Потому что это не Чонгук.
Не он.
А Мин Юнги.
Вы когда-нибудь чувствовали такое гнилое чувство, будто ваше горло сжимают холодными руками, перекрывая тем самым доступ к кислороду, не давая сделать и глотка спасительного воздуха? Это жуткое и мёртвое ощущение внутри, будто все твои внутренности медленно тлеют от прошедшего пожара? Чувство пустоты и отвращения к человеку напротив?..
И тут-то омега понимает, что вот-вот лишится чувств, если немедленно не выберется из этих удушающих объятий, отскочив от мужчины прочь. Тэхён, выждав несколько минут, со всей силы отпихивает от себя альфу, судорожно глотая воздух ртом, так и не сумев сдержать тихого вскрика, встретившись с ним взглядом. Юнги сейчас перед ним, словно оживший кошмар, в котором они тоже остались вдвоём, в одной квартире, и Тэхёну нужно сейчас изо всех сил не показать, что он боится и насколько сильно боится. Сердце уже отдавало барабанные ритмы, а в голове все мысли перемешались. Лишь одно ему было сейчас ясно — ни за что не подпускать к себе Юнги, который смотрел на него прозрачными вишнёвыми глазами, отчего-то криво ухмыляясь.
— Что ты здесь делаешь? — как можно более твёрдо спрашивает Тэхён, смотря на Мина свысока, глубоко дыша, пытаясь успокоить колотящееся сердце. — Зачем ты пришёл сюда? Как ты вообще узнал мой адрес? — его немного трясёт, и он прячет вспотевшие ладони у себя за спиной.
— Много ненужных вопросов, Тэхёна, — двигается ему навстречу Юнги, заставляя омегу отступить назад, испуганным совёнком смотря на него, снимая по пути с рук перчатки и кладя их на тумбочку, на которой одиноко горит светильник в виде лотоса. — Сразу к делу, давай? Ты ведь по мне соскучился.
Юнги надвигается медленно, диким зверем, словно к своей добыче, метя, с какой же стороны ему начать «поедать» после победы над жертвой, что казалась ему напуганным волчонком. Тэхён дрожал всем телом, слыша только своё разбушевавшееся сердце, а разволновавшийся желудок предлагал ему немедленно вновь продемонстрировать свой ужин, который, по сути, и ужином не назовёшь, ведь жалкий ромашковый чай и несколько конфет, которые съел омега в надежде повысить гемоглобин, явно за полноценный ужин не считались. Несколько минут он стоял в оцепенении, словно в него кто-то погрузил волны бессилия и отчаяния, но стоило только Юнги приблизиться, Тэхён закричал, опрометью бросившись вон из прихожей, нечаянно сшибая кашпо с тайским папоротником, мечтая закрыться где-нибудь в комнате и проснуться, избавившись от этого кошмара. Слепая, безоглядная паника охватила его.
Альфа же тоже не стал медлить, бросившись вслед за испуганным омегой, пытаясь схватить его, но не получается, так как их теперь разделяет кресло.
— Ну что ты творишь, Тэхёна? — цокает, недовольно качая головой, Юнги, неровно дыша, пытаясь успокоить своё возбуждение, которое нахлынуло на него, стоило только Тэхёну прижаться к нему всем телом, а сейчас, приправленное азартом, оно нарастало всё больше и больше. Он скидывает на пол своё пальто, опаляя Тэхёна горящим взглядом. Омега сейчас перед ним такой красивый, запыхавшийся и незнающий, что ему делать, что Мин невольно закусывает губу, цепко разглядывая Тэхёна, мысленно уже уложив его на этот чёрно-белый диван.
— Уходи, оставь меня в покое! Убирайся прочь! — кричит в его сторону Тэхён, крупными мурашками покрываясь от его взгляда, из-за которого он словами давится, забыв, что вообще хотел сказать. Неужели, он?.. От следующей мысли, постигнувшей его затуманенную голову, Тэхён вдруг теряется, не зная, как поступить дальше и не дать голодному, в прямом смысле голодному Юнги сотворить желаемое. Он себе потом этого никогда не простит, не отмоется и не оправдается перед Чонгуком.
Мысль о дорогом альфе бьёт словно обухом по голове, на секунду оглушая. Зачем он вообще тогда это сказал? Почему сразу не повиновался Чонгуку, прекрасно зная, что что бы ни сказал альфа, в будущем так и произойдёт. Почему позволил уйти? Ничего бы не случилось, если б не его проклятый язык. И Юнги бы тоже не было; он просто не посмел бы заявиться к Тэхёну, когда тот не один, а с истинным, который, судя по синеющей скуле мужчины, разговаривать больше не намерен. Он сам себе ловушку сделал. А значит, теперь придётся как-то с этим справляться. Вот только как? Юнги словно в замедленной съёмке огибает кресло, тянет к нему руки, мечтая уже схватить, вжать в себя в этих объятиях, чтобы слиться с омегой навечно.
У Тэхёна отказываются нормально работать все шестерёнки в голове, когда в ноздри ударяет кислый запах грейпфрута, неприятной мякотью на лёгких оседая, что ещё раз подтверждает намерения альфы. Тэхён сглатывает ком в горле, отгоняя куда подальше от себя панику, холодом скользящей по его спине, отступая назад по мере приближения Юнги, оглядываясь, поспешно ища глазами предмет, что смог бы в случае необходимости защитить его и его честь. Взгляд сам падает на входной проём, а после и на коридорчик, что вёл в прихожую, а там — свобода и чистый воздух, не наполненный страхом и отчаянием. Если ему как-то удастся отвлечь Юнги, то он с лёгкостью может шмыгнуть к дверям, схватить куртку и вылететь из подъезда, а там уже позвать на помощь.
Голова ничего кроме как «заговори» не предлагает, и Тэхён, вспоминая все актёрские кружки, которые только посещал будучи студентом, нацепляя на себя маску уверенности и прочистив горло, начинает, стальным голосом:
— Хён, давай поговорим. Просто поговорим без криков и ругани, хорошо?
— О чём? — выдыхает альфа, продолжая сверкать глазами, однако надвигаться перестал.
— О тебе. Обо мне, о нас, в конце концов. Ты ведь знаешь, что это такое — «истинность», и что случается с человеком, который встретил своего предназначенного, небом присланного для идеального дополнения? Ты не глупый, хён, и понимаешь, что если оторвёшь меня от Чонгука, то улыбки на моём лице ты больше не увидишь, — Тэхён говорит спокойно, ровно, собственных слов страшась и моля всех богов на благоразумность Мина. — Наша с тобой история уже давно закончилась, и ей нет продолжения: у тебя своя жизнь, у меня своя. Не знаю, почему ты вдруг захотел вернуть меня обратно, но уже поздно, Юнги: я обещан другому, и люблю я тоже только его.
«Люблю его» режет по ушам Юнги, из-за чего он, шумно вдыхая, сжимая челюсти, прикусывает изнутри щёку.
