***
На ужин Костя не рассчитывал на что-то серьезное в плане еды. Так что он совсем не расстроился, когда в его тарелке оказалась запеченная курица с двумя картофелинами. Хоть что-то, хоть и не слишком сытно. Но, по крайней мере, на голодный желудок спать не придется точно. - Можно было мясо пожарить, - сообщил Ерохин. – Но я не додумался о замариновке. - То, что мы едим по-человечески, не перебиваясь тушенкой, уже чудо, - успокоил его Костя, который втайне сам был не прочь поесть поджаренного на костре мяска. Снежик просительно поскреб лапой в дверь, и Костя поспешил ретироваться наверх сразу же после ужина. Он бы хотел посмотреть телевизор, но рисковать не стал, переживая, что пес может посчитать, что диванная территория завоевана недругом, и попытается ее отжать, не скупясь на различные собачьи-кусачьи методы. Рисковать своим телом Никитин не мечтал. В доме с приближающейся ночью заметно похолодало, так что Костя обрадовался, что послушался Ерохина и взял на всякий случай теплую толстовку. Правда, это не особо согревало в старом кирпичном доме, который за сутки солнечного тепла до конца не прогревался. Ерохин достал откуда-то несколько одеял, которые закинул на кровать, под одно из них и спрятался Костя, зарывшись с носом, довольно урча от удовольствия. Внизу открылась дверь, и Ерохин запустил внутрь Снежика, о чем-то с ним заговорив. Костя слышал плохо, но пару раз расслышал свое имя. Уговаривает пса не есть его, что ли?! Когда атлет поднялся наверх, Костя вовсю переписывался с озверевшей главой профкома, которая обещала вытрясти из Никитина всю душу, если тот к понедельнику не пришлет ей фотографии. Морщась, костеря себя за то, что не сделал этого с самого начала, Костя терпеливо сдерживал нападки, обещая, что ночь с воскресенья на понедельник спать не будет, но сделает все требуемое. С него взяли слово, и Костя, недовольно ворча под нос, кинул телефон в сумку, сомневаясь, что захочет после общения с Надей еще хоть с кем-нибудь переписываться. - Ты похож на злобную гусеницу, - подстебнул его Ерохин, так и не переодевшись во что-нибудь более теплое. Костя посильней закутался в плед, сев на кровати по-турецки, оставив видным лишь лицо. Конечно, не до такой уж степени на улице было холодно, но все равно стоило подумать о профилактике возможного заболевания от переохлаждения. Да и тем более, жар костей не ломит. - Зато у тебя горячая кровь, как я погляжу, - буркнул Костя. - Вовсе нет, - усмехнулся блондин, подходя ближе. – Ты можешь принять душ, если хочешь. Согреешься. - На пятнадцать минут? – недовольно спросил Никитин. – Мне отмокать нужно как минимум полчаса в горячей ванне, чтобы согреться более-менее. - Неженка, - подъебнул атлет. Костя лишь показал в ответ язык. Стоило начать готовиться ко сну. Парень выполз из-под одеяла, скинув его на кровать. Он растеряно взглянул на Ерохина. - А в чем мне, собственно, спать? – Костя не представлял, в чем ложиться, с учетом того, что в одном нижнем белье он может замерзнуть. - Хм-м-м, - блондин нахмурился. – Вообще, под несколькими одеялами ты вряд ли околеешь до утра. Костя подозрительно сощурился, но спорить не стал. Он, отвернувшись от Ерохина, начал стягивать с себя одежду, ощущая, как кожа покрывается мелкими мурашками: то ли от прохлады помещения, то ли от пронизывающих взглядов блондина, который гипнотизировал спину. - Прекрати на меня пялиться, - промямлил Костя, не поворачиваясь к Ерохину. Тот, подкравшись сзади, неожиданно обнял со спины, прижавшись всем телом. Костя вздрогнул, и едва не взревел, когда чужие холодные руки заползли под свободную футболку и легли на живот. - Ты ебанулся, Ерохин?! – Костя начал извиваться, пытаясь отодрать от себя культяпки засранца. – Мне холодно ведь! - Мне тоже, так что… Согрей побыстрей, - выдохнул ему на ухо парень, не прекращая лапать, лишь крепче стиснув в руках. Костя, барахтаясь, матерился, обкладывая атлета на чем свет стоит, используя весь свой богатый словарный запас, которого и так было немало, но