※ ※ ※
День был в самом разгаре к тому моменту, как Кирью в достаточной мере собрал себя, чтобы захотеть ответов. К его относительному удивлению, Маджима не только решил присоединиться к нему, но и сопроводить его на встрече с наслышанным протеже Кавано. Кирью и Маджима и ранее выходили вместе на задания, но они не так часто заканчивались хорошо, в определённом смысле «хорошо». Определённо, они выполняли, что от них требовалось. Что, казалось бы, раздражало штаб — развал рейдов на полпути, устрашение охватывало и союзников, и врагов, и даже сторонних наблюдателей силой их столкновений. Кирью был уверен, что имела место быть своеобразная байка о псе и драконе, но ни разу не слышал их сам. Он всегда пребывал в энергии после их заданий, как если бы Маджима подкидывал ещё больше напалма в то, что и без того слишком ярко горело. Но здесь, вдали от этого и в свете того, что они сделали, чтобы устранить разочарования, Кирью просто находил, что ему это нравилось. Они вошли в поезд, в пустой вагон; солнечный свет, приближающийся к закату, просачивался через окна. — Так значит, сын прихватил бóльшую часть группы на себя и решил вдаться... в политику? Хироко-сан говорила мне, что её сын занят в страховании. — Ну ага, да, мы все «в страховании» когда говорим о гражданских. Или, кодовое название, когда пытаешься подозревать кого-то, — Маджима стоял в середине вагона, разглядывая поручень. — Из того, что мне удалось выяснить, сынуля и старая леди ринулись в пиздиловку о преемственном дерьме, как только старикан явился призраком, и сейчас никто не разговаривает друг с другом даже если очевидно, что Джуниор не знает ни хуя, а старуха определённо знает любую сраную мелочь. — Зачем тогда он её агитирует? — Кирью наблюдал, как Маджима опробывал поручень в роли шеста. — Он хочет этим чего-то достигнуть или что-то такое? — Бинго. Определённо пытается отхватить свой кусок пирога тоже. Но в большинстве своём он пиздец ужасен, особенно в — назовём это многозадачностью. Кирью провернул в памяти развговор с матриархом Кавано. — Значит, она пытается отхватить кусок для него, так как у него его нет. — Блин, никогда не видел тебя таким прежде, на пределе функционирования твоего серого вещества, а? Ты прям задеваешь меня тут, — Кирью скользнул по нему недоверчивым взглядом, когда Маджима своей дурацкой позой на (теперь) шесте двигался определённо заигрывающе. Он кашлянул и посмотрел в сторону. — Всё, что ты можешь сделать, это убедиться, что цепочка поставок налажена, верно? — Я всё ещё пытаюсь собрать достаточно информации для своего финального шага, не знал, что у них есть офис в Камуро-чо. Здесь что-то, что я пропустил, чувствую нутром. Он отцепился от поручня, как только поезд остановился, но в любом случае цвёл успехом. Кирью попытался удержать довольную улыбку, но не смог, и Маджима просиял. — Что ж, теперь мы оба вкатываемся и нет ничего, что сможет нас остановить! — рассмеялся он, скользнув перед Кирью и прильнув с назойливым поцелуем к его щеке прежде чем влететь на станцию; Кирью проделал достаточно слабую работу над тем, чтобы сохранить стойкость. Но чуствовал себя невероятно легко. Их путь закончился в здании офиса в центре Киото. Шум и суета отдалённо напоминал Камуро-чо и Кирью легко влился назад в бизнесс-образ, когда они вышли из лифта и проследовали вдоль длинного бледного коридора к офису с отделкой из красного дерева. — Ох, рады, рады приветствовать, Маджима-сан, — мужчина средних лет встал за столом, раскинув руки в их приветствии. Весь его вид показывал непритязательность, приближённый к «любому встречному»: серый костюм, непримечательное лицо, чёрные волосы. Кирью оглядел комнату. В ней было много тяжёлых на вид декоративных объектов: дерево в горшке, которое предрасполагало минимум пять взмахов, высокие окна от пола до потолка. Комната была просторной и незагромождённой, с усовершенствованным фронтом, равносильно полезным в битве. Он выбрал позицию между Маджимой и дверью, закинув руки за спину. — Кавано, как вы тут? Слышал, ваши ребята прочёсывают улицы в последнее время. А вы где были всё это время? — Маджима не придерживался формальностей, не смотря на то, что мужчина выглядел намного старше, чем они оба. Мужчина улыбнулся, и Кирью отметил пластичность его щёк, будто их тянули за верёвочки. — Ох, что ж, участие в движении сил подразумевает, что приходится немного побегать, чтобы получить поддержку. Пожалуйста, присаживайтесь. Кирью помешкался, прежде чем Маджима жестом намекнул сесть рядом с ним. Тот раскинул ноги, откинул лицо на ладонь и отсторожно сообщил: — Это мой компаньон, Майдра Гон. Кирью поклонился, благодарный возможности скрыть свою реакцию на кошмарное, кардинально палевное имя, под которым он теперь оперировал. Губы Маджимы изогнулись в скудном довольстве. — Кавано Джуниор. Моё почтение, — мужчина, казалось, никак не отреагировал на жест. Кирью гадал, не слышал ли он этого имени или он действительно не задумывался, потому что Кирью определённо не был здесь важным объектом. В любом случае, он это принял. — Ты знаешь, зачем мы здесь, перейдём к делу. Как тут, с момента, когда мы говорили в последний раз? Мужчина сел и схлопнул ладони, это казалось нормальным, но Кирью не мог отделаться от мысли, что здесь имеет место театральная подоплека. — Прошу простить за доставленные неудобства, имело свойство мешать имени моей семьи. Я знаю, что клан Шимано долго относился к нам с почтением и, раз уж пришло к этому... что ж, я приношу извинения. — Ох, да? Леди особо не шевелилась. Она всё ещё пытается разверзнуть запад? — Она даже не встречалась со мной, но я знаю, что она думает, что Альянс Оми более безопасный выбор. Более податливый, учитывая, что они ближе. Я знаю, вы хотели, чтобы мы снова работали вместе, и настолько же хорошо знаю, что я был бы рад согласиться. Возможно, если я мог бы порадовать её чем-то бóльшим, что могло бы убедить её снова обратиться к Тоджё? Более выгодная сделка, чем вы предлагали изначально? Он осматривал их, с одного на другого со спокойным ожиданием, которому Кирью не доверял, будто они задолжали ему