«I want to be free But I am in cage of my being And we all want our sweets Some sugar in our poison But poison never stops To be a poison You never sleep at night And all your dreams are not right». weloveyouwinona — stop looking around «Я хочу свободы, Но моя жизнь — клетка. Мы все хотим радости И подслащиваем свой яд. Но яд всегда Будет ядом. Ночью ты никогда не спишь, И все твои сны неправильны».
«Нужна ли тебе свобода за стенами лечебницы?» Слова эхом раздаются в голове Чуи, ударяя по мозгам, заставляя задуматься над эти вопросом. Нужна ли ему свобода? Чуя ловит себя на страшной мысли, что всё время искал оружие не для того, чтобы повысить шансы своего побега с лечебницы, а для того, чтобы убить (или хотя бы попытаться) всех обидчиков, которые встретятся ему на пути. Именно убить, не защититься от них, если вдруг его зажмут в тупике. Убить. Не воткнув просто нож в живот или в область сердца. Убивать медленно, наслаждаясь криками жертвы, лежащей под ним. Психи же ещё умеют кричать от боли? Вообще, они ещё ощущают что-нибудь или все чувства напрочь отбиты действием сильных препаратов, которыми их напичкали? Как раз можно будет проверить, провести очередной, только вот уже смертельный эксперимент над пациентами. Чуя монстр. Потенциальный убийца. Он сходит с ума медленно, мучительно, впадая всё больше в своё персональное безумие. Он стал почти такой, как и пациенты, бродящие по тёмным коридорам лечебницы в поисках новой жертвы, чтобы выместить всю несправедливость этого мира к ним на заблудшей душе. Только между ними и Чуей было огромное отличие: им вкалывали долгое время препараты для повышения агрессии, уродовали их тела. Чуя же сам по себе стал агрессивным без препаратов, просто обшарпанные стены лечебницы задавили в нём всё человеческое существо, превратив в подобие большинства своих обитателей. Чуя скалится, чуть ли не заливается громким истеричным смехом, рассматривая уже несколько минут заточку, как сумасшедший. Почему как? Он и есть сумасшедший. Осаму же смотрит на него с каким-то пониманием и сожалением, и Чуе хочется выколоть тому глаза, чтобы перестал так на него смотреть. Не надо жалости. Не надо понимания. Чуя же сильный. Он стал сильным. Ведь так? Чуя не уверен. — Спасибо, — голос Чуи чуть ли не срывается на крик, произнося в очередной раз слово, которое наполнено человечностью. От этого «спасибо» Осаму кажется аж вздрагивает, наверное, он уже жалеет о своей подачке. Но Чуя ни за что не отдаст заветную заточку, если Дазай попытается её забрать. Будет драться насмерть. Но Осаму сидит так же не подвижно, только сменяет свой взгляд на нейтральный. Ему наверняка плевать. Чуя не выколет глаза Осаму только из-за милости того, а так бы выколол, не подумав даже и не пожалев бы. Накахаре хотелось спустить свою накопившуюся агрессию хоть на ком-то. Нужно было уйти, чтобы случайно не пырнуть Осаму его же заточкой. Накахара тихо встаёт из-за подобия стола и направляется к выходу из главной комнаты мастерского блока, нужно найти жертву сброса агрессии или же попытаться сбежать из лечебницы. Чуя сам не знает чего он хочет больше.***
В этот раз Чуя довольно уверенно идёт по тёмным коридорам лечебницы. Он помнит дорогу, все повороты, все закоулки. Все малейшие подробности. Чуя чувствовал себя так, словно у него была амнезия, а теперь кусочки воспоминаний вставали на свои места. Теперь лечебница его приняла, не отторгает и не пытается выплюнуть в клоаку. Он стал полноценной её частью, сросся со всей болью и страхом. И сам стал воплощением боли. Чуя сжимает заточку в руке практически до побеления костяшек, ему кажется, что если он ослабит хоть на немного хватку, то та исчезнет, словно её и не было, и Накахара останется совсем беззащитный в темноте коридоров. Лечебница снова его выплюнет, как не прошедшего испытание. В коридорах тихо, ни единого шороха. Неужели уже все пациенты мертвы и пережарены на кухне у каннибала? Может оно и лучше, так проще будет пройти. Но другая часть Чуи желала, чтобы из-за угла вышел какой-то пациент, и тогда бы Накахара опробовал на нём своё новое приобретение, распоров тому брюхо, обнажив все органы во всей красе. Уверенность с каждой секундой медленно угасает. Почему нет пациентов? Чуя прошёл долгий путь, обошёл множество коридоров, но так и не встретил ни одной живой души. Чуя вспоминает свою жизнь в кругу пациентов. Обычно все прятались по палатам, шкафам, если неподалёку был опасный разъярённый пациент, из самого охраняемого блока. Такие пациенты были без препаратов довольно агрессивны, а