Late night devil, put your hands on me.
Весь следующий день Маркус проработал в кофейне. Он не мог найти себе места и каждый раз, когда раздавался звон колокольчика над входной дверью, резко оборачивался, ожидая увидеть того, чья улыбка была способна окрасить в яркие цвета даже самый хмурый день. Однако до самого закрытия человек этот так и не зашёл, а вечером, когда бариста поднялся к себе и в надежде выглянул на улицу, окна квартиры напротив были плотно зашторены, свет в них не горел. В воскресенье Коннор так и не вышел на связь, в понедельник и во вторник ‒ тоже, хотя Маркус видел из окна кофейни, как тот каждый вечер примерно около семи возвращался домой. Глядя на напряжённую фигуру своего нового знакомого и пространный взгляд, которым он однажды всё-таки окинул кофейню, прежде чем скрылся за дверью своего дома, Манфред понял, что ждать смысла нет ‒ пора было что-то предпринимать. Он не видел ничего зазорного в том, чтобы сделать первый шаг, и несмотря на некоторое волнение и неуверенность в правильности своих действий, всё равно планировал поговорить с Коннором, разъяснить ситуацию, свидетелем которой тот стал, и возможно, в итоге всё-таки пригласить его куда-нибудь. Планы у Маркуса, конечно, были наполеоновские, но на пути к возобновлению их с Коннором общения вырастало существенное препятствие ‒ практически полное отсутствие свободного времени у Манфреда. Как тут выкроить минутку, когда подготовка к демонстрации идёт полным ходом, и главарю, разрывающемуся между работой в кофейне и делами Иерихона, просто не продохнуть? К среде была назначена точная дата и время проведения демонстрации ‒ через восемь дней, то есть в следующую пятницу в полдень. Это дало Иерихону хоть какой-то ориентир и ввело членов группировки, включая самого Маркуса, в волнительный режим ожидания. В тот же вечер Маркус, закрыв кофейню немногим раньше обычного, отправился на регулярную тренировку, пропустить которую было бы просто-напросто не по понятиям: каждую среду он устраивал для членов банды тренировочные спарринги с разбором полётов. Выйдя из дома на улицу, Маркус лишь на миг задержался, чтобы окинуть взглядом окна квартиры Коннора. Хозяину ещё не полагалось быть дома ‒ часы показывали всего лишь половину седьмого. В голову пришло два варианта развития событий: можно его дождаться, но опоздать на тренировку, а можно совершить смелый, но глупый и крайне самонадеянный поступок. Маркус достал телефон и набрал сообщение. Большой палец замер над кнопкой отправки. Парень несколько раз перечитал набранный текст, мысленно послал к чертям собачьим все терзания ‒ они покинули его голову лишь на мгновение, необходимое для отправки сообщения, а затем вернулись вновь, ‒ и нажал «отправить». Садясь на байк и заводя его, он и не надеялся, что Коннор ему ответит. Но куда как неожиданней было бы увидеть этого человека в тренажёрном зале, куда Маркус осмелился его позвать. Поэтому, когда Манфред закончил очередной подход становой тяги и Джош, глядя ему куда-то за спину, проговорил «И кто его позвал?» ‒ Маркус уже знал, кого увидит, обернувшись, но поверить в это всё равно не мог. Коннор стоял у ресепшена с модной спортивной сумкой наперевес, волосы в идеальном порядке, за исключением той самой непослушной, вечно выбивающейся прядки; на лице ‒ непроницаемое выражение. Но чуть раскрасневшиеся щёки и рабочий костюм, который он, судя по всему, переодеть не успел, всю его невозмутимость пускали коту под хвост, свидетельствуя о том, что Коннор торопился. Торопился к Маркусу, который в своём сообщении ему написал: «Твоё наказание состоится сегодня в 19:45 в фитнес-центре на Гамильтон-стрит, 36». ‒ Я позвал, ‒ ответил Маркус Джошу, не сводя с прибывшего пристального взора. Взгляд Коннора на ходу скользнул по залу, словно он кого-то искал, и остановился на Манфреде. Он коротко кивнул и скрылся за дверью мужской раздевалки. ‒ Что такое? ‒ К ним с Джошем подошёл встревоженный Саймон, только сошедший с беговой дорожки. Он всё ещё чувствовал себя виноватым перед Маркусом ‒ и это прямо-таки витало в воздухе: он избегал прямо смотреть на друга и старался находиться всегда поодаль, а сейчас так вообще больше обращался к Джошу, чем к Маркусу. ‒ Выглядите так, словно строите заговор. ‒ Маркус позвал на тренировку своего любовничка, ‒ ответила ему появившаяся из-за спины Джоша Норт. ‒ Язва, ‒ бросил ей Маркус. ‒ К вашим услугам, ‒ парировала девушка с насмешливым огоньком в глазах. ‒ О, что ж, понятно, ‒ пробормотал Саймон. ‒ Ну раз ничего не произошло, тогда я возвращаюсь на дорожку. ‒ Я с тобой, ‒ Норт поспешила за уходящим в сторону зоны кардио Саймоном. Маркус отчётливо услышал, как она нарочито громко, чтобы от слуха Манфреда это точно не ускользнуло, сказала: «Не кисни, найдём мы тебе нормального мужика, будешь счастлив и безо всяких там Маркусов!» ‒ и похлопала по спине так, что тот чуть лёгкие не выплюнул. ‒ Ты не расскажешь, что такого у вас с Саем произошло на Пике, отчего он ходит как в воду опущенный? ‒ поинтересовался Джош, ковыряя носком кроссовка резиновое покрытие и наблюдая за этим так увлечённо, словно это было единственным в мире, что могло его заинтересовать. ‒ Нет, ‒ просто ответил Маркус. ‒ Спроси у Норт, Саймон ей уже всё давно рассказал. ‒ Отлично, тогда отложим перемывание твоих костей на потом, ‒ Джош облегчённо выдохнул. ‒ А теперь я бы предложил тебе закончить тягать штангу и пойти на