что-то. Маджима делал достаточно много, чтобы держать их в форме. Кирью не ожидал высокого этикета, но, казалось, было наглым требовать с них что-то больше, когда Джуниор даже не соответствовал минимуму. — Скажу тебе, что я поговорю с ней сам и, может быть, мы что-нибудь придумаем наедине! — Маджима только слегка улыбнулся, будто предвидя это. — О, нет, я бы не рекомендовал делать подобное, сэр, — одна из натягивающих улыбку мужчины струн визуально ослабла. — Я уверен, мы сможем обсудись всё здесь. — Видишь, в чём дело, — голос Маджимы упал, что заставило Кирью напрячься. Джуниор, по всей видимости, не осознавал, продолжая улыбаться, будто он не знал, где была сосредоточена настоящая сила в этой комнате. С его стороны это было умышленным невежеством. — Мы даём тебе о-очень взрослый совет, как наладить твою линию поставок, но ты этого не улавливаешь, а я проделал ве-есь путь из Токио, чтобы помочь. Я был достаточно великодушен развеять несколько проблем для тебя, вырезать пару парней, втолкнуть в дело пару хороших. И затем вчера я узнаю, что твои пиздюки похитили моего компаньона, который ещё и травм прихватил. Посмотри на него. Кирью с каменным лицом встретил взгляд Джуниора. Мужчина медленно отодвинулся, разглядывая его сверху донизу, возможно, только сейчас отметив, насколько крупным был Кирью. — Если ничего более, — продолжал Маджима, — это вы задолжали нам кое-какую компенсацию. — Я не был в курсе, что это случилось, — Джуниор поправил галстук и нервно облизал губы. — Если бы лишь кто-то давал чёткие указания, чтобы кто-то обратил внимание, — Маджима оскалился. — Я был занят, — беспечно кинул Джуниор; его глаза метались по Кирью, будто тот был самым ужасающим объектом в комнате. Всё ещё он не нервничал настолько, насколько, по ожиданиям Кирью, должен был, преобладая в собственной вселенной, в которой, по его меркам, всё должно случаться импонирующим ему образом. Впрочем то, как держалась Хироко, давало волю предположить, что это передалось и её потомку. Но с ощущением пустоты, которая так и ждала, чем бы её наполнить. — Скажу тебе вот что. Следующие несколько поставок будут тестовым залпом в твоём новом потоке, так что будет справедливо, если мы не потребуем за них плату. В обмен, я разрешу вопросы с твоей дорогой пожилой мамочкой, чтобы тебе не пришлось! Джуниор молчал, но Кирью практически видел, как комната заполнялась возможными попытками переиграть ситуацию. Многие говорили о буйствах Маджимы и о том, как он сражался подобно демону, и способности отследить тебя на расстоянии нескольких городов. Но почему никто не говорил об этом хладнокровно-учтивой манере вести деловые переговоры? Он не встречал никого, кто настолько громко ржал, ломая чью-то берцовую кость, с равносильным преимуществом спокойно отговорить кого-то от собственных же поставок. Как раз в тот момент, когда напряжение в комнате достигло точки кипения, Маджима взбодрился, будто мухоловка схлопнулась на добыче. — Что ж, схватываешь на лету! Когда нам ожидать следуюшей поставки? — Позже сегодня, сэр, — обратился Джуниор к ковру, струсивший и явно неудовлетворённый этим, будто ребёнок, которого рано отправили в постель. — А твои люди? — Да, да, они будут по графику. Но если вы позволите поговорить с моей матерью снова, я могу... Маджима поднялся и прошёл к двери, подзывая Кирью. — Ну, эй, ты просто оставишь это на своего сообразительного друга Маджиму. Я разберусь с этим так, что вам, ребята, даже не придётся говорить с мамочкой, потому что сегодня я пребываю в особенно добродушном настрое, — он более настойчиво подмигнул в сторону Кирью, и он медленно поплёлся в смущении. И с чувством обиды. — Но вы же даже не знаете, где её найти, не так ли? — попытался Джуниор, в последний и бесполезный раз. Маджима кинул на него сочувственный взгляд. — Ничто не ускользнёт мимо глаза Бешеного Пса. Сейчас, если только ты не хочешь политического совета, у меня ещё есть дела, и мамочки, на которых стоит произвести впечатление. И затем устремился к двери, развернувшись на ходу. Кирью оглянулся на Джуниора, который стоял, наполовину поднявшись из кресла, очевидно, пытавшийся овладеть ситуацией и ещё не понимающий, что было поздно, во всех вариациях. Кирью почти сочувствовал ему, но вспомнил, как его люди почти убили его в виду полнейшей некомпетентности. Его жалость испарилась. Он последовал за сверкающим золотом пиджаком в холл и наружу здания в своего рода ошеломлении.※ ※ ※
Кирью вёл их к торговым рядам, следуя тем же извилистым путём, которым он прошёл в день, когда внезапно наткнулся на ловушку, которую пытался избегать в Камурочо. Забавно, что. — Подожди, — серьёзно сказал Маджима. Кирью насторожился, развернувшись со сжатыми кулаками. — Посмотри на это. Ебать, мило, — сказал он, тыча в женское платье на витрине в одном из магазинов на улице. Кирью медленно отступил, всё ещё ожидая нападения. — Что? Ты хочешь сувенир прихватить для тёлки из Токио? — он вгляделся в магазин и нашёл его наполненным традиционно ширпотребными товарами. Амулетами, оружием, одеждой, прочей мелочью, это был один из тормозивших туристов магазинов.0 — Можтбыть, — заигрывающе протянул он, прикладывая его к телу в целях примерить. Оно мрачно блестело в такт его злобе. — Ревнуешь? Кирью закатил глаза и прошёл дальше, оглядывая товар. — Ты ж знаешь, что своего рода задолжал мне за спасение твоей жопы. Он отвернулся от витрины с оружием. Мысль, которую он не до конца улавливал, блуждала на кончике языка, но вместо её подавления, как обычно, он отпустил её. — Утра не было достаточно? Маджима моргнул. Его рука, облачённая в перчатку, поднялась, чтобы с силой схватить его грудь, в тот момент, когда он бросил на него возмущённый взгляд, раскрыв рот. Уши Кирью охватил жар и он почесал шею. — Чего ты хочешь? Маджима бессловесно держал платье, с прежним возмущением. — Я не покупаю платье для какой-то левой женщины. Чего ты хочешь? — в самом деле, как он вообще так легко перешёл к теме покупки подарка Маджиме? Не было похоже, что они встречались. И он в любом случае не женщина, так что все попытки Кирью сориентироваться в его