— Давай прекратим это. Тебе это не нужно, хён. Я больше не вписываюсь в твою историю, поэтому твори её дальше без меня, не оглядываясь на прошлое. Я не держу на тебя зла, если тебя гложет содеянное, и искренне желаю тебе встретить своего истинного и жить с ним счастливо, — Тэхёну на душе почему-то так легко становится от сказанных слов, словно валун с плеч падает.
Наверное, это ему и было нужно, чтобы вздохнуть полной грудью. Сказать Юнги, что он больше не презирает его и отпускает вместе с прошлым, действительно желая такого же счастья, что сейчас в жизни Тэхёна, которое ему подарил Чонгук. Его личный продавец счастья, наглый мальчишка, чьи мечты превратились в реальность, и теперь Тэхён принадлежал только ему.
И казалось, что всё хорошо, что они всё прояснили и могут быть свободными, но недобрый огонёк, что бесился в глубине зрачков альфы, не остаётся незамеченным Тэхёном.
Юнги стоит ещё в мёртвой тишине, полный задумчивости, с полным серьёзности лицом, хмуря брови, а после, прыснув, усмехается и возвращает свой взгляд к омеге, в котором вперемешку с вожделением таилась злость. Этот взгляд напрягает и заставляет сердце Тэхёна подпрыгнуть до самого горла, и он непроизвольно делает маленький шаг назад, краем глаза смотря на входной проём, сделанный в виде арки, мысленно уже сбежав отсюда и найдя Чонгука, привязав себя к нему всеми цепями, что есть в этом мире, обещая, что больше никогда не позволит такому сорваться с языка. Чонгук не заслуживает быть виноватым. Ему не должно быть больно, ибо его боль, боль Тэхёна, и он, всё же, в ответе за мальчишку, что безудержно и безоглядно влюбился в него в свой первый день в школе Суран.
Тэхён никогда не стремился быть выше других. Ведь выше головы не прыгнешь, верно? Ему не нужна была слава и видимое место на доске почёта среди других педагогов; всё, что ему было нужно, так это научить детей «слушать» мир, дабы понимать его и опасаться в нужных местах. Почему-то все, кто окружали его, считали особенным, будь то мама, Юнги или же Чонгук, потому как себя таковым он не считал. Он обычный человек, который хочет счастья в своём доме и научиться любить себя. Порой ему даже хотелось стать невидимым, чтобы спрятаться от всех невзгод, прям как маленький ребёнок, твёрдо знающий, что в любом случае будет защищён родителями. У Тэхёна же нет родителей: мамы давно нет, а про отца он и знать не знает, друзей тоже кот наплакал, не считая лучшего друга Бэкхёна, что мог всегда поддержать и выслушать… но так было в той жизни.
Сейчас Тэхён не прячется, достойно неся всё на себе, прекрасно зная, что что бы не произошло, на том конце его будет ждать его альфа — Ким Чонгук. Ким Чонгук, который подарил надежду на хорошее будущее и доказал это, окунув серый мир Тэхёна в яркую реку из тёплых и сочных красок. Что бы ни случилось, он не сдастся, не позволит себе упасть на колени, потому что Чонгук не сделал бы так. Не остановится и не позволит себя так легко сломать. Строптивости ему, конечно, не занимать, но и Тэхён умеет защищаться. Именно это его целью и является — защитить себя от Юнги.
Тэхён не дремлет, готовый уже шмыгнуть к проходу тигром, опрокидывая фикус, что несомненно задержал бы альфу, встретившись ему на пути, наблюдая за всеми действиями Мина, что с одной стороны казался самой безмятежностью, а с другой напоминал хитрую лису, мысленно прикидывая план своих последующих атак. Но, казалось бы, такому блестящему плану суждено было провалиться, потому что Юнги сначала шагнул назад, опустив голову, сделал шаг влево, будто собираясь уйти, что в миг разрубает бдительность Тэхёна на части, ибо в следующий момент Юнги бросается вперёд, захватывая встрепыхнувшегося, так и не успевшего среагировать, Тэхёна в плен своих рук, не давая возможности и шажочка назад сделать.
Тэхён вытаращился на него в ужасе, смотря то на дверной проём, то снова на Юнги, что ликовал от содеянного. И вновь паника захлёстывает его, словно занавес, опуская на праведные мысли, оставляя после себя лишь пустоту, давящую на виски. Омега судорожно сглатывает, пытаясь вырваться из рук альфы, на что получает пощёчину и оказывается прижат к дивану телом мужчины, коршуном нависающим сверху, облизываясь, словно кот. Подумать только: ещё вчера его любили и грели в ласках на этом диване, а сейчас пытаются изнасиловать, предварительно, наверное, доведя до сумасшествия.
Тэхён взбесился от такого обращения к себе, ведь теперь он был совершенно беспомощен, лежа на спине со вскинутыми над головой руками.
— Отпусти меня!
Омега брыкался и кричал, не желая уступать альфе. Он бил его коленями в живот, плевал ему в лицо и бешено извивался, сражаясь за свою свободу. Юнги взревел и обрушился на него всем своим весом, прижав к дивану удушающей мощью рук, коленей и корпуса. Ким забился в истерике и разъярённо закричал:
— Слезь с меня, скотина! Не смей даже пальцем меня тронуть! Я лучше умру, чем дам тебе совершить желаемое…
— Закончил? — перебил его Юнги спокойно-ледяным тоном, сжимая хрупкие запястья до красных отметин. — А теперь закрой рот и послушай меня: я — твоё единственное спасение. Только со мной ты сможешь существовать, не зная проблем и бед. Я обеспечу тебе прекрасную жизнь, если ты одумаешься и поймёшь, что мальчишка твой, который наверняка напридумывал себе жизнь с кучей детишек, большим домом и лохматой собакой, откажется от тебя, стоит ему только узнать…
— Ты его совсем не знаешь, — прошипел Тэхён, отказываясь верить в мысли о том, что Чонгук может бросить его. — Он не такой, как ты. Он любит меня, в отличие от тебя, и не бросит, оставив одного. И я люблю его, очень сильно люблю. Ты ничего не сможешь сделать, потому мы с ним вместе навсегда. Делай, что хочешь, но вряд ли ты добьёшься ожидаемого.
— Твоё «навсегда» испарится в воздухе, стоит ему узнать только, что ты — бракованный, Тэхёна, — произносит альфа так, словно приговор выносит, тихо посмеиваясь, смотря на в миг потерявшего весь свой боевой дух омегу. Слова Юнги жестокие, опаляющие душу, заставляющие забытые раны вновь кровоточить, что погружали Тэхёна на самое дно, выбраться откуда у него не получалось. Ему хочется кричать, схватить мужчину за горло и придушить, чтобы больше никогда не слышать от него подобных слов.
Омега забывается, но тут же отмирает, громко, не удержавшись, всхлипывая, когда рука Юнги скользнула по его бедру, и всё внутри будто вспыхнуло огнём. В тусклом свете люстры на него смотрели искрящиеся вишнёвые глаза. Ему хотелось убежать и не видеть этого взгляда, но он снова и снова попадал в их капкан, не смея и шелохнуться, закусывая губу, дабы не сорваться на плач.