он пополнился за последние дни очень даже неплохо. Никитин не успел очухаться, как оказался прижатым к одному из подоконников, уперевшись в него ладонями. И тогда дрожь иного рода пробрала тело парня, который затих, утихомирившись в кольце рук спортсмена. Ерохин притиснулся настолько близко, насколько это было возможно, ткнувшись подбородком в Костино плечо, обдавая горячим дыханием изгиб шеи. Никитин обессиленно прикусил губу, чуть прикрыв глаза. Ладони атлета уже согрелись, так что пальцы, мягко поглаживающие кожу, больше не приносили дискомфорт, а только радовали мягкими касаниями, поддевая край штанов. - Знаешь, я рад, что ты здесь со мной, - вдруг выдохнул Ерохин, и Костя пожалел, что в этот момент не видел его выражение лица. Блондин прежде не делился сокровенными мыслями, и ему явно требовалось больше времени, чтобы привыкнуть к близости, которая возникла между ними. Тускло освещающая помещение лампочка создавала некую таинственность и интимность момента, делая любые прикосновения гораздо чувственней. - Так и скажи, что хотел привезти меня сюда, чтобы трахнуть, - попытался нервно отшутиться Костя. - Фу, как грубо! – фыркнул Ерохин куда-то в шею Кости. – По-моему, заняться любовью звучит куда приятней. «Ага, конечно, любовью. От него похотью несет, а никак не возвышенными чувствами», - отметил про себя Никитин, которому, собственно, было все равно, как Ерохин обзовет половой акт, который неизбежной лавиной настигал их обоих. Главное, что тот не отмахивался от сути: он привез Костю в дачный домик, чтобы остаться наедине. - Кстати, тебя не напрягает, что ты привез меня на дачу тети, чтобы именно здесь потрахаться? – неожиданно осенило Костю. - Это формальности, - отмахнулся Ерохин, пальцы которого ущипнули бока, и Никитин охнул, зажмурившись. – Мне бы пришлось в любом случае приехать сюда на выходные, а взяв тебя с собой, я, по крайней мере, освободил себя от угрызений совести, что не взял тебя, пока мог. - Иными словами, если бы я не поехал с тобой сегодня сюда, то ты бы мучился от недотраха и влажных снов целые выходные, - закатил глаза Костя, оборачиваясь в кольце рук, чтобы взглянуть в лицо Ерохина. – Не стыдно перед тетей? - Она поймет, - глухо сообщил блондин, взгляд которого буквально приклеился к губам Кости. Синяя радужка, как и прежде, поглотилась расширившимся зрачком. Ладони легли на поясницу Кости, и он прижался к Ерохину ближе, ощущая, как буквально вжимается в чужое крепкое тело. Идея возникла в голове Никитина спонтанно. Ему не хотелось накинуться на парня очертя голову. Вместо этого ему потребовалось запомнить этот момент близости в голове. - Выполнишь мою просьбу? – нерешительно начал Костя, но после твердого кивка, продолжил: - Разденься догола, пожалуйста. Прямо сейчас, - голос дрогнул, почти скатившись в шепот, а во рту все пересохло. Краска опалила щеки Никитина от собственной дерзкой просьбы. Он давно этого хотел: увидеть нагого Ерохина, увидеть всю красоту чужого тела, понять, что из себя представляет наружная оболочка желанного во всех смыслах человека. Ерохин, слегка удивленный, не стал спорить. Вместо этого он, вдруг быстро чмокнув Костю в нос, отстранился. Не отрывая взгляд, блондин медленно скинул с себя джинсовку, небрежно уронив ее на пол. Следом полетела футболка, и когда пальцы Ерохина коснулись пуговицы на джинсах, Костя сделал шаг вперед, чувствуя невыносимый трепет от желания собственными руками оголить слепящую красоту. - Подожди, - Костя услышал собственный голос словно издалека, и тот показался ему совсем незнакомым, каким-то осипшим, возбужденным. – Я сам тебя раздену. - А справишься? – подколол Ерохин, но когда рука Кости легла ему на живот, проведя от пупка до груди, блондин шумно вздохнул, облизнув губы. Мышцы под пальцами Кости сократились, напряглись, и Никитин в который раз пожалел, что не взял с собой альбом для рисования. Идеальная фигура. Много растительности на теле Ерохина не наблюдалось, разве что от пупка тянулась вниз темная дорожка, да