поведении были бесполезны. — Смотри, с открытой спиной, — монотонно продолжал Маджима, разворачивая облегающее чёрное платье, будто это могло подтвердить его решение. — Я в нём буду заебись. Кирью моргнул. Он оглядел платье ещё раз, теперь будучи заинтригованным. Оно было слишком коротким и слишком открытым, и оно определённо хорошо бы смотрелось на нём. Ещё раз он почувствовал, будто говорит что-то очевидное: — Но это женское платье. — Ага. Кирью определил это как что-то, чего он ещё не понимал до конца, но было привычным для кого-то ещё, кто проживал жизнь так, как ему хотелось бы, и никогда бы не отступился бы. Глядя на Маджиму, вероятно, самого ужасающего мужчину, что он знал, стоящего с платьем в руках, безучастно оценивая реакцию Кирью — может, он подходил к этому с неправильной стороны. Всем нравилось получать подарки, даже Маджиме Горо. Может, его ориентиры были не совсем бесполезны. Кирью достал кошелёк и Маджима вышел из магазина почти вприпрыжку. — Не только безмозглая груда мышц всё же, а? — сказал он, как они завернули на тихую улицу в направлении аптеки. Солнце тускло пробивалось через мрачные тёмные облака, создавая угрожающее, но красивое сочетание золотого и серого. Голые деревья раскачивали тёмными ветвями в такт порывам холодного ветра с запада. Кирью почесал голову. — Я не знаю, о чём ты говоришь. — Ты забавный, — с выдохом отвечал Маджима. — Сильный как буйвол, мягкий как зефирка. Туповатый как молот, но настоящий джентльмен, — его голос опускался и колебался в манере, которая, как Кирью привык думать, значила, что он пребывал в шутливом настроении. И всё ещё не был уверен, что наверняка так, а не наоборот. — Ты хорошо справился и в офисе тоже, Кирью-чан! — Ты просто доволен, что втянул меня в покупку подарка тебе, — Кирью всегда не понимал, что делать со всем этим спонтанным восхвалением, которым Маджима был склонен заваливать его, дразня или нет при этом. Он был рад, что они шли рядом друг с другом, так что он избежал встречи взглядами. — Кроме того, ты сделал всю работу. Большинство не добились бы того, чего ты, без прибегания к насилию. Даже если всё пошло прахом, ты смог бы позаботиться об этом. Ты и сила, и мозг — я там был даже не нужен. Маджима рядом с ним замолчал; Кирью не мог себя заставить оглянуться на него. Они столкнулись в странном разговоре, но желание продолжать было сильнее. — Если бы ты захотел, спорю, ты мог бы возглавить клан. — Не, — ответил Маджима почти с тоской. — Говно работа. Зачем становиться якудза, если ты просто прикован к своему столу на весь день, слушая, как идиоты спорят о деньгах? Ты можешь заниматься этим в любом другом месте. Я предпочёл бы отрываться на полную, пока я молод, — Маджима замолчал, и внезапно продолжил, более тихо: — К тому же, ты всё равно уложил меня прежде, чем подобное случилось. — Если бы я мог, я бы не стал, — с убеждением ответил Кирью. Его честные мысли прорвались, как вода через плотину. — Ты не тот тип, кто захватывает власть ради власти. Ты притворяешься, что бешеный, но это лишь ради того, чтобы другие сомневались. Ради самозащиты. И тобой не движет жадность, в отличие, к примеру, того же Джуниора. — Да что ты обо мне знаешь? — шаги Маджимы стихли, слова прозвучали задето. Кирью наконец развернулся, обнаружив Маджиму с недоброй ухмылкой. Его стойка выглядела напряжённой, и даже не смотря на то, что он был всего в нескольких шагах позади, ощущалось, что очень далеко. — Я очень жадный. Кирью всматривался в него и его внезапно отчерченную черту, резко отделяющую целый день, проведённый в режиме любовной чепухи. Он думал о разных сторонах Маджимы, которые видел — одержимый и жаждущий крови в битве, злой от переживаний в тёмном тоннеле, скрытный и коварный в тусклом освещении бара. Он был непостоянным, но вырисовывалась какая-то закономерность. Он неустанно флиртовал, но отступал при малейшем намёке на ответные действия, как ребёнок, держащий руку над огнём. Некая острая жажда близости вела его каждый раз, кроме того, что каждая эта попытка прожигала и Кирью тоже. Маджима хотел чего-то и отказывал себе в этом, когда осознавал, что не может избавиться от этого желания. Теперь Кирью распознавал это. И он был хорош в умении давать людям то, чего они хотели. Кирью столкнулся с ним взглядом и начал говорить: — Может быть я не знаю всего, что делает тебя тобой. Но я не ошибаюсь. Мы сражались, мы говорили, мы переспали, и каждый раз, когда мы сталкиваемся, я вижу немного больше того, что мне нравится. Это уже что-то. В тусклой золотисто-бурой палитре осени дыхание Маджимы вырывалось белыми облачками пара из раскрытых губ; нос и щёки порозовели от холода; цепь на его голой груди поднималась и опускалась в такт дыханию. Он резко моргнул и отвёл взгляд, не ответив. Так что Кирью развернулся и продолжил вести их к двери Кавано Хироко; его сердце гулко стучало, затрудняя дыхание с каждым шагом.※ ※ ※
— Что ж, ты жив, — первое, что объявила Кавано Хироко, когда они сели за стол, дальний угол которого был загромождён засушенными травами и стеклянными банками. Кирью кивнул и отпил чай прежде, чем вспомнил, каким он был невыносимым. — И ты, — перевела она своё грозное внимание на Маджиму, чопорно сидящего и сложившего обе руки вокруг горячей кружки. — Человек Шимано, я полагаю. Маджима с неприязнью покивал. — Ну, это говорит о том, что ты из Тоджо, не так ли, Казума-кун. Что за мир. Давайте перейдём сразу к делу — что натворил мой мальчик в этот раз? Кирью посмотрел на Маджиму, ища ответ, но он безмятежно пялился в кружку. Тихий Маджима не предвещал ему ничего хорошего в дальнейшем. Значит, это зависело от него. Он никогда не вёл бизнес семьи таким способом, всегда довольствуясь возможностью пробить всё, что стояло у него на пути. С момента, как он не имел официальной принадлежности к этой работе, у него была привилегия подойти к этому под другим углом — это было больше похоже на помощь случайному горожанину. Со своим бизнесом. И если он обернулся торговлей наркотиков, кем он был, чтобы судить. — Почему вы отправили меня на этот адрес без предупреждения, что мне стоило