Rescue Me

      — Что ты о ней знаешь? — вопрос старшего брата был как нельзя кстати, если игнорировать вторую часть. — Кроме размера сисек и предпочтений в интимной эпиляции?       Ше вообще умел быть на удивление чутким и задавать верные вопросы. К сожалению, эти качества распространялись только на младшего брата и касались лишь самых неподходящих тем. Но такие встряски отлично выводили его из застоя или же, напротив, останавливали, когда он начинал делать слишком многое, в попытке не делать ничего. У них с детства был установлен отличный тандем.       Когда он, толком не отдохнувший после скитаний по горам, где искал вдохновения для новых песен и энергии для новых дел, согласился на съёмки, Ше был против. А после неудавшийся угрозы запереть его в студии настучал маме; Констанс тоже была против, хотя и выразила мнение менее резко, нежели старший сын. Всю неделю, что они провели в её доме, ему то и дело приходилось выслушивать отговорки и нравоучения, начиная «когда последний раз ты был ничем не занят хотя бы неделю?» и заканчивая «сынок, у этой роли дурная аура, вспомни, что случилось с последним актёром».       Ему не было дела ни до ауры, ни до бессмысленного отдыха — ему нужна была энергия. Он буквально чувствовал в себе огромную дыру. Закрывая глаза, Джаред оказывался перед ней, заглядывал в тёмную бездну и не видел дна. Там должен быть огромный водопад, поток, направляющий его всю жизнь, проникающий в каждую его роль и песню, создающий его. Поток, казавшийся бесконечным, иссяк; он, истратив его до последней капли, жил лишь благодаря инерции, привычке, выработанной за много лет: остановись — и он умрёт.       Слушать никого он не собирался, как и обсуждать собственные мысли, но всё же после подписания контракта и начала подготовки к съёмкам остался пожить у мамы. Констанс ничуть не смущало, что обоим её сыновьям за сорок, — она продолжала печь их любимое печенье и закатывать глаза на выходки. Перед отлётом в Канаду он пообещал ей звонить раз в неделю и «не поддаваться дурным влиянием энергетических полей». Шеннон ограничился лаконичным «не свихнись».       Он прилетел за две недели до начала съёмок и почти за месяц до первого рабочего дня. Отчасти — чтобы организм привык к смене поясов и он беспрепятственно влился в процесс; отчасти — чтобы избавиться от излишней опеки. Джаред любил свою семью: обожал мать на грани благоговения, безгранично доверял старшему брату, бывшему ещё и лучшим другом, — но больше не мог выносить их настороженные взгляды.       Лично познакомился с режиссёром — Дэвидом Эйером, активно принимавшим участие во всех деталях съёмок и одобрившим его образ. По режиссёрским меркам, Дэвид был довольно молод — всего на несколько лет старше его — и не имел опыта работы с подобными картинами, что в будущем могло стать ощутимым препятствием. А учитывая актёрский состав — один только Уилл был способен вытянуть самый безнадёжный сюжет, — все шишки посыпятся на неопытного режиссёра. И понимающий это Дэвид активно действовал.       После окончательного утверждения образа и финальной «примерки» Дэвид пригласил его на автопати, призванное сплотить коллектив. Джаред вежливо отказался — он не собирался «сплачиваться» или даже соприкасаться с другими актёрами больше чем нужно. А судя по сценарию, из всего «отряда» общаться он будет только с Харли Квинн.       Играющая её Марго Робби была свежей кровью в Голливуде, прославившаяся благодаря картине Скорсезе. На вечеринках, на которые Джаред всё же выбирался, он часто слышал о «блондинке Скорсезе» или «жене Лео», но лично не встречал. Каково же было удивление Джареда, когда, мельком просматривая ленту фотографий, он увидел себя рядом с ней на одной сцене. Улыбчивая девушка вручала ему награду, аккуратно целуя в небритую щеку. Он совершенно её не помнил.       Как правило, актёрам, играющим в паре, помимо предварительных прослушиваний, устраивают совместные репетиции. Это делалось, для того чтобы увидеть, как они взаимодействуют да и просто выглядят в кадре. Но главное — чтобы узнать, есть ли между ними пресловутая «химия», щепотка которой даже из самой заурядной пары сделает любимицу публики. А для безумцев, которых предстоит отыграть им с Марго, нужен херов вагон.       