Personal madness

      Язык Осаму скользит в рот Чуи, встречаясь с чужим языком. Накахара протяжно стонет сквозь поцелуй, плотнее прижимаясь к телу Дазая, словно пытаясь впитать всё оставшееся тепло, слиться с ним воедино.       Чуе это нужно.       Дазай это даёт.       И Чуя несказанно благодарен ему за это.       Осаму тёплый, мягкий, такой приятный и контрастирующий со всей ужасающей обстановкой лечебницы. Живой. И вправду живой, обнимающий Чую так крепко, жарко, что Накахара просто тонет в его объятиях, лишь крепче хватается за шею, плечи, спину подрагивающими пальцами… За что успеет, где рука задержится.       Чуя ощущает себя в каком-то забвении, западне, безумии. Персональном безумии. Оно разгорается так жарко в грудной клетке, и плавно двигается к низу живота, оседая приятной тяжестью и желанием.       Чуя желает Осаму.       Полностью.        Без остатка.       Желает его прикосновений. Таких мягких, тёплых, чудесных.       Накахара даже не задумывается, почему его организм так резко реагирует на обычные поцелуи. Наверное, всё из-за долгого отсутствия сексуального удовлетворения. Организм Чуи просто сдаёт, а кожа кажется горит от возрастающего с каждой секундой желания.       Осаму тихий. Совершенно не издаёт не звука. Но его руки, изучающие каждый миллиметр горячей кожи под верхом больничной робы Чуи, словно магические и такие нужные самому Накахаре. Чуе нравится, что его трогают ласково, нежно, аккуратно, словно боясь разбить. Но когда слегка грубые подушечки пальцев Осаму касаются затвердевших и чувствительных сосков Чуи, тому кажется, что он ломается, разбивается на мелкие осколки, которые крошатся в пыль. Накахара стонет, хнычет сквозь поцелуй, он желает большего. Ему недостаточно обычных прикосновений к коже.       И Осаму словно читает его мысли. Рука Дазая опускается на довольно значительную выпуклость штанов Накахары и слегка сжимает. Чуя чуть ли не давится воздухом, протяжно простанывая и понимая, что сейчас ведёт себя совершенно, как девственник. Вот во что выливается долгое отсутствие удовлетворения сексуальных потребностей. Хотя, Чуе было просто не до этого. Но сейчас ему несказанно повезло.       Осаму аккуратно стаскивает штаны Накахары, освобождая изнывающий член того. И Чуя снова томно выдыхает, когда ощущается очередное касание на своей возбуждённой плоти. Осаму осторожный, аккуратный, такой, какой и нужен Накахаре.       Идеальный.       Чуя хочет просто кончить.       Он желает расслабиться хоть ненадолго, забыть обо всем на несколько сладостных минут оргазма, улететь в другой мир, где нет всего этого ужаса. Чуя устал, выдохся. Ему нужна передышка, пускай и слишком короткая.       Осаму обводит большим пальцем налившуюся головку, и Чуя выгибается, сжимая пальцами старые простыни, упираясь в металлическое изголовье койки.       Дазай начинает двигать своей рукой по члену Накахары, и Чуя чувствует, что ещё немного и он кончит. Так быстро. Он надеялся на большее. Несколько движений руки Осаму, и Чуя кончает. Тело Накахары ещё несколько секунд подрагивает.       Забыться не получилось.       Когда Накахара отходит от оргазма, то понимает, что поступил слишком эгоистично по отношению к Осаму, который дал ему всё, что ему было необходимо. А Накахара совершенно не дал отдачи, зациклившись лишь на своём удовлетворении.       Чуя хочет исправить.       Немедленно.       Чуя приподнимается, тянется к паховой области Дазая, но тот ловит его руку и крепко сжимает, практически до боли.       — Не надо, — ледяным тоном произносит Осаму. И слова звучат так холодно и отстранёно, словно несколько минут назад между ним и Чуей ничего не было. Дазай разжимает руку, приподнимается с кровати и идёт к двери, а затем выходит в мастерскую.       Чуя ничего не произносит.       Больше сон совершенно не шёл то ли из-за холода, то ли из-за роя беспорядочный мыслей в голове.

***

      — Мне не нравится секс и все его проявления, — говорит Осаму, когда возвращается в комнату. Чуя аж вздрагивает, сидя на кровати, не из-за холода, а из-за неожиданности сказанной фразы.       — Я всё понимаю.       — Это связано с тем, что в детстве мне пришлось слишком туго, — сдавленно произносит Осаму. И теперь Чуя полностью осознаёт, почему Осаму так повёл себя прошлой ночью. Дело всё в психологической травме, полученной вследствие многократного насилия в детстве.       Чуя просто дурак.       Совершенно забыл об этом и полез со своей «помощью».       Полное ничтожество.       Осаму проходит вглубь комнаты и садится рядом с Чуей на койке.       — Прости, — тихо говорит Накахара.       — Ничего, всё в порядке, — произносит Осаму, кладя руку на спину Чуи и обнимая.       Накахаре стало теплее, но порядок совершенно не наступил.       Всё в полном хаосе.       За окном кажется начинает идти снег.       Ноябрь наступил как-то неожиданно.