Заноза моего сердца

      - Снова смотришь соревы своего ненаглядного? – Гришка, как всегда, влез совсем не вовремя со своими комментариями, разозлив смущенного до нельзя Костю.       С Фурсовым Никитин дружил с пеленок. Мамки даже беременные вместе ходили к одному гинекологу, там они и сдружились на почве общих забот: будущих имен для сыночков и какие тряпки покупать младенцам. А отцы, начавшие общаться благодаря своим женам, частенько вместе выбирались на рыбалку. Родились Костя и Гриша тоже почти в один день, с разницей в двое суток, но Костя был младше, чем Гришка его постоянно и пинал. Вместе пошли в один детсад, потом в школу и универ, разве что на разные специальности. Гриша, как и хотели его родители, пошел на лингвиста, благо с языками у него все было лучше, чем просто хорошо, а вот Костя уперся рогом и сказал своим драгоценным родственничкам, что окончит сначала то, что ему хочется, а дальше подумает над тем, как прокормить свою тушку. Фурсов все знал о Никитине, и Никитин все знал о нем, так что не было ничего удивительного, что друг сразу разузнал о заинтересованности Кости, начав всячески того подкалывать. А насмехаться было над чем. Они уже отучились полноценный учебный семестр в университете, а Костя после той знаменитой фотосессии так и не решился подойти к Ерохину, чтобы хотя бы сдружиться. У Никитина появилась идея фикс нарисовать нагого капитана команды по легкой атлетике, вырисовывая каждый изгиб, каждую почти невидимую черточку. Но сделать это он никак не мог. Ему живую натуру подавай, а не собственные фантазии.       - Ты и он, как Джек и Роуз из «Титаника», - заржал Гришка, хватаясь за живот почти до колик, за что и получил подзатыльник, после чего начал напевать знаменитую мелодию себе под нос.       Друг не осуждал заинтересованность Кости. Тот всегда был с прибабахом, с загонами такими, что увлечение телом другого парня было лишь цветочками. Фурсов знал Никиту, и предполагал, что вскоре его терпение лопнет и тот с криками: «Дай!» - понесется прямехонько к Ерохину, упрашивая того на позирование в стиле ню.       А еще у Кости появилась привычка смотреть все соревнования, в которых участвовал университетский легкоатлетический кружок, особенно пристально Никитин наблюдал за номером шесть, едва ли не локти кусая от волнения, когда Ерохин бежал со всех ног к финишу, и искренне радовался победам парня. Более того, после соревнований Костя, как маньячина художественная, рисовал Ерохина во всевозможных позах и ракурсах, старательно по памяти вырисовывая в голове развороты конечностей, мимику лица и прочее. Альбом Никитина пополнялся с нешуточной скоростью, грозя в скором времени оказаться полностью заполненным одним лишь Ерохиным. Костя нашел свою нескончаемую музу, только подойти к ней все еще боялся. Его смущал не факт того, что со своим Божеством надо будет заговорить. Костя все-таки не из робкого десятка. Он переживал, что просто-напросто не удержится и, схватив Ерохина в охапку, побежит в свободный учебный кабинет, чтобы зафоткать парня для дальнейшей моделировки рисунков. Никитин был, есть и оставался фанатиком своего любимого дела. И вообще, он все больше склонялся к мнению, что начал влюбляться в Ерохина. Но не настоящей влюбленностью, а какой-то восхищенно-боготворящей пищалкой, которой заболевают девочки-фанатки, глядя на своего кумира. Гришка только пальцем у виска крутил, один раз чуть не лишившись из-за этого конечности.       Может быть, из-за непонятного чувства внутри по отношению к Ерохину, отношения Кости дали трещину. Его девушка заметила, что Костя все меньше уделяет ей внимания, все реже они стали заниматься сексом, словно у Никитина все внутри перегорело и от бывшей огненной страсти ничего не осталось. С драматическо-гротескными слезами на глазах Никитина бросили, пообещав, что Костя никогда в жизни больше не встретит такой идеальной. Парень лишь плечами пожал. Да он и не собирался искать. Нашел уже. С синими глазами-наваждениями.       - Может, все-таки подойдешь к нему как-нибудь? – присел рядом за столик в небольшой столовой рядом с Никитиным Гришка, поставив перед собой излюбленный компот из сухофруктов.       - Зачем? – не понял Костя, пряча свой телефон подальше в карман штанов.       Никитин искренне недоумевал, зачем ему подходить к Ерохину. Тот все равно откажет в просьбе позирования. Он на фотографии без футболки еле согласился. Не резон ему за бесплатно. Да и повода конкретного у Никитина не было. Разве что признаться в том, что его немыслимо сильно тянет коснуться чужого тела, провести кончиками пальцев по коже, понять, на самом ли деле она такая мягкая, как кажется со стороны. За такое можно получить не только по носу, а Костя пока что сам не понял, каким магнитом его тянет к Ерохину: желание впервые трахнуться с парнем, или просто любопытство художника.       - Ну, поговорить с ним. Не знаю там, может, подружиться? – пожал плечами Гриша, поправив русую челку, которая начинала лезть ему в глаза.       - О, да, самое то, Гриш, - хохотнул Костя, представив подобную картину. – «Привет, Ерохин. Помнишь, я тебя фоткал почти топлес? Класс, что помнишь, не хочешь со мной подружиться, чтобы я потом тебя нарисовал голым?» - озвучил воображаемый разговор Костя, покачав головой. – Да если я с разворота в табло не получу – это будет шикарный исход, - Никитин потянулся, откинувшись на спинку стула, и едва не застонал, так сильно у него заболела спина, что пришлось нагнуться чуть вперед и замереть, давая всему корпусу отдых.       У Никитина бывали поломки в теле из-за того, что он часто сидел скрюченным над своими рисунками, порой часами застывая в статическом режиме, погружаясь в творческий процесс. Он не замечал пролетающие часы, а вот его тело прекрасно замечало наплевательское отношение хозяина, через некоторое время отдаваясь болью во всех местах.       - О, у меня идея! – восторженно воскликнул Гриша, чуть не стукнув кулаком по столу от снизошедшего на него восторга.       - Какая? – с подозрением прищурился Костя, понимая, что, возможно, ничего хорошего ждать от друга не придется.       - Пусть он тебя научит правильно растягивать мышцы, - Гришка даже палец вверх вскинул, словно гениальней идеи не сыскать. – Ты постоянно буквой «зю» сидишь. Так пусть он тебе покажет, как правильно растягиваться. Эти атлеты постоянно же тянутся перед тренировкой.       - Браво, маэстро! – Костя не сдержался от саркастических хлопков, громко воскликнув от наигранного восторга, из-за чего привлек к себе излишнее внимание других студентов, обедающих в столовой, так что пришлось стать потише. – Ты прикалываешься, что ли? Он не станет делать это за бесплатно – это во-первых, а во-вторых, он меня пошлет с такой просьбой.       Энтузиазм Гриши подостыл, но он все-таки сказал:       - Ну, он старше нас и учится на моем факультете, заканчивает уже в этом году, так что шансов с ним поконтактировать у тебя может быть немного. Хочешь, я сам подойду?       - Еще тупее затея, - закатил глаза Никитин. – Забудь уже, и дай мне со стороны понаблюдать за этим Божеством.       Фурсов лишь фыркнул в ответ, качнул головой и промолчал. На этом их разговор касательно Ерохина завершился, и они принялись обсуждать нависший над ними, как Дамоклов меч, зачет по философии, который сдать придется в ближайшее время. Костя понимал философию лучше, чем Гриша, но он не любил предмет так сильно, что сам организм отказывался подниматься с утра, чтобы пойти на пару, так что Никитин частенько прогуливал семинары, за что заслужил не очень хорошую репутацию у престарелой преподавательницы. Она не то чтобы невзлюбила Костю, однако стала относиться предвзято, всякий раз припоминая тому, что он пропустил ту или иную важную тему. Никитина не очень-то волновало всеобщее внимание, которое он получал благодаря преподавательнице, однако количество долгов начало расти, и закрыть их требовалось в ближайшее время. Так что Костя поспешил к Марине Федоровне, чтобы обсудить возможные отработки пропущенных занятий.       