У них репетиций не было. На съёмочной площадке они даже не виделись — до первой совместной сцены.       Светлокожая австралийка была классически красива и куда моложе, чем он думал, глядя на фотографии. Была активной и напрочь лишённой робости, умело левитирующей на грани с наглостью. У неё был низкий смех с прокуренными нотками, и она умело заражала им остальных — вокруг неё то и дело слышался хохот.       Но что важнее, она действительно оказалась хорошей актрисой — не боялась импровизировать и с лёгкостью подстраивалась под неожиданные действия. Она была педантично-пунктуальной — Джаред не помнил, когда в последний раз встречал приходящую вовремя женщину, будь то на работе или в отношениях.       Спустя пару месяцев после начала съёмок он знал о Марго немного. Знал, что она настоящий профессионал, с которым легко и приятно работать; знал, что она любит смеяться и регулярно общается со своим женихом. Она легко нашла подход и к смешливой Каре, и к гиперактивному Дэвиду и, кажется, знала поимённо всю съёмочную группу.       О, а ещё она избегала его.       И он был абсолютно уверен, что не из-за страха перед Джокером, — большая часть съёмочной группы, включая его ассистента, нервничала, отводила глаза и спешно ретировалась, стоило ему появиться, но только не Марго. Во время танца — их первой совместной сцены — она с интересом разглядывала его, склонив голову набок, смешно задевая плечи помпонами. Будь он моложе или будь в его голове что-то, кроме работы, — он бы смутился от такого пристального и беззастенчивого разглядывания.       Стоило им отыграть безумный танец влюблённых, а операторам выключить камеры, как Марго попыталась заговорить с ним. Тогда все уже знали о его подходе к роли, обращаясь не иначе как «Джокер» или «Мистер Джей». Марго выбрала второй вариант. Пару реплик она даже поддержала, изображая сумасшедшего арлекина, но затем неловко улыбнулась и практически убежала в сторону съёмочной группы, покачивая чёрно-красными помпонами.       После этого попыток разговора не было: она спешно уходила, едва услышав «снято», за пределами камер лишь односложно отвечая на его реплики. Неожиданно для себя ему понравилось, как она вздрагивала или чуть заметно напрягалась, услышав его шаги. Как её голос взлетал едва ли не до писка, стоило ему остаться незамеченным и оказаться у неё за спиной.       Он буквально дурел от контраста спокойной и собранной Марго-актрисы, и Марго-не-перед-камерами, упорно избегающей его. Наверное, это было не очень красиво: она была молодой актрисой, и его цепляния к ней были как минимум нечестными. Не будь он в роли, кто-нибудь — тот же Смит или очарованный ею Девид — непременно сделал бы ему замечания. Но то ли Ше, как всегда, был прав — и Джаред вправду оставил своё сердце в горах, то ли, как думал он сам, Марго была не столь хрупка, чтобы рассыпаться от недостатка покровительства.       Задевай он её по-настоящему или, чего доброго, залейся она слезами, как малышка Карен¹, он бы тут же прекратил. Нет, он задевал её гордость, а не нежнейшие чувства и именно этим вызывал ярость в глазах-хамелеонах. Джаред попросту не мог удержаться — он давно не чувствовал такого интереса, приправленного изрядной долей азарта. Как и давно не встречал достойного игрока.       Если в начале съёмок он не был уверен, как будет выглядеть их пара на экране, и вполне ожидал, что придётся делать двойную работу, то после пары спаррингов был уверен — их химии хватит с лихвой.       С той поры прошло почти два года, и, отыграв отъявленного психопата и смыв зелёную краску с волос, он отправился в промо-тур, во время которого и начались их с Марго отношения. После той ссоры в его номере — он теперь являлся то ли ярым фанатом, то ли столь же ярым ненавистником Сан-Диего — они почти каждую ночь проводили вместе. А когда промо-тур закончился, Джаред, к собственному изумлению, пригласил Марго в один из отелей Рима.       Они провели в элитном номере почти три недели, оставшись, к счастью, никем не замеченными. Вероятно, потому что за это время почти не покидали его, не считая нескольких отлучек Марго, в ходе которых она раздобыла качественной травки, что они раскурили тем же вечером. Джаред старался не думать, сколько собственных принципов нарушил за время их знакомства: начиная флиртом с якобы помолвленной девушкой и заканчивая пагубными пристрастиями, от которых давно отрёкся.       