ожидать атаки? — Мы говорили об этом, сынок! Ты сказал, что имеешь опыт в страховании, я сказала, что мы тоже. Я говорила тебе быть внимательней. Маджима медленно повернул к нему голову с выражением, которое можно было описать только как «категорически-говорил-тебе-это-же». Кирью проигнорировал его. — Я думал, мы говорили буквально, потому что я на самом деле заблудился неподалёку от вас. — Что ж, это полный бардак. Я должна была предположить, что ты будешь слишком добр, чтобы взять что-то ниже номинала. Это моя вина, Казума-кун. — Нет, пожалуйста, — это было просто позорно. Если бы у него была мать, вероятно, такие же чувства он испытывал бы, расстроив её. — Что вы ожидали, должно было случиться? — Я подумала, ты изобьёшь их покорности ради, и мои ребята смогут продолжать то, что умеют лучше всего, — она выдохнула колечко дыма и элегантно постучала по мундштуку. — Подчиняться власти. Они бы знали, что это я послала тебя, и они вернулись бы, чтобы продвигать продукт так, как мы привыкли до того, как моему сыну взбрело в голову заняться переменами. — У меня было впечатление, что это как раз вы были тем, кому хотелось перемен, Хироко-сан, — Кирью помрачнел. — Пха! — он хлопнула по столу рукой, как если бы увольняла слугу. — Это мой сын сказал тебе такое? Он мой единственный ребёнок, но я клянусь, что он действует как самый младший из родни. Делая всё ради того, чтобы добиться своего. Моя сестра была такой же. Кирью без колебаний ответил: — Он сказал, вы хотели сотрудничества с Альянсом Оми. Она захлопнула рот и задумчиво уставилась в пространство где-то между ними в тяжёлой тишине. — ... вы хотите сотрудничества с ними. — Послушай, — она вытянула свою узловатую руку и положила её на стол. Рядом с его она выглядела крошечной и морщинистой. — Я просто хочу больше возможностей для своего сына. Если мы не будем ограничиваться пределами Тоджо, у него будет больше возможностей для роста. Кирью не знал достаточно о сделке, чтобы перейти к логистике или переговорам, но он мог по крайней мере попытаться и выяснить, чего всем хотелось. — Почему ваш сын хотел что-то изменить? — Я не понимаю этого. Мы занимались одними и теми же вещами на протяжении многих лет под именем моего покойного мужа, так что у него не было причин что-то менять. В один день он сказал, что этого просто для него недостаточно. Поэтому я сказала ему, что мы можем заключить сотрудничество с Оми, но ему это не понравилось, и с тех пор мы не разговариваем, — она не была из тех, кто мог бы выглядеть потрясённой, но Кирью заметил, как слегка дрогнул её голос, и осознал, что с момента смерти её мужа прошло не так много времени. Даже если Джуниор не очень хорошо обходился с кланом Тоджо, он всё ещё был чьим-то сыном. — Есть ли какой-то путь сотрудничать с обоими и также продолжать ваши отправки на восток? — спросил Кирью. Маджима резко посмотрел на него уголком глаза. Хироко выдохнула сигаретный дым, наблюдая, как тонкая его струйка рассеивается. — Это не невозможно. Нам нужно расширить операции, чтобы не отставать от спроса. Если мой сын вернётся обратно к работе, мы могли бы это сделать. Но, — она посмотрела прямо на него. — Тогда мы станем снабжать обе стороны. Это не совсем то, что можно было бы услышать в одобрении от человека из Тоджо. Кто ты? Он не знал, что на это ответить. Он просто смотрел на её маленькую руку рядом со своей, и слушал её убеждённое желание обеспечить будущее своему сыну, и думал, что он мог бы найти путь, который принёс бы выгоду всем. Когда он не ответил, Хироко повернулась к Маджиме. — Ты выглядишь крутым. Что ты думаешь об этом? — Звучит херово с самого начала, — тут же ответил Маджима. — Ни одна из сторон не будет рада услышать об этом и об удваивании опасности, когда вы даже не можете предложить достаточно удовлетворительный вариант одной из сторон. Скажем, вы могли бы удовлетворить спрос; одни только накладные расходы на поддержание потока и на восток и на запад привысят доход, если вы не будете достаточно осторожны. Кирью не рассматривал это в перспективе бизнеса, что неудивительно. Он лучше работал с людьми, а не с цифрами. Хироко рассмеялась, резко и громко. — Что ж, звучит слишком умно для того, кто был бы из Тоджо, тоже. А кто ты? Он растянулся в улыбке и отпил чай вместо ответа, затем гладко выставил язык и вылил всё обратно в кружку в один момент. — Господи, блядь, что за... — Полезно для мышц, — сказал Кирью. Хироко похлопала его по руке. — Ну. Куда же нам двигаться теперь, в таком случае? — спросила она обоих, переводя взгляд с одного на другого. — Мой сын хочет играть в политика. Шимано хочет вернуть всё, как было. А я хочу оставить хорошую основу для моего сына, которую он, вероятнее всего, просрёт, как только я отойду на тот свет. Что ж, это она сказала сама. — Есть ещё одна вещь, о которой я думаю, мэм. В Токио я занимался сбором по части вашего бизнеса и это обернулось провалом. Почему? Она закрыла глаза и тяжело выдохнула. — Всё что я знаю наверняка, так это то, что мои курьеры пропали без вести, а мои поставки перестали доходить, прежде чем я завела всю эту чертовщину. — Он пытается вырезать вас из уравнения, бабуля, — сказал Маджима, засовывая сигарету в рот. Кирью потянулся зажечь её, но Маджима оттолкнул его руку и зажёг сам. — Не понимаю, почему. — Это явно не хорошо. Леди, ваш сын не может следовать элементарным указаниям, что означает одно, — Маджима облокотился на стол, расправив плечи и переходя в формальной речи. — Он намеренно саботирует нас и не планирует ничего исправлять. То, что мне нужно знать, это то, чего лучшего он добивается вместо того, что у него есть сейчас? Она помотала головой. Маджима вздохнул, но продолжил. — Чего стоит, чтобы удержать вас эксклюзивно в Тоджо? Она положила мундштук на пепельницу и величаво сложила руки на столе. У Кирью сложилось впечатление, что это именно то, чего она ждала. — Небольшая корректировка цен за поставки позволит нам сохранить хорошую репутацию. Ничего вопиющего. — Наконец-то мы говорим на одном языке. Я должен был прийти к вам в первую очередь, может, вся эта ситуация могла бы уже