ринг ‒ парни уже размялись и ждут тебя. ‒ Он кивнул в сторону зоны единоборств, где группа молодых людей, оживлённо переговариваясь, поглядывала в сторону своего предводителя. ‒ Ты тоже собираешься драться? ‒ Маркус удивлённо вскинул брови, взял шарик магнезии и хорошенько обмазал им ладони. ‒ Я пацифист, ты забыл? ‒ насмешливо отозвался Джош, забирая из рук друга магнезию и повторяя манипуляции с ней. ‒ У меня сердце кровью обливается, глядя на вас. ‒ Тогда попроси Норт закрывать тебе глаза каждый раз, когда я буду пропускать удар. ‒ Манфред поднялся на помост, встал в классическую стойку, наклонился к штанге и взялся за неё. ‒ В таком случае ей придётся весь вечер держать мои глаза закрытыми, ‒ парировал Джош. ‒ Кстати, твой красавчик направляется прямо к нам, ‒ сообщил он, глядя мимо Маркуса. ‒ Давай, не подкачай, он очень внимательно смотрит. Манфред решил не подрываться, а спокойно закончить подход, хоть всё нутро и требовало обратного. Он подсел за штангой, ухватился за неё ещё крепче, напряг мышцы всего тела и, держа гриф буквально мёртвой хваткой, силой ног оторвал штангу от пола. Выпрямился под удивлённым, но одобрительным взглядом Джоша и грузно опустил штангу на помост. ‒ Двести пятнадцать ‒ похвально, похвально, ‒ констатировал Джош, сменяя Маркуса. Сердце заходилось в бешеном ритме, адреналин гулко отдавался в висках, голова слегка кружилась, но Маркус был доволен тем, что смог взять такой вес, да ещё и под испытующим взглядом Коннора, который остановился чуть поодаль от них с Джошем, видимо, чтобы не мешать процессу. Даже с третьей попытки Джош не смог повторить рекорд Маркуса и, раздосадованный, начал разбирать штангу ‒ по давно установленному правилу тот, кто не мог взять последний вес, убирал оборудование. Довольный победой Манфред направился к Коннору, который уже начал разминаться. ‒ Ты всё-таки пришёл, ‒ проговорил Маркус, подойдя ближе. ‒ За наказанием, да, ‒ ответил тот, не отвлекаясь от своего занятия. Деловой костюм сменила несомненно дорогая спортивная форма для кроссфита ‒ Маркус в своей древней выцветшей майке и «дедушкиных» растянутых шортах по стилю и рядом не стоял. В таком виде Коннор просто не мог не приковывать к себе всеобщее внимание: работница клуба с ресепшена не сводила взгляда с широкой спины незнакомца, а посетители недоверчиво поглядывали на чужака, в том числе и Иерихоновцы. ‒ Танцуешь? ‒ спросил Маркус, кивнув в сторону ринга. ‒ Предпочитаю расходовать тестостерон иными способами, нежели насилием, ‒ Коннор учтиво улыбнулся собеседнику. Это была не та искренняя улыбка, которую он дарил ранее, а вежливый светский оскал. ‒ Это какими? ‒ Продолжительная аэробная нагрузка. ‒ Насколько продолжительная? ‒ Достаточно продолжительная, ‒ Коннор сверкнул нечитаемым взглядом, Маркус же едва заметно усмехнулся краешком губ. Коннор снова посмотрел на ринг, слегка вздёрнул подбородок и бесстрастно произнёс: ‒ Я не любитель мордобоя, но если выход на ринг и есть мое наказание, то я готов к расплате. Только с лицом осторожнее, а то на работе возникнет много вопросов. ‒ Я бы не стал портить твоё лицо, ‒ промолвил Маркус, не отводя взгляда от тёмных глаз собеседника. ‒ А наказание свое ты уже выполнил ‒ пришёл сюда. Я, если честно, думал, что ты откажешься... ‒ То есть если я сейчас уйду ‒ это зачтётся? ‒ недоверчиво переспросил Коннор. ‒ Да, ты можешь идти, ‒ Манфред кивнул, сделал вид, что собирается уходить, и через плечо как будто невзначай добавил: ‒ Если не хочешь посмотреть на мой бой. И Коннор не смог не пойти следом. Он казался странным, совершенно не похожим ни на кого, с кем Маркусу доводилось общаться ранее, но, кажется, Манфред начал понемногу узнавать и понимать своего нового знакомого. Изначально уверенности в том, что Коннор всё-таки явится, не было – однако он пришёл, и теперь Маркус предполагал, что покинут тренажёрный зал они, скорее всего, вместе. Следующие полтора часа главарь Иерихона провёл на ринге, ни разу с него не спустившись. Он сбился со счёта, сколько боев успел отстоять ‒ руки почти не поднимались, а мышцы ног забились так, что выйди он из стойки, вообще не факт, что они удержали бы его в вертикальном положении. Маркус не видел ничего, кроме глаз противника ‒ во время боя следовало смотреть только в них, не отвлекаясь ни на что другое; это позволяло периферическому зрению охватить всё тело врага и отреагировать на любое его движение, а ещё по глазам легко понять, блефует противник или нападает на самом деле. Серо-зелёные сменялись каре-жёлтыми, голубыми и ещё бесчисленным количеством разнообразных оттенков, но те самые глаза так и не появились напротив. Маркус и не ждал ‒ такие как Коннор своим принципам не изменяют. В этом они были с ним похожи и, возможно, это и разглядели друг в друге на подсознательном уровне при первой встрече. Но он чувствовал его присутствие кожей и знал, что Коннор смотрит. Смотрит и не отводит взгляда. ‒ Нет, серьёзно? Только не ты, ‒ протянул Маркус, замечая, кто сменяет потрёпанного Руфуса, одного из студентов Джоша, на ринге. ‒ Это всё потому, что я девчонка? ‒ возмутилась Норт, принимая боевую стойку. ‒ Это всё потому, что ты можешь снять перчатки и начать выковыривать мне глаза пальцами, ‒ пояснил Маркус, однако в левостороннюю стойку встал. ‒ А вообще мы просто в разных весовых категориях… ‒ Так и скажи, что струсил, ‒ она оскалилась. Норт было не переубедить, хотя, стоило