К черту правила

- Тут точно на двоих? - Точно нет. Слишком подозрительно. Пришлось брать на целую компанию. К тому же… я поняла, что вообще не знаю, чего ты любишь. И вот решила узнать. Они ели китайскую еду «на вынос», которую Триш гордо назвала «почти собственноручно приготовленным ужином», и Джорно млел от того, как она держала палочки. Как и все европейцы Триш ничего не знала о тонкостях японского этикета и держала палочки как можно удобней – безумно близко к нижним концам. В Японии такое допускалось между исключительно близкими людьми. Это ничего не значило, это не могло ничего значить, но его воспоминания сейчас искажали действительность. - Мне нравится. - Что именно? Курица или баклажаны? - Ты. И то, как ты держишь палочки. Триш растерянно смотрела на свою руку, освещенную пламенем свечей – нормально она их держит. Как обычно. Пока попытка узнать Джорно поближе ни к чему не привела. Зайти с другой стороны? - Что у тебя нового? Ох ты ж, что у него нового… Сегодня утром, кажется, он все-таки начал войну – других причин для растущего беспокойства просто не было. Недавно опять встретился с фондом Спидвагона – и опять получил отказ в помощи: ведь теперь наркотики распространяли не носители стенда (похоже, стоит поймать нескольких врагов и потыкать в них стрелой). В прошлом году он едва успел вытащить Гвидо с того света. А полгода назад чуть не умер сам. Они так и не поняли, что это было: случайное отравление или намеренное покушение, и почему именно не сработал Голд Экспириенс Реквием. Потому, что доза яда была недостаточна для смертельного исхода? Или потому, что атаки как таковой и не было – просто случайная ошибка, человеческий фактор? - Я все же бросил школу. - Да ну? Ты же хотел закончить – экстернат и все такое. - Хотел, но потом Гвидо ляпнул, что в тюрьме учиться как-то проще, и за полученный аттестат могут даже срок снизить, а Фуго заметил, что, согласно статистике, меня скорее посадят, чем не посадят. А раз осталось учиться всего полгода – глупо было бы упускать такой легкий шанс на УДО. - Ты это серьезно? Джорно пожал плечами. Про тюрьму он говорил вполне серьезно, про возможность так легко скостить срок – конечно, шутил. В его случае даже PhD Сорбоны не имела бы никакого значения. - Иногда проще отсидеть, - ответил он туманно. Любые попытки рассказать о своей жизни весело и непринужденно всегда скатывались к одному и тому же. Лучше просто о ней молчать. - Скажи… ты ведь… ты ведь соврал, когда сказал, что у тебя никого нет? – вот зачем я это спросила?! Вот зачем она это спросила. Идея рассказать о своем недавнем отравлении уже не казалась такой плохой, и Джорно стоило некоторых усилий не разрешить ситуацию сменой темы. К сожалению, если уж Триш такое ляпнула – значит, это ее действительно волнует, и нужно выдать какую-то дозу правды. Впрочем, в этом было даже что-то хорошее: во-первых, можно делать вид, что еще не прожевал – и в бешеном темпе думать, во-вторых, ее лицо прекрасно освещено и отлично читается. - Я был… не вполне честен, - женщин у него стало в последнее время меньше, но это точно были не те слова, которые Триш ожидала услышать. - Кто они? С кем ты? - Агентессы, – по ее мимике он сразу понял, что множественное число было неожиданностью. Как и то, что сексуальные связи Джорно могут иметь какую-то совершенно практическую цель в виде доступа к информации. - И что? Во всей Пассионе не нашлось человека, способного качественно оттрахать? - Оттрахать не вопрос. Проблема в том, что они вроде как сливают мне дезинформацию, а сделать это хорошо, не разбавив ее хоть долей правды, просто невозможно. И надо очень быстро сортировать этот поток, - говоря это, он отложил еду и взял стакан с водой. Еще один отличный способ тянуть время. - Еще скажи, что это адов труд, и тебе на самом деле совсем не нравится, - Триш отбросила свои палочки. Ага, просто ебу и плачу. Конечно, ему это нравилось, причем все и полностью. Моментально определять где ложь, а где правда, и почему именно эту ложь ему сейчас сказали, и почему конкретно этот кусок правды решили сдать. Не ввели ли его любовницу в заблуждение, и сколько всего здесь уровней лжи. Одновременно с этим как