Алый платок

— Тиль! — Куундил ощупывал приятеля тревожным взглядом. — Ты вообще куда пропал? Неделя уж прошла, как ты… — Да никуда я не пропал! И рад был бы, да… — Тиль махнул рукой. — Но… — Я у Ваэтара Зувира теперь живу. По личному распоряжению Финафлина Умудренного. Это я уточняю для того, чтобы вы мне сейчас не начали советовать идти и куда-то там жаловаться на творящийся произвол. — Фигасе! — Аркуэрон почесал нос, что всегда было у него признаком изрядного потрясения. — Все плохо? — участливо спросил Куундил и тронул Тиля за руку. Вид у него был при этом странный: перекошенно-несоответствующий. Вроде как положено печалиться, сочувствуя попавшему в переплет другу, но настроение такое потрясное, что вся печаль, хоть ты пыжься, хоть уговаривай себя, получается какой-то неискренней. С чего бы? Тиль изучил въедливым взглядом и самого Куундила, и стоявших рядом с ним братьев Каан-Фиин, причин такого их настроения не понял, но расстроился еще больше — друзья, называется! — Все просто ужасно, — Тиль даже зажмурился, чтобы удержать в себе рвавшуюся наружу обиду. Один на один с собой или с проклятущим темным он еще как-то сдерживался, а теперь вот сразу начал расклеиваться. Так и тянуло рассказать все, пожаловаться, поскулить. И чтобы в ответ утешили, погладили и поняли… Но ведь фиг поймут! Да и откровенничать-то стыдно! Стыдно, шишки-кочупышки! — Он… Он жесток с тобой? — Куундил заглянул Тилю в лицо. — Ужасно! — Великий Лес! Но почему Финафлин позволил этому темному мучить тебя? А как же правило, по которому преподы не могут трахать… — Да не трахает он меня! — выкрикнул Тиль и даже зажмурился от полноты чувств. — Не трахает! И в этом как раз весь ужас и состоит. Преподавательские апартаменты, куда Ваэтар Зувир привел Тиля из кабинета главы Академии, неожиданно оказались просторными и светлыми, но, увы, обставленными человечьей мебелью из мертвого дерева. Эльфы из числа преподавателей или обслуживающего персонала, которые обитали в Академии давно, приводили выделенные им временные жилища в соответствие со своими вкусами и эльфийскими традициями. Но помещения, предоставленные Ваэтару Зувиру — гостиная, кабинет, спальня и туалетная, — как видно, пока никем еще не были освоены, вот и выглядели так, как казалось правильным и удобным людям, построившим все здешние здания: вместо гамака — кровать, вместо легких стульев-качелей — тяжелые кресла на коротких корявых ножках, ну и все остальное в том же ключе. Впрочем, в тот момент Тилю было совершенно точно не до мебели. Зувир был молчалив и сосредоточен. Смотрел, будто прикидывал, с чего начать воспитательную работу и как распорядиться бренной тушкой Тиля. Судя по этому взгляду, ждать от темного можно было чего угодно: от легкой формы в виде нравоучений до приказа заголиться и подставить зад. То ли для воспитательной порки, то ли с целью вразумляющего траха… Но Ваэтар Зувир спросил лишь, не голоден ли Тиль, а, получив отрицательный ответ… — Он загнал меня делать уроки! — Уроки, точно! — закивали цветочные феечки, прикрывая улыбки ладошками. Тиль глянул на них укоризненно, а после снова уставился на друзей. — И… дальше? — осторожно поинтересовался Айнон. — И я сделал их все! Все! И даже больше! Потому что с первого раза ошибок налепил. А он проверил и… Сволочь! — Такой красивый и волосы как шелковый огонь, — не согласились феечки, кружась вокруг дурной головушки Тиля. — Огонь. Много красного горячего огня. — Ну, а ночью-то? Ночью-то? — тараща глаза, спросил Куундил и уже в который раз покосился на братьев Каан-Фиин. Айнон улыбнулся ему в ответ. Аркуэрон подмигнул и переступил с ноги на ногу, после как-то незаметно оказавшись ближе к приятелю. Но ранее всегда очень внимательный к такого рода улыбкам и переглядываниям