признать ‒ дралась она что надо. Будь на месте Маркуса кто-то её весовой категории и чуть менее опытный, при помощи присущей ей хитрости и скорости реакции Норт имела все шансы победить. Против Манфреда она вставала часто, но делала это отнюдь не ради победы. В отличие от других, с кем она билась, Маркус никогда не поддавался. Разукрасить её тоже не стремился, но и расслабиться не давал, а Норт ещё со школьных времён не терпела к себе снисходительно-жалостливого отношения, ненавидела, когда с ней играли в поддавки или превращали спарринг в цикл заигрываний. И Маркус подругу за это уважал. Победу она всегда принимала скептически, а вот поражение переносила достойно: делала выводы, меняла тактику, будучи постоянно заинтересованной в том, чтобы совершенствоваться вне зависимости от текущих взглядов общества на положение и возможности женщин. Она оставляла за собой право следовать собственным убеждениям, а не модным феминистическим течениям, внушающим, что должна делать современная женщина и чего не должна. Сегодня она могла вдарить тебе на ринге, а завтра попросить помочь повесить полку, и плевать ей было на звание сильной и независимой или его отсутствие ‒ в этом вся Норт. ‒ Ну что, ты довольна? ‒ спросил Маркус, снимая перчатку и подавая руку подруге, которая мгновением ранее была отправлена в нокаут. ‒ Мне кажется, что ты сдерживался, ‒ язвительно отозвалась она и, понизив голос, с кривой ухмылочкой добавила: ‒ Хотел предстать джентльменом в глазах своего бойфренда? Кстати, он глаз с тебя не сводил. Странные у вас свидания, мальчики… ‒ Ты бы лучше так за боем следила, может, чуть дольше продержалась бы. ‒ Маркус помог подруге встать, а выпрямившись, огляделся в поисках одного-единственного человека, который по его личным прогнозам уйти никак не мог. Нашёл он его у турников, беседующим с Джошем. Коннор выглядел гораздо дружелюбнее, нежели во время разговора с Маркусом до боёв, и что-то оживлённо излагал то и дело кивающему собеседнику. Оба образованные, оба против насилия ‒ им определённо было о чём поговорить. Манфред почувствовал укол ревности, но идти к ним не собирался ‒ у него ещё оставались невыполненные дела. ‒ Отличные бои, Манфред! ‒ Ещё чуть-чуть, и Норт тебя бы сделала! ‒ В следующий раз я всё-таки решусь встать против тебя! Ребята тут же окружили Манфреда, стоило ему только слезть с ринга. И Маркус, как наставник, начал подробный разбор полётов всех сегодняшних боев. Дело долгое и требующее терпения, но необходимое, так как некоторые ошибки сам боец не видел, а вот Маркус подмечал. Он и по ходу боя давал комментарии, но закрепляли и делали выводы они с ребятами обычно уже после. Сегодня это было ещё и на руку Маркусу ‒ его сердце вырывалось из груди, а руки чесались продолжать спарринги до тех пор, пока он не свалится с ног от усталости или не пропустит особо меткий удар, который будет способен отправить в отключку. После ринга всегда так ‒ наступает момент, когда адреналин зашкаливает, и думаешь, что способен отстоять ещё столько же боев, сколько уже провёл. Зная себя достаточно хорошо, Маркус безошибочно определял эту черту, после пересечения которой долго оставаться на ринге было чревато ‒ он начинал терять самообладание. Требовалось некоторое время на то, чтобы прийти в себя и вернуться в своё обычное уравновешенное состояние. ‒ И ещё: ребят, следите за стойками ‒ у Майка слишком мягкая, у Кидда слишком жёсткая. Стойка ‒ основа основ бокса, ваш фундамент, забьёте на него ‒ будете заваливаться и, следовательно, пропускать удары, один из которых всё-таки станет причиной встречи лица с рингом, ‒ Маркус закончил свою финальную речь и повернулся к высокому несуразно сложенному парню. ‒ Я бы посоветовал тебе месяц-два отдельно поработать с кором, Майки. ‒ Манфред хлопнул паренька по плечу и поднялся с лавки, чтобы наконец отправиться в раздевалку, принять душ и выдвинуться домой. К половине двенадцатого, когда Маркус закончил с разборами, зал уже опустел. Саймон ушёл полчаса назад ‒ ему предстояло рано утром выходить на смену, Джош и Норт минут пятнадцать как отправились в раздевалку, сказав Маркусу, чтобы он поскорее заканчивал со своим «детским садом», потому что они будут ждать его на улице. Коннора тоже видно не было ‒ неужели уехал? Но как давно? Пока Манфред подводил итоги с ребятами, он то и дело поглядывал в сторону тренирующегося Коннора, отмечая про себя некоторые факты о нём. Например, тот факт, что физическая подготовка Коннора была более чем хороша: он выполнял непростые кроссфитерские комплексы, сохраняя при этом технику даже на самых последних и, само собой, самых тяжёлых подходах ‒ пот с него валился градом, но техническое выполнение упражнений оставалось на уровне. «Второе хобби Коннора после видеоигр ‒ кроссфит, ‒ сделал тогда вывод Маркус. ‒ Жаль, что я в нём ни черта не понимаю». Скрывшись за дверью раздевалки, он прислонился к ней спиной и какое-то время стоял так, наслаждаясь тишиной и долгожданным уединением ‒ здесь никого не было, но из душевой доносился звук льющейся воды. Простояв по меньше мере минут пять, он решил, что такими темпами совсем раскиснет и доберётся домой только ползком, поэтому двинулся к своему шкафчику, снимая на ходу насквозь мокрую от пота майку. А через пару минут, обернувшись в полотенце, уже входил в душевую, пространство которой от пола до потолка полностью заволокло паром, и прямо на пороге