В Марго было что-то, что заставляло его делать глупости, последствия которых он прекрасно осознавал, но продолжал неуклонно идти им навстречу. И дело не в молодости и не в свежести, как все думали, когда девушка начинает встречаться с тем, кто годится ей в отцы. Это что-то удерживало его рядом с одной девушкой не от скуки, а от её отсутствия.       Марго мало рассказывала о своей семье или о доме, ограничиваясь лишь размытыми фразами «мы с братом ходили на этот фильм» или «мелкий гадёныш воровал у меня карандаши». Несколько раз упоминала о матери и обронила, что в детстве жила с бабушкой. Она никогда не говорила об отце. Когда Марго расслаблялась и переставала думать над каждым своим словом — что случалось довольно редко, — то называла свою мать только по имени — Сэри.       О брате, с которым у неё, судя по всему, были хорошие отношения, она тоже говорила мало; лишь то, что он научил её сёрфингу и вернул любовь к океану. Созванивалась она тоже только с братом. Он знал об этом отчасти из её собственных слов, отчасти из услышанного краем уха разговора. Правда, Джаред всё равно не знал, тот ли это брат, который вернул любовь к океану, или же тот, который воровал карандаши, и были ли это разные братья.       Чем больше он пытался разобраться в её словах и разложить по полочкам всё, что узнал о ней, тем сильнее сбивался. Он не пытал её, стараясь вытянуть сведения, и не записывал всё в блокнот — просто рассчитывал разобраться в её характере и докопаться до истинных мотивов. Потому что, сказать по правде, он ни черта не понимал, когда дело касалось бойкой австралийки, и здесь ему не помогали ни мозги, ни полученные горьким опытом шишки. Даже багаж опыта, перевешивающий её на добрых двадцать лет, не спасал.       Он словно попал в мир, где ноты издают другие звуки, и стоит ему разобраться в нововведениях — как они снова разбегутся в разные стороны.       Иногда ему казалось, что он просто всё это выдумывал и Марго не какая-то загадка, обёрнутая в интригу, а простая девчонка, внешностью и везением пробившаяся в Голливуд и просто наслаждавшаяся этим. Но потом он вспоминал её почти бульдожью хватку, которой она вцепилась в ничего не подозревающего Эйра, и то, с каким трепетом, но настороженностью к ней относился видавший виды Уилл.       Он понимал не сразу, но потом до него дошло, почему она казалась столь знакомой — он видел в ней себя, почти на тридцать лет моложе, недавно переехавшего в Голливуд смазливого мальчишку, сорвавшего первое золотое яблоко. Вот что отражалось в её глазах-хамелеонах — эйфория. Когда ты ничего не имеешь и тебя ни во что не ставят, ты либо веришь в это, либо плывешь против течения. И если ты оказываешься прав, то по твоим венам растекается ни с чем не сравнимый кайф.       И, возможно, именно в этом крылась причина, по которой ему так хорошо с ней, — она делилась с ним этим чувством, заряжая новой энергией. Какой-нибудь доморощенный психолог наверняка сказал бы, что он пытался реанимировать свою молодость и утвердиться за счёт молоденькой подружки. Вот только Марго ему не подружка, и он далеко не уверен, кто кого использовал.       И потому вопрос старшего брата, когда Джаред, вернувшись домой, больше не мог игнорировать назревавший разговор, был как нельзя кстати.       Что он о ней знал?       То, что она родом из Австралии, в которой оплачивала обучение брата и содержала мать с младшей сестрой. Что у неё был старший брат, чьим подарком-зажигалкой она дорожила едва ли не больше, чем всеми вещами. Знал, что она необычайно пунктуальна и амбициозна и даже несколько наивна в своей жажде красивой жизни, а также то, что это, пожалуй, единственная наивность, которая в ней была.       Он знал, что она ненавидела дорогие подарки, обожала путешествовать и, несмотря на любовь к деньгам, могла вести аскетичный образ жизни. Она любила пиво и текилу и не переносила здоровый образ жизни, но при необходимости проявляла железную силу воли, которой он, к примеру, был лишён в её возрасте. Он знал, что она куда умнее, чем все думали, и куда хитрее, чем хотела, чтобы все думали.       Он знал о ней многое, но понятия не имел: на кой чёрт ему вся эта информация?