Так как чёртовых 3.30 ночи а я очень хотел дописать, мы с беточкой пока не приводили главу в порядок. Днём или вечером обязательно вычитаем и поправим угловатости. Если заметили ошибки конечно yw и аригато~!
Кирью резко проснулся. Мрачный серый свет пронизывал комнату так, как обычно бывало ранним утром. Верхняя часть его лица — та, которая не была под защитой барьера двойного одеяла — замёрзла. Он не понимал, где он был, или сколько времени было, и что-то ощущалось неправильным, но он не мог вспомнить, что. У него бывали утра и похуже. Кирью попытался двинуться, но наткнулся спиной на тёплое тело под одеялом, и в ту же секунду момент приобрёл напряжённую хрупкость тонкого стекла. Физические воспоминания о вчерашней схватке нахлынули, взводя все его чувства одновременно, конкурируя между собой за первенство — язык Маджимы, атакующий его челюсть, Маджима, наклонившийся над ним, источающий жару из груди, запах их дыхания между друг другом, последствия... Кирью сделал тяжёлый судорожный вздох, прерывая возобновившийся интерес, смутно обеспокоенный, что интерес до сих пор был. Не могло быть, он наверняка неправильно себя понял. Насколько возможно тихо, переживая очень громкую внутреннюю битву, Кирью рискнул оглянуться. Одеяла поднимались и опускались вместе с дыханием тела, горсть волос расстилалась по подушке, как пятно от чернил. Лоб, ненахмуренный и безмятежный во сне. Это было... мило. Этого было достаточно, чтобы его тело содрогнулось и отпрянуло. Он выскользнул из-под одеял, хватая свою сумку, и слетел по лестнице в душевую. Что хорошо было в горячем душе, так это то, что он не мог осудить его за то, что он переспал с друго-врагом, он просто непредвзято насмехался над ним. Его разум был готов доделать остальное. Он оживлённо тряхнул головой и решил начать день с бега — точнее, с тренировок. Которые включали бег. Он действительно мог бы пойти куда-то в знакомую обстановку, где всё не было внезапно слишком сложным. Когда Кирью сдвинул дверь душевой, чтобы выйти, его выход блокировал стоящий там Маджима. Он не вздрогнул, но его внутренности перевернулись на 360, вызывая тошноту. Или, может, на все 540, потому что он чувствовал, что этот переворот не вернулся должным образом в нужное положение. Исходящий из душевой пар тревожно окутывал их. Глаз Маджимы был сонным и полуприкрытым. — Утра, — прозевал он. Засосы и укусы покрывали его оголённую шею и плечи. Засосы и укусы, которые оставил Кирью. Кирью напряжённо покивал и отступил в сторону, чтобы пропустить его, когда стало очевидным, что Маджима не собирается двигаться, и Маджима сонно проследовал внутрь комнаты, спотыкаясь. Кирью помедлил в дверном проходе, раздумывая о том, что единственной вещью, которая сохраняла его приличный вид, было его полотенце. — Без ваааанны? — проскулил он, усаживаясь на край ванны. Его штаны были всё ещё расстёгнуты, открывая соблазнительный V-образный участок его кожи и волос; концы ремня тяжело свисали вдоль его бёдер. Кирью опасался, что он попытается что-нибудь. Или скажет что-нибудь. О том, что произошло. Потому что Кирью определённо не сказал бы. — А... Я не принимал, — сказал Кирью с сожалеющим тоном. Он нахмурился на себя. — Принимаешь ванны по утрам? — Ты нет? Нет времени вечером. Самый пик рабочих часов. — Ну, в целом, я обычно не принимаю ванны. Маджима бросил на него раздражённый взгляд. — Ты действительно трагичный парень, — он включил воду на полную мощность, и выставил температуру около той, которая отлично бы подошла для варки картофеля, и выскользнул из штанов. Кирью украдкой бросил ещё один взгляд на края татуировки Маджимы — круглые завихрения облаков и нежные цветочные лепестки — прежде чем оторвал себя и ушёл одеваться. Кирью был расстроен узнать, что прошлая ночь не сняла напряжения, которое он ощущал рядом с Маджимой. Если что-то и произошло, то теперь он чувствовал ещё больше вместо того, чтобы это выдворилось из его системы и разрешилось. Он надел спортивные вещи и вышел из дома. Кирью пустил свои размышления по течению, пока бежал, комфортный от лёгкой пластики своего тела. Это было то самое время утром, когда дети шли в школу. Бесконечный поток школьников и школьниц средней школы теснились вместе с небольшие группы, перемещаясь вдоль дороги перед железнодорожной станцией. Некоторые из них хихикали, когда он миновал их. Его разум приплыл к прошлой ночи, вытаскивая её из аутопсии. Он наслаждался собой, пока они не перешли к чему-то физическому — Кирью тряхнул головой в попытке оттолкнуть воспоминания — скорее, отодвинуть к тому моменту, когда им пришлось обороняться от этих бандюков в баре. Это был тот момент, когда его кровь вскипала. Они хорошо справлялись вместе, когда были спиной к спине, нежели лицом к лицу. Настолько хорошо, что сработались до того, к чему пришло позже. В любом случае... Дело было в том, что, если бы они не сражались, они могли бы пережить прошедшую ночь невредимыми. Это был не первый раз, когда Кирью посещали подобные мысли о Маджиме, но такой контекст был новым и катастрофическим. Инцидент прошлой ночи наверняка был схож с тем, чего бы Маджима ни хотел; и чем меньше Кирью знал, тем было лучше. Шимано Футоши был особенно гневным человеком без чести и, если его внимание хоть как-то задело твоё неудачное направление, ты расплатишься. Причиной вывести Шимано из себя было лишь беспокоить его чаще, чем нужно, что имело последствие стравить на помеху Маджиму. Каким-то образом, Кирью пришёл к этому факту своими силами. Но он уже был враждебен с Доджимой и с одержимостью Маджимы, что это казалось прецедентом, когда три патриарха, не менее, одновременно направляли на него оружие — из его собственного клана. Ему приходилось работать над тем, чтобы минимизировать это количество. С этим временем, наконец, наедине с собой впервые за долгое время, без чувства долга в любом направлении, Кирью остановился и пытался подумать. Куда он хотел направиться? Если он вернётся, Маджима может быть всё ещё там. Они могли бы... Его живот заурчал. Кирью никогда не был более рад быть варварски голодным. Он развернулся назад к раменной, мимо которой пробегал, и войдя, почувствовал, что