Счастливчик Марти

— Ая-я-яй, — Мартиан-Грегори искренне, как ребенок, причитал и жмурился, пока Нат занимался его лечением, полностью игнорируя все претензии. Он осторожно втирал заживляющую мазь в самую пострадавшую часть тела юноши одной рукой, пока второй придерживал, чтобы тот не распластался на кровати. — Терпи, ты же мужик, — с привычной иронией заметил фавн, добавляя больше мази, — вроде бы. — Она… она щиплет! Больно… — парень оглянулся и наградил своего мучителя обиженным взглядом, — ты просто садист!!! — Да знаю, что щиплет, зато к вечеру твоя милая попка будет как новенькая. Поэтому превозмогай, Дурашка! Натаниэль раньше уже втирал это снадобье, едва хорошенько искупал бессознательного хозяина и отнес его на их общее ложе. Как и в прошлый раз, он проникал пальцами не спеша, основательно. — Ты точно… обрабатываешь, а не… делаешь что-то другое? — выдохнул Мартиан, вновь зажмурившись и пряча пылающие щеки под золотыми волосами. — А ты угадай, Дурашка, — фавн легонько развел пальцы, наблюдая, как припухшие края растягиваются. — Нат… ты сволочь! Больно же! — А теперь? — исполин коварно усмехнулся и подло уперся в самую заветную точку, сорвав одновременно болезненный и сладкий стон. И хотя Мартиана терзали весьма неприятные ощущения, но стоило среди них зазвучать ноткам удовольствия, дыхание вновь перехватило. Он никак не мог понять, почему именно сейчас желание вспыхнуло почти моментально. То ли это из-за умелых и ласковых прикосновений, то ли из-за сильных рук его фавна, которые с ума сводили, то ли из-за всего вместе. Нат со знанием дела добавил еще снадобья, смакуя, как оно вытекает из приоткрытого блестящего входа. Его дыхание тоже заметно участилось, ведь перед ним лежал хрупкий, искупанный хозяин, слегка прогнувшийся в спине, вовсю подставляющийся лечебным игрищам, и тихонько постанывал в такт каждому движению. Раб не в силах был долго мучить разгоряченного господина, поэтому совсем скоро вновь вжался в заветное место внутри, причиняя болезненное наслаждение, и одновременно с этим обхватил свободной рукой его затвердевший член. Мартиан моментально вздрогнул, изливаясь прямо в ладонь Натаниэля и лихорадочно сжимая его пальцы, а потом обмяк, и устало распластался на своем измятом ложе, глотая воздух. — Ты точно сволочь и мерзавец! Но… какой же ты… — Охуенный? — с издевочкой дополнил Нат, мягко покидая натерпевшееся тельце и накидывая сверху уголок одеяла. — Ты тоже ничего. Чувственный такой… И сразу видно, тебе нравится попку-то подставлять! Мартиан втянул побольше воздуха, дабы обрушить на партнера долгий рассерженный монолог, но лишь сокрушенно вздохнул. Сил у него не осталось никаких, даже на веселую перебранку с возлюбленным, а мысли то и дело рассыпались в затуманенной голове, как бисер. — Иногда я тебя ненавижу, Натаниэль! — выпалил он и перевернулся на спину, поморщившись. — Мммм, хочешь в следующий раз отодрать мой зад и указать на мое место? — фавн навалился сверху и играючи облизал щеки хихикающему юнцу, после чего укрыл его более уютно и подушку поправил. — Я уже весь трепещу заранее перед твоим гневом! Главное — не заснуть, пока трахать будешь. Мартиан обо всем позабыл и только смотрел на исполина обиженным ребенком пару секунд, и затем погладил его оленье ухо, то самое, порванное, которое стало самым любимым. И от данных прикосновений, да еще утонув в лазурных восторженных глазах, Натаниэль так и замер, приоткрыв рот. — Я не хочу указывать тебе… на какое-то там место. Да и какое место, если я уж точно «не хозяин»? Я просто хочу быть с тобой и… Ничего больше. И очень хочу сделать тебя счастливым. Нат, став непривычно серьезным, поймал ладошку юноши и, поцеловав ее, уложил под одеялко: — Что значит: «Не хозяин»? — То и значит, ты и сам понимаешь… — Мартиан грустно улыбнулся, — после сегодняшнего вечера я никогда больше не стану твоим хозяином, но я… но я хочу стать твоим человеком и просто любить тебя. — Вот что, хозяин, я нихрена не понимаю, но это, наверн, из-за твоего состояния нестояния. Когда мозг нормально соображать начнет, ты мне все разжуй, как дебилу, а пока я займусь обедом, чтоб силенки к тебе вернулись поскорее, — с этими словами, он спрыгнул с постели и не спеша двинулся к двери, цокая по дощатому полу копытами.

