Заноза моего сердца

      Сначала Костя пробовал на вкус чужие губы. Он касался медленно, изучающе, немного испуганно, поскольку не знал, как отреагирует на его выпад Ерохин, явно озадаченный сумасшедшим поведением своего гостя. Но блондин не оттолкнул. Парень замер статуей, не двигаясь и словно не дыша. Старается трупиком притвориться, что ли? Но Никитин не был бы собой, если бы не решился на большие маневры. Его ладони, лежащие на шее Ерохина, заскользили вверх-вниз, и пальцы зарылись в ежик светлых волос на чужом затылке, тем самым притягивая атлета еще ближе. Тот дрогнул, чуть приоткрыл губы, невольно двинулся навстречу поцелую, и Костя этим воспользовался, касаясь нежной кожи настойчивей, приглашая присоединиться к увлекательной игре, которую он придумал. Постепенно Ерохин отмер, не обнял за талию, конечно, но, выдохнув, начал отвечать, явно откинув от себя некие предрассудки, и тогда-то Костя едва сдержался от стона. Он вообще очень любил поцелуи. Бывшие называли его «поцелуйным маньяком», настолько Никитин любил целовашки. А Ерохин, как оказалось, целовался весьма и весьма недурно. Поддевая губами нижнюю губу Кости, блондин углубил поцелуй, почти нагло влезая языком в рот Никитина. Раздался крайне непристойный чмокающий звук, и Костя, охнув, уже крепче прижался к подтянутому телу атлета, почти повиснув на нем, приоткрывая рот и стремясь языком навстречу. Их поцелуй, который начинался с осторожных и плавных движений, перестал быть невинно-смущающим, став подавляющим и сексуальным, вызвав дрожь в теле Кости. Того словно начало лихорадить от восторга, а в груди разлилось доселе неизвестное тепло, заставляя жилы гореть огнем, а один из главных органов в теле бухать в груди, ускоряя темп. Это было ни на что не похоже. Костя ощущал себя так, словно его скинули с самой высокой башни вниз, а вместо того, чтобы приземлиться на землю и разбиться в лепешку, он упал в теплые воды, которые спасли его, обволокли все тело нежной патокой.       Костя бесцеремонно цеплялся за Ерохина, шумно дыша и время от времени едва слышно постанывая. Раньше Никитин считал, что он неплохо целуется, но спортсмен в легкую дал фору. Его поцелуи подавляли, требовали полнейшего подчинения, но в тоже время Ерохин, прикусывая иногда нижнюю губу Кости, словно давал повод тому отстраниться, сбежать, пока выдавалась подобная возможность, но упрямый Никитин снова и снова погружался в их особенный поцелуй, чувствуя под пальцами, как напрягается шея Ерохина, как тот превращается в напряженную статую. Думать о физиологическом возбуждении Никитин и не думал, хотя спираль жара, собравшаяся внизу живота, готова была вот-вот и пойти ниже к паху, но о чем-то большем Костя отказывался размышлять, полностью отдавшись происходящему действу. Еще никогда и ни с кем он так не целовался, когда за каждое движение нужно было бороться, отдавать себя и позволять другому взять. Кожа вокруг губ начала слегка саднить от соприкосновения с Ерохинской щетиной. Но что-то в таком необычном ощущении придавало перчинку всему происходящему, и Костя не сразу сообразил, что непривычное покалывание приносит ему удовольствие, ранее не испытываемое.       Их прервала громкая трель домофона. Вздрогнув, Ерохин быстро отодвинулся, скинув с себя руки Кости, который, чуть пошатнувшись, отступил, тупо заморгав от недоумения, не сразу поняв, что произошло. Щеки странным образом горели от смущения, а сердце беспрестанно трепетало в груди. Принесли пиццу, и Ерохин отправился открывать дверь и, воспользовавшись заминкой, Костя прямиком бросился наугад в дверь возле кухни, предположив, что только там может располагаться ванная комната. И не ошибся. Он замер в помещении, прижавшись спиной к двери.       - Офигеть, - выдохнул сипло парень, судорожно начав потирать лицо, желая скинуть с себя морок недавнего откровения.       