бы случайно и мимоходом сообщать что-то ценное или что-то ложное, принимая решения в бешеном темпе. Он любил наблюдать, как у женщины рядом с ним плавились мозги и моральные ориентиры, и как она уже сама не могла понять – спит ли с Джорно, потому, что нужно его победить, или борется с ним потому, что это дает доступ к его телу. И, поскольку они были заняты попытками понять, что на самом деле происходит, старались солгать как можно правдоподобней, одновременно не сболтнув лишнего, то сил на контроль своих тайных желаний у них уже не оставалось. Поэтому секс был до невозможности грязный, и одновременно – именно такой, какой им всегда был нужен, и никогда прежде не был доступен. Не было никаких запретов - как будто им была заранее выдана индульгенция на любые извращения, как будто им заранее отпустили все грехи. В общем, ему нравилось в этом решительно все от первого глотка вина до прощального поцелуя, и при этом – ничего конкретно. Женские лица и фигуры можно было тасовать между собой и даже менять на любые другие – они ничего не решали. Приводила в восторг не конкретная женщина, а обстановка и ситуация. В то время, как с Триш было вообще не важно, как и где, важно – что именно с ней. И решительно ничего из этого нельзя было сказать, а потому он пододвинулся к ней близко-близко и спросил буквально ей в губы: - А почему ты считаешь, что можешь спрашивать? Ты моя? - Даже не надейся, - она отрицала очевидное, отрицала так глупо и так яростно. - Тогда чего ты от меня хочешь? - Зачем я тебе? Если я так легко заменима и со мной вечно все не так – то зачем я тебе? - Я люблю тебя. Вот обязательно именно сегодня, вот обязательно именно сейчас, а несколькими часами раньше. Вот обязательно именно после того, как я точно выяснила, что не люблю тебя. - Понимаешь, я… - Молчи. Я знаю. Это не имеет значения. У меня столько информации о тебе, тебя так много вокруг, что отвлечься от тебя можно лишь одним способом – работать до изнеможения. За последние месяцы я сделал больше, чем за предыдущие три года. И важно, по сути, только это – помогает моей цели это чувство или нет. И вот за этим должен последовать взрыв. Просто обязан. Он только что сказал, что использует ее, но она спокойна, и этому есть только одно объяснение. - А я тебе зачем? Если ты меня даже не любишь. Она встает и раз пять проходит комнату из угла в угол, чтобы остановиться наконец у своей сумочки и достать телефон. - Слушай, - он больше не видит ее лицо, она смотрит в окно, на освещенную ночными огнями улицу. Телефон в записи воспроизводит нервный смешок, а потом начинается музыка – простой гитарный перебор, чуть позже раздаётся женское контральто, грудное и выразительное, с хрипотцой, и Джорно понимает, что это новый голос Триш, а ее тусклое сопрано совершенно неожиданно и при этом абсолютно логично исчезло. И бэк-вокала, всегда вытягивающего это сопрано на приемлемый уровень, тоже больше нет. Динамик телефона вносит свои искажения, но голос Триш – новый голос Триш - под аккомпанемент гитары звучит на редкость правильно и спокойно. Так же правильно звучат, пожалуй, песни Коэна, но за его музыкой стоят десятилетия жизни в обнимку с гитарой и микрофоном, многочасовые выступления, во время которых он отточил свое мастерство. В воспроизводимой сейчас записи ничего этого нет. Гитара сбивается как минимум три раза, песня по сути вообще начинается только со второй попытки, но текст, и мелодия, и ее голос – все это хочется слушать еще и еще. - Триш, это здорово. Слова? - Мои. - Гитара? - Тоже моя, но это пока только заготовка. Когда начнется нормальная работа – от всего этого останется процентов тридцать. Или еще меньше. Я не могла этого раньше, не могла сделать ничего подобного, пока мы не начали вновь. А теперь… ты слышал сам. Так что я даже не могу злиться на тебя за то, что ты используешь это чувство, эти отношения для своих целей – ведь я делаю то же самое. Я тоже… Она прерывается, чувствуя его руки на своей талии и губы на своей шее – сзади, прямо за ухом, а потом под линией роста волос, все ближе и ближе пробирающимися к выступающим косточкам позвоночника. И этого уже хватает, сегодня ей достаточно такой малости, она