и руки покрывал едва видный золотистый пушок. Атлет старательно стоял прямо, не двигаясь, позволяя Косте действовать самому, за что тот был очень благодарен. Он щупал парня, где только мог: плавно касался предплечий; пробегался кончиками пальцев по ключицам и ямкам над ними; чувственно ласкал ладонями грудь, задевая горошины затвердевших от прохлады темных сосков. Костя запоминал, впечатывал в память. Он дрожал от желания, его буквально тянуло к Ерохину, хотелось приникнуть к упрямым губам, поцеловать их, но Костя сдерживался, как только мог. Вместо этого он изучающе оглаживал чужие бока, чуть надавливая и сминая кожу, как бы это делал профессиональный гончар с податливой глиной. Пальцы Кости чуть дрогнули, когда он дотронулся до краев джинсов Ерохина, но отступать было поздно. Облизнув губы, Никитин, опустив взгляд, поддел, выводя через петлю, твердую пуговицу и расстегнул молнию. Черт, это впервые, когда он раздевал другого парня, при этом ощущая дикое возбуждение вперемешку с волнением. Подобного он не испытывал даже в свой первый раз с девушкой, когда все переворачивалось с ног на голову. В данном случае чувства казались более нереальными. Костя словно летел в вагонетке с огромной высоты. Не остановиться. Нет никакого желания тормозить. Да и тормозов-то, собственно, нет. Адреналин пульсировал ударами в ушах, заглушая все вокруг. Подняв взгляд, посмотрев прямо в лицо блондина, Костя стянул с него штаны, опустив их до колен, для чего пришлось слегка склониться, при этом не разрывая зрительного контакта с синими омутами глаз. До щиколоток джинсы упали сами, и Ерохин, двинувшись, переступив с ноги на ногу, высвободился из них, откинув в сторону. Он остался в одном нижнем белье. Благо, что носки додумался стянуть внизу, когда снял кроссовки, чтобы не разносить мусор по всему домику. Распаленный, покрывшийся мелкими мурашками от прохлады. Красивый. Идеальный. Костя сглотнул, быстро переведя взгляд с лица парня на его пах и обратно. Просто невозможно притягательный. Как яркий свет для мотылька, который летит на огонь, привлеченный теплом, но сгорает дотла, сам не замечая своей гибели. - Ну что, снимешь с меня боксеры? Или нет? – прошептал охрипшим голосом Ерохин, чуть скривив губы в едва заметной усмешке. – Или сам разденешься? Костя выдавил из себя нечто нечленораздельное. Он сам не знал, что делать дальше. В голове творился самый настоящий сумбур. Ему хотелось всего: провести руками по икрам парня, на которые он пялился в тот самый день первой встречи, когда обратил на спортсмена внимание; поцеловать в губы, ловя дыхание; притиснуться так крепко, чтобы не отлипнуть. Никитин терял связь с реальностью очень быстро, от чего становилось страшно. - Я… Я не… - проблеял Костя, неловко положив руки на плечи Ерохина. – Ты… У тебя будет побольше опыта в этом, так? – на всякий случай парень прикрыл глаза, неся какую-то несуразицу, потеряв весь свой резвый настрой. – Поэтому… - Не соблазняй меня еще больше, Ники, - прошептал спортсмен, резко хватая Костю за талию, разворачиваясь и куда-то толкая. Костя не успел опомниться, как оказался уложенным на лопатки. В прямом смысле слова. Он рухнул на кровать, которая жалобно скрипнула под телами двух парней. Но этот звук показался таким незначительным, таким смешным, что потерялся в окружающем пространстве, заполнившемся лишь шумным дыханием и звуками жарких поцелуев. Ерохин целовал напористо, пылко, попутно освобождая Костю от одежды. Руки спортсмена шарили по телу собственнически, ревностно, словно достигли того, чего желали так давно, но не были способны получить. Костя плавился, подставлялся поцелуям, жалящим шею, ключицы и плечи. Его трясло от возбуждения. Внизу живота становилось нестерпимо больно, и боксеры увлажнились от выступившей смазки. Невыносимо горячо. Когда атлет скинул с Никитина последний элемент гардероба и лег сверху, соприкасаясь голым телом с телом Кости, того изрядно тряхануло, и он распахнул глаза, ахнув от того, что почувствовал горячий