***
Юлия не отпускает Еву в Омут, пока они вместе не придумывают, что Еве делать дальше. После случившегося ночью стало совершенно ясно: Ева больше никого не пустит в постель, и не придёт к тем, кто хочет уложить её в свою. И если так, то дорога только одна. Если её роль в этом городе – давать людям успокоение, они придумает другие способы этого достичь. Она выкинет кровать и ширмы, закажет патефон, научится играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Достанет мамин сервиз и найдёт кого-нибудь, кто научит её собирать и сушить травы для чая. Все вскоре поймут, что душевный отдых гораздо более приятен, чем телесный. Андрей тоже её поймёт. Он будет недоволен и понадобится время, чтобы он смирился. Но он, её покровитель, тот, что за все прошедшие годы стал ей как брат, конечно сменит гнев на милость. Юлия видит, как съёживается Ева, представляя разгневанного Андрея, и сомневается, будет ли это так легко пережить. — Он привык заставлять покоряться своей воле, — убеждённо говорит она, вертя в руке сигарету, — металл, камень, даже законы физики и мироздания. Люди стоят на ступень ниже, и Андрей даже не подвергает сомнению, что кто-то способен пойти против его слова и желания. Ева сглатывает подступивший к горлу ком: — Андрей может быть суров и твёрд, но лишь к тем, кого не считает друзьями. Он всегда был предан и заботлив, и никогда не был жесток ни с кем из нас. — Плодами заботы являются доверие и чувство безопасности, — Юлия с сомнением поднимает бровь. Она не говорит конкретно, но Ева понимает, о чём она: что это Андрей заставлял её пить твирин, приходил и оставался без разрешения, забывал о её комфорте и поэтому делал больно. Но ведь это не его вина. Ева – та, кто позволяла это, не говорила вовремя «нет», не защищала своё решение, поддавалась на уговоры. — Теперь всё будет по-другому, — заверяет она. — Я всё ему объясню, буду убедительна и не отступлю. Андрей уважает меня и не станет чинить преград; когда я всё расскажу, не сделает мне больше больно. Он не такой. Юлия опускает глаза и крепко хватает себя за локти. Должно быть, беспокоится, что Ева забудет о ней, с головой окунётся в её новое начинание. Ева ласково касается её плеча: — Не волнуйся, всё будет хорошо. Всё это будет только благодаря тебе, я всё изменю и сделаю таким, каким это должно было быть с самого начала. Я не понимала этого, потому что была тогда совсем девчонкой, наивной и ничего не смыслящей, — Юлия всё ещё не поднимает век, и Ева кладёт руку на её щёку. — Всё станет правильно. Юлия, станет, потому что ты вдохнула в меня жизнь. Юлия губами прижимается к её ладони, устремляет взгляд в пространство, а когда обращает его на Еву, смотрит и говорит твёрдо: — Я в тебя верю. И хочу, чтобы у тебя всё получилось, — Ева благодарно кивает. — Обращайся ко мне по любому поводу. И если Андрей не оправдает твоей веры, сразу приходи сюда. Дай мне слово. Ева обещает, и напряжённое лицо Юлии разглаживается. Они прощаются, долго держа подруга подругу в объятиях. Ева спешит в Омут.***
Чтобы воплотить задуманное, Еве приходится приложить большие усилия. Прежде всего, просит помощи у юношей Каменного двора переставить и избавиться от лишней мебели, заказывает новые шторы, пишет Андрею записку отправить к ней травяных девушек с кистями и краской. Она решает, что комната будет чудесно смотреться в голубых тонах: спокойных и светлых, как Юлины глаза. Перебирает книги и выделяет самые интересные: те, которые давно не открывала, и те, которых вовсе пока не читала. Она будет рассказывать истории, как арабская принцесса, красивым словом давать совет. Пустые бутылки выкидывает, нераскрытыми расплачивается с танцовщицами. Фонарь Ева убирает подальше, вместо него вывешивая венок кустарных веток, украшенный цветами из лент. По городу ходят шепотки, что Омут прихорашивается к весне, то и дело