God Must Hate Me

Для Питера Макврайса школа обычно была весьма унылым местом, и этот день не стал исключением. Кое-кто из тех, с кем он был знаком, слишком вежливые, чтобы не поздороваться, приветствовали его в вестибюле, после чего отходили, чтобы пообщаться со своими более близкими друзьями. Время от времени некоторые пристально рассматривали его или бросали в его сторону странные взгляды, но в большинстве своем коридоры оставались преимущественно безопасной зоной. Пит глубоко вздохнул и собрался было пойти в класс, когда заметил Рея, привалившегося к его шкафчику для вещей. Дерьмо, дерьмо, не нужно смотреть в ту сторону. Макврайс пошел быстрее и постарался сделать вид, будто погружен в собственные мысли. И тогда он наткнулся прямо на Рея. Пит собирался было извиниться, но, пошатнувшись, вцепился в толстовку Рея, чтобы удержаться на ногах, а тот, похоже, потерял дар речи. В воцарившемся между ними почти комическом молчании Пит задержал руку на плече Рея, а Рей по-прежнему выглядел слегка ошеломленным. − Прости, − Пит, наконец, смог справиться с собой и выпустил его плечо из хватки. Уже почти все разбрелись по классам, из-за чего их молчание стало еще более неловким и неуютным. – А, мне нужно идти на урок. Увидимся, − он развернулся и зашагал по коридору. − Подожди. − Слушай, с меня хватит всей этой ахинеи по поводу вчерашнего вечера, я уже получил сполна от своей семьи. Рей потупился, его лицо слегка покраснело. − Видишь ли, мы… Дело в том… Я разозлился из-за этой штуки с поцелуем, потому что, ну… Блин, это тупо. Пит одарил его взглядом: «Продолжай». − Это был мой первый поцелуй. Пит рассмеялся, хотя в этом не было ничего особенно смешного. − И, по-твоему, это важно? Первые поцелуи не значат нихрена! Я впервые поцеловался с девчонкой, чье имя сейчас даже не вспомню! Первые поцелуи, первые разы, первые, черт возьми, беременности не имеют никакого значения! Они просто первые! – он глотнул воздух. От смеха у него раздражающе ныло в боках. − Я думал… так как… моя девушка… мы никогда, − Рей взмахнул руками. – Мы никогда не целовались. − Допустим, я позволю сейчас проклюнуться моей вере в чудеса. − Я просто… Я хотел поцеловать Джен первой, и теперь она злится на меня за то, что я только согласился, и, боже, я даже не… Я даже не знаю тебя, Пит. Внезапно Рей вывел его из себя. Просто выбесил тем, что относился к любви как к чему-то драгоценному и особенному, потому что, блядь, любовь была полной противоположностью всему этому, и как раз тогда, когда в Пите зародилось что-то вроде надежды на то, что она может оказаться чем-то большим, Рей ушел, обманув его ожидания. В жизни всегда происходило что-то подобное, не так ли? Поэтому Пит толкнул его к шкафчику и поцеловал. Он знал, что, вероятно, впоследствии будет очень сильно жалеть об этом, но в тот момент это не имело значения, потому что, боже, ощущалось это просто потрясно. Рей не пытался отпихнуть его, но каким-то образом его губы казались удивленными и самую чуточку напуганными. Руки Пита запутались в волосах Рея, и только тут его осенило, что, задержись они еще хоть немного, наказания им не избежать. − Ч-что это было?! − Доказательство тому, что поцелуи ничего не значат. Увидимся на беге, − Макврайс перекинул рюкзак через плечо и поспешил на занятия. Видеть Рея в коридорах и во время обеда, окруженного друзьями или в компании его девушки, было неловко, если не сказать больше. Не то чтобы у Пита не было друзей – по сути, у него не было хороших друзей. Паркер и Абрахам были, возможно, ближе всего к тому, чтобы считаться его настоящими друзьями, но они оставались в лучшем случае ненадежными. Конечно, был еще Олсон, но Олсон та еще задница – само собой, туповатая и безобидная задница, но Пит по возможности избегал его компании. Поэтому обычно он обедал снаружи, на трибуне для болельщиков, потому что, как бы жалко это ни звучало, сидящие неподалеку группки