сокурсников Тиль на этот раз на все эти более чем красноречивые намеки даже уши не навострил. — А ночью мы спать легли, — с гневливым отчаянием сказал он. — Я на диван в кабинете, а он на кровать в спальне. И он ко мне даже пальцем не притронулся! Я чуть не рехнулся, прислушиваясь. Спал вполуха, извелся вконец, а этот проклятущий темный так и не пришел и теперь только насмехается. И так всю неделю! Целую неделю! — Живодер! — Садист! — Такой красивый! И огненный! — не уступили феечки, стискивая ручки на груди и закатывая глазки. Да и кото-феи, сидевшие у Тиля за пазухой, замурчали согласно, высовывая мордочки между полами полурасстегнутой куртки и облизываясь. — Но почему тебя на занятиях-то не было? Он тебе не разрешает? Или?.. — Он все это время гонял меня по предметам за прошлый семестр. Как какого-нибудь первоклашку повторять все заставлял и отвечать ему вслух! А сегодня утром вдруг сказал, что «теперь можно» и «не будет стыдно» и вытурил. Сказал: «грызть гранит науки». — На… Насовсем вытурил? — Нет, — Тиль топнул ногой от переизбытка эмоций. — После лекций и практических занятий опять к нему. Уроки делать, ужинать и спать! Одному! На диване! Гад! — Извращенец! — подтвердил Куундил. — Может, у него просто не стои́т? — Стои́т, просто-таки отлично стои́т, — Тиль был мрачен. — Я все-таки вспомнил кое-что из той ночи… Великий Лес, как же стыдно-то! Я его спящего связал водяными струями и… И вы тоже хороши! Друзья, называется… Троица приятелей Тиля в стопятьсотый раз переглянулась. Правда, теперь, скорее, смущенно, не так, как раньше. Аркуэрон по традиции полез чесать нос, Айнон смотрел в пол и вздыхал, но заговорил опять Куундил: — Еще б узнать, что ему от тебя надо на самом деле, Тиль! Я бы понял, если бы он забрал тебя себе, чтобы отыграться… ну… за свою пострадавшую задницу, например. Но стребовать у самого главы Академии, чтобы после заставлять зубрить прошлогодний учебный материал?! Зачем ты ему? — Они с Финафлином терли что-то про утрату магии эльфами, выложившимися на войне с орками. — Ваэтар Зувир — один из них, — сказал Аркуэрон. — Выгорел, закрыв огненным валом целое поселение светлых. Мне отец рассказывал. Он был на приеме у владыки Вечного Леса Галада-Эл-Тор Эриита, когда вручались награды героям войны с орками. Ваэтар из темного рода Зувир был среди тех, кому владыка лично выказал всяческое уважение. — Ты мне уже говорил об этом в первый же день, на переменке между парами, — сварливо откликнулся Тиль. — Забыл? А я вот помню. Для меня этот проклятущий темный вообще образчик явления «хрен забудешь». Но я все равно не понял, как возможность вернуть силу потерявшему дар магу может быть связана со мной. Ясно только, что для них — и для Финафлина, и для Зувира — это какой-то эксперимент… В котором я как зверек подопытный. Куундил слушал друга, прикусив в задумчивости губу, а после, когда Тиль замолчал, сам ударился в размышлизмы: — Странно все это. Сколько самых маститых эльфов как у темных, так и у нас бились над этой проблемой. Знаю не понаслышке: мой старший брат лишился магии как раз таким вот образом — иссох безвозвратно. Родители чудом удержали его от того, чтобы он свел счеты с жизнью, ставшей для него пустой. И никто ничем не смог ему и таким, как он, помочь. Общее мнение старейших было однозначным — потерянную магию не вернуть. Нет способа, чтобы вновь наполнить сердце и душу эльфа силой ранее подвластной ему стихии. — И платок этот еще… — Тиль вздохнул тяжко. — Да уж, платок… — Куундил тронул пальцем алый шелк и вдруг с шипением отдернул руку. — Он же обжигает, как огонь! Как ты терпишь? — Не обжигает он совсем, — удивленно возразил Тиль и ощупал платок. Шелк совершенно точно не жег, а, напротив, приятно холодил и пах знакомо: цветами и хвоей. Однако последовавшие примеру Куундила братья Каан-Фиин тоже охнули, отдергивая руки, а после синхронно сунули пострадавшие пальцы в рот. — Ерунда какая, — растерянно сказал Тиль и снова ощупал платок. — Мне не горячо совсем. Да и цветочные феечки с кото-феями не обжигаются… — Нет, нет, совсем нет, — запищали крылатые малютки, а их кото-феи перебрались к Тилю на плечи и, тщательно обнюхав платок, теперь трогали его лапками и тихонько перешептывались. — Что же он означает? — еще более задумчиво протянул Айнон, осматривая покрасневшую подушечку указательного пальца, а после засовывая его обратно в рот — студить. — Вчера Ваэтар его другим узлом завязал, — сказал Тиль и, вдруг смутившись, торопливо пояснил. — Он его с меня снимает иногда… ну… когда я искупаться хочу, например. А после возвращает обратно… Следовало признать, что моменты эти были исключительно волнительными. И утром, и особенно вечером, перед сном. У Тиля каждый раз сбивалось дыхание и начиналось малоприличное шевеление в паху, когда он — отмытый до скрипа и, если честно, смазанный и слегка растянутый (ну, а вдруг, целая же ночь впереди!) — выходил из туалетной в одном полотенце и вставал перед Ваэтаром, чтобы тот вновь повязал ему на шею свой платок. Темный в эти моменты оказывался так близко, что Тиля обволакивал жар его тела, пальцы, повязывавшие долбаный платок, легко касались шеи и ключиц, трогали, отбрасывая мешавшие волосы… А Тиль стоял и представлял, как Ваэтар, завязав свой непонятный магический узел, вдруг надавит ему на плечи, принуждая опуститься на колени, вниз к своим стройным ногам, и расстегнет пояс брюк, выпуская наружу пока еще мягкий член… И Тиль против такого ни разу бы не возражал. И даже совершенно точно не чавкал бы… Но Ваэтар, гад такой, ничего подобного не делал, а после просто уходил в свою комнату. Тиль же ложился на проклятущий жесткий диван и дрочил так яростно, что за самого себя страшно становилось. Но главный ужас был даже не в недотрахе, который уже просто-таки сводил Тиля с ума, а в том, что ничего, просто-таки ничегошеньки не происходило такого, чем можно было бы искупить свою вину перед темным или хотя бы собственную совесть заставить замолчать. Вот если бы Ваэтар Зувир был с Тилем на самом деле жесток, бил его или трахал сутки напролет… Но Ваэтар со своим подопечным был суховато-вежлив и, если и трахал, то исключительно мозги, понукая к большему старанию в учебе. А ведь мог бы… Эх… — И что он тебе по этому поводу сказал? — спросил Айнон. — Эмм… По какому? — переспросил Тиль и покраснел, осознав, что слишком сильно отвлекся на свои эротически-несбыточные мечтания. — Об изменениях в рисунке узла, которым он тебе свой платок завязал, естественно, — нетерпеливо пояснил за Айнона его брат и почесал нос. — Ничего, — Тиль только рукой махнул. — И в библиотеке я никакой информации не нашел, хоть перерыл все, что там о темных есть. Но я уверен: другой узел — это другие намерения. Как бы узнать-то какие? Не идти же снова к Финафлину… — А он что, может знать? — Финафлин все знает… — Точно, знает, — Тиль кивнул убежденно. — Он меня Ваэтару сначала вроде как отдавать не хотел (мне так показалось, по крайней мере), а потом глянул на платок и как-то… смирился, что ли. — Ну? А ты его об этой всей фигне не спрашивал? — Говорю ж: спрашивал. Да только результата — чуть! Не выдержав неизвестности и снедаемый любопытством, Тиль на следующий день после своего «пленения» действительно, несмотря на четкий запрет, тайком сбежал из покоев Ваэтара, пока тот был на лекциях и, зная расписание главы Академии, подкараулил его в коридоре преподавательского корпуса, чтобы спросить о платке на своей шее. Но глава Академии лишь качнул красивой головой и сказал, что