заходят румяные от мороза молодчики с предложениями помочь. Юлии Ева регулярно пишет письма, в которых делится своими успехами, спрашивает, скоро ли приедут пластинки той замечательной композитры. По вечерам раздумывает, какие уроки подойдут ей больше: на фортепиано или флейте. Эти несколько недель Ева спит спокойно, лишь пару раз увидев неясные кошмары с множеством тянущихся к ней рук. «Это пройдёт», — заверяет она себя. Ева рассылает некоторым своим прежним посетителям приглашения, чтобы они стали первыми гостями обновлённого Омута. Она давно знает этих людей: некоторых ещё с детства, пожилых мечтателей, с другими познакомилась позже – например, с двумя кузенами, любителями долгих увлекательных бесед и дружеских споров по смешным причинам. Для них Ева никогда не была просто красивой обёрткой. Они конечно же оценят её труды и разошлют о ней добрую весть. Но то ли волнение вводит её в разлад, то ли она плохо подготовилась и поторопилась, потому что встречи проходят совсем не гладко. Каждый раз всё начинается хорошо: Еву одаривают комплиментами её изобретательности и вкусу, с интересом пробуют новый чай, слушают музыку, прикрыв глаза или откинувшись на мягкую спинку софы, дирижируя пальцем или подпевая. Но потом они бесцеремонно берут Еву за запястья, или пытаются обнажить её колени, или опрокидывают её на подушки. Её протесты встречают недоумёнными, недовольными и даже разочарованными взглядами, замыкаются и больше не реагируют ни на какие Евины попытки вернуть их расположение. «Было очень… мило», — говорит каждый из них на прощание, угрюмо натягивая куртки и сдвигая шляпы на брови. — А чего ты ещё ожидала, лучезарная? — с широкой улыбкой спрашивает Марк. Подёргивая носком лакированного ботинка, он цепким взглядом рассматривает каждый элемент комнаты: как новые, так и оставшиеся прежними. — Декорации подобраны замечательно, и в первосортности твоего перформанса усомнится разве что отъявленный дуботолк, но на афише нового спектакля твои прошлые роли обещают людям привычное наслаждение. Они помнят, как ты была хороша, и думают, что знают, на что идут. — Что за жестокий обман, — фыркает в усы Влад. — Я сочувствую бедолагам, которым не повезло побывать на премьере. На твоём месте я бы подумал, как загладить перед ними вину. Ева поднимает подбородок и слегка отворачивает от них двоих голову: — Ни за что. Я приняла решение, и ни за что от него не откажусь. С животными развлечениями в этих стенах покончено. — В кабаке скоро будет не хватать мест, Андрей. Одолжить тебе денег на расширение? Все повернулись к угрюмому, набычившемуся Андрею, что не проронил ни слова с самого начала встречи. Он щурит глаза и глядит на Еву волком. — Идиотская затея, Ева, — заключает он. — Я хочу сделать город лучше, Андрей, — голос Евы становится очень мягким, и вместо истинных чувств она говорит насквозь лживую речь, — я хочу, чтобы люди взрастили в себе человеческое, выросли из первобытности. Теперь, когда улицы наполнили дикие мясники из Боен, разве лишним будет пример красоты разума и чуткости души? Если мы конечно всё ещё хотим когда-нибудь вернуть себе город. — А вот проект Быков приплетать не советую! — вскидывается Влад. — Гетера рвётся в политику, — протягивает Марк, — даже ей очевидны твои промашки, Младший. Ева их не слушает и смотрит только на Андрея: — Я делаю то, что считаю нужным. — Считать – не твоя работа, — Андрей становится мрачен, как грозовая туча, — твоя работа – красиво лежать и стонать попошлее, быть красивой, капризной и глупой настолько, чтобы последний идиот и неудачник чувствовал себя рядом с тобой Платоном и Дедалом. Остальное предоставь нам. Ева поджимает губы непроизвольно, забывая, какую приятную картину лица дарит Андрею. Она скрещивает руки под грудью, но и тут только доставляет удовольствие. — Вот и молодец. Обиженный Влад ещё препирается какое-то время с ехидничающим над ним Марком, Андрей поддерживает то одного, то другого, и в конечном итоге сводит разгоревшийся было спор в шутку, над которой все трое довольно смеются. Про Еву забывают. Вскоре покровители уходят, пожелав Еве поскорее бросать надуманную ерунду. Ева сносит насмешки гордо – так она хочет думать, – слезу обиды роняет лишь когда захлопывается входная дверь, но она энергично её утирает и пишет Юлии записку: «Встреча прошла плохо, но я не уступлю».***