В небольшом кабинетике, наполненном запахом древесины и книжной пыли, в удобном полукруглом кресле разместилась преподавательница по философии, время от времени поднося к тонким губам миниатюрную чашечку с кофе. Укутанная в большой плед, поправляя спадающие на кончик носа большие очки, женщина больше напоминала черепаху Тортиллу, чем представительницу человеческого рода. Она не сразу отреагировала на пришедшего к ней студента. Лениво оторвав взгляд от газеты, Марина Федоровна подняла взгляд голубых глаз на Никитина, когда тот громко покашлял и постучал по косяку двери, уже находясь внутри кабинета.       - Здравствуйте, Марина Федоровна, - ослепительно улыбнулся Костя. – Можно кое-что спросить?       - А-а-а, - протянула женщина, поправив сползающие вниз очки. – Константин Иванович, да? Ну, проходите, спрашивайте, что хотели.       Несмотря на почтенный возраст, гуру философии обладала на удивление острым умом и замечательной памятью, запоминая каждого студента с первого раза не только по фамилии, но и по имени и отчеству, вызывая тем самым восхищение и уважение.       Пройдя глубже в кабинет, Костя уселся на стул, подарив преподавательнице самую яркую улыбку из всех возможных из богатого арсенала. Никитину предстояло невероятное – очаровать суровую женщину.       - Марина Федоровна, я по поводу своих пропусков… - начал Костя, но оказался перебит женщиной, которая поцокала языком и покачала головой.       - Их очень много, - преподавательница взглянула пронзительным голубоглазым взглядом. – Ты не успеешь их все отработать до зачета.       - Я об этом и хочу поговорить, - нетерпеливо продолжил Костя, вздохнув, понимая, что если они сейчас затянут разговор, переходя почти на философские размышления, то он точно опоздает на следующую пару. – Дело в том, что…       Неожиданно постучали, и Костя раздраженно захлопнул рот на половине речи, хмуро взглянув на дверь, но его возмущение почти сразу исчезло, когда он увидел, кто пришел к Марине Федоровне. В проеме неуверенно застыл Ерохин, переводя взгляд с преподавательницы на сидящего напротив нее Никитина.       - Простите, я помешал? – поинтересовался спортсмен, замявшись и поправив на плече лямку рюкзака.       - Заходи, присаживайся, - гостеприимно пригласила женщина, чем несказанно удивила Костю, который с замиранием сердца наблюдал, как Ерохин закрывает дверь.       Но удивило Костю еще и то, что женщина так просто обратилась к студенту на «ты», да еще и улыбнулась так мягко, как-то понимающе, и немного хитро, что Никитину стало не по себе от необычного предчувствия приближающейся жопы.       - Ты, Тимофей, наверное, по поводу той работы, которую тебе надо сдать через месяц? – полюбопытствовала женщина, и, дождавшись кивка присевшего рядом с Никитиным парня, задумчиво покивала, постучав кончиками сухих пальцев по столу, явно раздумывая, как облегчить жизнь обоим несчастным студентам.       А Костя все косился в сторону Ерохина, стараясь быть не слишком навязчиво заинтересованным парнем. Тот всем своим видом давал понять, что не хочет видеть Никитина, ну или делал вид, что не замечает косых взглядов в свою сторону. У Никитина все внутри переворачивалось, становилось с ног на голову и обратно, делая сумасшедшие кульбиты. Из-за того, что они сидели близко, Никитин мог услышать аромат одеколона Ерохина. Древесный запах с нотками чего-то терпкого. Безумно подходящее атлету, что не могло не аукнуться внутри Кости, жадно вдыхающего запах, стараясь слишком сильно не палиться.       - У меня идея, - хитро улыбнулась Марина Федоровна. – Как насчет того, чтобы вам вместе закончить проект Тимофея?       - Но как смогут работать ничего не смыслящий… Эм-м-м… В смысле первогодка, который только начал изучать философию и… четверокурсник? – вскинул брови Костя, не понимая, к чему клонит женщина.       - Легко, - улыбнулась преподавательница. – У лингвистов философия на первом курсе носит больше ознакомительный характер, а вот на четвертом курсе они учат ее более углублено, тем более упор у Тимофея как раз на мой предмет. Так почему бы вам вместе не сделать проект? Тем более, Константин, у вас есть хорошие познания, вы просто ленивы.       Никитин хмыкнул, словив молящий взгляд Ерохина, который глядел на женщину, словно прося не делать того, что она задумала, но женщина оказалась неумолима.       - У меня нет времени с вами двумя возиться. Как сделаете вместе проектную работу – засчитаю пропуски вам, Константин, а тебя, Тимофей, допущу до зачета по предмету.       С трудом, явно пересиливая себя, чтобы выдавить ответ, Ерохин согласился с горем пополам, возведя бренные очи к небесам, словно спрашивая, за что они его так наказывают, а Никитин все еще находился в непонятном для него состоянии: то ли радоваться, то ли огорчаться. Но больше стоило радоваться, наверное. По крайней мере, у него появился повод поговорить с атлетом, побыть наедине (наверное, но это не точно), а еще отличный шанс закрыть свои долги по тягомотному предмету.       - Ну так, с чего начнем? – просиял Костя, стоило им с Ерохиным оказаться за порогом кабинета Марины Федоровны.       Никитин готов был пищать от восторга, однако внешне свой восторг он никак не высказывал, постаравшись запихнуть внутреннюю девушку-фанатку куда подальше.       - Ты хоть в курсе, какая тема-то? – скептически поинтересовался Ерохин, даже не посмотрев в сторону Кости, словно считая, что разговаривает с пустым местом, и голос такой равнодушно-прохладный, натянутый, будто его за язык тянут, чтобы он начал говорить.       - Неа, - простодушно пожал плечами Костя. – Да оно и не важно. Справимся.       - Ну-ну, - хмыкнул спортсмен, покачав головой, словно жалея, что вообще согласился на подобную авантюру. – Философия эпохи Возрождения.       - Это где Данте, Макиавелли, Плифон и подобные? – Костя почесал макушку, вытаскивая свои достаточно не богатые познания философии.       Ерохин молчаливо и очень изумлено уставился на парня, явно пораженный тем, что тот знаком с подобными фамилиями. Синеглазый взгляд пересекся с Костиным серым, замирая, словно вглядываясь в глубину, пытаясь понять и что-то вычитать.       - Неплохо, - выдохнул Ерохин.       - Я не тупой, - ощерился Никитин.       Спортсмен тактично промолчал, не став развивать тему. Покачнувшись, он взглянул на наручные часы, что-то подсчитывая, задумавшись.       - У меня сейчас тренировка. Встретимся в пять в библиотеке?       - Ну… - Костя задумался, что у него там с парами, но Ерохин не стал ждать, просто направившись прямо по коридору в сторону спортзала. – Хорошо! – поспешно крикнул Костя, обалдевая от возмущения, что его мнение, собственно, вообще не принималось в расчет.       Никитин вообще не знал, как ему реагировать на удачно выпавший шанс побыть с атлетом наедине. Все-таки быть ближе к Ерохину ему хотелось, но не ценой собственного времени. Его поразил тот факт, что Марина Федоровна дала подобное задание им обоим, но в то же время Костя подумал о том, что у него появился шанс побыть с предметом восхищения рядом – это раз, а во-вторых, видя того в непривычной обстановке, появится больше материалов для будущих картин.