занимал больше половины пространства, просто находясь там. На другом конце стойки сидели два клиента, уже погружённые в свои чашки. — Я слышала, творилось настоящее безумие возле Юогавы вчера. — О, да? — Бандитские разборки, — беспечно болтали две женщины, поглощая рамен, — Мой друг сказал, что видел, как эти два парня порешали целую шайку. — Жуткие времена. — Хотела бы я это видеть. Подсчёты. Кирью держал голову опущенной и наслаждался горячим жжением бульона во рту. Не думая о том, не думая об этом. Просто рамен. — Ты не слышала этого от меня, я знаю девушку, которая знает парня. Говорит, что нам стоит держаться подальше от реки на время, просто на всякий случай. Имею в виду, что одно это событие уже достаточно спровоцировало фургон с сигналкой в округе, но самое худшее впереди. Кирью громко хлебал свою лапшу, пытаясь приглушить звук. Но и рамен был достаточно отменным. — ... Этот парень там похоже действительно наслаждается лапшой, — сказала одна из них после паузы. Она не ошибалась.※ ※ ※
После тренировки на ближайшей площадке в парке и достаточно напраздношатавшись, привлекая взволнованные взгляды невинных посетителей парка, Кирью осознал, что не может оттягивать своё возвращение ещё дольше. Он собрал себя и направился к убежищу. Когда он открыл дверь, его встретил тихий дом. Кирью отпраздновал это, приняв второй душ, приведя в порядок свой футон и наполнив холодильник пивом и снеками и оставив телевизор просто ради заднего фона всё это время, просто потому что мог себе позволить. Это было хорошее время. Расти в приюте подразумевало всегда ограниченные ресурсы и он никогда не прибегал к излишествам в жизни якудза. Нишики неплохо справлялся, тем не менее. Он отдалённо подумал, что Нишики засмеёт его за его приземлённые наслаждения. Маджима тоже, вероятно. Разница между ними двумя была в том, что он не ощущал необходимость доказать превосходство себя над Нишики. Они выросли вместе, они были братьями, но Кирью инстинктивно чувствовал, что он был хозяином положения во многих аспектах сейчас, и потому сдерживал себя. Маджима, всё же. Он всё время провоцировал его, выскакивая практически сразу в момент его попытки передохнуть, как выносливый охотник, преследующий жертву, ждущий, всегда наблюдающий. Было нелепо признавать, что они были на одной стороне, и он не сделал ничего, исключая малое неповиновение ему раз или два, но. Он всегда чувствовал энтузиазм принять вызов, который тот ставил перед ним. Было ли это очередным вызовом? Но Кирью сделал первый шаг. А он — нет, снова. Он и не должен был. Как только он пытался думать как именно он не должен был, его сосредоточенность начала испаряться, как разлитая ртуть. Кирью посмотрел на часы после всего, что он сказал и сделал, и заметил, что время было удручающе близко к полудню. Тишина обволакивала его, как одеяло. Как колючее шерстяное одеяло. Он погрузил руки в карманы пиджака и ощутил острый край чего-то, вытащив визитку. Верно, ресторан. Вроде бы он был как раз у реки. Где-то рядом, где они были прошлой ночью, и где случились все эти «бандитские разборки». Он, скорее всего, будет в порядке. Он бродил по окрестностям в поисках поезда, пока не встретился с охранником, любезно направившимся в его сторону, и затем направился к Юогаве. Место казалось более укрощённым в дневном свете, как древний монстр в спячке. Киото был нагружен историей, в то время, как Токио — нет; блеск современных зданий больше выглядел как поддержание внешнего вида, и никак не скрывал духа места, где боги всё ещё дышали. Он брёл вдоль частично заполненной магазинной галереи, которая разветвлялась в более мелкие и ещё более мелкие тропинки, наслаждаясь ощущением нового и неизведанного. Прошло много времени с момента, когда это чувство его посещало. Камуро-чо был расползшимся и он мог прогуливаться по улицам вслепую и пьяным, и добирался туда, куда нужно было. Это было тем местом, где ему нужно было быть ради Казамы, и где он будет до конца дней, пока не перестанет быть нужным. Но напоминание того, что мир гораздо больше, чем он ощущал, было... приятным. Он нашёл ресторан чуть ниже основной ветви дороги. Ворон каркнул наверху, когда Кирью заглянул в одно из окон заведения — выглядело как корейское барбекью. То, что он мог увидеть, было мрачным и тихим, полуденно-ланчевым или чем-то таким. Довольно об этом, тогда уж. Всё же, Кирью был экспертом в брожении по округе и тратой времени. Он вернулся к исследованию, когда тихий бедствующий звук заставил его остановиться. Он был еле слышным и отдалённым, но он сосредоточился на нём, как ищейка, обследуя укромные углы вблизи и вдалеке среди бизнес-центров. Он наклонился к потёртой решётке канализации и обнаружил беспомощно мяукающего котёнка, достаточно маленького, чтобы провалиться в большие проёмы между прутьями. Дальше по улице он заметил взрослого кота, ссутулившись выглядывающего из-за угла и проделывающим крайне фатальные успехи в скрытности, с предостережённым намерением животного, скованного между двумя инстинктами. — Я достану его для тебя, — уверил он маму. Кирью пришлось лечь на землю, чтобы дотянуться, испачкав костюм, но ему удалось просунуть руку, чтобы ухватить его тощую тушку. Он стряхнул грязь с шерсти со спокойствием, пока он мяукал. Он подумал, как было бы хорошо, если бы животные могли говорить, когда ты пытаешься помочь им, но приходилось жить с идеей, что они, вероятно, думали, что могли бы погибнуть в подобных ситуациях. Учитывая его опыт помощи гражданам, он находил, что то же самое относится и к некоторым людям тоже. — Ну что ж, — сказал он, опуская котёнка на землю и указывая на его маму. Он побрёл прочь с хвостом вверх, и они пропали за углом. Кирью кивнул в удовлетворении самому себе. Иногда в жизни приходилось быть котёнком, а жизнь была канализацией. Время от времени, всем нужна была рука помощи, чтобы снова подняться. Он завершающе посмотрел на небо. Сразу после он также увидел пожилую женщину, прильнувшую к окну на втором этаже здания с зажатым мундштуком между пальцев. Она не делала попыток говорить, как и не прерывала контакт взглядов. Что-то в её позе и сдержанности, пока