это слишком личное и обсуждать такие вещи Тиль должен с «уважаемым Ваэтаром Зувиром», а не с кем-то еще. — Вот ведь хрень какая! — Айнон и Аркуэрон переглянулись. — А что если просто на лекции самого темного спросить? Он же рассказывает нам об истории и культуре своего народа? Рассказывает. Вот пусть и поведает о значении платка. — Отличная идея, — закивал Куундил. — Только надо решить, кто спрашивать будет. Я не могу. У меня при одном взгляде на него язык от страха отнимается. Братья заспорили, перекладывая ответственность друг на друга, дело в итоге застопорилось, и Тиль вновь загрустил. Стоял, смотрел в окно, отвернувшись ото всех, думал. Естественно, о том, что нет в жизни эльфа по имени Тилион из Дома Телугалад ну вообще никакой справедливости, и все в ней криво и косо! Иногда Тиль по полночи крутился на неудобном человечьем диване, сбивая простыни и вздыхая, и думалось в эти моменты о том, как бы все могло получиться, если бы не чертова ночь, когда он спьяну решил доказать приятелям свою крутизну. Как бы все сложилось, если бы он не полез в комнату к Ваэтару, если бы не овладел им насильно… И как-то так выходило, что по итогу для Тиля почти ничего бы и не изменилось: он все равно втрескался бы в нового препода, любовался бы совершенством линий его ног, ходил бы за ним голодной собачкой, капая слюной на отпечатки его следов… И мечтал без какого бы то ни было шанса на взаимность. В точности как и сейчас… Но хотя бы не чувствовал себя таким виноватым за содеянное по пьяни и дури! Интересно, если бы Тиль с самого первого мига не запал на темного, повелся бы он на подлянку, устроенную Куундилом и братьями Каан-Фиин? Взяли бы они его «на слабо» или фигушки? Ведь наверняка, если бы Ваэтар был каким-нибудь страшно-кошмарным и кривоногим, Тиль бы ни за что… А так даже сомнений не возникло — поскакал козликом горным хотелкам своим навстречу, не думая ни о чем. Дебил! Выступил! Отличился! Ну и теперь справедливо наказан. И даже не столько темным, сколько самой судьбой, заставившей Тиля влюбиться в него по уши и теперь маяться от тоски и неизвестности. И от отвращения к себе. Ну и от любопытства, конечно, которого в Тиле всегда было не меньше, чем в любой из лесных феечек. Вот что означает тот факт, что сегодня Ваэтар завязал свой платок на шее Тиля другим узлом? Предыдущий вариант был изучен так хорошо, что сомнений не оставалось — теперь плетение сменилось. Не приходилось сомневаться и в том, что каждый узел что-то да значит. Собственно, и в культуре светлых эльфов было что-то такое, связанное со знаковым смыслом узлов — любовных, смертных или просто клятвенных, — но слишком большой оставалась вероятность ошибки. Значение, принятое у светлых, вполне могло отличаться от того, что имели в виду темные. И все же Тиль, предварительно изучив узел на своей шее в зеркале туалетной, сравнил его с рисунками разнообразных узлов в найденной в библиотеке книге о символике в культурной традиции светлых. Вышло что-то не самое радужное — значения нескольких похожих узлов сводились к теме подчинения, зависимости, рабства… И если все действительно так, то что в этой картине изменил новый вариант узла — похожий, но все же иной и, главное, скрепленный каким-то другим магическим заговором?.. Кстати о магии! Это ведь тоже был еще какой повод для раздумий! Раньше Тиль полагал, что, раз темный дара своего лишился и магичить не может, то скрепляющая узел магия заключена в самом платке. Но теперь сомнения возникли и по этому поводу. Во-первых, следовало помнить о том, что той ночью в таверне Ваэтар из водных пут Тиля освободился сам. Можно было, конечно, предположить, что они совсем ослабели из-за того, что Тиль был пьян и вообще отрубился, завершив свое черное (но такое