закончиться к этому времени! — рявкнул Маджима, покачивая сигаретой между губ. Кирью откинулся на стуле, пока они торговались на своём, действительно подходящим под значение другого языка, и наблюдал их разговор о вещах, изучить которые у него никогда не хватало терпения. Он потягивал чай, стараясь не выглядеть хамом. Он вздрогнул, когда что-то задело его ногу, он посмотрел вниз и увидел кошку прошлой недели, выгибающую спину рядом с ним, и котёнка, который мирно спал под столом. Так значит они были её кошками. Их явно любили но, учитывая, что Кирью знал её в течение очень короткого времени, усомнился в том, что Хироко выделяла время и заботу на что-либо. — Мне всё ещё нужны ребята, которые работают с моим сыном, чтобы вернуть обороты. В этом затруднение. — Не могу поверить, что я должен играть терапевта в вашей семейной драме. Это не то, ради чего я здесь. — Оставь это на Казуму-куна. Готова поспорить, он сможет вразумить моего сына, — внезапно всё внимание снова было на Кирью и он сдерживал себя от уклонения от их скооперерированного нападения — Хироко источала необоснованную уверенность, а Маджима — пристальный испытывающий взгляд. — Постараюсь сделать всё, что в моих силах, — нашёл он себя отвечающим. Потому что это казалось верным ответом. Даже если он представления не имел, как он должен это сделать или почему эта участь внезапно выпала на него. Хироко улыбнулась в ответ, наконец. — Ты очень добр, не так ли, — она снова похлопала его руку и встала, направляясь к холодильнику с запасами, сигнализируя об окончании их разговора. Маджима перелил свой чай в пустую кружку Кирью, пока она отвернулась, и Кирью бросил в него взгляд. — Казума-кун, у меня есть бенто за все те дни, что ты отсутствовал. Я добавлю коробочку своего чая, раз он тебе, кажется, понравился. Она всунула в его руки сумку обвязанных тканью коробочками с обедом, пока он моргал. — Угорь тоже там. Если твоя девушка останется довольна, не стесняйся спросить ещё. Кирью сжал губы зубами изнутри и закрыл глаза, пока Маджима пытался и не смог сдержать сдавленный смешок. — Горо-кун, вот бутылка саке в честь начала нашего процветающего бизнесс-сотрудничества. Пожалуйста, пейте разумно. — Бабуля, вы слишком добры, — он обнял и поцеловал бутылку. — Я не буду.※ ※ ※
Они вышли в темноту и холод, сквозь которые их вели фонари. Встреча прошла хорошо, но Кирью всё ещё нужно было полагаться на Маджиму до самого её конца, а он очень хотел позаботиться об этом самостоятельно. Он полагался на Маджиму достаточно много в последнее время. Резкий порыв ветра содрал листья с деревьев и подхватил их. Без участия третьей стороны неловкость из их раннего разговора закралась, как демон, заползающий под одеяло. — Ты — хочешь, я понесу? — спросил Кирью. Маджима обхватывал руками оголённый торс от холода, неуклюже держа при этом оба подарка, заслуженных за день. — Нет. Пауза. Маджиму ещё не трясло от холода, но Кирью никогда не видел его, заметно реагирующего на температуру вообще, так что это было странным. — Хочешь моё пальто? — Нет, — ответил Маджима, будто был готов ответить прежде, чем Кирью собирался что-то сказать. Кирью посмотрел в сторону в надежде, что поезд скоро приедет, чтобы увезти их подальше от этого чужого и неестественного ада. Кирью нужно было найти предлог остаться одному, или, может быть, наоборот, повод переть напролом. Что-нибудь, что дало бы им свободы, в которой они нуждались. Он был готов сделать именно так по дороге к дому, когда Маджима внезапно остановился. Он спиной ощутил неприятности. — Хорош этой хуйни, — в контраст агрессивному тону слов, он аккуратно поставил пакеты возле двери и побрёл обратно к дороге. — Думаешь, знаешь меня? Докажи. Положи это. Кирью не предвидел этого. Он действительно перестал быть готовым к битве. Лунный свет выглянул сквозь облака и подсветил их квадратом. Кирью вздрогнул в предвкушении. Если они смогут вернуть это до простейшей стадии их взаимосвязи, тогда, возможно, у него всё ещё будет шанс вернуться в себя. Они двинулись вкруговую друг напротив друга. Обрамлённые серебристо-стальными носами туфли Маджимы неравномерно звякали, пока он двигался боком, сжав руки в кулаки, один ниже и другим почти касаясь губ. Его лицо скрывала тень, волосы отсвечивали и блестели в темноте. Он сутулился, как нечто опасное, восставшее из земли, чтобы забрать с собой. Кирью рванул первым. Его кулаки встретили поднятое предплечье, едва задев щёку, остановившись в столкновении с его бицепсом; Маджима развернулся и ответил длинными ногами; кожа блеснула в лунном свете, когда он отпнул Кирью коленом в живот. Он отлетел назад и они вернулись к движению по кругу. Его кровь вскипала от стычки. Теперь лунный свет осветил лицо Маджимы, холодное и напряжённое. Затем Маджима пригнулся к земле и скользнул к нему на скорости, не уступающей броску змеи. Его атаки были озлобленными. Обжигающий удар пришёлся на шею, отдаваясь в груди. Маджима дёрнул его за ворот и закинул ноги на плечи, безжалостно бросая его на землю и затем пнув в рёбра. Кирью откатился от бордюра и отступил, отражая удар взмахом ног, поднялся, меняя позицию; всё его тело ныло от боли и осознания. Эти удары не были обычными, как в их спаррингах. Они были нацелены причинить боль. Он вспоминал сейчас, это было, как когда они только начинали. Самая основа их своегообразного языка, известного только им. С этим человеком он не напрашивался на удары, и Маджима отвечал тем же. Кирью не осознавал это поначалу, но этот базовый обмен уважением — то, что сформировало доверие между ними в самом начале. Не срабатывало, если один из них опережал другого, или начинал сдавать. Им нужно было восстановить баланс. Он застал Маджиму врасплох, уступив ему и тут же уворачиваясь от атаки, замечая, как его движения теряли уверенность из-за разочарования, затем приложился всем весом с размаху, схватив за шею. Его зубы громко клацнули, когда он упал, и Кирью схватил его за лодыжку и несколько раз ударил кулаком по лицу в одном движении. Это ощущалось жестоким, это ощущалось удовлетворяющим. Маджима может это выдержать. — Гк... — Маджима