она пускала облака дыма вдоль грязной аллеи, производило царственное впечатление даже в такой обстановке. Она указала вниз и Кирью огляделся в поисках двери; когда он встрепенулся в поисках женщины, она уже пропала из окна. Выбор был за ним, в таком случае — он мог просто уйти, продолжая шататься наедине со своими мыслями, проматывая время. Залечь на дно, как ему и было положено. Или он мог узнать, к чему это вело. Кирью начинал придерживаться мысли, что любопытство было его величайшим пороком. Он осторожно открыл дверь, и его нос моментально встретил резкий травяной запах. Интерьер выглядел, как подсобка аптеки с растениями, свисающими со стен и потолка, и бесконечными рядами безымянных склянок, но определённо с чрезвычайно живыми листьями. Всё в доме казалось слишком деликатным, чтобы уместить такого человека, как он, и потому он осторожно ступил внутрь, ощущая, будто инициирует землетрясение. — Не каждый день увидишь прекрасного мужчину, ныряющего в канализацию за какой-то глупой зверушкой, — начальственный голос произнёс над ним. Лакированная деревянная лестница вела на второй этаж, где стояла пожилая женщина, её седые волосы были собраны в большой узел, её кожа была обветренной и опятнанной солнцем. — Ты кажешься сильным, сынок. Думаю, ты мог бы помочь старой женщине перенести немного коробок? Я дам тебе чего-нибудь сладкого. Наконец, привычная атмосфера. — Я не против помочь. Хоть мне и не нужно сладкого, — серьёзно ответил он. — Чепуха. Если ты выйдешь наружу и пройдёшь в склад, найдёшь несколько коробок — мне нужно погрузить их в грузовик снаружи выхода. Кирью вприпрыжку перешёл к действию. Он вышел к фронтону магазина, и большой мужчина у стойки резко напрягся. — Наёмная помощь! — последовал впечатляющий и очевидно опытный крик пожилой женщины. Мужчина бросил на Кирью подозревающий взгляд, затем со вздохом сдался и хлопнул массивной рукой по двери справа. Кирью перешагнул через кошачью миску и осмотрел две дюжины или около того коробок, которые ему нужно было перенести, и приступил к работе. По завершении, Кирью сел напротив леди, попивая чай, что она сделала ему в благодарность. — Ты не из этих мест, верно? — она не спрашивала слишком много, как ей хотелось бы. — Просто проходил мимо, — туманно ответил он, отпивая чай. Резкий вкус настиг его язык, как если бы он его прикусил. Он скривил лицо. — Полезно для твоих мышц, поможет им быть в идеальном состоянии. Пока ты тренируешься при этом тоже, конечно. Кирью подумал, что это была своего рода тренировка, в таком случае. — Если ты заинтересован, у меня будет больше подобных поставок через пару дней. Я не могу заплатить слишком много сейчас, но я отправлю тебя домой с хорошей едой и тёплой одеждой. Он улыбнулся, не смотря на то, что терпкий вкус чая отдавал горечью на языке, пока он глотал. Ему стоило бы остановиться, но это было бы невежливо. — Мне правда не нужно никакой оплаты. Но если вам нужна помощь, я могу помочь. — Ну что за хороший парень, — она похлопала его по руке, прежде чем подняться. Она ушла вглубь комнаты и вернулась с шарфом и загадочной банкой из маленького холодильника. — Немного огурчиков на дорожку. Полезно для пищеварения, особенно если есть их с ячменём. Кирью подумал про себя, что мог бы обойтись и просто ячменём, но он не мог отказываться от подарка. Если он собирался вернуться — а он собирался, потому что проводить целый день дома в ожидании Маджимы было определённо наибыстрейшим путём к безумию — он не мог забывать свои манеры. — Я Кирью Казума, если что. Извините, что не представился ранее, — он поклонился у двери. — Кавано Хироко. Очень приятно, — сказала она; она не улыбнулась, но у него было ощущение, что он прошёл своего рода этот тест, в любом случае, что принесло чувство глубокого удовлетворения. Она помахала ему после того, как он попрощался.※ ※ ※
Кирью заблудился практически сразу, как сошёл с поезда. Даже запоминание Камуро-чо заняло много времени, но, в конечном счёте, после множества неудачных попыток, он выстроил безошибочную внутреннюю карту. Так что ему просто нужно было таким же способом выстроить карту Киото. В своих скитаниях он набрёл на продуктовый магазин и решил воспользоваться возможностью отплатить Маджиме за ужины, в количестве которых его обгонял. Загруженный продуктами, он бродил по улицам, пока молодая женщина на велосипеде не нагнала его и не спросила, нужно ли ему подсказать путь. После того, как он описал дом и окружение, она проводила его и он остался в некотором смущении. Солнце сияло блестящими оранжевыми и розовыми оттенками, когда он вошёл в убежище с настроением готовить. Он не был мастерским поваром, но его умений было достаточно, чтобы самостоятельно обеспечивать себя едой, что было необходимостью для облегчения его жизни. Даже с дня появления в офисе Доджимы, он был в самой последней машине всего состава американских горок своей жизни. Просто пассажир по своим обстоятельствам. Когда рыба в мини-духовке начала шипеть, дверь со скрипом открылась, и сердце Кирью подпрыгнуло с предчувствием, абсолютно против его воли и пробивая тонкую оболочку контроля, которым он пытался окружить себя. — Сладкий я дооооома, — голос Маджимы раздался из коридора в приторно-слащавой пародии нормального приветствия. — ... добро пожаловать домой, — Кирью осознал, что было тем, что он не говорил на протяжении достаточно долгого времени. Это то, что он сказал Маджиме сейчас, лишь добавив ещё один слой грандиозной шутки над его «залечь на дно» миссии. — Ох вау ох вау что это так хорошо пахнет что ЭТО, — он слышал, как Маджима поторопился сбросить обувь и топал по полу в волнении, пока не оказался позади него, заинтересованно вглядываясь то слева, то справа, как пиздюк в зоопарке. — У меня было время. Просто ужин, ничего прихотливого, — он продолжал собирать себя в кучу под видом деятельности, даже не смотря на то, что это не требовало такого особенного внимания. Он лишь купил всё это, чтобы дать фору Маджиме, но на деле это выглядело, будто он выделывался. И почему он это делал? Маджима издал тонкий звук, который брал начало где-то изнутри и вышел в насмешливом