сладкое!) дело. Но тот факт, что заклятье на платке стало другим, подводил Тиля в его размышлениях к непростому, но убедительному «во-вторых»: само оно поменяться не могло, а значит, кто-то ведь его поменял! А кто, если не сам Ваэтар Зувир? Таинственный, строгий, холодно-отстраненный и наверняка еще и поэтому невероятно притягательный… Настолько, что теперь Тиля даже не приходилось загонять делать уроки — он сам стремился стать лучшим. Просто потому, что Ваэтару это почему-то было важно, а Тилю так хотелось похвалы. Любой. А еще лучше, если это будет улыбка и заинтересованный теплый взгляд… Так что он читал, писал, зубрил, вникал и даже на практических занятиях по водной магии стал демонстрировать отличные успехи — наконец-то научился правильно концентрироваться и вести призванные течения к нужной цели с похвальной точностью. Да и струйный бич — главное оружие боевых магов-водников — в его руках более не растекался бессильными ручейками, а скручивался мощным водоворотом, стремительно распрямляясь в тот момент, когда надо было нанести удар. И что? Да, Зувир Тиля действительно хвалил, но только как строгий препод, неожиданно увидевший в своем ученике зачатки разума. А хотелось-то совсем другого… И при этом плевать было на то, что разум подсказывал очевидное: с чего бы это эльфу, над которым было совершено по сути дела насилие, вдруг воспылать теплыми чувствами к тому, кто ему все это и устроил? Чуднó уже то, что Тиль все еще жив-здоров… Он много думал об этом и с печалью сознавал, что Ваэтару он вообще не нужен. Разве лишь для того, чтобы отыграться непонятным Тилю образом. Ну и для непонятного эксперимента, который обсуждался еще тогда, с главой Академии, но суть которого Тиль так до конца и не понял, а темный категорически отказывался прояснить, ссылаясь все на того же Финафлина и его запрет. А ведь Тиль бы точно-точно ничего и никому не рассказал бы! Сохранил бы секрет, который был так важен для Ваэтара. Да что там! Прикажи тот ему, он бы на задних лапках скакал и команду «служить» выполнял! Впрочем, после того, как Тиль вновь стал ходить на занятия, выяснилось, что на нового препода запал не он один. Загадочный красавец родом из Чернолесья, да еще и герой войны, Ваэтар Зувир очень быстро стал звездой Академии. Его лекции всякий раз собирали полные аудитории — послушать темного приходили не только студенты со всех курсов, но и обслуживающий персонал и даже преподаватели других дисциплин. Ваэтар в такие моменты был серьезен, говорил умные, весомые вещи, делал неожиданные обобщения и глубокие выводы, которые иной раз срывали даже аплодисменты у слушателей… А Тиль смотрел на него и, глуша ревность, грел себя глупой, но почему-то бесконечно приятной мыслью: только он один во всей огромной Академии знает, что у этого взрослого и уважаемого эльфа, солидного препода и вообще «важняка», на лобке написано нахально-игривое «Не чавкай!». Тиль после того, как память о событиях их первой ночи в таверне к нему хоть и частично, но вернулась, спросил Ваэтара о происхождении этой самой надписи. Но тот лишь поморщился досадливо и по традиции промолчал. Как-то так выходило, что Тиль вообще ничего не знал об этом эльфе! А ведь другие считали его «особой приближенной»! Слухи о причинах проживания юного Тилиона из Дома Телугалад в апартаментах преподавателя истории Чернолесья ходили самые дикие. Запрет на «отношеньки» между студентами и преподавателями был общеизвестен, но для Ваэтара Зувира Финафлин Умудренный почему-то сделал исключение. Почему? Кто-то, прослышав о платке темного на шее Тиля, плел о каких-то мрачных ритуалах, связанных с сексуальными магическими практиками. Кто-то говорил о вампиризме — мол, Ваэтар, лишившийся магии в бою, теперь черпает ее у дурачка