уже готова, но она не хочет спешить. Они оба не такие жадные, не такие голодные, и оба точно знают – он уйдет сразу после. Быстрый приветственный секс и печальный прощальный – похоже, это все, что им теперь доступно. Гостиничный халат - единственная одежда Джорно – падает на пол так быстро, что даже слишком, но ее футболку он тянет вверх мучительно медленно. Когда она поднимает руки, желая уже как-то закончить с этим, он ловит в этот кусок ткани и ее лицо, и ее локти, оставляя в полной темноте, быстро касаясь лифчика. Одна застежка сзади, два крючка на бретельках – и в сторону его. Мягкая грудь (как всегда, идеально ложиться в ладонь), твердые розовые соски (как всегда, идеальны под его губами), но это не помогает, совсем не помогает Триш выпутаться, вырваться, чтобы вплести пальцы в его волосы и притянуть ближе. Практически бесполезные зрение и слух заставляют мозг полностью сосредоточится на осязании, делая ласки Джорно еще ярче. Ее борьба с одеждой длилась, кажется, целую вечность – кромешно темную, обжигающе жаркую, остро-чувственную вечность. И – Боже, да! – губы к губам, кожа к коже, обхватить руками, прижать сильней, и все лишь для того, чтобы снова отлепиться и позволить за руку отвести себя к кровати. Она падает на спину, разрешает избавить себя от джинсов, послушно поднимая сначала бедра, а потом ноги, чтобы повторить все тоже самое с трусиками. Одежда летит куда-то прочь, за пределы кровати, чтобы пропасть и исчезнуть вместе с нотными листами, вскрытыми паролями и битыми огурцами. Есть только он и она, тихие вздохи, чуткие пальцы, влажные губы и скользкие языки. «Это странно» - думает Триш. Это так странно и так не похоже на него. Секс с Джорно – всегда поддразнивания, всегда напряжение, от которого воздух буквально электризуется. И потому нежность, которую она видит в каждое его ласке и слышит в каждом его стоне, удивляет так сильно. Его все это поражает не меньше – где и с кем он был таким последний раз? Был ли он вообще таким прежде хоть где-то и хоть с кем-то? Пожалуй, только с Триш и был, причем очень давно – когда они оба знали мало, а умели еще меньше, и когда инструкция к презервативам действительно читалась… или просматривалась? Там же вроде картинки. В общем, когда она еще содержала что-то полезное и новое. И кстати о презервативах – где-то здесь между поцеловать тут, и потрогать там, и шепнуть кое-что – нужно прерваться и надеть, чтобы опять нырнуть в эту жаркую влажность, чтобы чуть выйти и повторить, повторить, повторить… Пока не изменится ее голос, пока ее пальцы не вцепятся в его плечи… И вот пока все это пока еще не, но уже скоро, уже близко, Триш скорее чувствует, чем видит, что Джорно отстраняется. Он все еще в ней, все еще двигается, но его губы, его дыхание, весь его торс отдаляются, и открывая глаза, она видит зеленый взгляд прищуренных глаз, смотрящих прямо на нее. Откуда-то слева выплывает золотое пятно, стремительно приближается и врезается в нее, разбивая мир вокруг на множество золотых осколков. Джорно не знал, почему это работает так. Легкого прикосновения достаточно для сложнейшего изменения материи, для почти божественного акта создания живого из мертвого, но для подчинения человеческого сознания необходим именно удар кулаком. Пусть символический, пусть мучительно-медленный, пусть скорее касание, не способное навредить - но все же тыльной стороной сжатой ладони и никак иначе. И когда кулак Голд Экспириенс касается лица Триш, она тонет в золотом мареве, откуда ее вырывает другой удар – внутри нее ощущающийся слишком ясно, непривычно четко, подталкивающий ее неостановимо к краю, и даже почти за край, и она понимает все почти мгновенно. - Какого черта ты творишь! Она вскидывает бедра так высоко, что на кровати остаются, кажется, только ее лопатки, одновременно руками пытаясь столкнуть, скинуть, сбросить его с себя. Но вопреки всему, что она ожидает, Джорно все также над ней - и в ней - и новый удар изнутри все обнуляет. Она опять зажата между ним и постелью, ее руки лежат рядом с головой, словно не было всех этих движений, словно их просто не могло быть. - Перестань! Слезь! Ладони подлетают к его лицу, отвешивая целю серию