и возбужденный член Ерохина, прижавшегося к его паху. - Как ощущения? – прошептал спортсмен на ухо, и Костя кое-как сдержал стон, настолько возбужденно-опаляюще прозвучал голос парня. – Нравится? Никитин хотел ответить, но слова затерялись внутри, застряли в горле, особенно после того, как ладонь Ерохина сжалась на члене, плавно проведя вверх-вниз от головки до самой мошонки. Костя вскрикнул, и его ноги сами по себе раздвинулись, предоставляя больше места любовнику. Пальцы Никитина крепче стиснули плечи атлета. С одной стороны сладко, желанно до звездочек перед глазами, а с другой – унизительно-смущающе. Костя ни перед кем прежде не раздвигал ноги, отчаянно толкаясь бедрами в ласкающую крепкую ладонь. От стыда и восторга горели щеки. Ерохин двигал ладонью уверенно, обводя большим пальцем налившуюся головку, оттягивая крайнюю плоть и сжимая мошонку. У Кости буквально искры из глаз летели. Он чувствовал член Ерохина, потирающийся о его бедро, и в голове возникал один вопрос: «Они дойдут до конца?» Костя, отчаянно ненавидя себя за то, что хочет этого, не узнавая свой собственный голос, постанывал, ловя время от времени поцелуи блондина. - Тим… Тим… Я… Пожалуйста, Тим, - зашептал Костя. В какой-то момент Ерохин остановил свои ласки, и Костя недовольно выдохнул, возмущенно уставившись на парня. - Я хочу войти в тебя, - серьезно произнес блондин. – Я хочу тебя, Ники. Заглядывая прямо в глаза, Ерохин словно пытался тем самым передать весь свой настрой, который ни на минуту не оказался подорванным. Сглотнув, Костя неуверенно кивнул. В нем еще боролся разум бывшего натурала, который благим матом орал, что кое-чью девственную задницу прямо сейчас распакуют. Этот голосок пищал, намекая Косте, что стоит одуматься, пересмотреть все творящееся, но… Никитин, к собственному стыду, хотел большей близости с Ерохиным. Да и, Костя всегда был, есть и будет тем самым типом людей, которые ради любопытства могли перелезть через любые барьеры. В пределах разумного, конечно. И внутреннее «дай, хочу» Кости с интересом подняло свою косматую голову. Атлет с чего-то вдруг слез с кровати. Он подошел к своей сумке, и вскоре вытащил из нее пачку презервативов и бутылочку с чем-то неизвестным. Но вряд ли с майонезом или оливковым маслом, верно? Костя догадался о лубриканте. Они, правда, займутся этим? - Ты еще можешь отказаться, - сообщил Ерохин, вернувшись. – Мы можем… Можем просто потрогать друг друга. - Ну нет, - Костя привстал. – Не для этого я мужество в кулак собирал. Давай уже, наконец, займемся сексом. И он потянул атлета на себя, притягивая, вовлекая в новую порцию поцелуев. Они жарко стискивали друг друга в объятиях, пока Ерохин с легкой руки не повернул Костю на бок, сам оказавшись сзади. - Подтяни колено к груди, - прошептал парень, жарко целуя Костю в шею, и тот послушно выполнил просьбу. Он, не выдержав, охнул, когда ощутил, как чужие пальцы коснулись ягодиц, скользнув к промежности. – Расслабься, Ники. Мы будем делать все медленно. Костя, прикусив губу, попытался посодействовать Ерохину, глубоко выдохнул и ощутил, как в него вошел палец. Сначала по одну фалангу, а потом и весь. Странное, непривычное ощущение. С учетом того, что Ерохин натянул на палец презерватив, обильно смазав тот смазкой. Атлет, ткнувшись губами в плечо Кости, начал бормотать какие-то глупости, успокаивая, подбадривая, сообщая, что скоро станет хорошо. Но Никитин уже улетел от необычности ощущений, особенно, когда к первому пальцу добавился второй, растягивая, заполняя, надавливая куда-то. - Может, войдешь уже? – нетерпеливо выдохнул Костя, поведя бедрами, испытывая легкое неудобство в заднице. - Рано, - прошептал спортсмен. И вдруг его пальцы, войдя под каким-то другим углом, надавили чуть сильней. Костя вскрикнул, выгнувшись, когда поясницу прострелил настоящий разряд удовольствия. Перед глазами враз потемнело, а в груди застрял воздух, выйдя из легких протяжным стоном. - Нашел, - довольно отозвался Ерохин, продолжая методично работать