Тиля, используя его как источник силы, выпивая его. Но все же подавляющее большинство было уверено в том, что Тиль, используя свои травки и бабушкины наговоры, каким-то образом опоил и самого безвинного красавчика темного, и главу Академии, и теперь наслаждается постельными талантами Ваэтара Зувира и особым положением, следствием которого стали многочисленные пятерки по разным предметам. Сплетня эта росла и крепла, и дело кончилось тем, что Тиля побили — накинули на голову полог темноты, которым отлично владели маги земли, а после отмутузили. Причем, судя по тому, как все это происходило, в деле принимали участие представители обоих полов: «прекрасные» эльфийки таскали Тиля за волосы и выкручивали ему уши, впиваясь в них острыми ноготками, в то время как «храбрые» эльфы совали крепкие кулаки под ребра и били по почкам, чтобы осталось поменьше следов. К счастью, все закончилось раньше, чем эта шайка сумела войти во вкус. Как потом выяснилось, цветочные феечки во главе с Кику решились на невиданно смелый для них поступок — отправились за помощью и нашли-таки Тилю спасителя. Появление Ваэтара Зувира на «поле сражения» произвело должный эффект — толпа желавших накостылять Тилю исчезла так быстро, будто эльфы и эльфийки, минуту назад такие смелые и бравые, все-таки сумели освоить магию кото-феев и развоплотились, ускользнув от гнева темного через стены, потолки и полы. — И что это было? — спросил Ваэтар, подбирая Тиля с пола и отряхивая. — Ты это был! — выкрикнул тот. — Они думают, что ты и я… А ты! Ты! Темный смотрел, непонимающе вскинув алую бровь. Тиль глянул ему в лицо, не нашел и толики сочувствия, заголосил еще горше и, вырвавшись, убежал в свою теперь уже бывшую комнату в студенческом кампусе — к Куундилу и братьям Каан-Фиин. Ну и… В общем, связь с мозгом и миром вокруг он вновь вернул себе только утром следующего дня: с больной головой, отвратительным вкусом во рту и… Нет, на этот раз саднили не колени, а копчик. Да и в заднице пекло так, что… Шишки-кочупышки! И что он натворил на этот раз?! Тиль подхватился заполошно, в голове тут же поплыло, и он, теряя равновесие, упал обратно — на что-то горячее, неровное и довольно-таки жесткое. «Что-то» хмыкнуло, завозилось, обхватывая Тиля сильными руками и недовольно пробурчало голосом проклятущего Ваэтара Зувира: — И куда собрался? Тиль замер, осознавая… С одной стороны все было так, как и мечталось — он таки забрался к темному в постель. А с другой… Великий лес! Тиль уже дважды переспал с этим типом. И в активной, и, судя по теперешним ощущениям, в пассивной позиции. Но из всего этого великолепного богачества практически ничего не запомнил — лишь какие-то крохи из их первого раза и вообще ничегошеньки из второго! Как вот все случилось на этот раз? Снова были струи в качестве веревок, или Тиль скатился еще ниже и действительно, как были уверены его ненавистники, применил какую-нибудь травку с заговором сексуального влечения? Приоткрыв один глаз, он изучил лицо темного. Ваэтар был расслаблен и улыбался мечтательно — короче говоря, выглядел совсем не так, как могла бы выглядеть жертва повторного изнасилования. Тиль проследил за тем, куда был направлен взгляд темного, и увидел, что тот играет с небольшим ярким огоньком, который то исчезает, то вновь появляется на кончиках его длинных пальцев, прыгая с одного на другой и этим бесконечно забавляя вившихся рядом лесных феечек. — Нереальные, забытые и оплаканные ощущения, — тихо проговорил Ваэтар, и огонек, вспыхнув особенно ярко, вдруг пропал, втянувшись под кожу. Тиль смотрел удивленно: неужели речь действительно о возвращении утраченной магии? Но… как? Слова эти он, похоже, произнес вслух, однако ответа в очередной раз так и не получил. Ваэтар лишь отстранил