Personal madness

***

      Чуя очухивается в знакомой тёмной комнате, лёжа на уже ставшей родной ржавой железной койке. Дышать было тяжело, пыль летала в воздухе и в носу неприятно щекотало и хотелось чихнуть.       На удивление Накахары, он не был связан веревками или прикован к кровати наручниками, да и тело его не болело.       Наверное, ему просто всё приснилось.       Может быть, сильное желание сбежать из этого места стало поводом для слишком правдоподобного сна?       Чуя медленно приподнимается, садясь на кровать. Железо противно скрипит, заполняя комнату скрежетом, отдающим в голове. Накахара сутулится, запускает пальцы, покрытые мелкими коричневыми корочками засохшей крови, в свои растрёпанные запутавшиеся волосы, которые уже точно не расчешешь нормально, только обрезать. От этой мысли становилось как-то грустно, ведь Чуя любил свои волосы и ухаживал за ними, но это место превратило их в какую-то грязную паклю.       Чуя до сих пор не мог прийти в себя после пробуждения.       Это не могло быть обычным сном.       Это всё слишком реально. Он помнил всё в мельчайших подробностях, помнил даже, где в каком коридоре были отклеены обои или изрисованы странными знаками стены.       Но если попытка побега была реальностью, то Чуя сейчас бы так спокойно не сидел на своей койке и не размышлял, пытаясь напрячь все извилины головного мозга. Если бы Чуя и вправду попытался сбежать, то Осаму убил бы его, но перед этим изрядно поиздевался, так чтобы у Чуи напрочь пропало хоть какое-то желание жить и он молил бы о быстрой смерти.       — Ты и вправду почти сбежал, это не было сном, — слышится знакомый спокойный голос, заставляющий Чую вздрогнуть и посмотреть на источник звука. Накахара прищуривается, замечая фигуру Осаму, сидящую на стуле в тёмном углу комнаты.       В голове Чуи начинают мелькать множество противоречивых мыслей.       Почему этот псих не убил его за попытку побега? Ведь он легко мог это сделать, учитывая весь список зверских убийств, совершенных им. Пожалел?       «Игрушка», — в памяти всплывает слово, каким Осаму назвал Чую при деде-каннибале. Наверняка Дазай не убил Накахару только из-за того, что ему нравится морально уничтожать бедного парня, лишая того здравого рассудка понемногу каждый день. И в итоге, когда Осаму наконец надоест эта затянувшаяся игра, он начнёт издеваться над Чуей физически, а затем убьёт так же, как убивал своих жертв.       — Почему ты не убил меня? — с опаской спрашивает Чуя.       — Зачем? Я не псих, чтобы убивать тебя, — спокойно отвечает Осаму. Это спокойствие почему-то не было похоже на ту сдержанность с которой раньше говорил Дазай. Раньше казалось, что если скажешь что-то не то, то эта маска сдержанности треснет, обнажая злость и ненависть. Теперь же интонация Осаму не вызывала у Чуи никакого страха.       Может быть, это затишье перед бурей?       Может быть, Осаму так и начинал свой разговор с жертвами?       — Я видел твоё дело, ты убил множество людей, — говорит Чуя, обхватывая свои колени руками. В комнате холодало или Накахаре так казалось.       — Я убил своих обидчиков. Понимаешь, жить с отчимом, у которого странные сексуальные предпочтения несладко, а ещё когда у него куча таких же дружков вообще тяжко, — говорит Осаму.       Чуя понял, что тот имел в виду. Любой бы понял. Неужели Осаму пережил сексуальное насилие? Об этом не было написано ни слова в его деле. Может быть, Дазай хочет заговорить Чую, заставить того поверить в ложь, чтобы усыпить бдительность? Но слова сказанные Осаму не были похожи на ложь, хотя Дазай тот ещё манипулятор, и возможно хочет попытаться вызвать у Чуи своей речью жалость?       — Они издевались надо мной с самого раннего детства, стоило мне только заговорить. Понимаешь, как мне было тяжело? - даже сейчас голос Осаму на удивление был спокойным, не выражал никаких чувств и эмоций, только лишь холод.       Чуя не понимал, но догадывался. По телевизору иногда рассказывали в передачах о сексуальном насилии в семье. Слушая истории бедных детей, Накахару переполняла ненависть и ему хотелось убить тех подонков, которые совершают такие кощунства.       — Я накапливал злость и ненависть всю свою жизнь. Чем старше я становился, тем извращеннее становились их методы. Я боялся находиться дома, когда матери не было. Отчим, наверное, стыдился матери, поэтому держал всё в тайне, и грозил меня убить, если я заикнусь при ней о всех гадостях, которые он со своими дружками вытворял со мной. Когда мне исполнилось шестнадцать, я был полон ненависти и жажды мести. Убивал я этих подонков по одному. Каждый из них умолял о пощаде, но я медленно отрезал их конечности, чтобы перед смертью эти ублюдки поняли, как больно было мне. Мои руки быстро стали по локоть в крови, но я был несказанно рад этому, ведь я избавил этот мир от этих тварей, которые недостойны жить. Мать моя, узнав обо всём этом, посчитала меня ненормальным, сдала меня в полицию. В ходе расследования меня признали невменяемым, хотя я полностью здоров психически. Наверное, мать постаралась, ведь в противном случае меня ждала смертная казнь, а так я был обречён на вечные попытки вправления мозгов.       Чуя поражался спокойствию Осаму, ведь если бы на месте того оказался он, то взрыва от эмоций нельзя было избежать. Хотя Накахара понимал, что никак не может себя ставить на место Дазая, ведь над ним не вытворяли такие гнусности.       — Но как же… пациенты… ты же и их убил, - произносит Чуя, вспоминая увиденные им трупы по дороге в мастерской блок и рассказы о женихе, ищущем идеальную невесту, который убил все бракованные экземпляры.       — Понимаешь, в этой психушке полно психов, которые желают смерти любому. Нужно было создать устрашающий образ, чтобы те боялись соваться в моё логово, - говорит Осаму.        Чуя сам знал о контингенте, обитающем в стенах лечебницы, он даже прожил в нём несколько дней. Поэтому действия Осаму по запугиванию других пациентов были весьма логичными.        - А ты… ты не похож на этих психов. Когда я увидел тебя, тогда в мастерской, то заметил в твоих глазах страх и боль. Все психи, которые были в моём убежище, смотрели на меня с ненавистью, желанием убить, в их глазах не было ни единого намёка на страх. Ещё я, когда меня вели через коридоры в другую камеру, увидел тебя и запомнил твоё лицо. Ты работал программистом в Меркоф, ведь так?       — Да, но я не знал о том, что они ставят опыты над людьми.       — Я знаю. Ты не похож на них. Ты другой, поэтому я и не убил тебя. Но мне было интересно наблюдать за тобой, как ты переступаешь через себя, поедая человеческое мясо, как ты притворялся спящим, как ты придумывал план побега. Я знал, что ты попытаешься сбежать. Я даже дал тебе это сделать.       — Но почему ты остановил меня?       — У тебя бы всё равно ничего не получилось. Знаешь, стены этого места давят на тебя подсознательно, у тебя начинают случаться провалы в памяти. Ты чувствуешь, что вроде уже был в этом коридоре, но мозг говорит обратное. Ты же испытывал такое?       Чуя вспоминает все ощущения, которые испытывал во время побега. Он всегда помнил дорогу из мастерского блока в малейших подробностях, но когда сам попытался уйти, то мысли путались, и дорога стала похожа на лабиринт.       — Да, я забыл дорогу из мастерского блока.       — Я наблюдал за тобой весь твой путь. Я видел, как ты шёл с опаской, видел, как ты щурился от света.       Чуя всегда чувствовал на себе чей-то взгляд во время попытки побега, но старался себя успокоить тем, что если бы Осаму его заметил, то тот непременно бы его нагнал и затащил в своё логово. Значит Накахаре не казалось, значит он не параноик.       - Если бы не увязавшийся за тобой Фрэнк, то возможно ты бы и смог убежать. Я лишь спас тебя от него, иначе бы он настиг тебя рано или поздно. У него хороший нюх на свежее мясо. И ты бы со своими провалами в памяти не смог бы быстро найти дорогу, а значит угодил в ловушку.       — Ты говоришь всё так, будто бы считаешь себя нормальным человеком.       — Я и есть нормальный.       — Но ты ел человеческое мясо и заставил его есть меня.       — В этом месте из еды осталось только это, поэтому есть человеческое мясо один выход. Иначе смерть.       Чуя понимает, что Осаму прав. Если бы он не питался человеческим мясом, то непременно бы умер в стенах лечебницы от голода.       — И зачем ты мне всё это рассказал? - Чуя до сих пор не понимает весь смысл рассказанного Осаму. Может быть тот устал от одиночества и ему просто захотелось выговориться? Ведь это нормально для нормального человека, но Накахара сомневался в полной нормальности Дазая, хотя тот и убеждал Чую в ней. Всё-таки убить хладнокровно столько человек, пускай те и были последними тварями, сможет только поехавший на голову псих.       — Можешь считать это наградой за прохождение испытания.       — Испытания?       — Я убедился в том, что ты нормальный человек, а не псих. Если хочешь, то можешь уйти отсюда, попытаться найти выход из этой лечебницы, но навряд ли ты это сможешь, её стены погубят тебя, а потом я найду твои останки на кухне у Фрэнка. Выбирай, как тебе поступить?