столкнулся с Руфусом. Пару часов назад Маркус отправил его в нокаут, однако прежде его меткий удар пришёлся в нос Руфуса, поэтому выглядел парнишка так себе ‒ нос опух и начал приобретать синевато-фиолетовый оттенок. ‒ Чёрт, это я тебя так? ‒ спросил Маркус. Бесцеремонно взяв парнишку за подбородок и поворачивая его голову вправо-влево, он осмотрел увечье ‒ не смертельно, но лучше перестраховаться и обратиться за медицинской помощью. ‒ Покажись обязательно врачу в колледже, а то Джош меня съест и не подавится. ‒ Хорошо, ‒ Руфус кивнул, но уходить не спешил. Маркус отпустил его. В их разговоре возникла достаточно долгая пауза, и он не выдержал. ‒ Ну? Чего мнешься? ‒ Маркус, я… ‒ несмело начал парнишка. Он шумно выдохнул и, подняв совершенно растерянный взгляд на Манфреда, скованно проговорил: ‒ Маму определили в стационар, и мне надо как-то платить по счетам. На полноценный рабочий день я не могу устроиться из-за учёбы, а на полставки брать никто не хочет. ‒ Руфус поджал губы. ‒ Ты… Ты не знаешь, куда можно податься? Может, тебе в кофейне кто-нибудь нужен? ‒ Да… Да, ты знаешь, я тут сменщика себе думал искать, как раз на полставки работа, ‒ тут же нашёлся Маркус и ободряюще улыбнулся мальчишке. ‒ Как ты вовремя обратился ко мне, это прямо судьба. ‒ Серьёзно? ‒ Руфус просиял. ‒ Ага, когда сможешь начать? ‒ Да хоть завтра! ‒ обрадованно воскликнул парень. ‒ Тогда жду завтра на стажировку, Саймон тебе всё расскажет и покажет. ‒ Он отступил в сторону, пропуская Руфуса в раздевалку, по-отечески похлопал парнишку по плечу и добавил: ‒ Маме привет, надеюсь, что она скоро поправится. Загляну к ней на днях, всё-таки миссис Джонс ‒ моя первая учительница. ‒ Спасибо, Маркус, это настоящая удача ‒ не иначе… ‒ А ты везучий, ‒ усмехнулся Манфред. ‒ Бывай, встретимся в кофейне. Он направился вглубь душевой, на ходу планируя корректировки, что придётся внести в бухгалтерию кофейни, включив туда нового сотрудника, который до этой минуты ему совсем не требовался. Но бросить парня в беде он попросту не мог. Не имел права. Заняв самую дальнюю кабинку, Маркус включил воду и подставил лицо под прохладные струи. Голова была пустая, как и всегда после интенсивной физической нагрузки. Если бы не это, то она, наверное, уже давно бы взорвалась от количества мыслей, что занимали её денно и нощно, не оставляя свой пост даже во сне. Ему часто снилось, как он проигрывает Перкинсу: тот забирает у него всё ‒ парк, кофейню, дом отца, тех, кто ему, Маркусу, дорог, а потом и весь город. И Манфред, стоя на Пике, смотрит на Саннидэйл и думает: как же он допустил это, как позволил этому человеку распоряжаться местом, за процветание которого боролись ещё его предки? «У тебя повышенное чувство справедливости, с таким долго не живут, ‒ заявляла Маркусу Норт, когда он рассказывал подруге о своих снах. ‒ Либо помрёшь как Че Гевара, либо поедешь кукухой ‒ вопрос в том, какое из этих двух зол большее, а какое меньшее, и что в итоге ты выберешь». Но по мнению Маркуса, зло, меньшее или большее, всё-таки оставалось злом, был ли смысл в выборе какого-то одного? На ум то и дело приходила цитата из «Ведьмака»: «Зло – это зло. Меньшее, большее, среднее – всё едино, пропорции условны, а границы размыты. Я не святой отшельник, не только одно добро творил в жизни. Но если приходится выбирать между одним злом и другим, я предпочитаю не выбирать вообще». Ведьмаком молодой главарь Иерихона, конечно, не был, но из-за мировоззрения своего встревал порой не хуже Белого Волка. И к сожалению Маркуса, нередко выбирать всё равно приходилось. Жертвовать чем-то ‒ тоже. ‒ Я не пожалел, что остался, ‒ раздалось из соседней кабинки, и Маркус, погружённый в свои мысли, от неожиданности даже вздрогнул ‒ он думал, что один в душевой. ‒ Не знал, что ты боксёр… Некто прислонился спиной к боковой стенке кабинки с другой стороны ‒ Маркус мог видеть лишь очертания его силуэта через полупрозрачное оргстекло перегородки, но без труда узнал их и голос. ‒ Я тоже не знал, что ты занимаешься кроссфитом, Коннор, ‒ ровно отозвался он. ‒ В сборной университета уже два года. А ты? ‒ Начинал в школьной секции, продолжил в колледже, а сейчас вот с ребятами тренируюсь, ‒ ответил Маркус, меняя воду на практически ледяную, а через некоторое время на едва терпимо горячую. ‒ Ты не говорил об этом, когда я спрашивал тебя о хобби, ‒ припомнил Коннор, в голосе которого звучало явное подозрение. Маркус и сам не знал, почему решил не упоминать о боксе: может, считал, что Коннору будет не интересно, а может, уже тогда понимал, что тот презирает насилие в любом его виде. ‒ Боялся, что я сбегу? ‒ Тогда я ещё не знал, что ты не из пугливых, ‒ с усмешкой ответил Манфред, наконец включая воду умеренной теплоты и чувствуя, как тело мышца за мышцей расслабляется после контрастного душа. Коннор на какое-то время замолчал, но уходить не торопился ‒ всё ещё стоял, прислонившись спиной к перегородке, не говоря ни слова. Маркус нарушать молчание тоже не спешил, ему казалось, что Коннор здесь и сейчас должен сам решить: хочет ли он продолжать общение со своим новым знакомым. ‒ Что означает символ на твоей руке? ‒ Это напоминание о моём долге перед теми, кого я люблю и кого должен защищать, ‒ на удивление спокойно отозвался Маркус, хотя сердце и пропустило один удар. ‒ У твоих ребят он тоже есть, ‒ голос Коннора звучал довольно-таки непринуждённо и слегка прохладно, и у Маркуса