Some Reasons To Be Alive

Школьный коридор на втором этаже мучительно зелёный и длинный. Кайл делает ещё три шага назад в абсолютной тишине. Он умеет быть бесшумным, это крайне полезно. Особенно, когда за каждой дверью идут уроки, а то, что происходит здесь, снаружи, едва ли вписывается в учебный процесс. Кайл глотает вязкий комок слюны, и он мерзко стекает по стенкам глотки: плотный, холодный, солоноватый. Примерно такой же на вкус как страх. Только страха практически нет — давно выветрился, только остатки облепили пищевод. Жалкие, рудиментарные, бесполезные. С ними не справиться за минуту или две. Их легче игнорировать, с чем Кайл вполее успешно справляется. Картман всегда движется плавно несмотря на свой вес. Смотрит тягуче и масляно, обволакивает и тянет в глубокий омут своих гипнотических бесноватых глаз. — Это будет больно, еврей, — слова выходят со свистом, вкрадчивые, спокойные. В руке у Картмана чайник (Шефа слишком легко отвлечь), а в нём кипяток. Нужно смотреть в глаза, во что бы то ни стало, нужно изо всех сил. Давай. Не моргай, говорит себе Кайл. Не отводи взгляд. Это же так чертовски важно. — Ка-аел… — довольно тянет Картман, упиваясь сладостью своего обманчивого тона, смакуя вкуснейшее имя на языке, — ты слышишь меня? Брофловски медленно кивает и делает ещё шажок назад. Он почти у туалетов. Можно будет закрыться. Если бы Картман побежал на него, пришлось бы сложнее, но Картман не бежит. Картман неумолимо приближается шаг за шагом, поднимая своё дымящееся оружие выше, до уровня лица. Ничто не вызывает у него сомнения. Он ощущает себя окружающим миром, он видит себя со стороны. Он уверен, что на этот раз ни за что не остановится и не опустит руку. Впрочем, Кайл обезоруживает его одним лишь тихим вопросом. — Ты ведь не сделаешь мне больно, Эрик?