— Успокоился? Понял-таки, — чуть отстраняется от него Юнги. — Так-то лучше, — произнес он и принялся осыпать его щёку лёгкими поцелуями.
— Не надо, отпусти! — протестуя, отворачивает от него голову Тэхён, не видя ничего из-за пелены предательских слёз, которые всё же выступили на глаза, размывая перед собой картины и силуэты.
«Не сдаваться-не сдаваться-не сдаваться!» — вопил ему разум, но Тэхён его уже не слышал. Слова Юнги подействовали на него как удар хлыстом, острой стрелой врываясь в сердце, разрывая артерии и сосуды. Ему внезапно стало трудно дышать, а силы покинули тело, не реагируя на присутствие альфы совсем.
Бракованный.
Как же он мог забыть об этом? Обитая в пушистых белых облаках, дыша полной грудью, не заботясь о проблемах, полностью отдавая себя Чонгуку, он совсем забыл, что он — не такой как все. Забыл о тайне, что сделала из него ничто и лишила нормальной жизни вместе с мечтами.
Похотливо улыбаясь, Юнги приподнял его подбородок, вынуждая Тэхёна посмотреть ему в глаза. Ему весело? Весело от того, что сказал правду и теперь может наблюдать за тем, как Тэхён погружается в пучину прошлого, тесно переплетая его с настоящим, понимая, что то, что сказал ему альфа — правда. Он ведь действительно такой — бракованный — не имеющий право быть счастливым, а только использованным. Ему нечего делать; он таким родился. Помните про «любить себя»? Так вот, Тэхён не любит — он ненавидит себя и презирает. Он не особенный, как ему говорят, а самый обычный человек… которому не суждено быть счастливым и любимым. Таких, как он, не любят, просто содержат, как подстилку, что могла бы в любое время ублажить без риска на последствия.
Тэхён весь задрожал, когда ощутил эрекцию мужчины, член которого был прижат к его бедру. От неожиданности он едва не поперхнулся, и кровь бешено ринулась по жилам, заставив сердце колотиться с еще более бешеной скоростью. В голове будто что-то вспыхнуло и заставило Тэхёна усилием воли сморгнуть слёзы и ударить Юнги в грудь, тщетно пытаясь выбраться.
Он не сдастся! Не позволит Юнги вновь завладеть собой и растоптать только начавший распускаться цветок его счастья, отобрав опять всё дорогое. Извиваясь, словно угорь, Тэхён изо всех сил попытался оттолкнуть его от себя. Чёрт возьми, ну что за мерзкое положение!
— Ты не получишь меня, — выдохнул ему прямо в губы омега, награждая убийственным взглядом. Он не сдастся! Благодаря Чонгуку не сдастся! Ни за что не позволит выйти победителем и на сей раз Юнги. — Никогда!
— Посмотрим… — хрипло отозвался Юнги, продолжая вжимать в диван прекрасное, что во снах ему являлось, омежье тело, голову теряя от природного аромата Тэхёна, от его криков о помощи, стягивая с него домашние штаны и пробираясь рукой к запретному…
🥀🥀🥀
Сначала он думал пойти в бар и напиться там до поросячьих визгов, чтоб уж точно забыть все обидные, колющие душу слова омеги. Чонгук был уверен, что это самый оптимальный вариант. Но потом резко передумал, свернув в родной переулок. Он же обещал родителям приехать к одиннадцати? Обещал — значит выполнит.
Натягивая на себя улыбку, Чонгук входит внутрь дома, сразу же встречая на пороге Сокджина, а уже через секунду оказываясь в его объятиях. Парень прижимается к папе, кладя голову ему на плечо, вдыхая в себя драгоценный сердцу запах яблок с корицей, который незримо помогает прийти в себя и откинуть на время плохие, грузящие голову мысли. Дома всегда хорошо. Дома всё другое, всё дышит по-другому, по-теплому. Ведь дом — это там, где тепло, да? Дома ты можешь не бояться врагов, делать всё, что хочешь, а также получать любовь родителей, которой даже иногда и взрослому не хватает.
Папа не замолкает ни на минуту, радуясь, что их чадо наконец дома и уезжать-бежать никуда не собирается, мысленно уже планируя устроить праздничный ужин в честь приезда сына. Намджун встречает Чонгука крепким объятием, сказав, что их семья наконец вся дома. Эти слова нагоняют ещё больше мрачности, заставляя Чонгука невольно возвратиться к мысли, что ещё вчера он планировал приехать к родителям не просто так, а с целью поговорить о Тэхёне… хотя, какая сейчас уже разница.
Чонгук вяло отвечает на вопросы любопытного Джина, что порхал на кухне, делая для своих мужчин обед, о том, как он провёл неделю в Ичхоне, списывая всё на то, что не выспался и устал. С этими словами он и уходит к себе «немного передохнуть», вваливаясь в комнату тяжёлой кучей и плашмя падая на застеленную кровать, подминая под себя подушки. В груди опять начинает щемить, а рука так и тянется к телефону в кармане, который он отключил сразу же после первого звонка омеги.
С одной стороны, альфа понимал, что это было сказано в порыве нахлынувших чувств, но с другой — это прозвучало так, будто на его шею надели петлю и затянули узел. Нет, Чонгук, конечно, иногда перебарщивает, чересчур плеща своим энтузиазмом, и может схватить омегу так, что тот потом жалуется на очередной синяк. Несильный, правда, но синяк всё-таки. Раньше они никогда не поднимали этот вопрос, да и поводов, в общем-то, не было. Чонгук уверен в чувствах Тэхёна к нему, ни капельки не сомневаясь, что смог занять главное место в жизни любимого учителя. Он всегда действовал, не обдумывая, слушая своё дурное сердце и голову, не полагаясь на здравый смысл: просто так надо, и всё. Так мозг пожелал. Но чтобы как-то «душить» Тэхёна своими чувствами…
Либо это Чонгук тупой, либо он чего-то не догоняет, не понимая возмущений омеги по поводу его встречи с Юнги. А, да, хорошо. Это были просто эмоции Тэхёна, вот и вся математика. Однако математика — наука точная, и Чонгук бы тоже не прочь узнать все тонкости тех слов, что сказал ему Ким. Пусть это и было сказано в порыве чувств, но какой-то определённый посыл они всё равно несут.
Утомлённый своими рассуждениями, альфа всё же спускается вниз под крики папы, зовущего его кушать. Фирменный суп Сокджина из форели с креветками, кажется, помогает привести мысли в порядок и, даже несмотря на обиду, вернуться обратно к Тэхёну и спокойно поговорить, как взрослые люди, выяснив все волнующие их вопросы. Они же вместе, а значит, и проблемы решать должны тоже вместе, не боясь откровений. Чонгуку было важно создать такие условия для омеги, чтобы он чувствовал себя максимально свободно, не боясь и не стесняясь своих действий, не комплексуя из-за разницы с альфой в возрасте. Главное, чтобы его любимому было хорошо, а остальное уже не важно. Остальное пройдёт.