медикаменты превратили их в машины для убийств. — А вот и ты… — внезапно слышится над ухом Накахары. Он оборачивается и видит перед собой Фрэнка с циркулярной пилой. Как он мог его не заметить? Чёрт. — Мой лакомый кусочек. Остатки уверенности Чуи пропадают в один момент. У него больше нет желания расквитаться с Фрэнком. Совершенно нет. Есть только желание выжить любой ценой. «Нужно бежать», — только эта мысль в голове Чуи, когда он, спотыкаясь, пытается увернуться от разрезающей воздух циркулярной пилы. Бежать. Без оглядки. Слышится металлический звук удара о пол. Заточка падает. Плевать на неё, всё равно толка от неё совершенно никакого. Чуя слишком слаб, чтобы использовать её по назначению. Лечебница не приняла его, это была лишь иллюзия. Фрэнк не отстаёт, практически догоняет. Звук циркулярной пилы слышен прямо над ухом Чуи. Ещё немного и лечебница точно выплюнет Чую, хорошенько пережевав, превратив в вязкую кашу из крови и органов. Чуя в тупике, как досадно, каннибал же медленно подходит к нему, размахивая пилой. Накахара сползает по стене на пол, обхватив себя за ноги руками. Вот и конец всем мучениям. В глубине душе Чуя даже рад такому исходу событий, наконец-то прекратится это безумие. Смерть — освобождение от всех бед и напастей. Ведь так? — Фрэнк, — слышится знакомый голос Осаму. Каннибал останавливается, а Чуя ещё сильнее забивается в угол. Всё его тело начинает лихорадочно дрожать. Ему страшно. Очень. Он слишком слаб. — Ты плохо следишь за своей собачкой, — выплёвывает Фрэнк, выключая циркулярную пилу. Но Чуе ещё долго кажется, что та ещё работает. — А его запах настолько пленительный, что я просто не смог устоять. — Фрэнк, отойди от него. Я обещаю, что это в последний раз, когда мой зверёк потревожит тебя. Если это случится, то ты непременно его зажаришь. Чуе всё равно на то, как называет его Осаму. Совершенно всё равно. Мысли напрочь теряются, а в голове только шум циркулярной пилы. — Буду надеяться, что это случится, — Фрэнк скалится, но медленно отходит от Чуи.***
Когда Фрэнк пропадет в темноте коридоров, Осаму подходит к сидящему в углу Чуе и садится на корточки перед ним. Всё тело парня лихорадочно дрожит, а щёки блестят. Он плачет? В темноте плохо видно. Видимо, Осаму ошибся, дав Накахаре заточку. Чуя слишком сломлен, чтобы справиться с давлением лечебницы и сбежать самостоятельно. А в её стенах он попросту сгниёт. Ну и пусть. Осаму всё равно. Ему всегда было плевать на других людей, потому что тем было совершенно насрать на него. Даже его матери была безразлична его судьба и боль. Когда он рассказывал о причине совершённых убийств, она не поверила, посчитала это выдумкой. Она верила сдохнувшим ублюдкам, но не собственному сыну. Осаму было совершенно плевать на Чую, но всё же он пошёл за ним, чтобы в любой момент спасти от смерти. Почему? Осаму и сам не знал. Наверное из-за жалости. — Я слаб, — тихо произносит Чуя, обхватывая себя крепче руками. — Я слаб, — уже громче. — Да, ты слаб, — спокойно произносит Осаму. Он не привык врать. — Я слаб! — кричит надрывно Чуя, а затем откашливается и поднимает свои полные страха глаза. — Не кричи, — шикает Осаму. — Ты можешь привлечь Фрэнка снова. «Не привлечёт», — мелькает в голове Осаму. Фрэнк не решится подойти к Чуе, пока рядом с ним находится Дазай, потому что боится за собственную шкуру. А Осаму просто не мог терпеть пустые крики. — И пусть, пусть он меня лучше убьёт. Я не хочу так, я устал! — истерично говорит Чуя. — Я что, тебя зря спасал? — Я не хочу так жить! Не хочу! — Да заткнись ты уже. — Я хочу умереть! Осаму берёт подбородок Чуи, заставляя посмотреть прямо в глаза. — Если ты ещё раз скажешь, что хочешь умереть, то я лично прикончу тебя тут. — Я хочу умереть. Осаму уже хочет было замахнуться для удара, но затем опускает руку с заточкой. Он никогда не убивал невинных. Чуя ни в чём не виноват, он не виноват в том, что не смог пройти испытание лечебницы. — Убей меня, прошу, — шепчет Чуя. Осаму смотрит несколько секунд в глаза Накахары, а затем стремительно сокращает расстояние между ними, впиваясь в чужие губы. Когда-то Дазай читал, что поцелуи могут успокоить. Чуя на удивление сразу же отвечает на поцелуй, не как в первый раз. Накахара сам кладёт руки на шею Осаму, притягивая к себе, заставляя углубить поцелуй. Неужели всё это время Чуе не хватало ласки? Но Осаму не тот, кто будет давать её. Он не привык. Да и слишком много подачек он дал Чуе за этот день. Осаму стремительно отстраняется и произносит: — Успокоился? Чуя кивает головой, его тело ещё немного дрожит.