возмущении. — Притворная скромность не мило, тут целый шедевр! — Это скумбрия с тыквой и огурчиками и ячмень. Простая, сблансированная еда. Подбородок Маджимы упёрся в его левое плечо; Кирью не вздрогнул и не посмотрел на него, но его тело напряглось от близости, моментально покрываясь по́том в неконтролируемой ответной реакции, искажённой тем, что недавно произошло. — Кирью-чан, тебе не стоило, — он улыбался, звуча настолько искренне взволнованно, что Кирью захотелось улыбнуться тоже. Вместо этого, Кирью уклонился от чувства. Маджима был за его спиной, и ему стоило бы опасаться засады. Одна опрометчивая связь, и внезапно он не был готов к битве. Если это было тем, что Маджима планировал всё это время, Кирью был под угрозой умереть здесь и сейчас. Но, тем не менее, он был хорош в том, чтобы не проявлять всех этих рискованных помыслов. — Я лишь отплачиваю тебе тем же. Ты тоже приносил мне еду. — Вот как ты ведёшь дела? Ты мне, я тебе, и мы все разбредаемся домой довольными. Кирью нахмурился. Были ли это лишь его мысли, или что-то в этом заключении казалось немного... Прежде чем он мог ответить, Маджима удалился и развалился по татами. Убедившись в безопасности дистанции, Кирью обернулся, наблюдая, как он выволок сумку из ниоткуда и свалил на стол без объяснений. — Что это? — Стафф на вечер. Чё хочешь посмотреть? — Маджима разложил свою добычу с цветущим энтузиазмом, видеокассеты с грохотом хаотично рассыпались по столу. Кирью оставил кухню, чтобы проинспектировать это с малой долей тревоги — определённо, он же не мог попытаться предложить смотреть ему видео 18+ или что-то такое... нет, он определённо мог бы. Это, конечно, были пиратки, но, к его облегчению, это были фильмы, которые ещё не вышли из проката и несколько импортных голливудских вещей. — Вполне здравый выбор, нежели я мог ожидать. Маджима заигрывающе опёрся лицом на сложенные руки: — Ох, правда? А ты думал, что я ещё собираюсь смотреть поздно вечером? — его тон был невинным, но третирующим, как будто это была та первая ночь, когда Кирью пытался выудить его намерения. Кирью мог распознать наживку, когда видел её. Вместо этого, он поднял одну из кассет. — О, новый из Стивена Спиннинга. — Ты по динозаврам? — На деле, у меня нет особого мнения о динозаврах. — Охуитительное заявление. — Сталкивался с этим парнем некоторое время тому назад, кстати. — Да, конечно, выбирай что-то ещё, — Маджима шумел кассетами, перемешивая их, как плитки маджонга, как будто это могло помочь ему определиться. Они остановились на «Cretaceous Place»* после жарких дебатов о заявлении Кирью. Они не сервировали стол, к слову, поэтому Кирью просто принёс казаны и кастрюли, составив их на стол в подобии какой-то обществвенной столовой. Жареная скумбрия на фольге, нарезанная кубиками японская тыква была всё ещё в казане, огурцы сбоку и ячмень из пароварки. Подобный бардак, даже поданный как презентабельный холостяцкий шик, всё ещё выглядел, будто он показушничал. Он не привык к повторным предположениям в отношении себя, и не понимал, что происходило. Маджима не придавал никакого значения ни одной из тихих битв внутри Кирью, когда приступил к рыбе с довольным вздохом. — Скрывал такое от меня все эти годы. Ты станешь хорошей жёнушкой однажды, — подколол он, стремительно закидывая в себя ячмень. — Ну, не то чтобы у нас было много шансов на посиделки. Кто знает, может, ты своего рода шеф-повар. — Это вызов? — серьёзный тон Маджимы был повергнут набитыми щеками. Кирью ухмыльнулся. Ему не стоило волноваться, когда Маджима мог распознать челлендж за милю. — Может быть. Маджима проглотил еду, изучая лицо Кирью с внезапной интенсивностью. — Интересно, — ответил он с оттенком удовлетворения. В Кирью было что-то дрейфующее, пока они смотрели кино, ели, пили, комфорт заполнил его полностью. Они, казалось, возвращались к — что бы ни было их «нормой». Он действительно волновался на пустом месте, потому что, по-видимому, они оба пришли к одному и тому же выводу на счёт прошлой ночи. Никогда, никогда не говорить об этом. Это был лакомый боезапас, которым, как он ожидал, Маджима должен был выбить дверь в атаке на него, но, если Маджима не давил на него сейчас, то, определённо, у них не было претензий друг к другу. Это было идеальной ситуацией. Тем временем фильм на заднем фоне наполнялся человеческими жертвами. — Мы могли бы вероятно разобраться с ними, — комментировал Кирью, опираясь на руки и откидываясь назад. — Они не кажутся настолько жёсткими. — Йа-ха-ха! Звучит, будто ты наконец готов повеселиться. Давай позвоним твоему «классному приятелю» Спиннингу, чтобы он закинул нас в сиквел. Кирью с негодованием среагировал на издевательский тон Маджимы. — Зачем мне врать об этом. Я мог бы остаться работать с ним в 80-х, и тогда мы бы даже никогда не встретились. — Наивный-наивный. Даже в то время ты мне приглянулся, — ответил Маджима, грубо указывая на него, повышая голос. — Тебе не свалить, Кирью-чан. Рапторы напряжённо отсвечивали через кухню с экрана. Их первая встреча была концом длинной серии событий, с которыми на данный момент Кирью было достаточно проблемно примириться. Они предшествовали рождению Бешеного Пса Шимано, сейчас потрёпанному на шее после спуска с поводка в одиноком неистовстве, которое было направленно на несколько высокоранговых семей, которые, по случайному совпадению, все были нацелены на Макото Макимуру. Кирью всегда подозревал, что это печально известное буйство было связано с ней, но, когда его взгляд впервые встретил Маджиму, его подозрения обрели двойной смысл: нож на его стороне и осознание безнадёжно потерянного мужчины, бьющегося ни за кого, кроме себя самого. Этот инцидент был и для него больным местом, вопиющим промахом, когда он прибыл слишком поздно, чтобы спасти Тачибану, и наблюдая, как Макото мирилась с этим. Он не знал участия Маджимы в этом, но, что бы ни произошло, по всей видимости, ввергло его в ярость, легендарностью которой сложилось его имя. Это было опасной темой для вопроса. Любопытство Кирью привело его язык в действие. — У нас не было причин встретиться до Макото. Маджима одарил его мрачным взглядом, услышав её имя, будто