перевернулся на колени и выплюнул кровь. Она капнула на асфальт ярким красным пятном. Его глаз почти светился белым вокруг тёмного зрачка. — Это, чего я хотел, — его слова вкрались глубоко внутрь Кирью и обожгли. — Тогда иди сюда, — съязвил Кирью, поманив его рукой. Лицо Маджимы разошлось в оскале, как если бы Кирью полоснул по нему ножом; взревев, как если бы намеревался победить лишь этим. Они сражались. Кирью пришлось бросить все попытки сдерживаться, иначе ему сулило быть разорванным на части. Маджима смеялся, будто каждый удар возвращал его ближе к тому, чем они были до того, как отдались чувствам. Как если бы он пытался понять, теряет ли он себя из-за того, что было между ними. Маджима нанёс сокрушительный удар в челюсть Кирью, который уронил его; кровь залила рот. Он взбирался сверху, чтобы придавить его, но Кирью поймал его запястья и вывернул, из-за чего они оба катались в пыли, как школьники, кряхтя, матерясь и истекая кровью. Он попытался встать, но Маджима бесчестно тянул его вниз, царапая его рубашку, и наконец придавил его горло преплечьем. Раскрасневшийся, тяжело дышащий, Маджима подтянулся повыше, с каждым вдохом всё больше обретая схожесть с наркоманом на самом пике. Откровенное наслаждение придавало его лицу ужасающие черты. — И это всё? Ты знаешь, как люди называют тебя, верно? Он слышал, но ему было плевать. — Дракон Доджимы. Этот наивный пиздюк, дракон! — Нии-сан... — выдохнул он через зубы; его зрение затмевала злость. — И я выебал Дракона Доджимы, и он что думает, что он — влюблён? Кирью чувствовал, как будто его ударили со всей силы. В ночь, полной бездушных ударов, этот был самым жестоким. Были ли его чувства настолько прозрачны? Он не решался назвать это любовью, но в этом определённо было что-то, чего он начал хотеть. Может быть, Маджима был таким агрессивным, потому что идея была ему отвратительна. Унижение сковало его горло. Он думал, что они оба испытывали чувства. Маджима приподнялся и съездил кулаком по его щеке; боль разрывала его череп. Он ударил его ещё раз, и снова; звуки ударов эхом раздавались от стен окружающих их домов. — Ты не можешь быть такой размазнёй — не в этой жизни — я тебе не дам! Вставай! Кирью пылал опасной смесью эмоций, глицерина, и кислоты, готовый взорваться. Он хотел доказать, что может уронить Маджиму лицом в грязь. Он хотел доказать, что он мог двигаться дальше без ущерба своей нравственности. Он хотел показать ему, что его чувства не были слабостью. Он действительно хотел вбить Маджиму лицом в грязь, и это стало той мыслью, которая дёрнула в нём рычаг. Маджима замахнулся для очередного удара, но Кирью с рёвом вырвал из-под него свою руку и перехватил его. Дыхание Маджимы заметно перехватило, когда он так просто и несомненно пересилен. Кирью высвободил вторую свою руку и схватил его за ключицу, напрягаясь каждым дюймом мускул, и давил на его плечо до момента, когда оно отвратительно хрустнуло. Маджима взвыл в боли и Кирью сокрушил его в грязь, освобождённый и полный жестокости. Ярость Кирью затмевала туманом глаза. Он отступил немного, и вернулось с тревожным зрелищем — внезапно Маджима истекал кровью из носа, которая заливала его грудь; кровь, смешанная с грязью, была размазана по шее отпечатками пальцев, которые он не помнил, как нанёс. Кулак Кирью ныл от желания нанести финальный удар. Кирью был на краю пропасти, глубокой, на дне которой Маджима, избитый, далеко за пределами доказательства, что глубоко внутри он был монстром, которого всегда боялся, и которого Маджима намеревался выпустить из него. Глаз Маджимы прожигал взглядом дыру в его собственном. — Сделай это! Он так жаждал быть раненым более безопасными методами. Маджима проверял его, всё это время. Испытывая его пределы, выискивая его слабые места, пытаясь расковырять его, как любопытный ребёнок, которому интересно понять, где он сломается. Кирью мог делать то же. Но он не давал ему комфорта безопасности. — Это ты боишься стать размазнёй. Лицо Маджимы обрело полную неожиданность. Затем сменилось оскорблением. — Ты знаешь, что происходит с мягкими уёбками, как ты, в якудза? Их закрывают на годы в одиночестве. Они подвергаются пыткам, избиению, и использованию. Принимают удар за кого-то, кто не заслуживает его из-за каких-то — запутанных чувств. — Тогда что, ты — боишься меня, ставшего размазнёй? Маджима цокнул языком и попытался вывернуться, но Кирью не ослаблял своей хватки. Кирью издал нетерпеливый звук в ответ на его молчание. — Оба варианта, значит. Ты помыкал мной на каждом шагу. Без единой ёбаной причины, где бы мы ни пересеклись. Не только здесь, но и в Камуро-чо тоже, как будто всё это для тебя огромная шутка. Тебе надо было подкатывать, или нужно было биться, и ради какой цели? Чтобы втянуть меня в это, где ты всегда только и искушаешь меня сделать первый шаг, затем срываешься на мне же, когда я хочу, — он запнулся в смущении. — Поцеловать тебя? Или обнять? Или выразить любое... — Заткнись, — прошипел Маджима, зажимая рукой рот Кирью, будто мог остановить вырвавшийся поток. Кирью поднялся и оттолкнул его. Его мысли вернулись к той ночи, когда он не мог подобрать слов, чтобы убедить Маджиму, что он ошибся. Теперь они пришли к нему так же легко, как вздох. — Ты спрашивал, какой я, когда не сдерживаюсь. Я не тот человек, который теряет себя в порыве ярости. Это я, делающий выбор, кем я хочу быть — и это не слабость, которую тебе нужно выбивать из меня. И ты не прав, если так думаешь, — он шагнул вперёд и трепет пробежал в его груди, когда Маджима тут же отступил назад, придерживая плечо. Кирью двигался на него, пока они не оказались у чёрного входа в дом. — Что бы то ни было. Тяжёлое дыхание Маджимы не имело отношения к их битве, но имело прямое отношение к панике на его лице, когда он смотрел на Кирью. Он нервно помотал головой, затем рявкнул на него: — Во-первых, я блядь не искушаю тебя ни на что, чего бы ты уже не хотел. Тогда, в Токио, то, как ты оживлялся всякий раз, когда мы были вместе там, и отворачивался, прикидываясь, что ты ненавидишь это — ты просто не можешь этого признать. Чтобы быть мужиком, ты