Вечером Чонгук, одевшись, заглядывает в зал, дабы предупредить родителей о своём уходе и… рассказать о Тэхёне. Его немного трясёт и ладони потеют, отчего приходится их вытирать о джинсы, а к горлу неприятный ком подступает, но Чонгук не намерен убегать, не его это конёк, не так обучен, чтобы бросать слова на ветер и сбегать на середине, поэтому он уверенно заходит в зал, включая свет, чем сразу же обращает всё внимание на себя.
— Сынок, ты куда-то опять собрался идти? — окидывая его скептическим взглядом, спрашивает Сокджин, отрываясь от телевизора. Вот в кого у их сына шило в одном месте вставлено, из-за чего он не может усидеть на одном месте хотя бы пять минут? Только пришёл и уже опять куда-то надухарился.
— Да, папа, мне нужно кое-куда сходить, но прежде, чем я уйду, я бы хотел вам что-то рассказать. Признаться честно, хотел уже давно это сделать, но никак не получалось с этими экзаменами, так что, пожалуйста, уделите мне немного внимания, — просит Чонгук, продолжая стоять в дверях, напряжённый до предела, мысленно уже бросивший эту затею.
Даже отец вынырнул из-под экрана ноутбука, в котором он усердно что-то печатал, снимая очки и кладя их на стеклянный столик. Родители в недоумении от такой серьёзности, что звенит в голове их сына, немного напугались такого поведения Чонгука.
— Чонгук-а, что случилось? Не пугай меня так, — внимательно смотря на сына, говорит Джин, забывший уже о дораме, повернувшись всем корпусом к парню.
— В этом ничего страшного нет, наверное, — спешит заверить Чонгук, нервно усмехаясь. — Я просто… просто я хотел сказать, что нашёл своего истинного и вы его зна…
— Что-о-о?! — перебивает своим возгласом Джин Чонгука, вскакивая с дивана и расплываясь в счастливой улыбке. — И ты молчал всё это время? — это ведь такая огромная удача — встретить своего предназначенного в нынешнее время, да ещё и получить от него взаимность, и от этой мысли омеге вдруг расплакаться захотелось. Теперь понятно, куда половина вещей из шкафа делась, когда Джин делал очередную уборку в комнате Чонгука. И почему такой счастливый, с широкой и довольной улыбкой приходил после занятий. Всё истинный виноват.
— Вот это новость, сын. Как давно вы вместе? Вы ведь вместе, да? — включается в разговор не менее заинтригованный ответом Намджун.
— Да, мы вместе…
— И как давно? — опять перебивает Гука Сокджин, присаживаясь на край дивана, внутри у которого фейерверки стреляли, а на глаза слезинки наворачивались.
Чонгук никогда не говорил о своей личной жизни, всегда увиливая от вопросов о второй половинке. Сокджин уже начинал даже побаиваться такого пассивного отношения к противоположному полу, фантазируя себе невесть что, из-за чего часто получал от мужа за свои глупые мысли. После того, как Ким Тэхён, учитель Чонгука, уехал из города, парень тогда долго переживал, не хотя принимать тот факт, что его любимого учителя больше ему не встретить. Сокджин, конечно же, был в курсе одержимостью ребёнка школой, точнее, Ким Тэхёном, что как раз был в школе, притягивая Чонгука туда как магнитом, само по себе, даже не заставляя его учиться. Джин тогда нарадоваться не мог успеваемости ребёнка, благодаря всех богов, что им попался именно Тэхён в качестве классного руководителя.
Когда же Тэхён уехал, Чонгук закрылся в себе, скатываясь в учёбе, из-за чего пришлось устраивать профилактическую беседу, которая закончилась наказом: «Если не начнёшь учиться здесь, то мы переведём тебя в другую школу». Чонгук тогда будто подорвался, сразу же берясь за учебники, исправляя оценки, понимая, если переведётся в новую школу, то память о Тэхёне растворится, а так хотя бы класс о нём напоминал, грея душу мальчика воспоминаниями о прекрасном сонсэнниме.
— Достаточно давно, и именно поэтому хочу, чтобы вы узнали о наших отношениях, — прочистив горло, продолжает Чонгук. — Я… точнее, мы любим друг друга, и я правда не знаю, что случится, если вы вдруг откажетесь от него, потому что…
— Сынок, успокойся, — видя взволнованного альфу, говорит мягко Джин. — Расскажи нам о нём, какой он, — он кидает взгляд на мужа. — Нам же интересно, так?
— Конечно! — отзывается Намджун.
— Он замечательный, самый лучший. Он добрый, милый и совершенно не помнит зла. Любит детей, и у него такая улыбка… она меня просто с ног сбивает, а глаза… космос, точно! — выдыхает Чонгук, не в силах сдержать нахлынувших эмоций, мысленно представляя рядом с собой Тэхёна, чувствуя себя каким-то пьяным. Сокджин тихонько хихикает в ладошку, а Намджун хмурит брови, пока смутно представляя спутника своего чада, из-за чего получает тёмный взгляд в свою сторону от мужа, означающий прекратить сидеть как истукан и порадоваться за влюблённого по уши Чонгука в своего истинного.
— Хорошо-хорошо, мы поняли, — останавливает его папа. — А что насчёт любви? Она взаимна? — всё-таки решает уточнить волнующий его вопрос Сокджин.
— Конечно, — автоматом выдаёт Чонгук, интенсивно кивая.
— И как его зовут? — задаёт главный вопрос этого вечера Намджун, и Чонгук внезапно теряет весь запал, забывая, зачем вообще пришёл сюда.
Сейчас или никогда!
Собрав всё мужество в кулак, Чонгук, решается, выпрямляясь с струнку, вязко сглатывая, шумно втягивает в себя воздух, и, переступив с ноги на ногу, говорит:
— Вы его знаете. Давно знаете, — альфа видит, как неясность поселяется в глазах родителей, что переглядываются, но останавливаться он не собирается. — Это… — глубокий вдох и словно прыжок в воду, — это Тэхён. Ким Тэхён. Мой первый учитель. Именно он и является моим истинным и омегой, которого я люблю на протяжении тринадцати лет. Мы вместе, давно вместе, — заканчивает Чонгук, радуясь, что смог это сказать не заикаясь, сталкиваясь с гробовой тишиной.
На несколько, казалось Чонгуку, вечных минут в доме повисло идеальное, очень выразительное молчание. Он даже звука, что шёл из телевизора, не слышал, который перебивал его собственный стук сердца. Чонгук бегает глазами от папы к отцу, пытаясь считывать эмоции, что появлялись на их лицах. Сначала непонимание, дальше удивление, смешанное с ужасом, а потом сдержанная злость. На этом моменте Чонгук вдруг пугается, непроизвольно отшатываясь назад, мысленно уже готовясь к ссоре с родителями… но никак не к слезам!