Ерохин действительно вызывал непривычные и ранее неизведанные чувства. Поцелуй закончился, а Косте уже хотелось продолжения, коснуться чужого тела рукой, почувствовать, насколько крепкие мышцы у спортсмена. Он видел его только по пояс обнаженным на той знаменательной фотосессии, но ощупать, конечно, ему никто бы не позволил тогда. А сейчас? У Кости запрыгали перед глазами черные точки, и он поспешил умыться прохладной водой, почти впервые видя у себя в отражении пунцовые щеки. Взгляд бешенный, зрачки расширенные, словно он принял несколько грамм качественного наркотика, и блестят, как у обнюхавшегося торчка. Тело будто лихорадило и трясло от возбуждения, которое не успело сформироваться, и не было, к сожалению, удовлетворено. Оно не достигло апогея, поэтому тело и не понимало, что произошло и куда деть энергию.       Еще раз умывшись, Костя взглянул на себя, покачав головой. По нему сразу становилось понятно, чем он занимался некоторое время назад. Еще и припухшие губы дополняли картину. Налитые кровью, мечта любой ботекс-леди, бр-р-р. Костя решительно сказал самому себе, что разберется с чувствами к Ерохину, когда останется дома тет-а-тет, а пока необходимо дорешать вопросы насущные – избавиться от проекта по философии. Костя едва не забыл о своем «коварном» плане, но стоило ему выйти из ванной, как он обнаружил, что одна из банок, поставленных им на стол в гостиной, оказалась опустошена и смята, валяясь на столешнице. Тогда-то Никитин и припомнил, что он, вроде как, планировал опоить несчастного спортсмена. Сам великодушный хозяин, который каким-то чудом все еще не выставил своего гостя за порог, оказался сидящим в компьютерном кресле, начав почивать вторую банку. Две коробки пиццы, раскрытые, лежали на кухонном столе, но Костя проигнорировал аромат, будоражащий желудок. Язык так и чесался съязвить, и Никитин посчитал, что грех будет не следовать своему желанию:       - Ты ж сказал, что не пьешь, - Костя словно со стороны услышал свой голос, ставший на октаву ниже, и ему пришлось прокашляться, напуская на себя спокойный вид.       Никитин застыл в гостиной, почти впервые в жизни не зная, куда себя деть. Его не выгнали – уже победа. Но что дальше делать? Неловкость так и сквозила в комнате, оседая напряжением во всем теле. Ерохин обсмотрел гостя с головы до ног. Медленно так, взглядом змеи, готовой в любой момент сцапать жертву одним слитным движением. Костю передернуло, но он постарался сделать вид, что все в порядке, пока чужой взгляд не скользнул снова на лицо, остановившись на губах, и Костя не выдержал. Он, хмыкнув, помялся на месте и ушел на кухню, чтобы взять кусок пиццы и заткнуть свой язык-помело, чтобы не ляпнуть еще чего-нибудь. Прихватив стул, Костя направился в гостиную, присаживаясь неподалеку от Ерохина, но так, чтобы не близко, так, чтобы тот не достал в случае, если захочет задушить. Жуя, Костя старался не дышать, лишь слыша, как Ерохин посерпывает пиво, щелкая компьютерной мышкой.       - И как тебе? – вдруг раздался хрипловатый голос спортсмена, и Костя вздрогнул, оторвав взгляд от созерцания ножек стула хозяйского кресла.       - Чего? – не понял Никитин, подняв чуть взгляд, чтобы посмотреть на профиль блондина.       - То, чем мы занимались недавно, - сдержанно пояснил парень. – Не о вкусе пиццы же я спрашиваю.       - Эм-м-м, - Костя растерялся, чуть дернув бровью.       Он, правда, не знал, как ответить на столь откровенный вопрос. Сказать, что не понравилось? Наглая ложь. А Костя не сильно-то любил противоречить своим чувствам. И вообще, к чему подобные расспросы? Словно не было понятным, когда Костя со всей пылкостью отвечал, позабыв о самом себе. Но Ерохин ждал ответ.       - От поцелуя с девушкой ничем особенным не отличается, - сдержанно ответил Никитин, подбирая слова так рьяно, будто переживал, что от неверного ответа блондин может обидеться. - Ну, в смысле, эм-м-м, - Костя начал ощущать себя блеющей овечкой. – Вроде как не отличается, но больно колется.       - Что? – брови Ерохина свелись к переносице, тот явно не понял, о чем идет речь.       - Твоя щетина, - пояснил Костя, вздохнув, все также наблюдая профиль собеседника. – Она колется чуток.       На этом их странный разговор оказался завершен. Костя все никак не мог взять себя в руки, вернуть свою повседневную беспечность. Он все-таки целовался с другим парнем. Но угрызений совести не чувствовалось, как и аварийной сигнализации в мозгу, что Ерохин ему симпатичен не просто как знакомый или же друг с натяжкой, а гораздо больше. Это волновало бы, будь Костя обычным среднестатистическим парнем, но, увы и ах, тот выделялся, будучи непохожим на большинство. Они занялись делом. Точнее, делом занимался Ерохин, похлебывая пиво, а Костя таскал пиццу, от которой атлет отказался. Форму держит, видимо, а вот Никитин как-то не стремился отказываться от вкусняшек. Он, в принципе, не толстел от фаст-фуда, так что уминать пришлось самому. Ерохин же игнорировал чавкающего Никитина, лишь иногда что-то спрашивая у него по поводу того или иного философа, которого Костя готовил дома, принеся информацию.       Парни обмозговывали, как представить реферат. Можно было все-таки сделать презентацией с красивым оформлением, но от Марины Федоровны подобный запрос не поступал, и ребята решили ограничиться лишь правильным оформлением, четким и слаженным содержимым, не забыв в конце добавить список литературы. Принесенное пиво исчезало на глазах, и с каждым глотком становилось заметно, как Ерохин расслабляется все больше и больше. Скованность в его теле превратилась в мягкую податливость, и вскоре он уже расслабленно откинулся на спинку стула, лениво водя мышкой по столу, следя за курсором на мониторе. Никитин все еще не мог понять, в какой стадии захмеления находится хозяин квартиры. Насколько он пьян? Настолько, чтобы снова согласиться на поцелуй или настолько, чтобы поддаться авантюре Кости и раздеться? Костя поглядывал на блондина мельком, но знал, что тот при этом замечает его взгляды. Почему Ерохин вообще не выгнал взашей после поцелуя? Костя забыл поинтересоваться в ответ, насколько тому понравился их маленький эксперимент, так что он подумал, что сейчас как раз подходящий момент спросить об этом.       - А тебе понравилось? – брякнул Костя, пристально всматриваясь в Ерохина, словно ожидая того, что тот неожиданно начнет отбрехиваться и отмахиваться от него, как от назойливой мухи.       Но блондин и бровью не повел. Он лишь тяжело вздохнул, нахмурился и потер переносицу, прикрыв глаза. То ли он не знал, как отделаться от навязчивого Кости, то ли устал от него, то ли думал, как ответить, чтобы выйти сухим из воды и не нарваться на очередные придумки гостя. Ерохин все молчал и молчал, и Костя заговорил, чувствуя себя так, словно играет в Шекспире, разыгрывая знаменитую сцену с Йориком:       - Ты сам меня поцеловал, сказав, что надеешься, что я после этого отступлюсь, - тараторил Костя, оперевшись о край стола и нагло посматривая на хозяина квартиры. Пиво плавало в желудке, сдобренном пиццей, но захмелевшего состояния Никитин не ощущал, впрочем, легкая веселость все равно плавала в крови, пузырясь и толкая на очередные авантюры. – Но после поцелуя ты меня не выкинул за порог, что, к слову, меня обрадовало.       - Ты не умеешь молчать, да? – со вздохом уточнил атлет.       - Не-а, - довольно оскалился Никитин, припоминая, что где-то слышал подобное. – Так ответишь на вопрос?       - Может быть, мне тоже хотелось попробовать с парнем? – и, наконец, синеглазый взгляд, подернутый легкой алкогольной дымкой, взглянул на Костю, у которого враз перехватило дыхание от неожиданного желания потянуться вперед и поцеловать упрямые губы Ерохина.       - Попробовал. И, понравилось? – пробормотал Никитин, на всякий случай ущипнув себя за бедро, чтобы ненароком не потянуться к собеседнику для прикосновения.       