рукой. Костя потянулся к своему требующему внимание члену, поглаживая его, ожидая приход слепящего оргазма, но Ерохин снова прервал его, вытащив пальцы. - Ты, блять, издеваешься! – возмутился озверевший Костя, повернув голову так, чтобы боковым зрением уловить силуэт парня. - Нет, ни капли, - Ерохин, хмыкнув, раскатал по члену презерватив, обильно смазал себя смазкой. – Сейчас будет кое-что побольше пальцев. Костя сглотнул. Член блондина был немного больше, толще, с крупной головкой. Никитин зажмурился, отвернувшись. Он даже не хотел представлять, как этот агрегат войдет в него, и уж тем более не хотел снова ловить себя на мысли, что хочет коснуться Ерохина-младшенького, изучающе провести по всей длине. Спортсмен снова пристроился за спиной, провел Косте по бедру, и вскоре Никитин ощутил, как Ерохин начал входить. Воздух сперло в глотке, и Костя оказался готов пойти на попятную, но блондин его прижал к себе, не дал дернуться, и плавным слитным движением вошел, замерев. И тогда Костя впервые услышал, как Ерохин стонет: на выдохе, с присвистом и довольно-таки протяжно, высказывая весь восторг испытываемых ощущений. Костя почувствовал себя так, будто сел на кол. Не то чтобы ему приходилось садиться на колья, но ему показалось, что нечто подобное раньше испытывали несчастные, которых приговаривали к смерти как раз подобным образом. Разве что кол был невероятно горячим. Костю распирало изнутри, боль начала пульсировать в каждом нерве, а поясницу прострелило так, что на глазах невольно выступили слезы. Возбуждение начало спадать, и единственным желанием было закончить эту пытку. Костя до боли прикусил губу, после вцепился зубами в собственное запястье, чтобы заглушить крик. Это было нереально больно, несмотря на всю проведенную подготовку. К подобному его жизнь не готовила. Костя сжался, еще больше ощутил в себе чужой член, почти вскрикнув. - Тише, Ники, тише, - отмер Ерохин, принявшись поглаживать Костю по спине, целуя, куда придется. – Расслабься, малыш… - Расслабишься тут, когда в тебя засунули конский хрен, - прохрипел со слезами на глазах Костя, боясь даже двинуться лишний раз, упрямо пропустив мимо ушей миленькое обращение. - У меня явно не конский размер, - хмыкнул козлина. – Но за комплимент спасибо. - Ах, ты!.. – мат, готовый сорваться с губ, затерялся в громком стоне. – Черт тебя задери, не двигайся, Ерохин! Бедра спортсмена начали совершать плавные волнообразные движения. Он почти не выходил из Кости, но тому было достаточно, чтобы начать возмущаться. Кто бы послушался! Ерохин, сжимая в объятиях, поглаживая, целуя в изгиб шеи, начал двигаться, и Костя, шипя, пытался найти более удобный угол проникновения, чтобы не было столь больно. Постепенно простреливающее чувство начало уходить, и вдруг на смену ему пришло удовольствие. «Приехали, ёпт, я стал мазохистом!» - пожаловался сам на себя Костя, но Ерохин, банально, нашел простату, методично скользя по ней, надавливая, прицельно попадая именно в нее. И возбуждение Кости снова начало нарастать. Он опять, уже беспрепятственно, коснулся себя, лаская, пощипывая, сжимая покрасневшую головку. Ерохин, как и обещал, двигался медленно, удобно прихватив чужие бедра, натягивая Никитина на себя, проникая на всю длину. Но вскоре поза перестала быть удобной. У Кости банально начала затекать нога, которую он притянул к груди, и он жалобно простонал. Его поняли с первого раза. Ерохин вышел, перевернув Костю на спину, по-хозяйски располагаясь между его ног. - Войди уже, мать твою, - прошипел Костя, которому в один миг стала нравиться стимуляция простаты. Ерохин хмыкнул, выполнил просьбу, и Костя обхватил сильные бедра блондина, прижимая к себе. В такой позе они, наконец, могли нормально поцеловаться. Они подстраивались под один ритм, который с каждым разом становился быстрей и быстрей. Ерохин, выпрямившись, подхватив Костю за бедра, стал входить в него глубокими, немного рванными, но очень стремительными толчками. Никитин перестал сдерживать рвущиеся