В следующий момент Сокджин смешно всхлипывает, вгоняя в ступор Чонгука и Намджуна, и уже через секунду задаётся громким плачем, утирая солёные капли рукавом свитера, как дитё. Джун сразу подрывается с места, бросаясь обнимать мужа, прижимая его к своей груди, а тот только ещё больше плачет, обвивая руками талию альфы. Чонгук в этот момент ни жив ни мёртв, сливался цветом лица, наверное, со стеной, будто прирастая к полу. Хочет что-то сказать, но слова так и застревают в горле.
— Заранее надо предупреждать, слышишь, — ворчит Намджун на сына-истукана, поглаживая успокоившегося немного Джина по спине. — Знаешь же, какой папа у тебя чувствительный, чуть что, и сразу в плач.
— В смысле? — не понимает Гук, сводя брови к переносице, смотря на родителей, как на привидения. — Это значит «да», вы не против наших отношений?
— Болван! — отстраняется от Джуна Сокджин, шмыгая носом. — Даже если и хотели бы воспротивиться, то не смогли бы. Я не хочу терять сына только из-за того, что небо сделало истинным его учителя. Наоборот, мы счастливы, что ты нашёл свою идеальную половинку и счастлив с ним. Только без встречи с ним у нас дома ты не отделаешься, — грозит пальцем сыну омега. — Да, мы знаем его, но хотели бы узнать ближе. Так что ждём в гости, желательно, в ближайшее время.
Задыхаясь от счастья, скидывая наконец с плеч тяжёлый груз, ведь, если хотите знать, обманывать родных совершенно нездорово, Чонгук с широкой улыбкой подходит к дивану и крепко обнимает обоих родителей сразу. Он счастлив, что отец с папой приняли Тэхёна и любовь Чонгука к нему, отреагировав адекватно, ещё и встретиться лично захотели. Парень столько всего себе нафантазировал, и сейчас, когда фантазии были развеяны по ветру, он чувствовал себя так легко и спокойно… только Тэхёна для безмятежности картины не хватает.
— Вы правда не против? — уточняет ещё раз Чонгук, обуваясь, стоя уже в прихожей.
— Правда. Если ты счастлив и уверен в этом человеке, то значит, и мы с тобой заодно, — прислонившись плечом к косяку, приобняв Сокджина, подтверждает и на сей раз Намджун, ведь этот вопрос прозвучал, наверное, раз шесть точно, за пройденные пять минут.
— Вы самые лучшие родители! Люблю вас! — кричит уже на ходу Чонгук, выскакивая за дверь и мчась к своей машине. Ему просто не терпелось поделиться восхитительной новостью с Тэхёном и заверить, что можно больше не скрываться и не обманывать окружающих.
Окрылённый данной новостью Чонгук, сияя как новогодняя лампочка, едет скорее к своему омеге, желая поскорее обрадовать Тэхёна ответом его родителей… Кажется, день, точнее, уже вечер, складывается как ни на есть хорошо. Даже обиды забылись, уйдя на второстепенный план.
Вот что ещё нужно для полного счастья, о котором в книгах часто пишут? Здоровье родителей и Тэхён. Большего Чонгуку и не нужно…
----
Первое, что видит Чонгук, войдя в квартиру Тэхёна: дверь, которая была лишь едва прихлопнута, — это смятый коврик, что валялся посередь коридорчика, осколки фарфоровой вазы, которую так любил омега, и чьи-то чёрные кожаные перчатки, лежащие рядом со светильником на тумбочке. А ещё — запах. Пахло кислятиной. Каким-то лимоном и лаймом вперемешку с грейпфрутом. От этого запаха Чонгук морщится, чувствуя, как в районе груди начинается буря, спешно оглядывая всё вокруг. Такое ощущение, что здесь зарождалось чья-та битва не на жизнь, а насмерть, и уходила дальше в зал, смотреть в который почему-то очень альфе не хотелось.
Он кидает на стул, кстати тоже перевёрнутый, куртку и шарф, углубляясь дальше в коридорчик, не понимая, кажутся ли ему доносящиеся оттуда всхлипы и громкое копошения.
— Тэхён! — зовёт омегу Чонгук, оглядываясь по сторонам.
Какого чёрта тут происходит? Дверь открыта, чьё-то пальто валяется, перчатки на тумбочке, ваза разбитая, за которую Ким грозился голову оторвать, если на ней хоть царапинка будет, самого владельца квартиры тоже нигде нет, а в воздухе витал грейпфрутовый запах, такой сильный, что у Гука даже лёгкие защипало. Тревожные мысли сами по себе лезут в голову, заставляя сердце Гука где-то ухать в животе.
— Тэхён! — зовёт его ещё раз Чонгук, в голосе которого проскакивают беспокойные нотки.
Ответа он не получает, кроме… кроме этого:
— Нет, не надо, пожалуйста… отпусти… нет…
Чонгук, как ошпаренный, срывается с места, стремительно влетая в зал и замирая на пороге, чувствуя, как кровь стынет в жилах, в ужасе смотря на эту картину: на диване, что был в нескольких шагах от него, какой-то урод прижимал Тэхёна, пытаясь сорвать с него одежду, на что омега старался отпихнуть от себя насильника, моля не трогать его и отпустить.
Альфа звереет от увиденного, в два прыжка преодолевая расстояние, хватает мужчину за ворот рубашки и со всей силы тянет на себя, заставляя Юнги захрипеть и схватиться за горло от нехватки кислорода, отшвыривает его от Тэхёна, шмыгая следом и заезжая кулаком по лицу, не щадя обидчика. Эта тварь посмела прикоснуться к самому дорогому, к главному сокровищу Ким Чонгука. Только ему дозволено делать всё, что вздумается, с омегой, а другому он голову оторвет и ноги с рёбрами переломает, упиваясь кровью врага.
Юнги откидывает в сторону от удара, из-за чего он впечатывается спиной в стену, больно ударяясь головой. Он стонет от вспыхнувшей боли, съезжая вниз по стенке безмолвной кучей, задевая кашпо с апельсиновым деревом и снося его. Боль ослепляет и перемешивает мысли, и, когда Чонгук вновь нависает над ним, Мин смутно соображает, а когда до него доходит, то сдвинуться с места не получается, ибо Гук бьёт, схватив его голову, прямо коленом по носу, сразу из которого начинает идти кровь, поднимает за грудки, опять припечатывая к стене, перемещает руки на горло альфы, пытаясь задушить. В глазах напротив лишь одна ярость с презрением хлещет, а значит, на помилование можно не рассчитывать. Остаётся только пытаться убрать сдавливающие его горло руки от себя и вдохнуть хоть немного воздуха, которого становится катастрофически мало, отчего грудную клетку начинает щемить.
