Rescue Me

      Марго никогда не выделялась чем-либо.       Всё её детство состояло из всевозможных кружков и курсов — спасибо старшему брату. Гимнастика, хоккей, регби, сёрфинг и музыка, даже пробы в школьный спектакль, которые она, к слову, провалила, — она занималась всем, везде оставаясь среднячком. В школе она почти завоевала медаль по гимнастике; работая, стала почти квалифицированным тату-мастером; в Саммерсете¹ почти получила высший балл по математике.       Вся её жизнь в Австралии была одним сплошным «почти».       Выходка одиннадцатилетнего брата, едва не стоящая им всего, определила её дальнейшую жизнь, указав на актёрство. Она не выделялась ни внешностью, ни талантами — целый мир наполнен такими, но, в отличие от других умела заставлять людей верить себе. А ещё у неё были амбиции и понимание, что это её единственный шанс.       Именно этой жаждой лучшей жизни и уверенностью в её заслуженности Марго наполнила Наоми². Джесс³ досталась её тяга к приключениям и стремление к новому. Все её героини были разными, и каждой она давала что-то от себя, находя то, что их связывало. Но в Харли не было того, за что Марго могла бы ухватиться, и далеко не из-за безумия — это лишь приправа. Нет, сумасшедший арлекин обладал ядром, к которому актриса не могла подобрать ключ.       Харли любила Джокера.       Весь смысл её жизни заключался в одном-единственном человеке, недвижимой константой её хаотичного мира. Словно кобра, услышавшая звуки флейты, она извивалась, послушно выполняя волю господина. Но если гадюка брызнет ядом, едва мелодия стихнет, то Харли лично вцепится в любого, кто осмелится прервать её рабство. Если Джокер прикажет убить многочисленную толпу, насаждающую его клуб, — Харли не задумываясь перестреляет каждого. Если запретит пользоваться оружием — задушит и разорвёт голыми руками. А потом этими же руками с улыбкой послушно порвёт себе глотку под безумный смех клоуна.       Харли была её полной противоположностью.       Марго любила Тома больше, чем кого-либо за пределами своей семьи, но даже с ним никогда не испытывала такого всепоглощающего желания быть рядом. Быть полностью погруженной в его жизнь, в его планы, быть настолько от него зависимой. И надеялась, что никогда не почувствует. Люди по своей сути слишком переменчивы, чтобы на них полагаться.       Единственное, что её объединяло с влюблённой психопаткой, — уверенность, что широкая улыбка и громкий смех пригодны в любых ситуациях. Актриса сбилась со счёта, сколько дерьма преодолела благодаря способности заставлять губы изгибаться под нужным углом. Особенно, когда единственное, чего тебе хочется, — разнести всё, что тебя окружает.       Потому Харли Квинн достался её смех.       Громкий, по-девчачьи писклявый — она специально взяла несколько уроков с педагогом, чтобы правдоподобно поднимать свой прокуренный голос. Арлекин, как и каждый создаваемый ею образ, должна была выйти идеальной, живой — той, которой поверят. Актриса знала, что добрые сорок процентов зрителей пойдут в кинотеатры именно из-за Джокера — даже самый отдалённый от комиксов зритель смотрел трилогию Нолана и запомнил зеленоволосого психопата. А здесь его линия неразрывно связана со спятившим психиатром.       Людям нравились грязь и порок; они морщились от вида жестокости и сочувственно качали головами от несправедливости — но никогда не могли отвести взгляда. И именно поэтому им понравятся Джокер и Харли — больные, искривлённые отношения, приправленные изрядной долей эротизма на грани с инцестом. Пигмалион и его статуя в обработке двадцать первого века. Именно то, что любит зритель.       И именно то, что она повторяла на протяжении всего съёмочного дня.       — Готовишься к выходу, тыковка? — раздался низкий голос из-за спины.       Она знала, на что шла: в их кругах ходили настоящие легенды о подходе Джареда Лето к ролям. Начиная сбросом и набором десятков килограмм и отказом отзываться на что-либо, кроме имени персонажа, и заканчивая отказом от секса на месяц. Хотя в последнем Робби не видела ничего сверхъестественного. Она была готова каждый съёмочный день видеть зелёные волосы и слышать лающий смех, общаясь лишь с Джокером, но не учла, что психопат помешан на Харли.       — Всё самое лучшее для моего Пудинга, — надеясь, что он не заметил, как она вздрогнула, высоко протянула Марго, подражая своей героине. Главное — спокойствие, напоминала себе актриса, и держать язык за зубами.       