оно не должно было произноситься вслух. Но взгляд единственное, что могло предостеречь его, как и, на самом деле, всё, что могло в Маджиме. Но по какой-то причине вместо этого он продолжал приближаться к соревнованию. Маджима усмехнулся, ответив: — Это был лишь вопрос времени. — Почему ты так хотел найти меня, — нахмурился Кирью. — Я был никем в то время. Да и до сих пор. — Неправда, — его тон стал серьёзным и низким. — Ты был кем-то для неё. Любой из этих мразей мог бы уйти от ответственности, или более того. Преступность полна худшего. — Это было единственно верным, — просто ответил Кирью, потому что для него это было простым. Маджима рассмеялся. Резко, высокомерно. Его глаз широко раскрылся с недоверием. — Это то, чего я всё ещё не понял. Ты выглядишь серьёзным, но звучит это, как конкретное дерьмо. Проблеск раздражения пробежал по его спине и отдался в руку, которая сразу же напряглась в обхвате его пивной банки. — Сильные парни как ты просто берут то, чего хотят. Но ты нет. Так что ты либо лжёшь самому себе, либо пытаешься выудить то, в чём не шаришь. — Макото нужна была помощь, и я попытался помочь ей. Всё на этом. — Это действительно то, чего ты хотел? — Маджима смотрел на него, как если бы выискивал очередной подвох, поэтому ему следовало быть настороже, если бы это случилось. Тогда Кирью думал, что взгляды Маджимы на мир были диаметрально противоположными Кирью, будто это могло ограничить его мысли относительно того, что было типичным для действий Кирью. Может, это и было причиной, по которой им не стоило оставлять друг друга наедине. Маджима цокнул языком, и, когда стало определённо ясным, что Кирью не собирался отвечать, раздражённо повернулся к ТВ. — Я отслеживал тебя, потому что мне нужно было знать, делал ли ты всё это, чтобы защитить её. Каким же ты мужиком был. Кирью позволил этому охватить его мысли, раскатываясь в его голове заполнением отсутствующих кусочков паззла прошлого Маджимы. Его слова звучали слишком преданно по отношению к ней. Он размышлял, что могло привести к встрече — ему было интересно, что могло произойти между ними, раз Маджима с лёгкостью воспламенялся при любом упоминании. — Что ж? — спросил он вместо этого, потому что так казалось безопаснее, хоть и не намного. Маджима держал внимание на экране, целенаправленно избегая его взгляда, а Кирью был с его слепой стороны, так что ему удавалось видеть лишь патч и руку в перчатке, сложенной в кулак на столе. — Не будь таким говноедом, — раздражённо пробормотал он, настолько тихо, что это звучало так, будто не предназначалось ему. Это не имело смысла, в любом случае. Он позволил себе наблюдать за Маджимой ближе. Лишённый своих бушующих смешков, он был менее эфемерным, более приземлённым, но и меньшим. Компактным. Будто мог идеально вписаться под всего единственную руку Кирью, если бы он протянул её. Он пил, оставив их обоих в тишине. Семья выбралась из парка ощутимо травмированной, но живой. Это казалось тем жанром кино, которое становилось нетленной классикой, но Кирью не мог утверждать, что его внимание всецело было приковано в фильму на протяжении просмотра. После резкой остановки плёнки по окончанию, Кирью не знал, что делать, чтобы отвлечься, или что делать с молчаливым Маджимой. К его везению, Маджима просто хрустнул спиной и поднялся, удалившись в душевую, забирая большинство напряжения с собой. Кирью прибрался, оставаясь в размышлениях, составляли ли эти мимолётные проблески серьёзной стороны Маджимы глубокую его основу. Если это было так, то первое впечатление Кирью было очень, очень ошибочным — хоть и наверняка тем, каким Маджима хотел, чтобы оно было. Кирью сделал паузу, чтобы покурить и вдохнуть немного свежего воздуха, что тоже распологало. Это легко происходило там, где он никого не знал. Это заставило его задуматься о деталях, из которых он состоял. Когда он добрался до второго этажа, готовый лечь спать, он нашёл Маджиму, раскинувшегося звездой на футоне и уставившимся в потолочную лампу в необычном проявлении полнейшей неподвижности. Его волосы были полусухими и на нём не было ничего, кроме бóксеров, и Кирью незамедлительно обуздал искру интереса, вспыхнувшую внутри. Плохая идея, чертовски плохая. Одно дело было спать рядом друг с другом, но другое — сразу после катастрофы, и это было проблемой. — Там есть ещё футоны в шкафу, знаешь, — сказал Кирью, внезапно почувствовав себя наиболее вымотанным за годы. — А этот мой. Маджима пропустил мимо ушей его слова. Кирью взвешивал варианты. Если он сдастся и приготовит второй футон, он проиграет... Что бы то ни было. Это была его постель. И он не мог просто так проиграть Маджиме. Он выбрал средний между остальными двумя. Он забрался в постель, стягивая одеяло так, что Маджима скатился с него, как неодушевлённый объект, не пытаясь это предотвратить. Это могло бы быть смешным, если бы Кирью изо всех сил не был сосредоточен на том, чтобы не думать о красивых ногах Маджимы. Агрессивное молчание натянулось, как привязь, готовая разорваться. Кирью покашлял, и этот звук был единственным, что требовалось. Маджима резко пришёл в действие. Он скользнул под одеяла и упёрся руками с обеих сторон его плеч в гладком, решительном движении, которое моментально заставило его пульс ускориться. Маджима величественно смотрел на него, на его пустое выражение, покрывающее его лицо. Они практически не соприкасались. Его золотая цепь свисала перед Кирью, еле заметно покачиваясь. Кирью смотрел на него в ответ настолько стоически, насколько мог, пока пытался игнорировать откровенно смущающую скорость реакции его тела. Торс Маджимы нависал над ним, растягиваясь вниз и немного в сторону, мускулы сократились и расслабились: движения, которые Кирью мог понять лишь посредством прикосновения. Момент был напряжён до вибрации. Никто из них, казалось, не желал сделать следующий шаг. Полностью посвящённый рассуждениям и избеганиям день стал бесполезным, и, действуя абсолютно по собственному наитию, рука Кирью предательски начала двигаться. Он коснулся подушечками пальцев колена Маджимы, и скользнул ладонью выше, вдоль его мускулистого бёдра, как перед началом долгого