от досады даже под ложечкой засосало. Позвав Коннора сюда, кажется, он рассчитывал на слишком многое. ‒ Это наш общий символ, он в некотором роде связывает нас. Ну, знаешь, как у Джонни Рико и его команды звёздного десанта? ‒ пояснил Манфред. ‒ Считай, ребята с ринга ‒ мой звёздный десант. Норт, Джош и Саймон мне вообще как родные ‒ мы вместе выросли. ‒ Это заметно ‒ вы не разлей вода, ‒ пробормотал Коннор. ‒ Ладно, я, пожалуй, пойду, а то завтра рано на работу вставать. Спасибо, что позвал, это было, ‒ он на секунду замолчал, словно подбирал подходящее слово, ‒ интересно. ‒ Я мог бы тебя подбросить… ‒ Нет, ‒ резко ответил Коннор ‒ Манфред уже не видел его силуэта за перегородкой ‒ и устало добавил: ‒ Спасибо, но не надо, я доберусь сам. Доброй ночи. ‒ Хорошо, доброй ночи, ‒ голос Маркуса прозвучал как-то совсем бесцветно. Он никогда не был силен в утаивании своих эмоций и сейчас не смог скрыть навалившейся на него тоски ‒ хорошо, что Коннор хотя бы не видел его лица. Наступила тишина, нарушаемая лишь звуком льющейся воды. Маркус прикрыл глаза ‒ вот всё и встало на свои места: Коннор его отшил, причём сделал это так, что не осталось и малейшей надежды на возобновление общения. Неделя, проведённая вместе, была слишком хороша, чтобы это продолжалось и дальше. Маркус успел позволить себе надежду на нечто более или менее серьёзное, а не просто секс на одну ночь. По крайней мере, он бы этого хотел. Но рано или поздно Коннор вернётся в город, а Маркус останется здесь ‒ без вариантов. Так, что, возможно, даже и к лучшему, что ничего у них в итоге не вышло. ‒ Маркус? ‒ послышалось позади, и Манфред резко повернулся на голос. Коннор, рукой придерживающий полотенце на бёдрах, стоял прямо за ним: мокрые волосы спадали на лоб, брови нахмурены, губы поджаты, проницательный взгляд исподлобья устремлён прямо на Маркуса. Он разомкнул губы, немного помедлил, но всё-таки спросил, слегка вздёрнув подбородок: ‒ Хочешь меня? ‒ Даже не представляешь как, ‒ хрипло выдохнул Маркус. Полотенце Коннора драматично упало на пол, а сам он в следующий же миг, исступлённо целуя Маркуса, с силой припёр того к холодной кафельной стене душевой. Поцелуй этот был из разряда тех, от которых подкашиваются ноги, возникает головокружение, глаза затмевает пеленой возбуждения, а сердце каждым своим ударом стремится пробить грудную клетку, организуя тем самым себе побег на волю. Они сталкивались зубами, прикусывали губы друг друга, переплетались языками, давились с трудом сдерживаемыми стонами, но не прерывали поцелуй, которого, кажется, каждый из них ждал слишком долго, чтобы просто так сдаться, испугавшись, что их застукают. Маркус не единожды представлял, как целует Коннора или как Коннор целует его, но расхождение между реальностью и фантазией оказалось колоссальным. В своём воображении он видел Коннора спокойным и размеренным, слишком правильным для того, что тот вытворял своим языком сейчас ‒ совершенно неприлично и оттого предельно возбуждающе вылизывал рот Маркуса. Коннор вжимался в него всем телом, вцепившись на удивление железной хваткой тонких пальцев в напряжённые смуглые плечи. Манфред же в свою очередь одной рукой крепко обхватил Коннора за талию, а пальцами второй зарылся во влажные волосы на загривке парня, не давая тому отстраниться. Но, кажется, тот не особо-то и хотел. ‒ Как же ты чертовски хорош, ‒ просипел Манфред и жадно облизал язык Коннора. ‒ Я в курсе, ‒ отозвался он не без самодовольства в голосе. ‒ Вот так, значит, ты предпочитаешь расходовать тестостерон? ‒ Маркус потянул Коннора за волосы, заставляя запрокинуть голову, а сам склонился к его светлой шее и прикусил тонкую нежную кожу. Коннор охнул то ли от неожиданности, то ли от боли, то ли от наслаждения ‒ а может, от всего сразу. ‒ В том числе, ‒ сбивчиво отозвался тот, подставляясь под ласки Маркуса и скользя ладонями по чужой спине вниз. Когда прохладные пальцы сползли с поясницы на ягодицы и цепко впились в них, тело Маркуса пробило судорогой. ‒ Ещё пара минут, и я трахну тебя прямо здесь, Коннор, ‒ полушёпотом пригрозил он, оставляя следы от зубов на плечах парня, на его шее, затем уже чуть нежнее прихватывая ключицы и вдыхая аромат его тела вперемешку с еловым запахом геля для душа. ‒ Я тут как раз именно за этим, ‒ с усмешкой откликнулся тот и подавился вздохом, когда рука Маркуса скользнула между ними и обхватила твёрдый член Коннора. Проглотив вертящийся на языке вопрос «Правда только за этим?», Маркус с новой силой впился в чужие губы, пытаясь волной возбуждения заглушить горечь, что зашевелилась в его груди. Теперь вёл он, и Коннор, чьё сбившееся дыхание опаляло кожу, поддавался. Большим пальцем Манфред огладил головку члена, ловя слухом тихий сдержанный стон, и начал движение рукой по возбуждённой плоти. Коннор был до неприличия прекрасен: с подёрнутым пеленой желания взглядом, с прилипшими ко лбу мокрыми прядками, с вздымающейся из-за учащённого дыхания сильной грудью. Он льнул к Манфреду, охотно подавался навстречу его руке, кусал собственные губы так, что те даже припухли, а Маркус был просто не в силах отвести заворожённого взгляда от млеющего Коннора перед ним. И стоило тому ослабить свою хватку, Манфред не преминул занять доминирующую позицию ‒ припёр его к стене, одной рукой обнимая за мокрые искусанные плечи, второй не прекращая водить по возбуждённому члену парня. Прижавшись к Коннору сзади, он приник