! Я едва не поседел от восторга, пока ее надевал на нефритовый жезл. — Я немного… не это хотел… узнать… — Мартиан лежал весь пунцовый от услышанного. — Это охуенно, когда чувствуешь, как узенькая дырочка под твоим напором превращается в… — Нат!!! — перебивая, завопил парень, широко распахнув рассерженные глаза и легонько ударяя ладонью своего нерадивого раба прямо в грудь. — Что? Ты же хотел узнать, доволен ли я остался. И если по чесноку, то она охуенная, и я хочу ее на все дни рождения вместо подарков! И ты же знаешь, я никогда не вру. Особенно тебе. — По раскаленной от стыда щечке скользнул шершавый язык, заставив хозяина зажмуриться. — Мне… а мне было больно и неприятно, но потом… я, кажется, прикоснулся к раю, хотя боли стало еще больше. И… твои руки, такие сильные, твои прикосновения… этот тихий темп… все вместе станет моим самым ценным воспоминанием. — Только не сахарная лабуда, Дурашка, пожалуйста… — Нат наигранно поморщился, — нет бы сказать: «я весь обкончался, пока твой гигантский хер долбил мою задницу!». Зачем гора словесий, когда смысл именно в этом? — Люди так не говорят… и смысл в том, что именно ты… твои руки… и твое дыхание… — Мартиан заметно оживился, хотя слабость и сонливость никуда не делись. Он смотрел на избранника с такой доверчивостью, что по его телу мурашки забегали. — Ты и сам понимаешь, как важно… впервые вручить себя без остатка… это, как брачная ночь. Натаниэль прекрасно понимал, о чем толкует господин, запинаясь через слово. Когда-то он сам с точно такой же надеждой и безграничным доверием вглядывался в лицо своего первого любовника… своего первого хозяина, отдавая ему не только тело, но и сердце, и душу… чтобы все это растоптали и выкинули, будто бесполезный ненужный хлам. И теперь рядом с ним лежало создание, которое по собственной глупости или наивности, готово точно так же довериться, ничего не попросив взамен. И кому? Рабу со стройки, да еще и представителю второсортной расы. Натаниэль навострил оленьи ушки, не моргая, и крепче обнял юношу, моментально обволакивая его собой. — Я знаю. Поэтому, пока я жив, сделаю все, чтобы ты был счастлив, Мартиан. Потому что я… — Фавн говорил размеренно и тихо без привычных ноток сарказма, пока не запнулся на середине монолога, уронив ушки. Как он ни старался признаться в чувствах, заполнивших его разбитое, истерзанное, но еще бьющееся сердце, — ничего не получалось. Язык отказывался произносить столь простую и столь важную фразу: «Я люблю тебя». — Потому что… что? — паренек в ожидании сосредоточенно буравил лазурными глазками исполина, даже позабыв про неприятные ощущения и слабость. — Просто сделаю тебя счастливым, потому что кто-то же должен счастливить Дурашек? И этим кем-то придется стать мне. — Ты хотел сказать что-то другое, — Мартиан хитренько улыбнулся, и тут же его мордашку облизали, заставив смущенно хихикать. — Тебе давно пора спать, чудо, а ты все смеешься. Давай, зажмуривайся и на боковую. Ты и твоя сладкая попка нуждаются в отдыхе! И вообще, сон лечит! Выбора у Марти особо не было, кроме как, насупившись, прижаться к груди фавна и провалиться в мир грез, наслаждаясь заботой и стуком огромного сердца.