Ева снова рассылает приглашения, уже по всему городу, каждому, кто хоть единожды бывал в Омуте. Польщённые, гости приходят, поддерживают с Евой беседу, видя её неподдельный интерес, делятся с ней самыми разнообразными известиями и случаями, произошедшими с ними недавно или когда-либо. «Подумать не мог, что такая сказочная красавица, как вы, способна быть ещё и внимательной собеседницей», — хвалят её, и Ева улыбается, глотая комок обиды. Они увлекательно проводят вечера без единого неловкого случая, некоторые даже приходят к ней снова. Про первые неудачи Ева не вспоминает, списывая на случайность. «Андрей, вот ты не верил, но людям нравится в новом Омуте. Им нравлюсь новая я», — заканчивает она письмо и отправляет в кабак. Ответы приходят невестами: «Хозяин велит бросить эти глупые игры», ещё через пару дней: «Хозяин передаёт, что у вас ещё шанс есть прекратить, пока он не сделал это за вас». Ева просит передать, что она не меняет своих решений, и сама себя успокаивает тем, что ещё немного – и Андрей смирится. Так проходит неделя и ещё одна, потом танцовщицы перестают являться к ней на порог. Ева выдыхает с облегчением, будто все эти дни провела под водой. В один из вечеров к ней приходит тот самый юноша из дома неподалёку, чью невесту забрала Песчанка. Он старается быть непринуждённым, но от волнения все его движения скованы и дёрганы, с щёк не сходит стыдливый румянец. Ева включает для него композицию с ведущей скрипкой, вкладывает горячую чашку чая в длинные пальцы. — Всё хорошо, — успокаивает она его, — как много бы не поменялось, мы всё ещё добрые друзья. Он кивает, тряся кудряшками длинных волос, отпивает чай, держа локти по швам и колени собранными. Ева откидывает его на спинку софы, спрашивает, что это он принёс собой. Юноша оживляется, с жаром отставляет чашку и демонстрирует Еве альбом с фотокарточками погибшей – такой же светловолосой и высоколобой, как Ева. Водя пальцами по снимкам, он рассказывает о ней так, будто она всё ещё жива. Еве немного не по себе, но она поддерживает его за плечо и целует в висок – так сестра утешает младшего брата. — Ах, госпожа Ева, — вздыхает он и облокачивается на неё. Фотоальбом падает из его рук, и Ева замечает, как натянута ширинка его брюк. Её накрывает тошнотой и желанием сбежать, но он ей не даёт. — Снова отстраняетесь. Вы точно призрак или видение, манящая, но отказывающая даже в мысли прикоснуться к себе. От этого становящаяся ещё желаннее. Ева стискивает зубы и больно впивается ногтями в свою кожу: снова это мерзкое чувство, материальное ощущение грязи по всему телу, которую она не силах смыть и оттереть. Ева вся замыкается на этом чувстве, переставая видеть и понимать что-либо вокруг себя. Мокрая рука под её блузкой – вот, что выдёргивает её из забытья. Она просит юношу остановиться, но голосовые связки не поддаются, словно заржавевшие струны. Такое же оцепенение захватило всё её тело. Она не может его остановить. Даже не в силах закрыть глаза. Сейчас это снова случится. Из прихожей раздаётся громоподобный стук в дверь, затем лязгает в замочной скважине ключ. Непонятно от чего, но Ева уверена, что сейчас в комнату вбежит Юлия и увидит её такой: опрокинутой на лопатки, под возбуждённым мужчиной, нисколько не сопротивляющейся. И видя Андрея – взбешённого настолько же, насколько ликующего, – она даже рада ему. — Я так