— Я говорил тебе больше не приближаться к нему, а ты, видимо, меня плохо понял, подумав, что я тут с тобой шуточки шучу, — цедит сквозь зубы Чонгук, пыша ненавистью. Ему хочется раздробить, сломать, четвертовать и скормить голодным псам Мина, что посмел перейти черту и наброситься на Тэхёна, пытаясь силой взять его. Мразь! Такого сжечь не жалко, что Гук и сделает непременно после того, как задушит. Не придя он сейчас, а хотя бы на пять минут позже, кто знает, что могло бы случиться. Потом Чонгук этого себе никогда бы не простил. Его омеге сделали больно, значит — пора сделать больно этой сволочи. И неважно, каким способом.
Почувствовав, как тяжесть чужого тела ушла от него, а запах цитрусов не бил больше в нос, позволяя дышать, Тэхён приподнимается на локтях, оглядывает зал, быстро моргая, пытаясь прогнать белёсых мушек перед глазами. Он сглатывает и подрывается с дивана, когда видит, что Чонгук душит Юнги, трепыхавшегося в его руках, и подлетает к альфе, пытаясь оттащить его от мужчины.
— Чонгук, нет! Отпусти его, немедленно отпусти! Ты убьешь его так! Хватит! Чонгук! — кричит Тэхён, пытаясь достучаться до помутневшего сознания парня.
Родной голос быстро возвращает к реальности, хотя и слышится как из-под толщи воды, но Гук ослабляет хватку, чем и пользуется омега, отрывая его от Юнги, что заходится кашлем, падая на пол. Тэхён обнимает Чонгука со спины, отходя назад, чтобы не дай Бог Чонгук опять не накинулся на Юнги, прижимаясь лбом к его спине, шепча какие-то успокаивающие слова. Честно, Чонгук слышит, понимает, что нужно сдать обороты, но не может, когда Мин окидывает его высокомерным взглядом, что вновь рвёт все цепи, и, порываясь вперёд, он уже хочет закончить начатое, но Тэхён не отлипает от него, стискивая его в своих объятиях, прося на ушко оставить Мина, и целует куда-то в шею. Ему ещё туго от мысли, что ещё немного, и Юнги бы точно его изнасиловал, но подпускать Гука к альфе нельзя ни в коем случае, иначе они точно поубивают друг друга.
— Сука! — выплёвывает брезгливо Чонгук, запыхаясь от ярости. — И после этого всего, ты говоришь, что любишь его? — он кивает головой в сторону Тэхёна. — Да чтоб у тебя язык отсох от твоего вранья.
— Хах, — улыбается Юнги, с трудом поднимаясь на ноги. — Тогда не только у меня он должен отсохнуть, да, Тэхёна?
Взгляд Юнги обжигает Тэхёна, закрывая глаза, он прячется за спиной Чонгука, ища в тепле, что шёл от альфы, защиты и успокоения. Хочется закрыть глаза и уснуть, а проснувшись — выбросить этот дурной сон из головы и начать новое утро с новой истории. Юнги как ураган ворвался в его жизнь, всё хорошее снося на своём пути. То, чего он добивается, омега уже понял и надеялся больше на волшебство, чем на удачу, что Юнги всё же промолчит и предоставит Тэхёну всё самому объяснить Чонгуку. Делать этого не хочется, ибо ожидать реакции можно любой: начиная от понимания и закачивая настоящим расставанием.
Тэхён не жалеет, что позволил Чонгуку быть в своём мире. Не жалеет, что влюбился в него. Не жалеет, что окунулся в водоворот счастья вместе с ним, с которым прощаться совсем не хочется. Но одно всё-таки осталось утаенным.
— Чего? Что ты сказал? — рвёт и мечет Чонгук, мысленно уже разделывая Юнги на части. Желание уничтожить альфу становилось всё сильнее и сильнее, перерастая уже в больную мечту. Он ненавидит этого человека. Ненавидит всем своим существом с самого детства. Уже тогда он понимал, знал, что Тэхён не будет с ним счастлив, стоило только ему увидеть его. Уже тогда ему что-то подсказало как-то огородить омегу от него, чтобы не дать возможности альфе сделать ему плохо.
— Что сказал, то и сказал, — огрызается следом Юнги, выходя из себя. Пора заканчивать этот спектакль. Хватит пушистых облачков и непоколебимой верности друг другу. Юнги терпеть не может все эти телячьи нежности, а значит, пора спускать мальчишку с небес.
— Думаешь, твой Тэхён святой? Белый и пушистый?..
— Рот закрой! — перебивает его Чонгук, но Юнги этого не замечает, продолжая:
— Ты наверняка напредставлял себе счастливую семейную жизнь с Тэхёном, прям как я когда-то, — оскалился Мин в оскорбительной усмешке. — Чтобы дом у моря, красивый цветущий сад, лающую попусту собаку под боком и милые детишки, радующие своих родителей и дедушек, да?
— Не надо… — молит его покрасневшими от слёз глазами, Тэхён, прижимаясь ближе к Чонгуку.
Не надо говорить этого вслух. Не надо резать по больному, оставляя новые рубцы. Не надо рушить счастье…
— Что ты несёшь? Я не понимаю тебя. — Чонгук устал. Устал слушать это всё. Устал терпеть Юнги. Он только-только вздохнул спокойно, решив, что с ним покончено, как он сам заявился, крича на все стороны «люблю» и «не могу», когда как самому просто хотелось кого-нибудь выебать. И конечно же этим «кем-то» оказался Тэхён, бывшая любовь, у которого уже есть истинный. Но ведь это не проблема? Можно же силой. Чонгук клянётся, если сейчас он скажет ещё что-то в сторону омеги и их совместной жизни, он за себя не ручается. Никакой Тэхён уже его не удержит. За свои слова нужно платить.
— А ты спроси у своего ненаглядного Тэхёна, чтобы он понятней тебе объяснил. Спроси у него, почему мы расстались? Почему я его бросил? Как мы с ним в больницу вместе ходили и анализы его читали? Спроси-спроси, — насмехается Юнги, понимая, что в этой игре он — победитель, и уже ничего никто не сможет сделать.
— Какие анализы? Ты пьяный, что ли? — всё ещё не въезжает в тему Чонгук, хотя слышит, как часто дышит Тэхён, прижимаясь к его спине, будто желая слиться с ним воедино. Это настораживает, потому что омега боится. Чего боится? Сложившейся ситуации или Юнги?
— Со мной всё как раз нормально, а вот Тэхёна… — он замолкает, перемещая свой сокрушающий взгляд на Кима. — Давай, милый, расскажи ему. Расскажи о том, что ты
бракованный, никчёмный омежка, который может отменной шлюхой работать…
— Сука… — выдыхает Чонгук, отцепляя уже руки Тэхёна от себя и двигаясь на альфу, как тот, громко выдаёт, заставляя Гука оцепенеть и замолчать:
—
Он бесплоден! — Тэхён слышит это, слышит, как сердце болезненно сжимается, а внутренности скручивает, как бельё в стиральной машине. Вот оно! То самое, страшное и погубившее омегу, не позволяющее думать о себе, как о полноценном человеке. Скорее, о пустом месте, которым можно управлять.