Ерохин молчал прилично. Он вглядывался в лицо Кости, всматривался так пристально, словно искал там какой-то очень важный ответ, крайне нужный, но оставалось загадкой, находил ли что-либо. Никитин, задержав дыхание, ждал ответ. Ему было важно услышать «да», потому что так хотелось, потому что сердце делало кульбит от одной мысли, что Ерохин, та самая звезда, его личное наваждение, может признаться, что поцелуй между ними, возникший спонтанно, не был ошибкой. Костя жаждал услышать ответ, как нечто очень важное, нужное до помрачения сознания, а Ерохин медлил. Костя мог бы податься вперед, схватить того за щеки, прикоснувшись ладонями к коже, и спросить еще раз. Аж пальцы чесались, но отчего-то Никитин понимал, что такими своими действиями лишь оттолкнет. А еще Костя вдруг осознал, что почти не помнит, как Ерохин способен улыбаться, как при этом на его щеках образуются милые, почти незаметные, ямочки. Спортсмен в его присутствии почти не улыбался, и это огорчало. Очень сильно огорчало задорного Костю. Почему он не улыбается?       - Неплохо, - выдавил из себя через силы Ерохин, и снова отвернулся к компьютеру, делая важный вид.       «Ах, ты!.. - Костя едва сдержался от желания со всей силы влепить блондину по бедру. – И кто, черт тебя задери, почти съел мне лицо, так жадно всовывая язык в мой рот?!»       Возмущение булькало во рту невысказанными словами, и Никитину пришлось прикусить язык. Неплохо… Неплохо?! Что это, блять, значит? То есть, отличается от среднестатистического поцелуя на душу населения или все-таки чуть лучше, чем с самой горячей цыпочкой? Что, значит, «неплохо»? Костя негодовал, как никогда.       - Мы все доделали? – хмуро спросил Костя, когда Ерохин, сохранив документ, скинул его на нужное хранилище, вернув обе флешки Никитину, не став больше ерничать про содержимое одной из них.       - Да, - спокойно ответил атлет.       - Отлично, - Никитин встал быстро, словно больше ни минуты не желал находиться в чужой квартире.       Отчасти это было так. Он не хотел больше видеть Ерохина. Но не потому, что желание нарисовать парня стало значительно меньше. Отнюдь. Оно лишь разгорелось с удвоенной силой. Костя обиделся. На Ерохина, потому что тот не оправдал ожиданий, не сказав, что поцелуй у них вышел крайне горячим и охуенным, если на то пошло, но и на себя, потому что вообще что-либо ждал от непробиваемого засранца с офигенной фигурой.       Костя, не оборачиваясь, пошел в сторону коридора, но за спиной неожиданно раздался какой-то странный звук, словно кто-то или что-то упало, и когда Никитин обернулся, то он застал весьма красноречивую картину сидящего на полу Ерохина и упавшего стула, на котором недавно сидел Костя. Округлив глаза, парень уставился на недоумевающего хозяина квартиры, который, кажется, и сам не понял, как так вышло. Синий взгляд скользнул на стул, потом на Костю, и что-то в глазах Ерохина показалось странным. В них словно застыла какая-то нелепая детская обида, неловкость и смущение. Никитин вздернул брови, уставившись на атлета, который, покачнувшись, стал медленно подниматься. Костю озарила догадка: «Он что, пьян?» Но это моментально показалось нелепым. Каким образом можно напиться с пары банок пива? Можно, если не пьешь или пьешь настолько редко, что по пальцам одной руки можно пересчитать подобные случаи. Тем более не стоило оставлять без внимания возможную непереносимость алкоголя. Костя едва ли не разинул рот, глядя на Ерохина, который, в общем-то, выглядел как обычно, только двигался преувеличенно медленно, как-то заторможенно. И когда блондин начал что-то бормотать себе под нос, Костя понял, что тот молчал все это время их работы, чтобы не спалиться, что нахрюкался в стельку. Так еще и на голодный желудок, ведь, во-первых, он, похоже, спал, когда Костя пришел, так что ничего не ел, а во-вторых, он отказался от пиццы, что приводит еще раз к первому выводу. Замечательно. Проказливая натура Кости довольно потерла ручки, и он с самым невинным видом направился к Ерохину, чтобы помочь.       - Пьянчужка ты, - беззлобно фыркнул Костя, и его одарили таким взглядом, что Медуза Горгона позавидовала бы. – Пойдем, посажу тебя на диван.       Приобняв Ерохина за талию, Костя едва сдержался, чтобы нагло не облапать чужое тело. Ноша повисла на нем почти полным весом, и Никитин, скрежетнув зубами, кое-как дотащил тяжелого Ерохина до дивана, усадив на мягкую обивку. Тот посмотрел на Костю странным взглядом, вздохнул, обсмотрел того с ног по головы и резко дернул за руку, из-за чего Никитин повалился прямиком на захмелевшего спортсмена, врезавшись лицом тому в грудь. Охнув, Костя начал сползать на пол, но Ерохин потянул того наверх, почти укладывая на сидящего себя. Никитину пришлось подобрать конечности, благодаря чему он оказался на коленях блондина, стискивая его бедра. Потирая нос, Костя обидчиво насупился, уставившись на атлета, который замер, будто привыкая к новой тяжести.       - Больно? – медленно как бы по слогам произнес Ерохин.       - Да, - буркнул Костя, которого, к слову, совсем не беспокоила его позиция. Он даже обрадовался тому, что стал ближе к нужному телу. – Зачем было так дергать?       - Прости, - парень протянул руку к лицу Кости, и тот замер, округлив глаза.       Чужая ладонь сначала легла на щеку, пальцы пробежались по коже, коснулись носа. Костя убрал свою руку, стараясь не дышать, вглядываясь в чужое сосредоточенное лицо, всматриваясь в то, как интересно меняются эмоции атлета. Синие глаза будто светились изнутри, и Никитинское сердце пару раз ухнуло вниз от подобной красоты. Насыщенная радужка, поддернутая дымкой, стала глубже, темнее, что не могло не вызвать восторга. Тонкие пальцы коснулись спинки носа Кости, и тот прикрыл глаза, начал подаваться вперед, но неожиданно Ерохин сжал крылья носа, ущипнув, и Никитин почти взвизгнул от удивления, отмахиваясь от коварной руки. Он почти слетел с коленей блондина, возмущенный столь беспринципным поведением, но спортсмен сжал его бедра крепкой хваткой, и когда Костя перестал брыкаться, Ерохин вдруг неожиданно дернул того на себя. Зная о возможных последствиях, Костя вовремя выставил руки вперед, ухватившись за спинку дивана, чем хозяин квартиры и воспользовался. Он, чуть приподнявшись, неожиданно твердо и властно произнес, глядя прямо в глаза Никитина:       - Понравилось… Мне понравилось, - и столько уверенности мелькало в синих глазах, что у Кости не оставалось сомнения – ему не врали.       Сердце, неровно забившееся внутри в который раз, скакнуло к горлу, и Костя сглотнул, пропихивая обратно образовавшийся ком. Стиснув спинку дивана, Никитин, как загипнотизированный, вглядывался в синюю радужку, ища хоть какой-то малейший намек на то, что ему солгали. Но в захмелевшем взгляде ничего подобного не читалось. Одна решимость. Голая правда. В воспаленный неожиданным открытием мозг Кости ворвалась мысль, что, возможно, Ерохин специально напился, чтобы осмелеть или для того, чтобы в дальнейшем свои порывы скинуть на минутные слабости под действием алкашки. Все это становилось малозначительным перед осознанием того факта, что их начало по неведомой для обоих причине тянуть друг к другу. Костя уже смирился с тем, что ему нравится Ерохин, а тот, видимо, пока осознавал свои чувства. Удачи ему. А Никитин тем временем, почти шепотом пробормотал, слыша себя со стороны, словно это не его рот произносил нужные в данный момент слова:       - Если понравилось, - Костя облизнул вмиг пересохшие губы, видя, каким жадным взглядом проследил за этим движением Ерохин, - тогда… Поцелуй меня. Сам.       Ерохин колебался недолго. Точнее, не колебался совсем. Костя успел досчитать до трех, когда его губы снова накрыл чужой рот.