должен сталкиваться с дерьмом, с которым не хочется. Но это был полностью твой выбор! Если ты помнишь, это я обеспечил тебе лёгкий отход на станции, даже несмотя на то, что я знал, что что-то происходило. И мы развлекались, и я хотел, чтобы это было просто развлечением, — прохрипел Маджима, вытягиваясь в полный рост. На его зубах до сих пор была кровь. — Это могло бы спокойно остаться тем же, просто два парня снимали напряжение! Но ты продолжал... обнимашки... и целовашки... — Ты говорил мне не сдерживаться. — Я не думал, что ты сдерживаешь именно это! — Вообще-то, ты целовал меня тоже! — Ты заставил меня захотеть! Он произнёс это, как обвинение. Маджима наблюдал за реакцией Кирью, но Кирью не знал, чего он искал. Он поморщился, затем расслабился. — Когда ты пропал, я нашёл тебя по абсолютной удаче. Ты был пиздец как близко к тому, чтобы быть вырубленным, и это всё было бы моей виной. И я уже был чертовски взбешён из-за того, как это меня волновало, это было жалким. Несколько лет и ладошка спермы между нами, и мы даже не знаем друг друга, не совсем, и — я не должен, но я всё ещё... — он вытер струю крови из носа и замолчал. — Какая разница. Да, и что, я испытывал твои лимиты. Я думал, и ты в ответ мои, и это было своего рода игрой. Но ты не как я. Ты действительно серьёзен во всём, что делаешь. Ты просто... не знаешь, когда остановиться. Как длинный выдох в конце долгого дня, мышцы Кирью начали расслабляться, как понимание нахлынуло на него. Маджима уставился в одну точку в полу, будто мог таким образом сбежать от того, что сказал. — Как и ты. Теперь Маджима посмотрел на него. Его глаз метался между глазами Кирью и что-то уступающее промелькнуло в его выражении, настолько же ясное, как белый флаг. Стоило заметить этот проблеск, как новая волна страха охватила внутренности Кирью. Или адреналин, или бабочки. Таким диапазоном можно было расценить ответ. — По-видимому, нет. Они стояли на месте, наконец, смотря друг другу в глаза после подначивания друг друга на каждом повороте этого своего рода бедственного романа. — Я объебался. — Ты меня ненавидишь? Сказали они одновременно. Помолчали, приведённые в замешательство. — Что? Я собираюсь, если ты будешь это спрашивать. — Почему ты объебался? Они снова заговорили одновременно, отвращение отзывалось краской на лице. Может быть, они до сих пор не поняли друг друга до конца. — Это идиотизм, я больше не могу! Мне надо забухать! — крикнул Маджима; Кирью поморщился, но согласился.※ ※ ※
Кирью изучал россыпь синяков и ссадин, покрывающую его живот и оценивал свои повреждения, к счастью, исключающие рваные раны благодаря отсутствию ножа в игре. Его щека распухла, волосы растрепались и поникли, так что он смысл остатки геля и оставил волосы свисать, чего никогда не делал, чтобы прикрыть часть отёков. Волосы лезли в глаза. Костяшки были разбиты и ныли. Несмотря на тупую пульсирующую боль по всему телу, он чувствовал себя очищенным. Он переоделся для сна и принёс медикаменты к котацу, отталкивая пустые бенто, которые они поглотили как животные. Он залез под одеяло, пока Маджима самовосстанавливался посредством своих кассет с фильмами — сегодня был его выбор, после того, как они вправили его руку. Это было что-то из зомби-слэша. — Вот, — пробурчал Маджима, подталкивая чашку саке в явном предложении перемирия. Он сидел с голым торсом и в крови, синяки проступали на его светлой коже, скрываясь среди завихрений татуировки. Кирью обматывал костяшки, пока смотрел на мясо на экране. Они пребывали в неуверенной приглушённой тишине. Они сорвали друг другу нервы всеми возможными способами, и теперь сидели, напряжённые, как оголённый провод. Нервы Кирью не были способны ни на что больше, что могло ещё предстоять этой ночью, но недосказанность неоспоримо витала в воздухе при каждом их взаимодействии. Это было другим видом боли. Кирью передал медикаменты Маджиме, который отмахнулся от них. — Но ты же истекаешь кровью везде. — Ага, охуенный видок, не так ли. Он нахмурился. — Что? Твоя ж работа, — Маджима всё же выхватил влажную салфетку и стёр кровь в виде одолжения, бросив салфеткой обратно в Кирью. — Ты недвусмысленно просил этого. Это не значит, что мне должно нравиться на это смотреть, — Кирью опрокинул в себя саке и закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям, как мягко и тепло стало, как после объятий. Он глубоко вздохнул, успокаивая себя. — Хорошая вещь, — он открыл глаза и уловил, как Маджима быстро отвернулся. Всё было практически так, будто они вернулись к прежнему темпу, но столкнулись с куда большей проблемой, чем простое сексуальное напряжение. Он не был уверен, было ли правильным инициировать это, явно не после того, как Маджима ясно очертил свою позицию. Ему определённо нужно было одиночество. Может быть, им обоим. Кирью выбрался из приятного тепла котацу и отправился наверх. — Куда ты идёшь? — ... в кровать? — Кино не закончилось. И саке тоже. Ты хочешь бросить меня праздновать успешную сделку в одиночестве? — сказал он, надувшись. Кирью, осторожно сдерживающий свои эмоции взаперти, изучал лицо Маджимы в поисках мотива. Он покачал бутылкой с саке. Кирью вернулся к лестнице, к громкому разочарованию Маджимы. Он спустился обратно и накинул на него одеяло. — Мне просто холодно на тебя смотреть. Голова Маджимы вылезла из одеяла и выражение того стоило: настолько ребяческая улыбка пробуждала ноющую боль в груди Кирью. — Ты жопа, — сказал он без намёка на тепло. Кассета шла дальше, и они тихо говорили ни о чём в темноте, пока фильм освещал их. Мир сузился до них двоих и ничего дальше света телевизора. Опираясь на сложенные на столе руки, окружённый теплом котацу, Кирью чувствовал молодым, но вне своей стихии. Как будто он испытывал своего рода то, что он нормальный ребёнок, растущий в нормальном доме. Что не относилось к преступникам из приюта, как он. Он раздумывал, каким было детство Маджимы; если он вообще когда-либо принадлежал к этому спокойному миру простого нормального общения. Саке заканчивалось, а кассета была пожёванной в конце. Она переиграла безвременную кончину персонажа, искажая