— Он не может иметь детей! — Юнги продолжает, гадко ухмыляясь, явно довольный собой, вгоняя в ступор всё больше Чонгука, и, как энергетический вампир, высасывая у Тэхёна все силы.
— И это уже точно.
Чонгук вдруг теряется, не зная, что ему делать и как реагировать на слова Юнги, что вызывают липкий страх, проходящий по всему телу, смотря то на Юнги, смотрящего в сторону Тэхёна, ухмыляясь довольно, то на Тэхёна, поникшего и посеревшего, сжавшегося в комочек, как маленький выброшенный на улицу котёнок. От вида такого омеги Чонгуку не по себе становится, а к горлу ком подступает. На душе ураганы бушуют, помещая ничего не понимающего альфу в самую воронку, перемешивая его мысли и чувства.
Ему становится дурно, когда Тэхён, до этого стоящий с опущенной головой, поднимает на него свои кофейные глаза, в которых столько боли хлещет, что Чонгук, болезненно испуская выдох, приковывает свой неверующий взгляд к нему, пристывая к полу. Мир останавливается вокруг них и, казалось, не существует больше никого кроме их двоих.
Чонгуку плохо. Чонгуку страшно. Чонгук не хочет верить в то, что сказал Юнги, но весь вид омеги утверждает его в обратном, не оставляя места для сопротивления.
— Не стоит этому так удивляться, Чонгук, — продолжает добивать Юнги. — Обманывать близких — удел их семьи. Что мать, притворяющаяся умирающей овечкой, что сынок, скрывающий своё настоящее «я». Мы собирались пожениться, даже дату обсуждали, когда в ЗАГС регистрироваться пойдём, но стоило нам только раз сходить в больницу и узнать у врача, почему мы никак не можем завести детей, которых так хотели, как правда сама всплыла наружу. Тэхён не может забеременеть, потому что бесплоден от рождения, — эти слова словно гром среди ясного неба раздаются над головой Чонгука, который медленно поворачивает голову к Юнги, врезаясь в него стеклянным взглядом. — Мы пытались лечиться, лучших врачей страны объездили. Даже в Тибет смотались, на что и там здешние монахи лишь плечами пожали, — мужчина делает паузу, давая возможность добавить что-то и Тэхёну, что стоял бледнее мела, похожий больше на сумасшедшего, чем на здорового человека. Его заметно трясло, по щекам текли слёзы, что сияли при свете люстры. Сейчас он выглядел так, будто его принесли зверю в жертву; такой мифически прекрасный и замученный ангел, которому вырезали крылья. — Понимаешь теперь, почему он не подпускал тебя к себе изначально? Почему говорил остановиться и не продолжать? — Чонгук хочет было уже спросить, откуда ему это известно, открывая рот, но Юнги жестом заставляет его замолчать. — Не надо удивляться, откуда я это знаю. Всё самое важное всегда на виду и никогда не ускользнёт от меня, если я этим заинтересуюсь…
— Зачем ты это делаешь? — подаёт наконец голос Тэхён, изо всех сил сдерживающий подкатывающую к горлу истерику. — Тебе так нравится делать людям гадости и смотреть, как они страдают?
— Я не делаю гадости, Тэхёна, — спокойно говорит Юнги. — Я лишь помогаю твоему непутёвому альфе сделать правильный выбор вместо тебя. Я понимаю, почему ты не смог рассказать это ему раньше, — учительским тоном выдаёт Юнги, вытирая тыльной стороной ладони кровь под носом, а уже через секунду доставая платок и прикладывая его к нему. Чёртов Чонгук! — Понимаю, ты влюбился, захотел счастья и нормальной жизни, но, дорогой мой, ты никому не нужен такой, кроме меня…
Это становится последней каплей. Тэхён плачет, пряча лицо в ладонях, отворачиваясь от раздирающих взглядов альф, мечтая умереть прямо сейчас на этом месте. Провалиться сквозь землю, испариться, исчезнуть: всё сразу!
«Это не правда!» — хочется ему закричать. Он не хотел обманывать Чонгука. Не хотел портить его жизнь и рушить мечты. Он действительно просто влюбился, посчитав, что ему это можно, когда как на самом деле нет, ибо он не достоин этого светлого чувства, будучи недоомегой.
Он вырастил цветок, которому не суждено было распуститься.
Чонгук отмирает, выползая из какого-то пространства, дымом, кружащим над ним, путая мысли, услышав всхлипы омеги. От слёз Тэхёна его бросило в жар. Метнув на Юнги холодный взгляд, он просит, тихо и надсадно:
— Уходи. Уходи отсюда, — Юнги переводит на него своё внимание, удивлённо приподнимая брови. Он просит уйти? Зачем? Это ему стоит уйти и дать возможность завершить Мину начатое, сделав Тэхёна опять своим. Тогда-то уж точно он не станет ему перечить. Выбора просто не будет, если хочет жить дальше как человек, а не существо. — Уходи! — резко повышает тон Чонгук, рассекая тишину и заставляя Юнги вздрогнуть. — Дальше мы сами разберёмся, без тебя и твоей помощи.
«А может, ты прав. Тэхёна ты всё равно уже не спасёшь, а значит, в скором времени он приползёт ко мне.» — рассуждает мысленно Юнги, хмыкая и передёргивая плечами, действительно собираясь уйти. Ведь дело-то в принципе, задуманное, сделано. Можно ставить галочку. Он поднимает своё пальто, отряхивает его и надевает, широкими шагами направляясь к выходу, а у двери уже бросая, зная, что омега его прекрасно услышит:
— Я буду ждать тебя, мой милый омежка. Не заставляй меня и на сей раз ждать твоего ответа! — и уходит, хлопая дверью, оставляя альфу и омегу один на один с напряжённой тишиной.
Некоторое время ничего не происходит. Чонгук просто не может сдвинуться с места, чтобы подойти и как-то успокоить плачущего Тэхёна. Правда, что наконец обнажила себя, благодаря Мин Юнги, подействовала на него как удар острым ножом в спину. Мысли проносились бешено и беспорядочно, а слова Мина буквально втаптывали его в грязь. Он вдруг почувствовал себя ещё раз обманутым, но тут же отогнал от себя это чувство, ибо всему есть своё логическое объяснение. Он уверен, что и у Тэхёна они есть. Нужно только спросить.
— Тэхён, — зовёт Чонгук, но в ответ ничего не получает. Он усилием воли подходит к омеге, обнимает за плечи и кладёт ему подбородок на плечо. Тэхён хочет было выбраться, не позволять Чонгуку касаться себя, но тот непреклонен и ничего не остаётся делать как повиноваться, став в руках альфы бесформенной куклой. — Пожалуйста, — чего он просит? Зачем вообще просит, зная, что он — Тэхён — никчёмен, — скажи, что это неправда. Скажи, что Юнги пошутил. Даже если ты обманул меня, то это не страшно… только скажи, что это неправда… — парень яро отказывается в это верить. Только если его солнце само подтвердит это. Но не подтвердит же, да?..