крики. Сжимая пальцами одеяло под собой, Костя, прикрыв глаза, ловя дикое наслаждение, стонал во всю глотку, подаваясь бедрами навстречу мощным движениям, которые становились с каждым разом все более разнузданными. А когда пальцы Ерохина легли на Костин член, тот не сдержался. Выгнувшись, он кончил, излившись прямиком в чужой кулак. - Да, вот так вот, малыш, - рыкнул Ерохин, хаотично врываясь в Костю. – Ты так сжимаешь меня, сладкий. Еще, сожмись крепче… Хм-мх-м… Ерохин, глубоко вогнав свой член, кончил, сжав пальцы на Костиных ягодицах. Когда яркие искры перестали мелькать перед глазами, Никитин распахнул отяжелевшие вмиг веки, лениво наблюдая, как Ерохин выходит из него. Чувство наполненности покинуло, и Костя зашипел от вдруг ставшего непривычным опустошения. Спортсмен, свернув узлом, выкинул презерватив куда-то на пол, вытер запачканную спермой руку своей бедной футболкой, после чего без сил рухнул рядом с Костей на живот, придавив часть его тела в силу невместительности небольшой кровати. - Тяжелый, - прохрипел Костя, но все-таки не удержался и провел ладонью по взмокшей спине парня. Ерохин лениво пошевелился, приподнялся, взглянул на Костю, провел взглядом по всему его телу. - Как себя чувствуешь? – поинтересовался блондин. - Меня только что лишили анальной девственности, - закатил глаза Никитин. – Как я должен себя чувствовать? Ну, ты был весьма нежен. Спасибо за это. Они взглянули друг другу в глаза. Это было смешно. На самом деле очень смешно. Костя захохотал первый, а Ерохин вскоре к нему присоединился. Искристый смех, счастливый, пузырящийся, оставляющий приятный всплеск удовольствия внутри. Костя заслушался смехом спортсмена, отмечая, что сердце внутри начало биться неистово сильно. Между ними не оказалось чувства неловкости, которое время от времени появляется после первого секса. Обычно девчонки сразу лезли обниматься или, вскакивая, неслись в ванную, но Ерохин остался рядом. Он лежал, растянувшись, как ленивый кот. Взъерошенный, взмокший, с искорками смеха в теплом синеглазом взгляде. Подтянувшись, атлет обнял, ткнулся сначала носом в щеку Кости, шумно вздохнул, а после коснулся поцелуем уголка губ. - Я не против повторить, - заискивающе сообщил парень. - Ага, разбежался, - отмахнулся Костя, который, вопреки своему категорическому настрою, обнял в ответ. – И вообще, не слышу благодарностей. Я тебе свой аленький цветочек подарил. - Безмерно благодарен, - фыркнул Ерохин. Они еще долго и лениво целовались. Костя привык, и вовсе перестал стесняться своей собственной и чужой наготы. В конечном счете, слабо отвечая на поцелуи, пригретый в теплых объятиях, Никитин не заметил, как благополучно уснул, думая о том, что, в общем и целом, переспать с Ерохиным было правильным решением.Глава 14.
12 апреля 2020 г. в 09:56
- А ты только это понял? – со второго этажа спустился Ерохин, неся в руках пакет, в который, как помнил Костя, тот запихнул контейнеры с едой на эти два дня.
Полное спокойствие, пока сам Костя собирал мысли в кучку, пытаясь представить Марину Федоровну и Ерохина рядышком. Ничего общего.
- А как я, мать вашу, должен был догадаться?! – опешил Никитин, возмущенно испепеляя направляющегося на кухню парня. – У вас фамилии разные.
Так, стоп. Общее все-таки между ними было. Не такое заметное, конечно, на первый взгляд. Но хитроватые улыбки точно похожи. И больше ведь ничего! Костя снова покосился на фотографию. И правда, только улыбки. Вот это стыд! Интересно, и насколько преподавательница по философии осведомлена об отношениях между ними? В курсе вообще, что ее племянничек с парнем зажигал когда-то? В старших классах… кажется? А родители?
Недовольно пыхтя от возмущения, Костя фыркнул, заходя вслед за Ерохиным на кухоньку. Тот спрятал контейнеры в холодильник, вместо этого вытащив из одной из тумб пакет гречки и кастрюлю. На откуда-то взявшуюся разделочную доску атлет кинул, достав из холодильника, кусок вареной колбасы. Никитин догадался, что вариться гречка будет точно не для их ужина.