Джокер не ответил — лишь изобразил подобие улыбки, по-звериному поднимая верхнюю губу и позволяя ярким прожекторам играть на серебряных пластинах. Зелёные пряди были чуть растрёпаны, а исходивший от актёра слабый аромат черники терялся в их общем запахе грима. За несколько недель съёмок Марго казалось, что он впитался в её кожу, став постоянным спутником, но именно сейчас начинал резко бить по носу, заставляя морщиться.       — Уж, постарайся, куколка. Не разочаруй меня, — сипло сказал Джаред. Она кожей чувствовала его холодные, словно линза камеры, глаза, пока спускалась к танцплощадке, сжимая зубы.       Словно это её вина, что они никак не могли снять чёртову сцену.       Особенно активный Дэвид, казалось, в полной мере решил соответствовать данному ему Джокером прозвищу и, как истинный профессор, доводил всю съёмочную группу. А будучи перфекционистом, не был доволен результатом их работы: то массовка не там стоит; то Лонни⁴ недостаточно напуган; то в Джокере недоставало безумия. Последнее её особенно радовало. Пока мужчины отыгрывали свои совместные сцены, Марго готовилась к своему танцу, получая последние указания режиссёра.       — Пойми, Марго: ты не должна быть красивым телом — ты должна быть резкой, неуправляемой. В твоё сумасшествие должны верить. Ты не пытаешься привлечь их, — Дэвид махнул на толпу, — для тебя важен лишь Джокер, а он любит надрывно, с кровью, как в последний раз. А что любит Джокер…       — …то любит Харли. Я поняла, Дэвид, — кивнула Марго.       Танцы не были её сильной стороной: даже в клубах она пускалась в пляс лишь после пары текил, а начав встречаться с Томом, и вовсе практически завязала с вечеринками. Но именно за это Марго так любила выбранную профессию — она давала возможность стать кем угодно. Как другие рождались с безупречным слухом или золотыми руками, так Марго родилась лицедеем, способным быть абсолютно свободным лишь перед камерами.       У Марго получалось многое, но у тех, кого она создавала, — получалось всё.       А всё, чего хотела Харли, — угодить Джокеру. Каждое её движение, каждая мышца в теле и каждая пронесшаяся в голове мысль принадлежали ему. Именно он заставлял выгибаться странной, болезненной дугой — словно от его удара. Его колючий взгляд, скользящий по её обнажённой коже, — ведь он любил смотреть, как её хотят другие. Хотят что-то, что принадлежит лишь ему, — а она делает всё, что он любит…       — Отлично вышло, — одобрительно сказала Келли, вытирая струившийся со лба пот и поправляя актрисе макияж. — Думаю, даже твоему психу понравилось: он весь танец глаз с тебя не спускал.       Келли была, пожалуй, одной из немногих, кто не чурался странного вида Джокера, но зато целиком и полностью попадала под чары игравшего его актёра. Марго не разделяла её мнения, но предусмотрительно держала это при себе.       Съёмочная группа, окружив вип-зону, наблюдала за раздающим указания режиссёром, когда Робби приблизилась. Им предстоял четвёртый дубль первой — не считая злополучного танца в клоунском наряде — совместной сцены. Первые два остановил Эйер, недовольный чернокожим актёром, третий запорол Джаред, забыв слова.       — …ты боишься его, — воодушевлённо говорил режиссёр сидящему Коммому. — Для тебя Джокер — олицетворение всего ужаса на земле. Он неуправляем, и тебе это известно. Держи это в голове. Давайте ещё раз. Начали.       Харли принадлежала Джокеру и потому, когда он свистел, бежала на зов словно собака. Она широко улыбалась — как он любил. И позволяла отдать себя незнакомцу — как он хотел. Она смеялась, когда мозги незнакомца свисали с золотых цепей, — и подчинялась, когда хозяин, схватив её за волосы, тянул для поцелуя…       — Стоп! — оглушительно закричал Дэвид, соскакивая с кресла и подходя к безумной парочке. — Да что с вами?! Вы должны гореть рядом друг с другом, а не теряться. Джокер в бешенстве — так схвати её посильней, не жалей; а в глазах Харли должно быть обожание, а не безмозглое повиновение, — он прошёлся рукой по коротким волосам, смотря на загримированных актёров. — Перерыв. Подумайте, я не знаю, порепетируйте, что ли, сделайте так, чтобы я вам поверил. Вы это можете, я знаю.       Марго выругалась.       