губами к его шее. Тот выгибался под ним, даже не думая сопротивляться, притираясь ягодицами к паху теснее, буквально умоляя поиметь его. Крепко стоящий член Манфреда тёрся о влажную светлую кожу, и этого было почти достаточно, чтобы кончить. Почти. ‒ Маркус, Маркус, я… ‒ просипел Коннор, стоило руке, что водила по его члену, ускориться. ‒ Ты же за этим пришёл, ‒ шепнул ему Манфред, целуя за ухом. Коннор напряг руки и заставил Маркуса разомкнуть объятия, после чего повернулся к нему. На пылающем румянцем лице застыло озадаченное выражение. Но он протянул руки и обвил ими шею Маркуса, притянул того к себе и прошептал в его губы: ‒ Я хотел тебя с нашей первой встречи, ‒ едва ощутимо коснулся языком нижней губы Маркуса, провёл по её контуру, ‒ и знаю, что ты меня тоже. Поэтому… не останавливайся. ‒ Он опустил руку вниз и взял ею член Манфреда, тот шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы и повторил движение Коннора, только уже с ним. Коннор блаженно прикрыл глаза, закусил губу и запрокинул голову назад. Прижимая Коннора к стене и надрачивая его член, Маркус целовал чужие шею, плечи, ключицы и чувствовал, что сам находится на грани настоящего сумасшествия из-за этого человека. Он с головой тонул в ощущениях, что дарила чужая рука, он тонул в самом Конноре ‒ в его томных от желания глазах, тяжёлых вздохах, в завораживающей красоте чуть приоткрытых покрасневших губ. Ещё вчера, да что говорить ‒ ещё пару часов назад он и предположить не мог, что у него так скоро появится возможность целовать и касаться Коннора, всем телом вжимать его в холодную стену душевой, слышать его заполошное дыхание вперемешку с редкими, едва сдерживаемыми стонами и шёпотом произнесённое его, Маркуса, имя ‒ снова и снова. Тёплая вода стекала по их телам, сцепившимся в тесном объятии. Движения обоих превратились в рваные, грубые и торопливые. Оба уже беззвучно хватали ртом воздух, чувствуя приближающуюся эйфорию. Маркус кончил, часто и прерывисто дыша и ловя фейерверки под закрытыми веками; он оторвался от шеи Коннора, на которой в порыве страсти оставил заметный засос, и поцеловал его, доводя до оргазма своей рукой. Коннор дважды подался бёдрами вперёд, вздёрнул подбородок и, прикрыв рот ладонью, глухо простонал, а затем обмяк в объятиях Маркуса, на которого после разрядки тоже навалилась неимоверная усталость. Казалось, не опирайся он сейчас о стену ‒ свалился бы прямо тут. Руки Коннора скользнули под мышками Маркуса, и прохладные ладони легли чуть ниже лопаток. Он поднял голову и заглянул Манфреду прямо в глаза, словно в поисках чего-то. Маркус же в свою очередь хотел наклониться к Коннору, чтобы подарить тому лёгкий поцелуй ‒ хоть как-то показать, что не считает случившееся ошибкой, что отдавал себе отчёт, что хотел этого и совершенно ни о чём не жалеет. Плевать, даже если их услышали. Но не успел, потому что в тот же самый момент, когда он решил это осуществить, открылась дверь душевой. Оба замерли, затаив дыхание. ‒ Маркус, мать твою! Ты чего тут застрял? ‒ раздался взволнованный голос ‒ это был Джош. Манфред нехотя оторвался от Коннора и выглянул из кабинки. ‒ Отмокаю после тренировки, а что такое? ‒ Твой телефон разрывается ‒ медбрат твоего отца не может до тебя дозвониться. ‒ Взволнованным был не только голос, но и сам говорящий. Вид взъерошенного Джоша и сказанные им слова заставили Маркуса напрячься. А потом друг произнёс: ‒ У Карла случился приступ… И Маркус почувствовал, как внутри всё холодеет. ‒ Что? ‒ ошеломлённо переспросил он. Смысл слов никак не хотел доходить до него. ‒ Твой отец, ‒ повторил Джош. ‒ Маркус, он в реанимации. На миг ему показалось, что он отключился. Перед глазами маячило растерянное лицо Коннора, который что-то говорил, поспешно заворачиваясь в своё полотенце, и обеспокоенно заглядывал в глаза Манфреда. Но тот его не слышал, он не слышал даже собственные мысли, их все будто выдуло из головы напрочь, осталась лишь одна: отец в реанимации. ‒ Я должен ехать, ‒ проговорил Маркус, совершенно не воспринимая своего голоса, на автомате схватил полотенце и покинул кабинку. Он миновал Джоша, застывшего на пороге душевой, и направился прямиком к своему шкафчику, отпер его и начал торопливо одеваться. Во внезапно ставшей тяжёлой голове гудело, её словно колотили молотком изнутри, и удары эти отдавались в висках болезненной пульсацией. ‒ Медбрат Карла позвонил Норт, откопал её номер через… ‒ начал Джош, но осёкся, завидев Коннора, который вышел вслед за Маркусом из той же кабинки. ‒ А… То есть… Чёрт... ‒ пролепетал он, ошарашенно глядя в серьёзное лицо проходящего мимо Коннора. ‒ Что с его отцом? ‒ тихо поинтересовался тот, поравнявшись с Джошем, и бросил в сторону Маркуса обеспокоенный взгляд. ‒ Он болен. Ты не знал? ‒ Нет, ‒ Коннор помотал головой, ‒ не знал. Маркус почти не слышал их разговор. Повторяя про себя «Только бы он остался жив, только бы остался жив», он лихорадочно натягивал на себя джинсы одной рукой, а другой набирал попеременно то номер Джона, то Лео ‒ ни один из них не брал трубку. Однако одну фразу, которую произнёс вошедший в раздевалку Коннор, Манфред услышал отчётливо. ‒ Я еду с тобой. ‒ Что? ‒ Маркус на миг замер, уставившись потерянным взглядом на Коннора, словно видел его впервые в своей жизни. Руки, держащие шлем и телефон, дрожали. ‒ Я поеду в больницу с тобой, ‒ спокойно повторил Коннор, поспешно натягивая брюки. ‒ Тебе завтра с утра на работу, Коннор, не стоит… Тот накинул на себя рубашку, повернулся к Манфреду и одарил его таким взглядом, что Маркус понял: спорить бесполезно, да и сил на это у него совершенно не было. ‒ Хорошо, ‒ он растерянно кивнул. ‒ Возьмите такси, мы с Норт отгоним твой байк, ‒ посоветовал Джош, мягко забирая из рук друга шлем. ‒ Всё будет хорошо, брат, ‒ он похлопал его по плечу. ‒ Я уверен, что всё обойдётся, Карл ещё всех нас переживёт. Маркус на это лишь снова кивнул. Он был бы и рад надеяться на лучшее, но сейчас в голову лезли самые худшие предположения касательно состояния отца и причины этого приступа. Маркус старался всеми силами отгонять мысль о том, что Лео может быть как-то к этому причастен.***