- Пёселю готовишь? – задал самый наиглупейший вопрос из всех возможных Костя, тем самым пытаясь перекрыть свое смущение от осознания того факта, что Марина Федоровна, возможно, не просто так хитро улыбалась, посматривая на них, когда они готовились к сдаче реферата.
- Можешь ты поесть, - Ерохин даже не обернулся, методично принявшись нарезать колбасу. – Принесешь миску Снежика?
- Да щаз! – всполошился несчастный трусишка, вспомнив огромного Снежика, к которому еще и подойти надо будет за миской. Да он руку откусит, защищая свою вещь от незнакомца! – Если ты хочешь меня похоронить прямо здесь под ближайшими цветочками и кустиками, то, вперед, отправляй на съедение алабаю!
- Ты перебарщиваешь, - отозвался Ерохин, хмыкнув. – Тогда займись чем-нибудь, пока я пса не покормлю. Смени постельное белье наверху, что ли.
- Ах, да, кстати, - неожиданно вспомнил Костя о том, что хотел спросить, когда первоначально услышал о плане Ерохина спать наверху. – Разве второй этаж не тетя твоя занимает? Ничего, если мы там будем спать? – парень пару раз тыкнул пальцем вверх, указывая на потолок.
Можно подумать, спортсмен обратил на него хоть капельку внимания. Он методично нарезал колбасу, попутно ставя кастрюлю с набранной водой на плиту для варки гречки.
- На ночь Снежика запускают в дом. Тетя его слишком разбаловала, так что временами он спит на диване в зале. Но, в принципе, если мое общество тебя не устраивает, можешь присоединиться к собаке. Снеж оценит, - и, Ерохин, не сдержавшись, обернулся, с хитрой миной глянув на пристывшего к месту Костю.
- Знаешь, пожалуй, твое бренное тельце меня устроит больше, - промямлил Никитин, сдаваясь гнету реальности. – Ладно, где мне найти свежее постельное белье?
- Наверху есть комод. Самая нижняя полка, - блондин вернулся к готовке, а Костя, ворча себе под нос, пошел на второй этаж, поражаясь тому, какой неудобной оказалась лестница, по которой приходилось чуть ли не ползти.
Второй этаж мало, чем превосходил первый. Он представлял собой пространство мансардного типа, неполноценный этаж, конечно, но довольно просторный. Как только Костя поднялся, справа от него обнаружилась дверь, которая вела в небольшую душевую. Даже душевой маленькое пространство тяжело было назвать. Туалет и раковина стояли так близко друг к другу, что становилось совершенно непонятным, как сантехника вообще уместилась в подобном помещении. Ванная чаша, как таковая, вообще отсутствовала. Присутствовал только душ со шлангом на стене, а рядом бойлер такой старый, что требовал срочной замены. Круглый сток сантиметров десять в диаметре, установленный прямо на полу, сообщал, что вода стекала напрямик в канализацию, так что переживать о потопе не стоило. Вздохнув, Костя покачал головой. Но, вообще, с учетом того, что Марина Федоровна здесь обитала одна, да и то, только в теплые дни года, жить можно, хоть и с натяжкой. На постоянке Костя уж точно не выдержал бы!
Спальня также не представляла собой нечто экстраординарное. Обыкновенная кровать-полуторка, под ней – брошенный на деревянный пол пушистый ковер. На постели лежали забавные вязаные игрушки, как и на пузатеньком комоде, который Костя обнаружил возле одного из двух окон. Сумку Ерохин бросил возле кровати, даже не позаботившись о том, чтобы достать какие-то вещи. А вот про свои котомки Костя забыл. Пришлось спуститься вниз и снова подняться, ворча под нос, что с такими крутыми подъемами и спусками он себе задницу за эти два дня точно натренирует. Окна в спальне, зашторенные такими же полупрозрачными тюлями, как и внизу, открывали с двух сторон вид на дачную территорию. Одно на задний двор с садом-огородом, а другое на передний с резвящимся с игрушками Снежика.