***

      Костя нетерпеливо ерзал на неудобном библиотечном стуле, время от времени недовольно косясь на часы. Ерохин безбожно опаздывал, вообще не торопился, засранец. А Костя уже прождал целых десять минут и сорок две секунды, когда Ерохин явит свое великолепное Величество. И когда перед лицом Никитина приземлились пухлые книги, тот вздрогнул, подняв взгляд на стоящего перед ним парня. Ерохин упал на стул напротив, кинув рюкзак на соседний стул.       - У нас есть два часа, чтобы перекопать все, что я принес, - сухо объявил спортсмен.       - А потом? – не понял Костя, недоверчиво поглядывая на пухлые тома.       - А потом личное время, Никитин. Сочувствую, если у тебя нет личной жизни, только вот у меня она есть, - Костя пропустил мимо ушей тот факт, что атлету откуда-то известна его фамилия. Мало ли, увидел тот самый стенд с фотографиями после того знаменательного соревнования.       Костя не нашел, что ответить. Насупившись, он подтянул к себе первую книгу. Взглянув на обложку, он увидел название, фыркнул, открыл оглавление, ища то, что нужно. Конечно, можно было поискать информацию в интернете, но такого подхода Ерохин явно бы не оценил, как и Марина Федоровна, которая наверняка способна проверить принесенную работу на антиплагиат.       - Ты вообще хоть что-нибудь сделал? – недоверчиво поинтересовался Костя, посмотрев на Ерохина.       - Часть только, введение, - поморщился парень, который явно не был доволен перспективой дальнейшей работы с Никитиным. – У меня соревнования тогда шли, не до этого было.       Находясь вблизи от атлета, Костя не испытывал ровным счетом почти ничего. Но ключевое «почти» как раз и отличалось от обычного равнодушия. Внутри что-то сжималось в предвкушении, и Костя, видя вблизи лицо Ерохина, в который раз убедился, что оно очень привлекательное. Гораздо интересней, чем через объектив фотокамеры. В меру мужественное, с мягкими чертами. От пристального внимания бровь Ерохина дернулась, и глубокий взгляд синих глаз уставился на Никитина, словно спрашивая, что не так и какого черта на него пялятся, будто пытаются дыру прожечь. Костя, стушевавшись, прокашлялся.       - Так, нам нужно распределить обязанности, согласен? Может, поделим информацию? И еще… В каком виде ты хочешь преподнести работу?       - Реферат, как научная работа, - буркнул Ерохин, подперев щеку кулаком, лениво и без особого энтузиазма перевернув лист учебника. – И да, ты можешь искать в первой половине, а я во второй.       «Очень информативно», - промелькнула мысль в голове Кости, и он подавил рвущийся из груди саркастический тон.       - Может, хоть скажешь, каких философов взять на заметку? – брови Никитина так и дергались сложиться в недовольный домик, высказывая тем самым все, что парень думает о тугоподвижном мыслительном процессе Ерохина.       Тот со вздохом почти наобум назвал имена. Атлету явно было неинтересно, или он всеми силами пытался смириться с тем фактом, что ему придется работать с человеком, который его раздражал одним лишь своим дыханием. По крайней мере, так посчитал Костя, поглядывая на недовольную мордаху Ерохина. Можно было, конечно, плюнуть на все и сказать Марине Федоровне, что он лучше отработает пропуски, рассказав пропущенные темы, но… Но это было слишком просто и легко, да и неинтересно, по хорошему счету. Когда еще выдастся возможность побыть с объектом странных желаний тет-а-тет? Подняв взгляд, Никитин мог рассмотреть каждую ресничку, каждую малозначительную деталь на лице Ерохина, отмечая маленький шрамик в уголке верхней губы. Костя поглядывал тайком, думая, что его взгляды остаются незамеченными, но в какой-то момент ситуация вышла из-под контроля, и Костя слишком долго вглядывался в лицо Ерохина, из-за чего терпение атлета лопнуло. Отложив в сторону книгу, тот, нахмурившись, уставился в ответ на Костю, который нервно поерзал на стуле, неловко усмехнувшись, когда оказался пойманным за разглядыванием спортсмена.       - Ты что, влюбился в меня? – выпалил Ерохин, и челюсть Кости медленно поехала вниз, благо, что не покраснел от дикого смущения, которое отозвалось набатом сердечного бита в груди.       - Что-о-о?! – губы Никитина сложились ровненькой буквой «О», и это было бы довольно забавно, только вот выглядело крайне глупо. – В-влюбился?!       Ерохин откинулся назад, тяжело вздохнул, словно на его плечи опустилось все бремя этого мира. Костя возмущенно захлопал ресницами, настолько трагическое выражение лица состроил спортсмен, вздыхая, наигранно покачивая головой.       - А в какое еще слово я могу оформить все твои поглядывания на меня, ту просьбу на фотосессии?       - Ты дурак или да?! – офигел вконец опешивший Костя, совершенно недовольный тем, что оказался таким глупым, умудрившись самого себя завести в тупик, не зная, что ответить.       - Но ты не беспокойся, - попытался успокоить его Ерохин, понимающим взглядом синих глаз посмотрев на своего вынужденного партнера по философии. – Я человек прогрессивных взглядов, и про твою ориентацию никому не расскажу.       - Да ты… Ты!.. – Костя опешил, не находя слов. – Да я не гей!       А вот тут, поправочка, неправда. Костя говорил с уверенностью, но на самом деле точно охарактеризовать свою ориентацию он не мог. До встречи с Ерохиным парни Никитина не интересовали. Разве что, только как друзья. И своей озабоченности атлетом Костя также не мог дать однозначное название. Может, всего лишь желание человека художественного склада изучить что-то новое, и Ерохин просто оказался идеальной жертвой в силу того, что внешностью не обделен. Никитину нравились девушки, но в тоже время его никогда не посещало настоящее, а не вынужденное желание нарисовать их, хоть как-то запечатлеть их красоту на бумаге. А вот Тимофей Ерохин стал музой. Вообще, попробовать с парнем Никитин был бы не против. Но только с таким красивым, как легкоатлет, не меньше, под стать самому Косте. Да и не ориентация определяет, какой человек на самом деле. Но Костю возмутил сам факт нападок недофилософа. Как можно спрашивать о влюбленности, когда сам Никитин не уверен в своих собственных чувствах?       - Вообще, - Костя скопировал позу Ерохина, громко хмыкнув и вздернув нос, словно гордо оправдываясь в своем поведении, - я – художник. Поэтому разглядывание людей и подмечание особенностей их внешности – мое хобби.       - А, то есть, ты из тех: «Я – художник, и я так вижу»? – издевательски усмехнулся Ерохин.       - Нет, блин! – разгоряченно завелся Никитин. – Я из тех художников, которые рисуют то, что им симпатично и разглядывают то, что им нравится.       Ерохин хлопнул ресницами, его губы дрогнули в ухмылке, и Костя, наконец, вспыхнул, поняв, что оказался легко разведен атлетом, который поймал не то, что на единственном слове, а на целом каскаде правды, выданной парнем, не уследившим за своим языком. Никитин вскочил, не зная, куда ему скрыться от стыда, или куда упасть, чтобы зарыться под землю. Ерохин начал хохотать, и библиотекарь, высунувшийся из-за ближайших книжных стеллажей, зашикал на них, призывая соблюдать тишину.       - Один-один, Никитин. Это тебе за твой ржач на фотосессии и за глупую идею с полуголыми фотками, - Ерохин еще шире улыбнулся, и если бы не ситуация, Костя оказался бы очарован тем, насколько красиво преобразилось лицо парня, отобразившись где-то на подкорке художника.       - Да тьфу на тебя! – вскипел Никитин, не став говорить, что идея с фотками была, вообще-то, не его, он лишь поддержал девчонок с их задумкой. – Сам разбирайся со своими философами, а я… А я… Я дома информацию найду!       И больше слова не говоря, слушая хихиканья Ерохина, Костя сбежал из библиотеки, ощущая, как быстро колотится его сердце.