его от себя и поднялся с постели — нагой, совершенный от огненной гривы волос до стройных лодыжек… и, как и всегда, совсем чужой, обжигающе холодный, отстраненный. Прошагав в сторону туалетной, по пути нагибаясь и подбирая разбросанные по полу вещи, он обернулся на пороге и коротко кинул: — Вставай. Первая пара через час, а тебе еще позавтракать и заданное повторить. Тиль, который совершенно точно рассчитывал услышать от любовника, с которым провел, судя по ощущениям в заднице, весьма насыщенную ночь, что-то несколько иное, а потому униженный и оскорбленный его замечанием до глубины души, швырнул вслед темному подушку, а после и свой сапог. Но все это лишь глупо ударилось об уже закрывшуюся дверь. Тиль же зарылся в одеяло и тихо заскулил. Цветочные феечки расселись рядом и утешающе перебирали ему волосы, в то время как кото-феи улеглись Тилю прямо на голову, согревая ее животиками и урча. — Что, худо? — поинтересовался Ваэтар, вернувшийся из туалетной. Тиль глянул с надеждой — вдруг темный сейчас все-таки скажет что-то правильное, утешающее? Но следующая фраза показала, что тот даже не понял истинной причины его страданий: — Не умеешь пить, не берись! Тогда и прикладывать кото-феев к голове не придется. — Они сами, — буркнул Тиль. — Всегда идут туда, где болит или что-то неладно. — Делаем вывод, что с задницей твоей как раз все ладно, так что хватит разлеживаться. Вставай! И еще. С сегодняшнего дня ты спишь здесь, со мной. Вот только шайку эту твою летуче-кото-фейную держи ночью от меня подальше, за дверью. Нет мне никакого интереса трахать тебя в присутствии наблюдателей, которые после мало того, что лезут чуть ли не под кожу, так еще и танцы прямо на мне устраивают, спать мешая. — Но они… — Я сказал — ты услышал. И потом ты ж вчера обещал, что сделаешь все, что я ни попрошу, и даже чавкать не будешь, — темный осклабился. — Я ничего не помню, — жалобно сказал Тиль, мучаясь от стыда, и погладил кото-феев — головная боль, как и всегда, когда эти двое решали помочь, уходила. Ваэтар покачал головой и вздохнул этак демонстративно-страдающе: — Так ничего нового и не было. Ты нализался все в той же таверне и в компании все той же троицы твоих беспутных друзей. Я привел тебя сюда и попытался уложить спать. Но ты настаивал на моей компании, при этом был убедителен и очень мил. Ну, а я просто решил кое в чем убедиться. И раньше надо было бы, да я все не решался. И напрасно. Оказалось, что все можно повернуть… в привычное русло, — рука темного скользнула под одеяло, внутри которого и прятался Тиль, нащупала его зад и несильно сжала половинку. — Для меня это было… важно. — Что? — спросил Тиль, замирая от неожиданно перепавшей ласки. — Знать, что не придется теперь всегда раздвигать ноги, — отрезал темный и поднялся с кровати, одергивая куртку. — Вставай. Опоздаешь — накажу… — Накажу! — пробурчал себе под нос Тиль, передразнивая Ваэтара, который прямо на глазах превращался в себя привычного: в злого и занудного препода. — И догадал* же меня Вечный Лес в такого сухаря, как ты, в… эмм… связаться с таким, как ты… Выбравшись из кровати, Тиль последовал примеру Ваэтара — подобрал одежду и как был, голый, не поднимая глаз прошлепал в сторону туалетной. А потому не видел, как жарко и алчно смотрел на его наготу Ваэтар Зувир, как зажглись при этом его обычно карие, а теперь ставшие алыми глаза, как вспыхнула татуировка под левым глазом и заискрились, пламенея, его красные волосы… И уж тем более не мог он даже заподозрить то, что произошло позднее, уже после того, как он скрылся за дверью туалетной. Темный, смотревший Тилю вслед, не отрывая глаз, вдруг зажмурился, размахнулся и залепил сам себе энергичную пощечину, после прошипев сквозь зубы что-то злое и непонятное.