В Макондо начинается и заканчивается сезон ветров

XII Следующие двое суток Миличо Вергуэнса вербовал добровольцев в либеральную армию бывшего лейтенанта Ормиги в заведении Катарино, и на исходе этих двух суток либералов в Макондо насчитывалось уже не менее двадцати трёх, а листовка, найденная Ормигой на стволе каштана, совсем истрепалась, и буквы на ней расплылись. Ни одной пишущей машинки в Макондо не нашлось, поэтому Миличо одолжил у Катарино перо, чернильницу и несколько листов писчей бумаги. Расположившись за кухонным столом Пилар Тернеры, он каллиграфическим почерком четырнадцать раз подряд воспроизвёл по памяти текст утраченного документа, каждый раз добавляя от себя новые ужасающие подробности. «Это не то же самое, что врать», - говорил он. - «Ведь такие гниды на всё способны». - Допиши, что Бог ненавидит консерваторов, - сказал Серхио Ормига. – И пусть меня повесят, если это не чистая правда. Новые листовки разошлись в Макондо со скоростью слухов – их читали, передавали из рук в руки, а чаще пересказывали, и ещё через сутки Аурелиано Хосе, зашедший навестить мать, спросил Серхио Ормигу, верно ли говорят, что консерваторы держат в тюрьме законного президента Республики и собираются установить везде свои порядки, по которым жениться можно будет только с письменного разрешения алькальда, а всех незаконнорожденных обложат особым налогом. Серхио не долго раздумывал, прежде чем ответить. - Это правда, - сказал он. - Так пусть горят в аду, - сказал Аурелиано Хосе. – Если захочу взять себе жену, мне незачем спрашивать позволения у этой учёной обезьяны. - Власть принадлежит им, - сказал Серхио Ормига. - Значит, надо отнять её, - ответил Аурелиано Хосе. «Это для пользы дела и не так далеко от истины», - пояснил после его ухода Серхио. – «Хорошо, если с нами будет хоть один Буэндиа». - Даже десять Буэндиа не заменят нам одной винтовки, - сказал Миличо. Об оружии, хранящемся в курятнике дона Аполинара Москоте, Серхио ему не рассказал из опасения, что Вергуэнса, не забывший о своём неудачном сватовстве, проявит в этом деле излишнее рвение. - Винтовки есть у солдат, - сказал Серхио Ормига. – А среди них тоже могут найтись патриоты. На следующий день Мигель Вергуэнса свёл близкое знакомство сразу с тремя правительственными солдатами, деревенскими жителями родом из Путумайо. Листовка не произвела на них впечатления, потому что читать они не умели и вместо подписи прикладывали большой палец, но Миличо, обладавший природной способностью располагать к себе женщин, собак и простецов, сумел их обаять, и в течение ближайших суток в гарнизоне Макондо началось политическое разложение. Серхио Ормига слушал об успехах тайной борьбы со скрытой дрожью, хотя чувствовал при этом не страх, а странное опьянение. Он ничего не ел уже несколько дней, глаза у него запали, но он выглядел почти счастливым. - Бог на нашей стороне, - говорил он. – Победы давались и с меньшими силами. Тем временем капитан Акилес Рикардо ужесточил репрессии, смутно чувствуя угрозу, но не зная иных способов бороться с ней. После того, как труп Нито Ресеко без долгих церемоний закопали за кладбищенской оградой, ещё четырнадцать человек были арестованы за различные нарушения, двоих капитан Рикардо приказал высечь, одного приговорил к расстрелу. По его распоряжению солдаты убили всех собак в городе, а военные патрули не позволяли войти в Макондо ни бродячим музыкантам, ни цыганам. Были изданы указы о запрете торговли вразнос, о строгом учёте канцелярских товаров, об обязательной регистрации публичных женщин, о запрете свадеб по средам и пятницам, об ограничении продажи спиртного. Новый алькальд строчил указы со скоростью пулемёта, каждым новым параграфом надстраивая свой воображаемый авторитет. - Дурак, - сказал как-то Аурелиано. – Разве он не понимает, что бумага с печатью ценится ещё меньше, чем без печати? Ведь с печатью её даже в нужнике не используешь. Последней каплей стал указ о воинской повинности для всего мужского населения в возрасте от шестнадцати до сорока лет. «Что я вам говорил», - торжествовал Миличо, сидя в заведении Катарино, которое оставалось последним оплотом прежней вольной жизни. – «Скоро даже пердеть будете по