пощёчин, а он не реагирует, вообще никак не реагирует, даже не закрывает глаза, но главное даже не в этом – повернув голову влево она видит взгляд Голд Экспириенс, направленный на нее, а еще – собственную руку, неподвижно и беспомощно лежащую на кровати. Ту самую руку, которая, как она уверена, сейчас пытается хоть как-то достучаться до Джорно. Удар изнутри объединяет то, что она видит, и то, что она знает – и вот, ее рука лежит на простыне, не способная двигаться, не способная ни на что. И это последнее, что она видит перед тем, как очередной удар вызывает спазмы удовольствия в ее животе. Вместо привычной череды быстрых пульсаций ее матка словно замирают каждый раз на пару секунд максимально сжавшись, а после, полностью расслабившись, буквально выталкивает из себе порцию крови в вены, и снова сжимается. И кровоток, так привычно разливающийся по ее ногам волною тепла после, сейчас обжигающе горяч, и бежит по всему телу вместе с длящимся и длящимся удовольствием. Через все это пробиваются размеренные толчки, касающиеся ее чувствительных точек, и вызывающие новые и новые вспышки внутри нее, как будто все еще мало, как будто вообще может быть мало того, что с ней уже происходит. Где-то в своём сознании она кричит и бьется, но в реальности может только хрипеть, не способная пошевелить ни одним мускулом сознательно, и тонкая струйка слюны вытекает из бессильно дрожащих губ. Потом дрожь охватывает все тело, глаза теряют способность видеть реальность, ловя на прикрытых веках вспышки. Это даже уже не он и она, это уже только Триш, но даже от нее остается так мало, и эта малость продолжает мучительно сладко таять, пока не исчезает совсем… Освобождение Джорно ставит точку во всем этом безумии, волнуя его меньше, чем то, что происходит сейчас с ней. Это вообще не про секс, это про власть, про обладание, про ни с кем другим у тебя не будет подобного. Ему не хватало этого. Женщины без станда, испытав воздействие Голд Экспириенс, становились совершенно неадекватными. Прибить было, кажется, проще, чем объяснить или успокоить. Кроме прочего, они полностью теряли способность правильно понимать слова «я сам тебе позвоню». Он искал удовольствия, а не проблем, и потому зарекся делать что-то подобное. Обладательницы стандов же мало того, что встречались не так часто, так еще и отношения с ними обещали еще большие сложности. Хоть та же Шила И: красивая девчонка, со своей червоточиной, явно не дура, прямая и смелая, верная и самоотверженная… Все это делало ее идеальным подчиненным, и одновременно - последним человеком, которого Джорно хотел видеть в своей постели. Сколько раз, смотря на нее, он думал – почему же ты такой хороший солдат и такой плохой разведчик, и как сильно ему нужна такая же красивая и преданная, но не столько прямолинейная, способная умело тасовать ложь и правду, выходить из трудных ситуаций без драки, но с улыбкой, и, пожалуйста, чуть меньше жертвенности… как же сильно ему нужна Триш. Она приходит в себя, открывая безумно тяжелые веки. Огромный успех, ведь больше ей не подчиняется ничего в ее теле. Простыни – свежие, тщательно выглаженные, содержащие безумное количество нитей в каждом сантиметре - царапают кожу, сложно наждак. Джорно лежит рядом и медленно водит подушечками пальцев по ее коже, и это… раздражает. Все вокруг раздражает. - Убе… убери. - Сейчас. – Он согласно убирает свои пальцы, чтобы другой рукой осторожно приподнять ее голову и поднести к губам стакан с водой. – Пей. Это быстро проходит. У всего своя цена. За взрывом удовольствия неизменно возвращается выводящая из себя обыденность, и она уже просто не воспринимается как норма. Триш довольно долго ловит непослушными губами соломинку, но сделав первый глоток понимает, насколько же ей это необходимо. Когда стакан опустел, окружающее стало хотя бы терпимым. - Зачем? - Про запас. На завтра и еще на много дней вперед. Мы не скоро встретимся снова. - Это не так работает. После хорошего секса хочется еще хорошего секса. Это не так работает. Правильно. Маленький кусочек пазла нашелся, встал на место, и все игровое поле изменилась. Нужно уходить, и уходить срочно. - Триш, мне нужно… Спит. Возможно, так даже лучше.