●●●

На самом деле обед стал скорее обедо-ужином или ранним ужином, только такие мелочи Натаниэля совсем не интересовали. Его интересовал лишь Мартиан, который к тому времени, как хлеб был порезан, а мясная наваристая каша разложена по мискам, спустился к столу. Поразительно, но странная мазь, от которой поначалу щипало кожу, действительно помогла, сняв к вечеру всю боль. А настойка с привкусом болота даровала неплохой прилив бодрости. К сожалению, у проведенной терапии нашелся один увесистый минус — есть хотелось просто зверски! — Надо же, не хромаешь, — усмехнувшись, заметил фавн, усаживаясь на подушки, лежавшие вместо стульев специально для него. И как обычно чинно схватился за приборы. — Сам удивлен! — юноша спешно скользнул за стол, снимая очки на ходу. После он окинул голодным взглядом аппетитную кашу и набросился на нее, ловко орудуя ложкой. — Не торопись, чудо, подавишься еще! — Но это самая… вкусная каша… из всех, что я ел! — оправдывался Марти, пока сметал обед с завидной скоростью, чуть не давясь. — Заживилки много сил организма тратят, вот ты и голодный такой сейчас. Более-менее насытившись, юноша поднял живые лазурные глазки и посмотрел на верзилу, степенно жующего свою порцию. — Я думал, придется отправить посыльного, чтобы предупредить о моём внезапном больничном. Но, похоже, завтра я уже смогу вернуться в контору! Спасибо. — Ну, если хочешь «поболеть», то почему бы и нет? У тебя такой золотой наниматель, что разрешит и еще пару дней добавит за свой счет. — Ну что ты, Орзен человек строгий, особенно к подчиненным… — Ты говорил, его зовут Морзен, — между делом заметил фавн, разламывая пополам очередную ржаную булку. — Ну да… у меня после вчерашнего все перепуталось в голове, — как ни в чем не бывало выкрутился юноша, не поднимая глаз. — Ну-ну… — Натаниэль прищурился и вернулся к миске. В результате кухня на целую минуту погрузилась в неловкую тишину, нарушаемую лишь лязгом посуды. — Нат, скажи, а как снимаются ошейники? — совершенно неожиданно спросил хозяин, окончательно расправившись с обедом. Исполин первым делом усмехнулся, не торопясь прошелся языком по опустевшей миске и лишь потом внимательно посмотрел на паренька, сыто облизнувшись. — Ошейники снимают рунами. Ну, такие камушки специальные с магией-хуягией внутри. Тебе их продадут на рынке, но я понятия не имею за сколько… наверное, дорого. А зачем интересуешься? — на лице фавна загорелась хитрая улыбка. — Я хочу лишить целовательной девственности и твою шею тоже. Ее же никто не целовал из-за ошейника раньше. Я считаю, что это несправедливо, и хочу… хочу снять его поскорее и целовать тебя целиком каждый вечер! — Стой-стой-стой, а то меня удар хватит от счастья! Ну, нельзя же столько хорошего в один присест выдавать старому облезлому рабу! Марти поднялся, задвинул свой стул и сам полез на колени верзилы, чтобы попытаться его обнять. Именно «попытаться», ведь одного хрупкого Мартиана явно было недостаточно для подобной затеи. А вот Натаниэль без усилий спрятал любимого от внешнего мира, обхватив внушительными руками. — Какой ты сладкий, — фавн смачно прошелся языком по щеке парня и шепотом добавил: — Врунишка. — Не… неправда! — выдохнул Мартиан, судорожно соображая, что же не так и где он прокололся. — У меня было много хозяев, Дурашка, и я прекрасно чувствую, когда мне на уши лапшичку-то вешают, или темнят. Так вот, ты темнишь! Кстать, интуиция меня еще не подводила. — Хорошо… я