путешествия. Его кожа была ещё немного влажной и гладкой. Кирью снова совершал ошибку. Но, он подтвердил, что ноги Маджимы были красивыми. Как если бы контракт был заключён, Маджима двинулся выше бёдер Кирью и тяжело уселся на его живот, заставляя Кирью резко выдохнуть. Его маска серьёзности разошлась в ухмылке. — Это было так сложно? Заставил парня начать думать, что это было в его голове. Просто возьми уже то, что хочешь, Кирью-чан. Вторая рука Кирью легла на талию Маджимы, начав потирать; Маджима следовал пульсу в его руках медленным движением бёдер. — Что я хочу? — спросил он. Маджима отодвинулся назад в преследовании фрикции, где она была желанна, дерзко приподняв брови в ответ. — Как по мне, так кра-а-айне очевидно, — его слова прерывались в такт тяжёлых движений, выбивавших воздух из лёгких Кирью, и цепких сжиманий его груди. Его руки скользнули под бельё Маджимы, впиваясь пальцами в кожу ягодиц в попытке удержать его на месте, но Маджима лишь забавлялся, сжав ноги сильнее в явном вызове. Вот, значит, какой игрой это оборачивалось. Кирью не мог сказать, что он был удивлён, или расстроен. Он слегка поднял и раздвинул ноги, чтобы регулировать положение на случай, если это дойдёт до драки, скрывая это в сильном рывке навстречу жаре бёдер Маджимы, что раздавалось всплесками наслаждения по его спине. Он видел, как член Маджимы утолщается под тканью белья в ответ на их движения. — Как старший младшему, вот твоя проблема, — Маджима грубо задрал футболку Кирью; ему пришлось поднять руки, пока он не разорвал её, целиком сдирая с него с полным хладнокровием. — Ты зашквариваешься. Я вижу это каждый раз, когда ты думаешь, что я не знаю, что ты смотришь. Но мне более интересно... — он наклонился; его цепь скользнула по лицу Кирью, пока он снимал бельё, запутавшись, и тяжело шлёпнулся обратно, соприкасаясь неразведанной обнажённой кожей. Глаза Кирью метнулись вниз, где между ними не было свободного пространства; только член Маджимы, сидевшего на нём, съехав набок, лежал обжигающей линией на его животе. Его рот наполнялся слюной. Маджима крепко сжал его подбородок рукой, принуждая встретиться взглядами; его пребывал глаз в возбуждённой лихорадке. — ... Какой ты, когда не сдерживаешься? Кирью смотрел на него из-под бровей. Мелкие унижения, которым подвергал его Маджима, достигли своей цели, хоть он и не подавал виду. — Я не сдерживаюсь. — Ненавижу враньё, — провоцирующе прошипел Маджима, и его сильные пальцы внезапно обвились у основания шеи Кирью, сжимаясь слишком сильно. Руки Кирью рефлекторно взлетели, сжимая его запястья; ладони вспотели, как воздух покинул его лёгкие. Маджима смотрел на него на грани свихнувшегося, оскалившись и с широко раскрытым глазом. Кирью ударил его в ребро под рукой, разорвав его хватку, и перекатил их, с силой опуская колено на спину Маджимы и сдавливая кости его запястий. Что-то в Кирью вспыхнуло яростью, и он с силой надавил на вытатуированный рот Ханнья, с силой, которую никогда не применил бы к женщине, и пришёл к осознанию, что, возможно, эта накопленная сила сдерживалась исключительно для единственного мужчины, кто подталкивал его за пределы подобного лимита. Дыхание Маджимы опустело до болезненного скулежа, и он моментально почувствовал вину за свою жестокость и ослабил хватку, пользуясь моментом обуздать его прежде, чем ответить. — Я не вру. Я не стал бы оказывать тебе такую услугу. — Да ты блядь делаешь это прямо сейчас! — заорал Маджима, и Кирью сморщился, поняв, что попал, куда нужно. Маджима в некотором смысле ошибался, он чувствовал это нутром, но, возможно, в другом смысле он был прав. Кирью не мог думать о словах, которыми мог переспорить его, его голову наполняло вязкое возбуждение, кровь внутри нагревалась с каждой секундой. — Я докажу, что нет, — он сгрёб одной рукой запястья Маджимы в крепкой хватке, а второй скользнул между ним и футоном, без удивления обнаружив его твёрдым как камень. Маджима казался заключённым между двумя ответами, испуская стон облегчения в виду контраста событий и в то же время дёрнувшись в попытке сбросить его. Кирью остановился, потерявшись в смешанности сигналов. — Ну? — прорычал Маджима, как если бы Кирью сделал что-то неправильно, остановившись. Но Кирью знал, как выглядело согласие, и он не мог с уверенностью сказать, что Маджима сам не травил его. Быстрым взглядом на его лицо, прижатое к подушке, он видел его пылающе покрасневшим, даже не смотря на то, что он не мог видеть его глаза, как и ранее вечером. Кирью осознал, что эти разборки могли дать начало щекотливым темам, которые он задел во время ужина. Маджима бесился; возможно, в поиске того, что хотел видеть в Кирью, какими бы хреновыми намерениями он не был одержим, они были поверхностными. Ему пришлось бы быть крайне разочарованным, если это было то, чего он хотел. Кирью отпустил Маджиму, прикрыв рукой собственное лицо, омерзительно раздражённый от самого себя. Если бы он только ясно выражал то, чего хотел. Но ему нужно было разобраться с этим и в себе, для начала. Маджима немедленно выкрутился и спикировал на Кирью, как дикое животное, пытаясь уложить его на спину, но Кирью был готов к нему. Они сцепились, колени скользили по футону, съехав на татами усилиями мужчины, которого он пытался оттолкнуть. Маджима поднял его, прижав к стене, и Кирью поймал его руки, напряжённо сцепившись, пока они не достигли тупика; их руки дрожали с обеих сторон в схватке. Это было единственным способом, который он мог представить, держаться с Маджимой за руки. — Ты никчёмный... если не можешь быть честным с самим собой, — слова Маджимы были достаточно тяжёлыми для слов, которые, Кирью думал, не были целиком адресованы ему, он он не мог начать предполагать, с чем Маджима пытался бороться. Тем не менее, заявление стриггерило его. — Хотя бы раз мы сходимся во мнениях, — пытался регулировать положение Кирью, с натяжкой сдерживая Маджиму. Ещё оставалось что-то, что он хотел сделать ещё вчера, но не сделал, и, может быть, Маджима был прав о сдерживании. Но не в насильственном варианте, о котором он поначалу думал. Поэтому Кирью резко перестал сопротивляться. Руки Маджимы