и знал! — выкрикивает Андрей, с разбегу обрушиваясь на юношу. Под слепящим светом ламп Ева видит, как Андрей хватает его за ворот и бьёт кулаком по лицу, второй, третий раз. На паркет проливается кровь. Андрей отшвыривает юношу, будто тряпичного. — Выметайся отсюда! Увижу тебя хоть ещё раз – прикончу на месте. Бедняга скулит и шаркает разъезжающимися ногами, пятится и вылетает из Омута. Ева провожает его остекленевшим взглядом, и благодарит небо, что всё закончилось. Вот только закончилось не для неё. Андрей рывком садит её, грубо встряхивает за плечи. — Так вот ради кого был весь этот цирк. Далеко же ты готова зайти для этого желторотого молокососа, плюгавого щенка. — Ты всё не так понял, — говорит Ева деревянными губами, — это недоразумение. — Недоразумение – это то, что творится в твоей голове, — сплёвывает Андрей. — Думаешь, я слепой и глухой? Что можешь держать меня за идиота и за моей спиной крутить амуры? Ни страх, ни схватившее её оцепенение, ни что-либо ещё не способны подавить в ней возмущение и разочарование. Ева находит опору, отталкивается и пытается встать с софы, но Андрей не позволяет, толкая её обратно. Становится только обиднее. Да как он смеет обвинять её? О чём он вообще говорит? — Я не знаю, — говорит она твёрдо, — что ты себе придумал и в какой слух поверил, Андрей, но выставлять идиотом себя у тебя прекрасно получается. Глаза Андрея вспыхивают огнём, лицо складывается в зловредную гримасу: — Показываешь зубы, Ева? Я тоже могу. Андрей поднимает руку, и Ева закрывается от удара, но достаётся в итоге не ей. Он наотмашь сносит со столика расставленный сервиз – мамин сервиз, тот самый, что Ева бережно хранила все годы. С жалобным звоном он разбивается на сотни кусочков, белые черепки разлетаются по комнате, хрустят под Андреевыми сапогами. Ева смотрит на него в упор и держит каждый мускул – как бы ни хотелось сейчас заплакать, такого удовольствия она ему не подарит. — Если я такой идиот, то ради кого ты всё это затеяла? — Андрей отпинывает столик, опрокидывая его на дыбы – звенит жестяной поднос. Ева вскакивает и опрометь осколков пятится на два шага. — Скажешь, сама додумалась? Ева молчит. Андрей достаёт из сапога нож, подбрасывает его в воздухе. — И по ночам ни к кому не наведываешься. Не ложишься в чужую кровать. Не успевает Ева и крикнуть, как короткое лезвие протыкает пластинку и входит в шайбу по рукоять. Раздаётся ужасный скрежет, пластинка ломается пополам. Ева зажимает рот рукой и смаргивает слёзы. Андрей довольно ухмыляется. — Может быть, я действительно ошибся, и этот жалкий паршивец ни при чём? — он выдёргивает нож и перехватывает его поудобней. Видя, как Андрей поворачивается к софе, Ева понимает – ничего, кроме признания его победителем, его не остановит. Она преграждает ему путь и цепляется за его руки. — Хватит, — Ева опускается прямо на битый фарфор, — пожалуйста. Андрей довольно оглядывает её и присаживается следом. Высвобождает руку с ножом и подносит совсем близко к Евиному лицу: — Ева, я тебя люблю, — лезвие бросает блик. — И ради общего блага я забуду, что ты сегодня учудила. Я даже поверю, что ты действительно захотела небольших перемен, а не втюрилась в того сопливого недоноска. Признайся, ты перегнула с ним палку. Ева покорно кивает, не веря, что Андрей всерьёз полагает – Ева закрутила интригу в тайне от всех покровителей с этим несчастным мальчишкой. Вот почему он разозлился. И сидящей перед ним на коленях Евы достаточно, чтобы убедиться в своей правоте. Страшная месть за то, чего никогда не существовало. Еве не хватает смелости сказать ему правду. Андрей и не ждёт. Он широко улыбается, обнажив зубы, встаёт, убирает нож в голенище. — Устрой себе небольшие каникулы, развлекайся. Зови, если нужна будет помощь. И не забывай, — говорит он уже в дверях, — ты, может, и свободная женщина, но всё равно моя.