кое-что не рассказал про начальника. Я не хотел тебя расстраивать… — вкрадчивым голосом начал Мартиан, стыдливо опустив взгляд, пока судорожно соображал, как выбираться из непростой ситуации. К счастью, путь спасения предложил сам раб, еще и совершенно обыденно: — Пристает, что ли? — В первый день нашего знакомства я твердо дал понять, что не собираюсь исполнять горизонтальные прихоти ради должности. Он меня успокоил и заявил, что видит во мне исключительно интересного собеседника! Но я замечаю, как он смотрит на… так не смотрят на обычных собеседников, понимаешь… И он норовит прикоснуться ко мне, якобы случайно… но при этом не намекает на интим… Я в замешательстве… — Значит, зажмет скоро в углу и предложит перепихнуться на своем столе… — Натаниэль, зачем я ему нужен? У него же фавны и настоящее "мужское удовольствие" каждый день! Я… это просто я… — Когда-то давно мой первый хозяин сказал одну интересную вещь — любить по-настоящему можно только равного. А сломанные и переломанные игрушки, это так… ерунда. Может, твоему Морзену надоели скованные фавны? А может, его сводит с ума твоя аппетитная попка? Если выбирать между голеньким тобой вместе с горящими щечками и каким-то волосатым увальнем, то ты вне конкуренции! — голос Натаниэля звучал намного тише, а в конце монолога он по-хозяйски скользнул лапищей вдоль худой спины паренька, одарив россыпью мурашек, и замер на ягодицах. Мартиан собирался ответить, но раб даже начать ему не дал: — Если эта мразина тебя обидит — я его пополам сломаю и плевать, что за это смертная казнь положена!!! Ты — мой хозяин и я буду тебя защищать до самой смерти! Только не ври мне и не темни больше. Никогда не ври. — Мы, кажется, уже выяснили, что я просто твой человек и все. Сегодня я куплю те проклятые руны и сниму твой ошейник, наконец. И больше никаких преград между нами не останется. — Вот охота тебе деньги на ерунду тратить? Да я уж и забыл про эту железку. Она… — растерянно начал Натаниэль, но его оборвали. — Она натирает кожу. Она уродлива. Она мешает целовать тебя там, где мне хочется сильнее всего. — Мартиан резко замолк и прижался к широкой груди фавна ухом, чтобы слышать, как под рубашкой бьется огромное, спокойное сердце. — Проклятый ошейник, он словно стена… Неприступная и мерзкая. — Ты не Дурашка, а идиот, Мартиан-Грегори. Хочешь остаться без волшебных слов, способных меня скрутить и наказать, да? Хочешь остаться со здоровенным трехметровым фавном в одной хате вообще без защиты? — Да. Я уже доверился тебе без остатка и не жалею об этом. Я уже… твой. — Юноша искренне улыбнулся, и, прикрыв веки, сам прильнул к губам верзилы, который, конечно же, не стал противиться внезапному и такому упоительному поцелую, отдавшись ему целиком, до последнего волоска. На целую минуту реальность замерла, и ничего в ней не осталось, кроме теплого рваного дыхания и стука самого родного сердечка. Нат разорвал действо и смачно прошелся по лицу своего господина языком: — Мне плевать, что ты себе там напридумывал, Дурашка, но ты — мой хозяин. Мой и точка, я так решил! Опешив, Мартиан с минуту пытался подобрать нужные слова, понять, как такое вообще возможно после той ночи, когда им овладели, но бесконечная решимость в темных пробирающих глазах говорила сама за себя. — Возражения по этому поводу даже не принимаются. Все, закрыли тему. Мне тебя еще немножко полечить надо, затем заняться посудой, а потом — снова тобой.