учащихся позволяли ему выглядеть так, будто у него есть друзья, но при этом оставаться предоставленным себе. По крайней мере, это было обычное положение вещей. − Привет, Макврайс. Пит поднял взгляд от своего ланча − салата и энергетика, состоящего из кофеина чуть более чем полностью. Парень, стоявший перед ним, не был ему знаком. Он выглядел как тот, кого частенько били, − тощий, блондинистый и с огромной кипой книг наперевес. − Кто ты, к черту, такой? − Я видел, что ты сделал с Реем Гэррети сегодня утром, − парень усмехнулся. – Не знаю наверняка, чем это вызвано, но чем бы это ни было, предупреждаю – у него есть славная, прелестная подружка-католичка и ему нет дела до таких как ты. Пит почувствовал, как его лицо запылало. − Отвечай на вопрос. Кто ты, к черту, такой, и с чего ты взял, что можешь вот так просто вламываться в мою личную жизнь? − Стеббинс, − Стеббинс рассмеялся. – Я наблюдатель. Я тут кое-что разузнал о тебе. Твоя ненависть к Гэри Барковичу... впечатляет, если не сказать больше, ты в команде по бегу, ты встречался с Присциллой Мэйтерс, пока она не порвала с тобой и практически не набросилась на тебя с ножом для конвертов… − Вот это реально жутко. Слушай, я знаю, что у Рея есть девушка. − Измена, м? Делай что хочешь, но из этого редко выходит что-то хорошее, − Стеббинс уселся рядом. Пит заметил, что тот сжимал в руках самозакрывающийся пластиковый пакет, в котором лежало несколько сэндвичей с мармеладом. – Скажи, Макврайс, − этот вопрос однажды должен был всплыть, − представителей какого пола ты предпочитаешь? − Не твоего ума, блядь, дело! – рявкнул Пит, пытаясь отделаться от Стеббинса. – Какого черта тебе нужно от меня? − Просто хочу помочь тебе разобраться в твоей ситуации. − Ты, типа, какой-то родственник Барковича? Потому что ведешь ты себя в точности как он, в смысле, если бы он реально расширил свой словарный запас. Словарный запас Барковича состоял преимущественно из «блядей» и нелепых оскорблений, за которыми обычно следовали взрывы маниакального хохота. Стеббинс нахмурился. − Я не имею ни малейшего отношения к Гэри Барковичу, благодарю покорно. Пит рассмеялся, поднявшись со своего места на трибуне. − Так, Стеббинс, это было забавно, но я лучше поем где-нибудь, где незнакомцы, с которыми я никогда в жизни не разговаривал, не будут вываливать на меня вопросы о моей личной жизни и моих проблемах. − Погоди-ка! − Что еще? – Пит развернулся − как раз чтобы увидеть, как Стеббинс проглатывает гигантский кусок своего сэндвича с мармеладом. − Как ты собираешься узнать, что Рей Гэррети на самом деле к тебе чувствует? – что-то в Стеббинсе заставило Пита подумать, что тот, вероятно, относился к людям, которые в детстве поджигали муравьев с помощью увеличительных стекол и ставили подножки пожилым женщинам. – Потому что я могу это выяснить. − У тебя какой-то странный фетиш на то, чтобы нарушать чужую приватность? Стеббинс одарил его улыбкой Чеширского кота. − Ну, взглянем правде в глаза, я знаю, что ты не сможешь устоять перед моим предложением. Ты хочешь от Рея Гэррети взаимности, потому что никто никогда не любил тебя так же, как ты любил их. О, Макврайс… Ты просто отличный пример современной неблагополучной молодежи, разве нет? − С чего ты, блядь, решил, что это любовь? – он выплюнул последнее слово так, будто это было название какой-то особенно мерзкой болезни. Слова Стеббинса били как пощечина, и Пит сказал себе: это все потому, что Стеббинс засранец, и все сказанное им – обычные оскорбления. – Ладно, ты хочешь выведать самые потаенные тайны Рея. Продолжай в том же духе и увидишь, ебет ли это меня. − Ах, отрицание, − Стеббинс вздохнул. – Спасибо за то, что подтвердил, − ты на самом деле влюблен в него. − Знаешь что? Иди нахуй. − Рад это слышать, − Стеббинс спрыгнул на землю, оставив Пита стоять на трибуне с гнетущим чувством в груди, которое, как ему казалось, еще долго не рассосется.