команде». Однако столь быстро окрепшее освободительное движение совершенно неожиданно обрело врага в лице Урсулы, которая до недавнего времени относилась к Серхио Ормиге весьма благосклонно. Безошибочным чутьём матриарха она угадала нетерпеливую тоску в глазах Аурелиано, забросившего в последнее время изготовление золотых рыбок, и увязала её с визитом Серхио и охватившей город молчаливой тревогой. В эти дни все разговаривали вполголоса, и даже у Катарино не пели и не заводили патефона. «Здесь снова готовится война», - говорила Урсула. – «Я уже чувствую эту пороховую вонь». Учитывая важность момента, она поступилась своей гордостью и лично обошла всех женщин Макондо, настраивая их против Ормиги и Вергуэнсы и убеждая не спускать глаз с сыновей. «Если не хотите их хоронить, не давайте связываться с теми малахольными», - говорила она. – «Хоть ложитесь поперёк дверей. Скоро в этом городе совсем не останется мужчин». Под конец Урсула надела платье из индийского муслина в полоску, накинула турецкую шаль, которую подарил ей когда-то Пьетро Креспи, и отправилась к капитану Акилесу Рикардо. Она попыталась уговорить алькальда прекратить террор и управлять горожанами без запугивания, подобно его предшественнику, дону Аполинару Москоте, про которого вообще мало кто знал, что он исправляет должность коррехидора. «Вы не понимаете здешних людей», - сказала Урсула. – «Они даже Сатану пригласят на рюмку чичи, но если вы загоните их в угол, они вцепятся вам в горло, хотя бы у вас в каждой руке было по заряженному пистолету». Акилес Рикардо даже бровью не повёл на эти речи. - Ещё не хватало, - сказал он, - чтобы пастух спрашивал совета у овец. Ступайте домой, сеньора, и займитесь вязанием. Урсула пришла в ярость. - Имей ты хоть каплю ума, - заявила она, - ты бы послушал женщину, которая годится тебе в бабки. Если у тебя есть мать, попроси её связать тебе мозги. Позднее капитан Рикардо сказал двум унтер-офицерам, присутствовавшим при этой беседе, что только почтенный возраст просительницы спас её от немедленного ареста. - Неуважения к власти я не потерплю, - добавил он. – Они тут привыкли жить, как во времена Конкисты, но скоро поймут, что на смену хаосу всегда приходит порядок. Однако даже собственные подчинённые уже не верили в незыблемость порядка Акилеса Рикардо, да и его чрезмерная строгость мало кому была по душе. А Миличо Вергуэнса тем временем пел соловьём – то в казармах в час дневного отдыха, то на пыльных улицах предместий, то в заведении Катарино, превращённом, фактически, в штаб заговорщиков. Миличо умел находить подход к людям, понимая, что у каждого найдётся повод для недовольства нынешним порядком. У одного был зуб против кредиторов, у другого – против богатого соседа, у третьего – против священника, отказавшегося венчать двоюродных брата и сестру. Вергуэнса убеждал, что либералы спишут долги и выметут поганой метлой священников, епископов и монахов, чтобы можно было жениться хоть на родной матери. - Всё будет по справедливости, - говорил он. – И никаких начальников над нами, кроме Господа Бога. Преданность Мигеля Вергуэнсы делу Революции была столь велика, что он без малейших сомнений вытащил из потёртого сундучка единственное своё достояние – гросс столового серебра, доставшийся по наследству от бабки, и начал потихоньку сбывать Катарино серебряные вилки и ножи, чтобы проставлять всем выпивку. В результате его усилий к концу недели десять человек из гарнизона были на стороне либералов, и ещё пятеро колебались. Однако перевербованные не решались с оружием в руках выступить против законной власти, пока у них не было уверенности, что за либералами есть реальная сила. - Чеко, нам нужно добыть оружие, - настаивал Миличо. – Стрелять из палок даже либералы не умеют. Тут Серхио Ормигу впервые посетили сомнения. «Эти бандиты разнесут дом Москоте в клочья ради двух дюжин винтовок», - сокрушался он. – «А потом я буду убеждать ограбленных, что мы сражаемся во имя восстановления справедливости». - Если бы всё это не зашло так далеко, - сказал он вслух, - я бы сам сдался алькальду. - Может, и не придётся, - ответила на это Пилар Тернера. – Теперь, что бы ты ни делал, твоя судьба найдёт тебя, Серхито.