его последний крик снова и снова, пока это не потеряло всякий смысл и плёнка не оборвалась окончательно, оставив их в темноте. Кирью не мог объяснить, почему он нашёл это смешным, но он посмеялся один раз и неловко фыркнул. Маджима издал дебильный внезапный смешок в ответ на непонятный звук Кирью, и это бросило Кирью в низкое хохотание с фырканьем, которое он не мог остановить, чувствуя, будто он был на грани безумия. Может быть, они выпили лишнего, или может быть, события дня, или недели наконец доконали их. Возможно, всё вместе. Маджима рухнул на пол, сотрясаясь в беззвучном смехе. Мысль о том, что один из самых искренних звуков Маджимы был абсолютно тихим, прибавило желание смеяться дальше. — Хорош, — выдохнул Маджима, умоляюще хлопая рукой по полу. — Прекрати блядь ржать! Кирью судорожно вдохнул и задержал дыхание. Но смех вырывался наружу непонятными звуками, и мышцы его живота были слишком ослаблены, чтобы что-нибудь удержать. Руки Маджимы потянули его вниз и зажали рот в отчаянных попытках, пока его плечи сотрясались от смеха. — Больно ржать, пжлста, ты должен! — Окей, — выдохнул Кирью; губы задевали его руки, и он наконец взял себя под контроль. — Господи, как же хорошо, что ты не смеёшься много. Я был бы трупом, если б ты отморил такое во время работы, — Маджима вытирал выступившие слёзы, вздыхая со стоном. Приятная усталось подталкивала Кирью ближе и ближе ко сну. Затем Маджима тяжело опустил верхнюю часть тела на грудь Кирью, вместе с одеялом, подпирая подбородок, чтобы смотреть на него. Его дыхание слегка ощущалось теплом на лице Кирью. Что-то внутри Кирью будто оборвалось под пристальным взглядом. — Что? — Ты кажешься таким молодым вот так, — Маджима дунул на волосы Кирью, отбросив одну из нависших прядей. — Чувствую себя старым извращугой. — Но ты и есть. Маджима укусил его за подбородок. Возбуждение неспеша проползло по его спине и веки потяжелели. Он поднял руку, чтобы прижать его ближе, затем подумал получше и опустил обратно. — Не сдерживай себя опять из-за моего переломанного эмоционального ландшафта. Внутри Кирью что-то ослабило напряжение. Он пытался дать им свободы, приняв решение оставить их дальнейшую судьбу в руках Маджимы. Но если бы он был честным с собой, он не хотел останавливаться. И может быть было нормальным позволить себе хотеть. Кирью думал, что они, вероятно, оба немного запутались в приближении друг к другу, как два одиноких волка в сердце холодной зимы. Он осторожно обнял его за спину, и Маджима подвинулся, расслабляя напряжение в мышцах. С рукой, прикрывающей его рот, выражение его лица сократилось до единственного глаза, окружённого синяком и распухшим веком, взгляд которого придавливал Кирью к полу сильнее, чем вес его владельца. Кирью сонно моргал и ждал худшего. Маджима придвинулся к нему, как надвигающийся шторм и остановился в паре миллиметров от его губ, позволяя электричеству пробежать везде, где они не соприкасались. Затем он поцеловал Кирью. Как и этот странный маленький мирок, в котором они оказались, поцелуй был медленным и сладким, даже ностальгическим, не смотря на то, что подобного никогда не было между ними. Губы Маджимы были тёплыми и немного шершавыми, рассечёнными в уголке, куда пришёлся удар. Его щетина слегка царапала Кирью и их окутывал глубокий запах сигарет. Его язык влажно скользнул за зубы, добавляя привкус саке. Они двигались медленно и гладко, две тёмных фигуры на полу, сливаясь в одну массу непонятных форм и конечностей. Кирью водил руками вверх и вниз по голой спине Маджимы и передвинул их набок; их ноги переплелись между собой под столом. Руки Маджимы обвились вокруг его шеи, как жидкость, заполняющая малейшее пространство между ними. Это так и не переросло во что-то большее. Кирью подумал, что это было ужасно само по себе, прямо перед тем, как отключиться.※ ※ ※
Кирью снился сон. Юми была красивой, но он и Нишики никогда не говорили об этом, даже когда одноклассники заводили пошлые разговоры о девочках из школы. Они были в том возрасте, когда у всех была цель для преследования, кто-то просто говорил «мне нравится она», чтобы поддержать своих сверстников. Кирью решил, что если у него и был кто-то такой, то это должна быть Юми, потому что она была красивой и смелой и нравилась другим ребятам, так что она была безопасным выбором. Но он никогда всерьёз не рассматривал признания в этом, потому что всякий раз, когда речь заходила об этом, Нишики становился невыносимым. Кирью думал, что Нишики тоже она нравится. Поэтому они никогда не говорили об этом и это осталось неизведанным болотом на территории их братства. Но когда мальчики говорили о том, чего бы они хотели с девочками, которые им нравились, Кирью не до конца понимал их. Он видел привлекательность прикосновений, но не мог примирить это с чувствами к Юми. Если он ей тоже нравился, тогда он мог бы. Но представлять такое без её разрешения казалось насильственным и неправильным, особенно когда она не знала, нравится ли он ей вообще. Так что Кирью проецировал свои сексуальные желания на безликих женщин, позирующих в грязных журналах, которые мальчики так или иначе прошли и научились быть удовлетворёнными этим, потому что остальные, казалось, были. Иногда, при определённых обстоятельствах, он не позволял себе терять время даром, призывание парней к покорности, наполняло его очень пламенным чувством, которое было захоронено так глубоко, что он мог забыть об этом, когда бы это ни происходило. Пока он рос, все его стремления к женщинам оставались на прежнем уровне. Они говорили им, что он был добрым, но холодным. Что они не могли видеть себя в нём. Он поступал правильно и поступал хорошо, но подделать чувства невозможно. И Кирью не мог сказать, были ли у него сильные чувства хоть к кому-то из них, не такие, какие он испытывал к Юми. Но он никогда ничего не делал с этим до момента, пока у них с Нишики не случился разговор, которого они оба не хотели иметь. Кирью вырос, попавшись в логическую ловкушку, разделив свои романтические чувства и сексуальные желания на две разных категории, которые и близко не думали пересекаться.