резко опустились на стену с обеих сторон его головы с резонирующим ударом, прижимая руки Кирью. Кирью наклонился вперёд... И поцеловал его. Кирью почувствовал прерывание движения в тех местах, в которых они соприкасались: Маджима рефлекторно отпрянул, приходя в равновесие, но этого было достаточно, чтобы отодвинуться. Кирью изо всех сил пытался проглотить боль, которая прокатилась в его горле, и не показывать это на лице. Глаз Маджимы метнулся на губы Кирью, затем снова с глаза на глаз, как взгляд забитой в угол собаки, оценивающей угрозу, даже не смотря на то, что это Кирью был прижат спиной к стене. Он, вероятно, заметил что-то в выражении Кирью, что он пытался не показывать, потому что он опустил руки и взгляд, агрессия утекла, как кровь из перерезанной артерии. Тишина натянулась между ними, туго, как скрипичная струна. В одинокой симфонии этого момента, Кирью был ни дирижёром, ни комозитором, в волнующей и стремительной теме его жизни, он был простым зрителем, ожидающим следующей ноты. И тогда Маджима медленно придвинулся на коленях к Кирью. Когда Кирью не ответил, его глаз снова метнулся вверх и прочь в движении, которое изматывало его ещё больше, чем удары. Как если бы Кирью единственный мог сделать это, так же, как и ранее. Кирью медленно поднял руку, едва касаясь щетинистой челюсти Маджимы. Он не отступал. Кирью придвинулся ближе, чтобы прижать их губы вместе ещё один раз. При контакте Маджима выпустил дрожащий выдох, еле ощутимый вдоль щеки Кирью, и прикрыл глаз. Кирью скользнул языком по линии его губ, и они разошлись; когда он углублял поцелуй, Маджима издал тонкий, жаждущий звук, который заставил его пульс подскочить в бешеной скорости. Он хотел этого в непостижимом желании прежде, и сейчас желание большего поглотило его, настолько же реальное, насколько прижатый к его щеке патч Маджимы и едва уловимый вкус зубной пасты между ними. Его пальцы блуждали по мягким, коротким волосам на загривке Маджимы, наклоняя его под нужным углом, и он уступил; его руки сжали плечи Кирью, охватывая его с нарастающим желанием. Он чувствовал себя поглощаемым заживо. Кирью отпрянул в попытке вдохнуть, но Маджима преследовал его, жадно, скользя языком в его рот, внедряясь в его объятия, его голый член настойчиво впивался в его живот. Вся энергия, которая просачивалась раньше, возвращалась в полном темпе. Кирью опустил их на футон; Маджима беспрепятственно следовал, обхватив руками шею Кирью в треморном напряжении, полностью контролируя их поцелуй. Кирью с силой разделил их с непристойным влажным звуком; губы Маджимы были раскрасневшимися, раскрытыми в недостатке воздуха, его веко — тяжело приоткрым, волосы на подушке разбросаны в резких обрывках. Он выглядел настолько разгромленным страстью, каким Кирью ни разу не видел его. В невозможности продержаться ещё хоть секунду без прикосновения, и совершенно забыв о том, что он говорил себе, что никогда не сделает, Кирью стянул бóксеры и обхватил их обоих с основания до головки. Прижавшись так, Кирью мог чувствовать каждый его дюйм, крепко сжимая их вместе; очертания его вены, выступающей на нижней стороне его члена, каждую секунду набухания его головки. Они скользили между собой сладко. — Блядь, посмотри на это, — выругался Маждима, смотря вниз. — Ебать. — М-м, — Кирью согласился; пот стекал по виску, пока он ускорялся, слыша скользкие звуки своей руки. В дополнение к этому, оральная фиксация Кирью Маджимой могла сравниться с интенсивностью ебучего солнца. Маджима облизывал и кусал его ухо, его челюсть, сжимал его нижнюю губу между зубами, скользил языком по его рту, будто Кирью был последним его ужином. Его губы болезненно пульсировали от количества стимуляции, которой Маджима его подвергал, и это определённо будет отдаваться жжением с утра. На самом деле, он желал этого. Чтобы спасти их обоих от гибели отчаяния, Кирью отпустил их, и начал целовать грудь Маджимы, двигаясь ниже, вдоль его затвердевших татуированных сосков, ниже, спускаясь к прессу. Он в любом случае хотел попробовать. Он не мог заставить себя смотреть на Маджиму, но, судя по звукам его дыхания, он скалился; его рука следовала по волосам Кирью в предвкушении. У Кирью не было должного опыта в этом плане, но чёрта с два он собирался спалиться в этом. Он заглатывал его, пока нос не коснулся колючих волос, и слёзы не подступили к глазам, когда он невольно поперхнулся. Может, это было слишком для первой попытки, глупо подумал он, сбавляя интенсивность и подбирая приемлимый вариант. — Ты там справишься? — спросил Маджима с насмешкой, но её резкость была обуздана тем, как он выбивался из дыхания. Кирью достаточно раз был на принимающей стороне, чтобы знать, что ему нравилось. Он втянул щеки и начал сосать, ощущая ничего, кроме чистой, немного вспотевшей кожи. —Именно... хххаааах... соси его, — член Маджимы дёрнулся во рту. Мышцы его бедёр напряглись в попытке лежать спокойно. Кирью обхватил основание члена и двинулся языком вдоль всей длины, пытаясь соблюдать ритм, который, он надеялся, должен быть приятным. Одна нога Маджимы упала набок, когда он застонал, низким и желанным голосом с небольшим удивлением в момент, когда пальцы Кирью проследовали по его мошонке, слегка сдавливая. Он был слишком отвлечён, чтобы сейчас его преследовало раннее ощущение паники. — Кирью-чан, Кирью-чан... — бормотал он, интенсивно царапая ногтями его голову, пытаясь ускорить. Нетерпеливый. Но он повиновался, и Маджима практически растекался под ним, сопровождая его бесконечным потоком воодушевлений, которые обжигали щёки Кирью и вынудили его потянуться вниз свободной рукой, чтобы подрочить себе. Желание было сильным до боли, он сжимал себя достаточно сильно, ритмично двигаясь без остановки, с толикой стыда от того, как был на грани кончить под его грязные словечки, заполонившие его разум. Маджима сдавленно выдохнул его имя и приподнялся вглубь него один, два раза; руки сжали его голову, удерживая на месте. Кирью замер, когда он кончил солоновато-горьким всплеском на задней части его языка, скользнув вглубь глотки; к его глазам снова прилили слёзы. Он работал языком, проглатывая волну за волной, пока