Заноза моего сердца

      Костя, открыв глаза, сначала не сразу понял, где находится. Не каждый день ему приходилось ночевать вне квартиры и вне своей привычной комнаты, обклеенной многочисленными картинами и фотографиями, полутемной, по любимой привычке хозяина опочивальни. Солнце шпарило в глаза нещадно, несмотря на то, что шторы оказались наполовину задернуты. Лучи, словно зная, под каким углом надо светить, игриво прыгали по лицу Кости, причиняя массу неудобств.       Зажмурившись, Никитин поежился и, потерев лицо, повернул голову, обнаруживая, что, разумеется, спит на очень удобном диване не один. Максимально отодвинувшись от него, повернувшись спиной, на боку сопел, как убитый, Ерохин, с которого одеяло сползло по самую талию. Чего?! Это как так?! А где все эти обнимашки, когда один из любовников прижимается со спины и душит в медвежьих объятиях? А где утренние поцелуи в шею и вообще… Какого черта? В сериалах все не так! Не то чтобы Костя восхищался романтичными соплями сериалов, но в его представлении нечто подобное было самим собой разумеющимся. Но не в случае Ерохина, который, похоже, и вовсе не собирался просыпаться. Благо наступили благословенные выходные.       Костя, приподнявшись, чуть щурясь, пробежался взглядом по окружающей обстановке, пытаясь найти часы. В связи с приходом тепла и удлинением дневного времени, становилось все сложней с самого утра понять, обед сейчас или солнце только недавно встало. Вздыхая, разочарованный тем, что его утро началось не так, как он предполагал, Костя упал обратно на подушку, не найдя необходимые прямо сейчас часы. Вчера он даже не помнил, как вырубился. Едва его тело вытянулось в горизонтальном положении, как сон завладел всем сознанием, не давая мозгу обдумать произошедшее за день. А обмозговать было что! Еще как было! Выдался весьма насыщенный день: соревнования, признание Ерохину, который вскоре согласился встречаться, а потом… Костя, вздохнув и тихонько простонав, покосился в сторону спящего хозяина квартиры. А потом они чуть не трахнулись, и кое-кто был не против предоставить для этого задницу. Вот подстава! С каких пор вообще он, Никитин Константин, готов позволить другому парню его трахнуть? Твою ж…       Привстав, Костя, пользуясь тем, что между ним и Ерохиным оказалось достаточно прилично места благодаря довольно-таки широкому дивану, сел, сложив ноги по-турецки. Что-то надо было делать с тем фактом, что Ерохин пока что замыкается, не дает проникнуть в самые потаенные глубинки сердца. Давить Костя на неприступного блондина, конечно, не собирался. Напором добьешься лишь большего отчуждения. Но что-то не давало Никитину покоя. Задумавшись, Костя упустил тот момент, когда Ерохин перевернулся с боку на спину, чуть поморщившись, потому что лучи солнца, которые недавно разбудили самого Костю, теперь переместились на его лицо.       Красивый. До безумия красивый парень. Костя вздохнул, всматриваясь в спящее лицо Ерохина. Ему бы волосы чуток отрастить, уложить в модную прическу, проколоть одно ухо, и можно вполне выпускать на подиум или отдавать профессиональным фотографам на съедение лакомой вишенки. Никитин с удовольствием бы занялся преображением атлета, но в таком бы случае Ерохин стал бы сильней привлекать к себе внимание, а мириться с этим Костя оказался не готов. Только его ершистый засранец. Замкнутый и нелюдимый волк.       Фыркнув себе под нос от сравнения, Костя подвинулся к Ерохину чуть ближе, всматриваясь в профиль парня. Щетина за ночь чуть отросла, и Никитин дал себе обещание загнать сегодня блондина в ванную, заставив побриться. Косте стало интересно, какого будет целовать гладковыбритого парня, касаться пальцами щек, видя, как на них из-за неловкой улыбки появляются ямочки. Атлет снова поморщился, и Костя вытянул над его лицом ладони, закрывая от солнца. Морщинка между бровей Ерохина исчезла, и он довольно вздохнул, чуть склонив голову на бок. Милаш. Костя никогда прежде не видел атлета спящим так умиротворенно. Прошлая попойка, после которой тот вырубился, не в счет. И эта милая спокойная картина отпечаталась в сознании Никитина. Желание нарисовать объект желаний меньше не стал. Более того, появилось еще несколько идей. Но каким-то образом зудящее чувство художника уступило место влюбленному идиоту, который просто хотел любоваться своим парнем.       - Меня родители прибьют, если узнают, что я встречаюсь с мужиком, - пробурчал себе под нос Костя, не сдержав при этом улыбки, потому что как-то становилось все равно на то, что подумают мать с отцом, поскольку, всматриваясь в лицо Ерохина, больше ничего не становилось важным.       Костя тонул в собственных чувствах, представляя, что бултыхается в бездонном омуте синих глаз. Не выбраться, но и дышать под водой невозможно. Остается одно – отдаться силе воды и, расправив руки, умиротворенно раскинуться звездой, оказываясь на самой поверхности. Если ничего не изменить, так зачем из кожи вон лезть, пытаясь? А Костя был уверен, что выключить свою влюбленность, зарыв ее куда подальше, он не способен.       Убрав ладони, Костя аккуратно, чтобы не разбудить атлета, сполз с дивана с целью найти сотовый. Телефон, зарядки на котором осталось меньше пятидесяти процентов, сообщил, что овердохуя они с Ерохиным продрыхли, с учетом того, что время близилось к одиннадцати. Зашибись. Никогда столько Костя не спал, даже после ночных посиделок с Гришей за приставкой! Несколько пропущенных звонков от родителей, парочка возмущенно-любопытствующих сообщений от Фурсова, которые Костя даже не стал читать, и дюжина возмущенных СМС от главы профкома, которая почти требовала скинуть ей исходники фоток, чтобы выбрать лучшие для дальнейшего редактирования. Парень застонал. Оглянувшись, он взглядом человека, верящего в лучшее, попытался найти зарядку от ерохинского телефона. Его сотовый лежал на компьютерном столе, так что Костя без зазрения совести снял чужое средство связи с подзарядки и поставил свое. Родителям Никитин написал, что все хорошо, и, незнамо когда, но он вернется в отчий дом, просто сейчас ему ппц, как нужно помочь Гришке в очень важном деле. Самому Фурсову, который в сообщениях изнывал от любопытства, Костя написал: «Спасай мою задницу, друг. Если родаки спросят, я целую ночь у тебя тусил, и сейчас тоже у тебя. С меня причитается». Никитин лишь взглядом прошелся по СМС-кам, хмыкая под нос. Фурсов спрашивал почти одно и то же, после каждого вопроса отвечая самому себе. Так, в ходе монолога, Гришка догадался, что Костя находится у Ерохина, что у них все, вроде как, сложилось, и что лучше не звонить от греха подальше, а то прервет секс на полпути. Надо же, какой умный друг! В ответ на Костино сообщение Гришка послал несколько смайлов с выставленным средним пальцем, а в конце припечатал: «Пусть тебя Ерохин трахнет в отместку, ок? Твои родители уже звонили. Сказал, что ты в туалете застрял по большому. Жду подробностей о лишении анальной девственности».       - Мудак, - растянул губы в улыбке Костя, который совершенно не обижался на друга.       Потоптавшись на месте, покосившись на все еще спящего Ерохина, Костя решил для начала сходить умыться. Благо, что запасную зубную щетку он еще вчера нашел в тумбе под раковиной. А после можно будет подумать о завтраке-обеде. Посреди процесса в ванную завалился сонный Ерохин, который вдруг столбом замер у дверей, уставившись на Никитина, зажавшего во рту зубную щетку.       - Шаво? – прошмякал Костя, непонимающе приподняв брови.       - Ничего, - отмахнулся Ерохин, подходя к раковине, оттесняя наглого гостя в сторону. – Думал, что приснилось все вчерашнее.       - Ааа, - хитро прищурился Никитин, усмехнувшись. Он сплюнул зубную пасту, прополоскал рот и отошел, полноценно уступая место. – Нет, не приснилось, к счастью. Твоя сонная мордашка стоила того, чтобы проснуться раньше тебя.       Ерохин кинул уничтожающий взгляд в сторону Кости, но промолчал, принявшись намазывать на зубную щетку пасту. Никитин потоптался на месте, ловя себя на мысли, что нет между ними какой-то неловкости. Все до безобразия естественно, как если бы они – женатая пара, которая вот так вот каждый день встречается в ванной комнате. Однако Ерохин все же отводил свой взгляд, стараясь не смотреть на парня рядом. Костя, пожав плечами, пошлепал на кухню. Он нашел хлеб, который чуть затвердел, и пихнул его в тостерницу. Поиски сгущенки и масла увенчались успехом, после чего чайник, наполненный водой, направился на кипячение. Костя, смутно помня, что Ерохин вчера не добавлял себе в кофе сахар, насыпал ароматные гранулки быстрорастворимого в кружки, а сам принялся дожидаться возвращения хозяина квартиры.       - Как насчет того, чтобы съездить со мной кое-куда на выходные? – первое, что спросил Ерохин, переступая кухонную зону.       Костя уставился на парня во все глаза. Тот смотрел в ответ прямо, не моргая. Испытывает, что ли? Чего вылупился, как на новые ворота? У них все пока что шло слишком гладко. Или через пень колоду? Костя пока что не был уверен. С Ерохиным нельзя быть уверенным почти ни в чем. Тот и внушал доверие, и одновременно с этим вызывал кучу сомнений. Он упорно решил игнорировать их поцелуи и то, что они чуть не зашли дальше обычных обнимашек? Или таким образом пытается как-то проверить решительность, и как далеко Костя способен зайти?       - Слушай, я прям вижу, как ты думаешь, - качнул головой Ерохин, складывая руки на груди. – Если не хочешь, то не надо.       - Хочу! – выпалил Костя мгновенно, чуть не подскочив. – Просто все так… Как-то странно.       - Что именно?       - Ну, - Никитин обвел взглядом кухню, чуть стухнув. – Где мой приветственный утренний поцелуй, к примеру? – буркнул парень, совсем притихнув, осознавая, что выдал то, что его терзало, ведь, возможно, он один вообще хочет всех этих непривычных между мужиками телячьих нежностей.       - И это все, что тебя волнует? – опешил Ерохин, неожиданно рассмеявшись под звуки сработавшего таймера тостера, выплюнувшего два румяных хлебца наружу. – Ты странный, Никитин!       - Да блять!.. – Костя все-таки вскочил с места, мечтая прямо сейчас затолкать свой длинный язык себе поглубже в задницу, чтобы просто лишний раз ничего не ляпать без разбору. – Ну извини, что с тобой не поймешь, как себя вести.       Никитин, нервно отдернув футболку, направился к тостернице, но оказался перехвачен на половине пути. Ерохин, схватив за предплечье, дернул, тем самым легко и просто разворачивая к себе. Костя охнуть не успел, как его лицо оказалось обхваченным с двух сторон крепкими ладонями. Пальцы мягко коснулись щек, проведя по коже смазанным легким движением. Костя уставился на Ерохина, широко распахнув глаза. Синяя радужка наполнилась каким-то необъяснимым теплом, стала насыщенней, глубже, утягивая на свое дно, и Костя поплыл, в буквальном смысле утоп, ругая себя за то, что такой покладистый, стоит ему оказаться в чужих объятиях. Ерохин его поцеловал, нежно и почти трепетно касаясь, поддевая нижнюю губу и покусывая ее. Никитин вздрогнул, отмер, прикрыл глаза, обнимая в ответ и поддаваясь поцелую. Их прервал нетерпеливо засвистевший чайник, и Костя разорвал поцелуй, заморгав, пытаясь вернуть самообладание.       - Твой утренний поцелуй, - сипло сообщил Ерохин, отступая назад на шаг как-то неловко, чуть пошатнувшись. – И мой вопрос?..       - Куда мы поедем? – Костя откашлялся, отвернулся, делая вид, что вернулся к приготовлению легкого завтрака, стараясь при этом унять дикий трепет всего тела, стремящегося вновь вернуться в теплые объятия.       - Моя тетя попросила съездить к ней на дачу покормить пса, - раздалось за спиной, после чего жалобно скрипнул стул.       - Так это она вчера тебе звонила? – догадался Костя.       - Да. Так ты поедешь?       - Если это свидание, то поеду, - Никитин хитро глянул через плечо на хозяина квартиры, который сидел за столом, подперев щеку кулаком.       - Если кормление собаки – это теперь новый вид свидания, то пусть это будет оно, - передразнил тон голоса Кости атлет.       - Шикарно! Только мне надо домой зайти и переодеться, - сообщил Костя, пытаясь улыбаться не слишком широко.       - И захвати пару теплых вещей…       Никитин не стал уточнять, зачем именно и с какой целью. Он лишь вспомнил, что Ерохин говорил про все выходные, а еще Костя поймал себя на том, что после поцелуя его губы чуть саднило. Блондин так и не побрился. Но это почему-то перестало заботить Костю, который подумал, что легкое покалывание на коже его очень даже заводит. Не хочет бриться – черт с ним. Главное, что ему идет легкая небрежность образа.