Больница встретила прибывших в неё Коннора и Маркуса едва слышимым гудением потолочных ламп дневного света и присущей ей в ночное время тишиной. Коннор, идущий чуть позади, выглядел мрачным, но не настолько, как сам Манфред, который за всю дорогу не проронил ни слова и всё, что делал ‒ это пытался дозвониться сиделке своего отца и младшему брату. Коннор в свою очередь вопросами не докучал, что было очень кстати ‒ говорить Маркусу не хотелось. Думать ‒ тоже. Но если первое он мог исполнить, то со вторым возникли некоторые проблемы. Почему это произошло? Насколько всё плохо? В каком отец состоянии? И конечно же ‒ не стал ли причиной приступа Лео? Пройдя КПП и поднявшись на лифте на пятый этаж, молодые люди упёрлись в дверь, надпись над которой гласила «Реанимация». Идти дальше можно было только родственникам. Маркус повернулся к своему сопровождающему ‒ тот всё понял без слов и забрал из рук Манфреда куртку с большой буквой «J» на спине. ‒ Иди, я подожду здесь, ‒ пообещал он. Маркус хотел поблагодарить его и отправить домой, но не смог выдавить из себя ни слова и только кивнул. Он до сих пор не понимал, почему Коннор сейчас здесь с ним. Он обязательно спросит его об этом, но позже. Сейчас у Маркуса было одно безотлагательное дело. Медсестра проверила у Маркуса документы, которые тот предоставил в качестве доказательства родства, и сообщила, что Карла Манфреда разместили в одноместной палате в дальнем конце коридора. Под её пристальным взглядом он надел всё необходимое для посещения ‒ халат, бахилы и шапочку ‒ и отправился вслед за женщиной. ‒ В палате не больше одного посетителя, ‒ на ходу говорила она. ‒ Не сообщайте пациенту ничего, что могло бы его взволновать. Также он не должен перенапрягаться, поэтому находиться в палате можно продолжительное время, а вот разговоры вести крайне не рекомендуется ‒ ему нужен отдых. Днём придёт лечащий врач мистера Манфреда, к нему зайдёте вы или ваш брат? ‒ Лео здесь? ‒ удивился Маркус. ‒ Молодой человек приехал на скорой вместе с пациентом, ‒ сухо ответила медсестра и резко остановилась. Задумавшийся Маркус чуть не врезался в неё. ‒ Палата пятьсот семнадцать, мы на месте. Халат оставите у выхода, бахилы и шапочку ‒ в мусорку там же, ‒ с этими словами женщина развернулась на каблуках и направилась в обратную сторону. ‒ А ты какого хрена тут забыл? ‒ Маркус не сразу заметил фигуру в дальнем углу, которая сидела на скамье, забравшись на неё с ногами. Фигура встала и вышла из тени. Лео выглядел невыспавшимся, уставшим и раздражённым ‒ последнее в принципе являлось нормой в присутствии старшего брата. ‒ То же, что и ты ‒ пришёл к отцу, ‒ ответил Маркус и спросил с нескрываемым волнением: ‒ Как он? Он в сознании? Я не мог до тебя дозвониться... ‒ Телефон дома оставил. Отца только привезли с операции, состояние вроде стабилизировалось. ‒ Лео дёрнул плечом, словно скидывал невидимую руку, сжимающую его, и отвёл взгляд. А Маркус с совершенно нескрываемым облегчением выдохнул. ‒ Что произошло? ‒ Я зашёл в его комнату перед сном, позвал с порога, но тот не откликнулся. Проверил дыхание, начал его будить, он глаза открыл, пытался мне что-то сказать, а у меня началась паника ‒ я ведь понятия не имею, что делать и как ему помочь в такой ситуации. Додумался сначала вызвонить Джона, а тот уже в скорую позвонил. Я не знал, что всё настолько серьёзно… ‒ Ты не виноват, ‒ вырвалось у Маркуса. ‒ Я знаю, ‒ огрызнулся Лео. ‒ Планируешь здесь всю ночь сидеть? ‒ осведомился Манфред-старший. ‒ Не знаю. Наверно, ‒ снова это движение плечом. ‒ Поезжай домой, отдохни, я посижу с отцом. ‒ Вот не надо мне тут наставления давать! ‒ Лео поднял на брата полный презрения взгляд. Но было в нем что-то ещё. Боль? Беспокойство? Растерянность? Отчего-то сейчас он как никогда походил на самого обычного младшего брата, а не на говнюка в рваных джинсах, который во всех своих бедах винит кого угодно, кроме себя. ‒ Как хочешь, но тогда тебе придётся торчать тут со мной, потому что я тоже не планировал уезжать, ‒ просто произнёс Маркус. Лео фыркнул, но в итоге послушался, взял со стула свой джемпер и направился к выходу из реанимации, не сказав брату больше ни слова. Маркус с замиранием сердца взялся за ручку двери, ведущей в палату номер пятьсот семнадцать, и, глубоко вдохнув, повернул её. Комнатка была небольшой ‒ не такой, какие показывают в ситкомах, и Маркус подумал, что надо бы договориться о более просторной палате, когда Карла переведут в терапию. Точнее ‒ если переведут. От мыслей об этом давило грудь, поэтому он всеми силами отгонял их. Отец лежал на кровати, весь обвешанный пластиковыми трубками, подключённый к огромному аппарату, издающему мерный