Маджима не распластался под ним без сил. Кирью незаметно вытер собственную сперму со своих бóксеров, ошеломлённый мыслью, что он только что кончил, просто доставляя удовольствие. Он отпустил его смягчающийся член, и Маджима не пропустил ни секунды этого, к смущению Кирью. Кирью сбросил своё испачканное бельё и плюхулся рядом с Маджимой, чтобы перевести дыхание и пребывая в размышлениях о том, как это могло произойти во второй раз. Ему следовало принять какие-то вещи в себе. Он был определённо увлечён Маджимой. Маджима потянулся к нему за очередным поцелуем, и в этот раз Кирью был тем, кто отпрянул. — Но... — он даже не мог этого произнести. — Да хрен с ним, делает только лучше, — ответил Маджима своим самым низким голосом, инициируя глубокий поцелуй. — Что... — выдохнул Кирью со смехом, чувствуя себя опьянённым сном и оргазмом. Он не знал, какие выводы ему стоило делать из этой странной интимности, которая внезапно пала на них. Казалось, они, вероятно, должны соблюдать правила, но он не знал, какие, потому что ему не доводилось переспать с кем-то настолько сложным прежде. Он всегда рассматривал секс, как функцию тела или бизнесс-транзакцию. Так было проще, и ему не нужно было ориентироваться в этих лабиринтах всей этой романтической путаницы. Но это было беспорядочным. Маджима и без того был тем, о ком он думал слишком много, и было слишком легко так просто дёрнуть выключатель, оттеняя всё их прошлое сексуальным напряжением. Обрамлённым последствием обмена оргазмами друг с другом во второй (и трезвый) раз, Кирью думал, множество их разговоров вдруг стали более понятными. Он тихо перебирал это в голове, не зная, как это классифицировать. Мужчина вопросительно лизнул его раскрасневшиеся и распухшие губы, вглядываясь в него, будто пытался понять. Кирью наверняка выглядел так же. У него не было ни единой мысли, что Маджима думал об этом всём, но, чтобы то ни было, это определённо сулило проблемы Кирью в дальнейшем. По крайней мере, он всё ещё не пытался развязать битву. Маджима загадочно улыбнулся и откинулся на спину, потягиваясь с удовлетворённым стоном. Кирью, впервые, размышлял, что между ними было слишком много, что нужно было загладить, для такого тихого молчания. Но сон затягивал его на свои волны, и у него хватило сил лишь спросить: — Ну, и какой я, когда не сдерживаюсь? Маджима надул губы и уставился в потолок в размышлении. Затем повернулся к Кирью и нежно провёл по его покусанным губам. — Немного шлюховат, — он угрожающе оскалился. Кирью ответил ему сонным взглядом. Маджима хихикнул и потянулся выключить свет; натягивая на них одеяла с небольшим пробелом. Он толкнул Кирью в сторону, ворча про влажное пятно, и Кирью был уже достаточно далеко, чтобы беспокоиться о том, чтобы подвинуться, или о рукоприкладстве, ускользая в сон, пока Маджима укладывался рядом с ним.※ ※ ※
Кирью видел сон. Однажды, по пути из школы, Нишики затащил его в маленькую аллею. Их рюкзаки стукались друг о друга, когда они пробирались сквозь высокую траву между двумя зданиями, и дошли до гнёздышка с юлящими друг между другом щенками, перекатывающимися друг по другу, двигаясь лишь ради движения. — Давай возьмём одного домой, — сказал Нишики, на деле не собираясь делать чего-то подобного. — У тебя есть деньги на собачью еду? — спросил Кирью, пытаясь думать, как поступал бы взрослый в такой ситуации. Он всегда пытался думать о том, как хотел бы взрослый, чтобы он поступил. — Нет... Но я не видел их маму поблизости уже давно. Они сидели тут и утром тоже, — Нишики медленно протянул руку, поглаживая коричневую шерсть щенка, который ещё даже не открыл глаза. Кирью казалось это грустным. — Мы должны сказать учителю. Может, она знает, что нужно делать. — Знаешь, что я слышал? — Нишики стал более смелым и двинулся вперёд, чтобы поднять щенка. Он повис, как вязкая жидкость в его маленьких руках, преждем, чем он перехватил его получше. — Я слышал, они убивают всех бездомных собак в округе, потому что их слишком много. Они даже не пытаются отправлять их в приюты, потому что они заполнены! Кирью хмурился и не мог это предотвратить. Не то что бы эти щенки имели какой-то контроль над тем, забросили ли их, или нет. Но и они не могли позаботиться о себе самостоятельно. Это было несправедливо. Но он и Нишики и без того были детьми, у которых было меньше, нежели больше. Он не понимал этого, пока они не начали ходить в школу, и у всех было достаточно вещей, чтобы носить разное каждый день, а их ланчи не были упакованы так, как упакованы лишь для одного из десятерых детей. Он не мог показывать, что ему хотелось новой одежды, или ланча, который выглядел бы как красивая поделка, и сделан из еды, которая ему нравилась, потому что это делало его слабым и эгоистичным, но он показывал. Поэтому Кирью подумал, что эти щенки лучше должны остаться для тех, у кого было больше. Не для того, кто еле сводил концы с концами, просто чтобы быть на уровне тех, кто начинал с самого начала. — Их мама определённо где-то рядом. Она не подходит близко потому что мы тут. Нишики держал щенка у груди, но, если бы Кирью сказал нет, он бы послушал. Когда-то они решили стать братьями примерно так же. — Уверен? Нет, он не был уверен. Но ему нужно было выглядеть уверенным. — Давай проведаем их позже. Я уверен мама вернётся. И они прямо между домами, кто-то наверняка их уже видел. И так они вернулись домой, возвращались в школу, возвращались снова домой. И когда они пробирались через высокую траву весенним днём, щенки были всё ещё там. Нишики нашёл палку, чтобы подтолкнуть их, но их тела лежали без чувств. Лицо Нишики сморщилось внезапными слезами, тихо побежавшими по его щекам. Он всегда был плаксой. Но Кирью никогда не плакал, даже когда чувствовал себя ужасно. Они могли бы спасти этих щенков, но он выбрал не. Он пронес последствия своего бездействия с тяжёлым осознанием того, что если ты не сделаешь чего-то сам, оно может не произойти никогда. Он и Нишики шли обратно домой в приют, по дороге вдоль бушующего внизу океана. Он запомнил, как смотрел вниз, на волны, разбивающиеся о стену снова и снова, и думал, что в следующий раз он не облажается.