***

      Костя истуканом застыл у калитки, крепче сжав ремень сумки, висящей на плече. Глаза парня широко округлились, когда он через старый сетчатый забор увидал, кого они с Ерохиным приехали кормить. Чудовище! Самое настоящее! Ноги сами по себе готовы были развернуть тело в обратном направлении, но припечатывающий взгляд блондина заставлял стоять на месте. Никитин шумно вздохнул, когда цепь, один из концов которой был прибит к кольцу у огромной будки, звякнула.       - Знаешь, ты… Н-наверное, иди, а я тут… У калиточки тебя подожду, лады? – выдавил из себя, бледнея, Костя, почти не замечая ничего вокруг.       - Ты что, собак боишься? – не поверил своим ушам атлет.       - Я не боюсь собак. Я боюсь это! – палец Кости дрогнул, когда он указал на отряхивающееся и бурчащее что-то себе под нос нечто. – Он же настоящий монстр!       На пришедших гостей карим взглядом смотрел огромный белоснежный с кремовыми подпалинами на боках алабай. Выйдя из будки, услышав, как как-то копошится у калитки, пес настороженно зарычал, предупреждая об опасности. Теперь понятно, почему тетя Ерохина не стала раскошеливаться на нормальный забор и калитку! Да любой грабитель, как только увидит эту огромную рычащую груду мяса, пустится наутек! А пес, тем временем, заметив Ерохина, пару раз громко тявкнул басом, из-за чего по спине Кости пробежали мурашки.       - Снежик - не монстр, - и Ерохин словно обиделся, нахмурившись.       - Снежик?! Его зовут Снежик?! – почти заистерил Костя, разворачиваясь и готовясь со всех ног бежать до автобусной остановки и преданно ждать автобус, который ходил здесь, в глубинках, раз в сорок минут. – Ну нет, пока, Ерохин, мне жизнь дорога.       - Да стой ты! – Костю схватили за шиворот, как котенка, и он чуть не захныкал от отчаяния. – Не съест он тебя, в самом деле!       - Зато пожевать может! – едва не вскричал Костя.       Но Ерохин, так или иначе, втянул сопротивляющегося парня на внутреннюю территорию. Костю буквально приморозило к месту, когда к ним, высунув язык, направился алабай, довольно размахивая куцым хвостом. Никитин, покрепче перехватив сумку, юркнул за широкую спину Ерохина, вцепившись в его джинсовую куртку. Блондин громко цыкнул, но отцеплять от себя парня не стал. Атлет также был с сумкой, и лишняя ноша в виде Кости ему немного мешала, однако он не стал сопротивляться чужому желанию побыть защитной стеной. Цепь алабая позволила подойти очень близко, и пес принялся обнюхивать джинсы Ерохина, словно вспоминая его, меж тем короткий хвост приветливо вилял из стороны в сторону.       - Он не тронет тебя, потому что ты со мной, - успокаивающе произнес блондин, но пальцы Кости лишь сильней стиснули джинсовку.       - Совсем не успокоил! Да я теперь уйти отсюда при всем желании не смогу, если только не с тобой!       - Вот и замечательно, значит, не сможешь убежать, - оскалился Ерохин.       - Гад ты! – плаксиво прогундосил Костя, за что получил легкий шлепок по бедру, когда спортсмен умудрился чуть вывернуться для прикосновения.       Пес перевел внимательный взгляд на Никитина, и тот почти испустил дух. Они по-прежнему оставались стоять на гравийной дорожке, ожидая, когда Снежик ознакомится с их запахами. Пес двинулся к Косте, и тот запаниковал.       - Господи, Ники, ты можешь не вцепляться так в куртку? Ты вместе с ней кусок мяса со спины мне сдерешь!       Но Костю почти колошматило от страха, и он не нашелся, что ответить. Тогда Ерохин кое-как спустил с плеча сумку и, развернувшись, успокаивающе обхватил лицо Кости ладонями, как совсем недавно на кухне после пробуждения. Ерохин загородил собой Никитина от собаки, и Снежик недовольно ухнул себе под нос, фыркнув, будто понимая, что его боятся, и тем самым чувствуя свое превосходство над жалким человечишкой.       - Слушай, он реально тебя не тронет. Я обещаю, - атлет быстро чмокнул Костю в губы, и тот малость пришел в себя, ошалело уставившись в синие глаза.       - Точно?       - Сто процентов, - кивнул Ерохин. – Только прекрати так трястись. Собаки превосходно чувствуют страх. И вам надо познакомиться.       - Может, не стоит? – проблеял Костя.       - Стоит, - упрямо заявил блондин. Он, взяв Костину ладонь, повернулся к присевшему на задницу псу, который словно ждал дальнейшего развития событий. – Снежик, знакомься, это трус. Трус, это Снежик.       - Очень смешно. У меня имя есть, вообще-то! – возмущенно засопел Костя.       Ерохин закатил глаза, крепче стискивая чужую ладонь.       - Снежик, это Костя, но он все равно трус. Не ешь его, он мне достанется, - шутканул блондин, но от этой нелепой шутки щеки Кости в одно мгновение полыхнули смущением.       - Ты – идиот, - констатировал Никитин.       Пес, хмыкнув, привстал и снова двинулся могучей лавиной на Костю, который весь сжался, но не дернулся, как раньше, словно Ерохин, взяв его за руку, начал морально передавать ему свои силы, поддерживая, обещая, что не тронут. Большой влажный нос алабая ткнулся в руки парней, и блондин специально повернул ладони так, чтобы «под ударом» оказалась кожа Никитина. Костя замер, почувствовав горячее дыхание собаки, а после влажный язык лизнул его, оставляя после себя след. Через пару секунд, еще чуть повиляв хвостом, алабай широко зевнул и, казалось, потерял всякий интерес к гостям. Он направился к своей будке, возле которой стояла миска и валялись многочисленные игрушки.       - Это все? – отмер Костя, борясь с желанием вытереть руку о джинсы.       - Поздравляю с вхождением в стаю, Ники, - усмехнулся Ерохин, разъединяя их ладони, чему Костя немного огорчился, в который раз обращая внимание на то, как к нему обратился атлет.       Блондин подхватил брошенную сумку и направился к небольшому домику.       - Почему именно так назвали собакена? – Костя от греха подальше затрусил следом, почти спотыкаясь и путаясь в ногах от ранее пережитого страха.       - Во-первых, он белый…       - Логично, - буркнул Костя под нос.       - А во-вторых, он был подарен тете зимой.       - И он всегда здесь живет? – немного неуверенно произнес Никитин, поднимаясь по деревянным ступенькам, скрипнувшим под ногами, на импровизированную некрытую веранду, на которой уютно устроился столик и парочка стульев.       Веранду оплетал дикий виноград, обвиваясь вокруг перил, подвешенный на натянутых откуда-то сверху веревках, создавая что-то вроде теневой завесы вместо стен. Костя взглянул на спину Ерохина. Тот начал рыться в сумке, доставая ключ от дачного домика.       - Нет. Он живет с тетей в зимнее время в квартире. Но однушки для такого огромного пса явно маловато. Когда наступает тепло, тетя перебирается сюда, приезжая вместе со Снежиком. Тетя любит возиться в саду-огороде, а псу здесь раздолье: и побегать есть где, и поохранять, выполняя свои прямые обязанности.       - Эм-м-м… А почему его не отдать кому-то? – не понял Костя. – Он реально огромен для однушки. Не мучается?       - Он дорог, как память, - кратко пояснил Ерохин, не вдаваясь в подробности. – Да и для тети он, как сын.       Атлет достал ключи, звякнул ими, перехватив в воздухе, и открыл дверь. Он исчез внутри дома, и Костя поспешил следом, переступая порог и сразу оказываясь в кухоньке размерами три на четыре. Особой роскоши не наблюдалось: холодильник, плита с двумя конфорками, тумбочки светло-серого цвета, микроволновка и мусорная корзина. На полу валялся старый цветастый коврик, а небольшое деревянное окно прикрывали веселые желтые занавески в белый горошек. Слева арочная дверь вела в зал, в котором, ура, стоял телевизор, уместившись в специальной шкафной нише. Сам шкаф был заполнен книгами и древнейшей посудой, которую можно найти почти в каждой семье. Пережиток девяностых и более ранних годов. Пухлый диванчик с накинутым вязаным пледом так и манил присесть, а тиканье часов умиротворяюще воздействовало на пережившего страх Костю. Длинные прозрачные тюли спускались с гардин над окнами, а на подоконниках Костя заметил цветы в горшочках. Также неподалеку стоял стол, а рядом с деревянным стулом плетеная корзинка с цветными клубками пряжи. В помещении пахло выпечкой и лавандой. Костя кинул взгляд на Ерохина, который кивнул на узкую и покатую лестницу, ведущую на второй этаж.       - Там спальня. Будем ночевать на втором этаже. И душ тоже есть. Правда, не рассчитывай на роскошь. Бойлер прокачивает горячую воду лишь на пятнадцать минут, и по ночам довольно прохладно. Отопление нулевое, так что одеться к вечеру стоит потеплей, а спать с несколькими одеялами.       Ерохин будто слегка нервничал. Он направился к щитку, висящему на кухне. Он щелкнул выключателями, подключая электричество.       - А твоя тетя?.. – Костя забыл задать самый главный вопрос.       - Она уехала на выходные к подруге отдохнуть, поэтому и попросила присмотреть за Снежиком.       - Ааа… - понимающе протянул Никитин, снова оглядываясь.       Ерохин вместе с сумкой направился наверх, скрипя ступенями, а Костя остался в пропахшем лавандой зале, с удовольствием осматривая окружающее пространство. Мир здесь словно застыл, и время ощущалось совсем иначе. Словно Костя в одно мгновение очутился в детстве, когда еще мог вспомнить поездки к бабушке в деревню на лето. Никитин подошел к шкафу, обернулся, и его внимание привлекли фотографии, висящие на стене. Скинув ношу с плеча, парень с проказливой улыбкой уставился на маленького Ерохина. Тогда тот еще не стригся очень коротко, и его золотистые волосы спутанной челкой падали на лоб. Синие глаза мелькали настороженными булавками из-под прядей. Забавный и неимоверно милый. Щекастый такой пацан. Рядом с мальчиком стоял такой же высокий блондин, положив широкую ладонь на плечо ребенка. Маленький Тимофей – копия отца. Такие же черты лица, точно такая же стать, но полное отсутствие улыбки. Будто фотография – это данность чему-то. Слева от мальчишки стояла женщина, которая и вовсе казалась отстраненной, какой-то печальной и задумчивой. Шатенка невысокого роста смотрела в объектив, но ее взгляд словно блуждал где-то далеко, не сосредотачиваясь ни на чем конкретно. Ее черты лица не были грубыми, но и мягкими назвать сложно. Что-то среднее, но в целом женщина выглядела привлекательной, разве что ее глаза ничего не выражали: ни грусти, ни радости. Родители Ерохина Косте показались странными. Появлялось еще больше вопросов: где они и почему, собственно, их ребенок живет не с ними? Дальше шел ряд фотографий с взрослеющим Тимофеем, и каждый снимок изображал все больше и больше отгораживающегося от мира парня. В нем как будто выключили внутренний свет, оставив блеклый огонек надежды на что-то. Ерохин в кадрах мелькал в основном один, или с кем-то из друзей, товарищей по спортклубу. Много медалей свешивалось с шеи парня, и Костя готов был руку отдать на отсечение, что если он закопается в старом шкафу в этом зале, то наверняка нароет все награды, некогда завоеванные спортсменом. На одной из фотографий Костя заметил одну седовласую женщину вместе со Снежиком, который к тому моменту еще был щенком. Вглядевшись, Костя увидел большие несуразные очки на маленьком лице, и голубые глаза, которые словно всматривались в самую душу.       - Где-то я уже видел это лицо, - пробурчал себе под нос Никитин.       И когда он всмотрелся повнимательней, то его сердце ухнуло в пятки, забившись быстро и нескладно. Дыхание перехватило, грозя Косте обмороком. В голове пронеслась тысяча мыслей, и единственное, что смог Никитин – это заорать на весь дом.       - Ерохин, Марина Федоровна… Она… Она… Твоя тетя?!       А ведь именно преподавательница по философии, нежно поглаживая маленького алабая по холке, всматривалась с хитрой полуулыбкой в объектив камеры.