Костя сбросил свою ношу рядом с сумкой Ерохина. Парень, аккуратно убрав мягкие игрушки, наверняка сделанные Мариной Федоровной, в сторону, сменил постельное белье, а старое отнес в ванную, в которой под раковиной как раз видел корзину для таких дел. Вдруг Никитина в один миг озарило, как только он вернулся в спальню и взглянул на кровать. Они с Ерохиным снова будут спать в одной постели. Но на этот раз это будет не широкий диван, который мог вместить влегкую третьего человека, а узкая полуторка. Только если прижиматься друг к другу. Костя сглотнул, в один момент почувствовав, как жар прошелся по всему телу. А с учетом того, что блондин с полной серьезностью утверждал, что по ночам все еще прохладно, а отопление работало с натяжкой, то…
- Черт, - прошептал Костя, прикусив губу.
Он хотел этого. Очень хотел. Но одновременно и трусил, представляя, как жмется всем телом к поджарому торсу Ерохина, как проводит ладонью по его животу, ощущая под пальцами выпирающие кубики, а потом ниже…
- Так, стоп фантазию! – Костя одернул похотливую часть подсознания, легонько постучав самого себя по щекам. – Не время поддаваться соблазну!
Стараясь отвлечься, Никитин залип в телефоне, усевшись на край кровати. Когда Костя ездил за вещами домой, он, к счастью, родителей не застал. Те, как и обычно в выходные дни, отправились в местный мол на шоппинг, прихватив Аньку с собой. Костя лишь оставил записку на обеденном столе, в которой сообщил, что неблагодарный сын вернется в отчий дом в воскресенье вечером. Хотя сам Никитин не был так уверен. Возможно, в понедельник утром. Все зависит от того, как у них с Ерохиным будет складываться. Пока что все шло неуверенными шагами. Они то молчали, не находя, о чем поговорить (точнее, молчал Ерохин, а Костя нес всякую околесицу, но это не так важно), то застревали в тупиковой теме. Им все еще не хватало полноценного понимания друг друга. Костя вообще порой ощущал себя так, словно ходит по лезвию бритвы. Шаг вправо – запретный разговор, шаг влево – отбросит назад из-за неловкости. С Ерохиным приходилось сложно, но это не значило, что невозможно. По крайней мере, в физическом плане их тянуло друг к другу, что являлось пока что лучшим показателем для Никитина для дальнейших действий.
Задумавшись, Костя не заметил, как пролетело чуть больше часа. Он настолько погрузился в телефон, обновляя новости и проверяя почту, радуясь, что хотя бы интернет в этой глуши работает, что даже вздрогнул, когда услышал довольный лай на улице. Выглянув в окно, парень увидел прыгающего по траве спущенного с цепи Снежика. Огромный алабай, как щенок, мячиком прыгал рядом с Ерохиным, который задорно чесал пса за ухом, игриво толкая его и отпихивая от себя. Видимо, атлет уже покормил алабая. Но Костю заставил улыбаться не факт того, что пес, наконец, удовлетворил свои потребности и о нем можно будет забыть до самого утра, а того, что Ерохин, что-то задорно крича Снежику, счастливо тому улыбался, не стесняя смеяться. Улыбка, поразившая Костю в самое сердце, заставив потерять на пару секунд дыхание. Костя прикусил губу, отчаянно жалея, что не взял с собой ни фотика, ни альбом для рисования. Вот сейчас можно было творить, как душе угодно, отдаваясь вдохновению. Костя застыл у окна, прикованный красотой блондина. Солнце, словно подсвечивая Ерохина, дарило тому некое иллюзорное золотистое сияние. Прямо как на старых фотографиях, где маленький Тимоша улыбался всему миру, не закрывая ни от кого свое ребяческую непосредственность и доброе сердце.
Не выдержав, Костя, отойдя от окна, подойдя к кровати, кулем упал на матрац на спину, закрыв полыхающее от восторга и жара лицо ладонями. Но ведь невозможно же влюбиться сильней, чем уже есть! Нельзя! Как такое может быть?! Однако Никитин прямо-таки ощущал, как доселе неизведанное крепкое и невероятно обжигающее чувство толчками вливается в самое нутро, заполняя собой все естество. От одной улыбки?! Да. Из-за одной улыбки можно влюбиться в человека еще сильней.
Усевшись, Никитин, взъерошив волосы, тяжело и протяжно выдохнул. Так нельзя. Нельзя. Нельзя. Нельзя! Он же просто готов лапки сложить перед Ерохиным, отдаваясь тому всецело! Но, может, не так уж это и плохо?