— Это правда, Чонгук, — Тэхён поворачивается к нему лицом, заглядывая в любимые чёрные глаза, которые становятся влажными от услышанного. — Я бесплоден, Гукки, — так просто и мягко. Но ведь так правильно. Последняя стадия — это и есть стадия принятия. Он таким родился, и уже ничего нельзя изменить. Остаётся только принять и смириться. Не нужно ему было возвращаться в Сеул. Не нужно было идти на работу в Суран и соглашаться преподавать корейский в старшей школе.
Это ошибка. Всё ошибка. И он тоже. — Я не смогу подарить тебе ребёнка в будущем, как бы сильно мне бы этого не хотелось. Прости меня. Прости, что не говорил раньше, я боялся потерять тебя, — он вцепляется дрожащими руками в толстовку альфы, утыкаясь лицом в его грудь, пряча новые горькие, обжигающие щёки, слёзы. — Я влюбился в тебя вместо того, чтобы огородить от себя и не дать возможности всему этому начаться. Всё равно у нас ничего не получится, как и с Юнги. Даже если ты скажешь, что это «не проблема», — голос дёргается, и Чонгук готов поклясться, что на этом моменте у него остановилось сердце. — Рано или поздно ты захочешь ребёнка, а я не смогу исполнить твою мечту, ибо не годен для продолжения рода.
Я не достоин тебя. Лучше уйди сразу, а не через какое-то время…
Тэхён не верит, что говорит это. Эти слова кажутся ему такими ужасными, уродливыми и гадкими. Ему отчаянно хочется верить, что Чонгук сейчас накричит на него, отчитав за сказанное, прижмёт к себе и скажет, что любит больше жизни, как он его.
А ведь и правда, когда он успел так сильно влюбиться в Чонгука? Когда стёр грани дозволенного и отдался на растерзание альфе? Кажется, он знает своего истинного целую вечность, будто и в прошлых жизнях встречались, хотя может, это просто «эффект предназначенности»? Он просто не думал, что кому-то ещё нужен в этом мире, кому-то, кому нужно его тепло и забота, которую он дарил раньше только маме, ведь ближе неё никого и не было. Мин не любил этого, холодно держась с ним, лишь изредка позволяя себе нежность. После всего случившегося с ним, Тэхён думал, что сможет заглушить одиночество, работая в школе, но никак не новыми отношениями. Он долго жил один, не надеясь на чью-то поддержку и понимание, не надеялся больше впускать кого-то в своё сердце, но Чонгук…
Он хитрой лисой проник туда, удачно обосновавшись, и теперь, даже если Тэхён захочет выпроводить его оттуда, у него никогда этого не выйдет.
Чонгуку он нужен. Чонгуку не важны его недостатки; он готов принять его любого. Чонгуку не важно собственное состояние, если его омеге плохо. Чонгуку важно сделать его счастливым. Самым счастливым! Ведь альфа любит его.
Ведь любит?
— Чонгук… — Тэхён не договаривает, забывая все слова напрочь, когда парень отстраняется от него, мягко отводя его руки от себя и отступая назад. Сердце задаёт такой бешеный ритм, что омеге кажется, что оно сейчас пробьёт его грудную клетку. Он смотрит на Чонгука, не отрывая взгляд, следя за каждой эмоцией, поселяющейся на его лице. Отчего-то становится так холодно, словно они сейчас на заснеженной улице стоят без одежды. Холодок так и скользит по спине, когда Тэхён хочет было взять парня за руку, на что тот качает головой и прячет руки в карманы толстовки.
И только сейчас до мутного сознания омеги доходит, что хочет сделать Чонгук. Он просит, мысленно умоляет всех известных и неизвестных ему Богов не лишать его счастья и позволить быть рядом с Чонгуком, хотя бы в качестве друга. Но, не выражающее ни-че-го лицо Гука и безжизненные глаза, говорят Киму об обратном:
— Мне… — Чонгук запинается, борясь со внутренними бесами, не зная, как сказать и говорить ли вообще, продолжая смотреть себе под ноги, не желая встречаться глазами с омегой, что в обморок скоро упадёт от переизбытка чувств. — Мне надо подумать. Развеяться там… ладно?
Тэхён ничего перед собой не видит, кроме огромных размытых пятен, забывая, как дышать, не успевая и сказать что-то, как Чонгук круто поворачивается, не удостоив его даже взглядом, бурча себе что-то под нос, уходит… нет, скорее бежит к выходу, будто ужаленный. Будто от Тэхёна.
Оглушительный крик застревает в горле, когда омега, плотно прижимая к своему рту ладони, зажмуривается и тяжело опускается на пол. Внутри всё рвёт на части, поджигается на костре и искрами развеивается по ветру, а сердце скручивает, отчего Тэхён схватывается за него, сгибаясь пополам от боли, чернильным полотном накрывая его. Он как побитый и выброшенный на улицу зверёк скулит, ногтями скребя свою грудь, ту область где скрыто сердце, будто пытаясь достать его и выкинуть, чтобы ничего не чувствовать. Никогда! Ни звенящей пустоты, ни беспомощности, ни любви. Ничего.
Чонгук ушёл. Ни сказав ни слова, просто ушёл, бросив его, и вряд ли вернётся. И правильно сделает, ибо будь на его месте Тэхён, он бы точно не вернулся.
Зачем ему такой, как Тэхён? Бракованный и никчёмный. Ведь так?
Фальшивая любовь, да?
У Тэхёна всё мутнеет в глазах, когда он, поднимая голову, видит неподалёку от себя разбитую очередную стеклянную вазу. Видимо, когда Юнги снёс кашпо с апельсиновым деревом, оно задело её, и та, бедная, не устояв, упала на пол, разбиваясь вдребезги.
Тэхён не знает, что им движет, но он, вытирая слёзы, подползает ближе к разбитой вазе и берет большой и острый осколок в свои руки, при свете люстры в котором игралась радуга. Так красиво! Тэхён запомнит это.
Остальное не имеет смысла. Больше вообще ничего не имеет смысла, так что передумывать незачем. Омега садится, глуша в себе слёзы, которые мгновенно высыхают, подносит к своему запястью осколок, как раз к тому месту, где проходит синяя вена. А что? Почему бы нет? Ведь Юнги хотел этого. Хотел избавить планету от его существования. Так почему бы не исполнить его мечту и стать наконец от всего свободным? Встретиться с мамой и улыбаться каждый день там, на небе, не зная горя и обид? Чонгуку он не нужен, он справится и без него, найдя себе достойную омегу, что воплотит его мечты в реальность, а Тэхён не будет мешать. Просто уйдёт и всё. Уйдёт со своей любовью навсегда…
Осколок опасно сверкает при свете огоньков, а рука поднимается в воздух, готовясь сделать первый глубокий рубец…
«Я для тебя могу носить улыбку на лице, когда бывает больно
И от тебя я скрою слабости свои, пусть даже мне сейчас непросто
И мне нужна была любовь идеальная и пусть скрывать все свои чувства неправильно,
Цветку мечты не суждено было раскрыться, а желанию осуществиться…»
