девяносто восьмой год

      А говорил Лёшка Долгополову не бегать по ноябрьским сквознякам в одной рубашке, даже если это "до магаза только" и вообще "ненадолго". Полуголый, зато, ишь, в шапке. Иммунитет у Сашки и без того хлипкий, да и сам-то — две спички в обхвате, на ветру шатается. Лечи вот его теперь... А у Лёхи из лекарств дома только аспирин да варенье, малину для которого Квашонкин собственноручно пол-лета у матери в деревне собирал. Пришлось к соседям на этаж выше тащиться, у них с медикаментами тоже не густо, но хотя бы корня солодки не пожалели. Лёшка щедро отлил половину пузырька коричневатой жидкости и размешал в теплой воде из остывшего чайника.       Сашка, укутанный во всевозможные одеяла, лежал, свернувшись калачиком, уперевшись коленками в стену, и тяжело дышал, изредка слабо покашливая во сне. Лёша, стараясь ступать как можно тише, подошёл к нему и свободной рукой ласково потрепал за плечо: — Саша, вставай, лекарство выпить надо.       Долгополов не отреагировал. Только в очередной раз протяжно и хрипло застонал в подушку. Тогда Лёха положил свою шершавую ладонь между его лопаток и размашисто погладил по спине, тормоша: — Санечка, жемчужина моя, вставай.       Одеяла едва заметно зашевелились, и на свет показался острый кончик сашкиного носа с прилипшей к нему волнистой смоляной прядкой. Долгополов лениво поморщился, пытаясь избавиться от неё, когда Лёша аккуратно подцепил волосы пальцем и заботливо откинул их на подушку. Юноша благодарно промычал что-то нечленораздельное и повернул к Лёхе своё заспанное осунувшееся личико: — Шевелиться вообще не хочется, — шёпотом признался он, всё ещё не разлепляя глаза. — Придётся, Сань. Я тебе попить принёс, смотри, — впрочем, с Сашкой это не сработало, глаза он так и не открыл. Не в черепе же врага ему Лёха попить принёс.       Тогда Квашонкин свободной рукой обхватил парнишку за плечи и упрямо потянул на себя. Санёк застонал, но, не имея сил к сопротивлению, поднялся и сел, обмякая в чужих объятиях. Его веки всё ещё оставались плотно закрытыми, поэтому он только недоверчиво обнюхал предложенный ему напиток в керамической кружке в горошек. — Это чем пахнет? — осведомился Сашка. — Спиртом... и сладостью, — Лёха улыбнулся, поднося кружку ближе к Сашиному рту. — Офигенное, блин, сочетание, — пробурчал Долгополов и тут же сделал пару жадных глотков.       Сладко (Лёша не обманывал), а ещё тепло-тепло и чесноком пахнет... Или это от Лёхиных рук?.. — Чё, гадость? — Не, нормально, — юноша неторопливо допил остатки незнакомого варева, внешне напоминающего слабо заваренный чай, а по вкусу — настойку из шиповника, и попытался решительно откинуться назад на подушку, но крепкая рука Лёши уверенно держала его хрупкое тело в сидячем положении. — Ну вот нахуя так резко, голова болеть будет, сам же говорил, — Квашошкин мягко опустил Сашку на кровать, напоследок чмокнув в перемазанные сладковатым сиропом губы. — Не целуйся, — недовольно нахмурился Санёк и повёл плечами, одёргивая. — Почему это? — Я заразный. Заболеешь, — констатировал Долгополов и многозначительно отвернулся к стене.       Лёша улыбнулся, мол, вот, значит, какой у него Сашка важный, и, подоткнув Долгополову одеяло, вышел из комнаты, прикрыв напоследок тихо скрипнувшую дверь.