Они никогда не репетировали, и режиссёр лично одобрил подобный подход, но, видимо, получалось хуже, чем он рассчитывал. Они провели в этом клубе больше шести часов, ни разу его не покинув, — Дэвид хотел сэкономить и намеревался отснять все сцены за сегодня. А Марго безумно хотела курить; руки устали от часов, неудобно сжимающих их, от самых плеч; а от резкого запаха грима начинала кружиться голова.       Ей нужно на воздух, сигарет и съесть хоть что-то, помимо пачки TimTam, — и ей определённо нужно убраться подальше от разглядывающего её клоуна.       — Неужели я не пробуждаю в тебе страсть, сладкая? — многозначно прохрипел Джокер, вальяжно закидывая руки на спинку дивана.       Всё, что он говорил, было многозначным, и чёрта с два она поверит, что это случайность. Джаред выводил её из себя, играя как кошка с мышкой, наслаждаясь видимостью её загнанности. Показывал своё превосходство, надевая личину Джокера и обвиняя в совместной неудаче, будучи уверенным, что она не ответит. Вот только она не мышка, а кот имел все шансы остаться без своего драгоценного хвоста.       — Даже не знаю, папочка, — по-детски склонив голову, удивлённо проговорила Марго, — мне показалось, что это у тебя что-то… — она цокнула языком, глазами указывая между широко раздвинутых ног, — сломалось. Я для тебя недостаточно красива?       Синие глаза Джареда вспыхнули, как окружавшие их прожектора, словно намереваясь ослепить её. Ярко-красные губы безмолвно открылись, пока ядовитый язык слизывал с них краску. Но, что важнее, он наконец заткнулся. Накрутив на палец цветастую прядь, Робби сочувственно улыбнулась, оставляя удивлённого актера. Шах и мат, кретин.       Ей не раз приходилось работать с коллегами, чьё самомнение значительно превышало совместно содержимое их штанов и счетов, но Джаред Лето бил все рекорды. И потому получал сполна от голодной злой австралийки, вынужденной терпеть его глумления.       Покурить ей всё же не удалось — вход был настрого закрыт, а чёрную дверь охраняли ассистенты. Недостаток никотина пагубно сказывался на и без того раздражённой актрисе, и она не была уверена, что очередная встреча с актёром не закончится ссорой. Закинув в рот очередное карамельное печенье, Робби вернулась в вип-зону ровно к назначенному времени. И застала одинокого Джокера, всё так же развалившегося на красном диване.       — Профессор⁵ задерживается, видимо, чересчур увлекшись кружком, — заметив её появление, проскрипел клоун, не оставляя ей шанса уйти незамеченной. Он широко улыбнулась, гостеприимно разводя руками. — Давай же, тыковка, составь компанию своему папочке. Или ты больше не хочешь играть? Запал кончился?       — Я решила, что он слишком горяч для тебя, — с притворной заботой сказала Марго.       Это был первый раз, когда они остались наедине — массовка, чей гул слышался сквозь цепи, не в счёт, — ведя диалог, чей смысл выходил далеко за рамки сказанных слов.       — О, нет, нет, нет, — театрально сказал Джокер, молниеносно вставая с дивана, заставляя Марго вздрогнуть. — Я лишь удивился, что у малышки Харли есть коготки. Мне нравится: они идут тебе больше мягких лапок.       Заворожённая движением его рук, Марго не заметила, как бледное лицо оказалось совсем близко, окутывая её запахом черники.       — Ведь в этом весь смысл, сладкая, — хрипло прошептал Джокер, неотрывно смотря ей в глаза. — Не нужно сдерживаться.       Марго чувствовала его дыхание на губах и то, как длинные пальцы едва ощутимо касались золотых часов, охватывающих её предплечье, словно наигрывая мелодию. Всё, что говорил Джаред, скрываясь под маской Джокера, было многозначно, но Робби была уверена, что правильно понимала значение его слов.       — Вы всё же решили прорепетировать? — удивлённый вопрос режиссёра прервал её странный транс, созданный умелым музыкантом.       — Ни в коем случае, — ответил Джокер, обнажая серебряные пластины. — Лишь устанавливаем контакт.       Харли боготворила Джокера и потому, когда он свистел, бежит на зов как послушная собака. Она улыбалась широко и сумасшедше — как он любил. И с лёгкостью позволяла отдать себя незнакомцу — как он хотел. Она заливисто смеялась, когда мозги незнакомца свисали с золотых цепей, — и ликовала, когда хозяин, грубо схватив её за волосы, тянул для поцелуя — сладкого, словно черничный пирог с карамелью.       На площадке повисла тишина.       — Это… не совсем то, что я имел в виду, — после команды «снято» чуть сконфуженно проговорил режиссёр, ёрзая в кресле и неловко смеясь. — Если и дальше так пойдет, то нам придётся поднимать возрастной рейтинг.