гудящий звук, который отчего-то в больничной тишине казался оглушающим. Он открыл глаза, и Маркус увидел, как на его тонких морщинистых губах появилась лёгкая улыбка. Сын обнадёживающе улыбнулся в ответ, пододвинул к кровати стул, стоящий в углу, и сел на него. Взяв отца за прохладную руку, склонился над ней и прислонился к тыльной стороне ладони лбом. Плакать не хотелось, но в горле всё равно застрял ком. ‒ Ты как? ‒ сдавленно спросил Маркус, наконец выпрямляясь и садясь на стуле ровнее. Карл медленно моргнул и едва заметно кивнул головой. «В норме» ‒ прочитал в этом жесте Маркус, но он слишком хорошо знал своего старика, чтобы взять и так просто поверить ему. ‒ Я побуду с тобой до обеда, а потом меня сменит Лео. На ночь тоже могу приехать, ‒ сказал Маркус, и Карл покачал головой. ‒ Возражения не принимаются, придётся тебе терпеть мою компанию, ‒ с горьким смешком в голосе проговорил парень. Отец на это слабо улыбнулся и прикрыл глаза. Маркус уже год как готовил себя к уходу отца ‒ врачи ещё полтора года назад обещали Карлу недолгий срок. Но сегодня он осознал, что все убеждения его ‒ чушь собачья. Можно ли вообще быть готовым к уходу любимого человека? В качестве жизненной философии Маркус выбрал рациональный подход к вопросу о смерти, старался воспринимать её как что-то неизбежное ‒ ведь все мы в итоге окажемся на столе патологоанатома, кем бы ни были при жизни: молодым главарём банды или мировым судьёй; как бы ни жили, чего бы в этой жизни ни добились. Как сказали бы мандалорцы: «Таков путь». Человек рождён, чтобы умереть. Но несмотря на все умозаключения, ему будет очень непросто отпустить отца, смириться с его кончиной и просто жить дальше. Да, однажды жизнь снова взыграет красками, но сколько пройдёт дней, недель, месяцев, лет, прежде чем он обретёт это смирение? В такие моменты он чувствовал себя эгоистичным подростком, который не желает снять розовые очки и поэтому никак не может вписаться в правила большого и сложного мира людей. Собственно, это и служило фундаментом для одной отличительной черты Маркуса ‒ повышенного чувства справедливости. Норт над этим качеством друга посмеивалась, Джош относился снисходительно, Саймон был им восхищён, а Коннор… А что сказал бы Коннор, знай он всю правду? И почему Маркуса так волнует мнение малознакомого человека? «Потому что он зачем-то поехал со мной и ждёт сейчас у дверей реанимации», ‒ сам же ответил на свой вопрос Маркус. ‒ Я отойду ненадолго? Мне надо кое-кого отправить домой, ‒ шёпотом сообщил он отцу, но тот, кажется, уже спал. Коннор ждал его там же, где они распрощались ‒ занял одну из лавочек и, завернувшись в куртку, клевал носом. Завидев Маркуса, он без присущей его движениям грациозности подскочил с места, так и спрашивая глазами: «Ну что?» ‒ красивое лицо при этом было искажено смятением и тревогой. ‒ С отцом всё более или менее в порядке, но я останусь здесь, ‒ сообщил Маркус, подходя ближе, но останавливаясь на почтительном расстоянии. ‒ А тебе по-хорошему поехать бы домой и сходу завалиться в постель, если опоздаешь на работу ‒ мало не покажется... ‒ Плевать, ‒ бросил Коннор, сокращая расстояние между ними. Его прохладная ладонь легла на щёку Маркуса, который не сдержал облегчённого вздоха, словно только это ему сейчас и было нужно, но самому решиться на подобный шаг было просто-напросто не под силу. Он склонил голову и коснулся лбом лба Коннора, прикрыл глаза. Стоять так было хорошо настолько, насколько вообще могло в сложившейся ситуации. Присутствие Коннора самую малость рассеивало тревогу и страх. От него пахло хвойным гелем для душа и чем-то неуловимым, совершенно непередаваемым, но таким удивительно знакомым и успокаивающим, что даже сердце защемило. Совершенно не хотелось его отпускать, но опоздание или, что ещё хуже, прогул могли обернуться для Коннора серьёзными неприятностями. Маркус открыл глаза и увидел перед собой чужие тёмно-карие ‒ такие внимательные. ‒ Эй, все будет хорошо, ‒ сказал их обладатель. ‒ Хочешь, останусь с тобой? ‒ Тебе влетит, ты же стажёр, ‒ Маркус покачал головой. Они оба говорили полушёпотом, словно боялись нарушить хрупкую ночную тишину. ‒ Ну, если быть до конца честным, то у меня есть некоторые рычаги давления на начальство. В моей профессии без плана Б никуда, ‒ Коннор мягко и грустно улыбнулся. ‒ Я думал, что ты ‒ паинька, ‒ горько усмехнулся Маркус в ответ ‒ узел в его груди словно немного ослаб. ‒ Мною изначально было задумано, чтобы ты так считал. ‒ Мы с Саймоном не встречаемся, ‒ внезапно признался Маркус, заставляя Коннора удивлённо вскинуть брови, и добавил: ‒ То, что ты увидел на Пике ‒ случайность. ‒ Отлично, не придётся его устранять, ‒ немного помедлив, сказал Коннор и потянулся к губам Маркуса, коснулся их в лёгком, ни к чему не обязывающем поцелуе. И Маркус почувствовал, как тонет в своих чувствах к этому человеку ‒ и не только романтических. Он был благодарен ему за пусть и временное спокойствие, что тот дарил своим присутствием ‒ Ты вроде против насилия, ‒ вспомнил Маркус. ‒ К тебе очень сложно подобраться: с одной стороны тебя охраняет девушка, которая может отгрызть голову, если я разобью тебе сердце, с другой ‒ парень, который не потерпит конкуренции. Их устранение ‒ это мой тот самый всегда приготовленный план Б, ‒ пояснил он с улыбкой на губах. ‒ Страшный ты человек, ‒ протянул Маркус, на самом деле, конечно же, так не считая. Коннор то и дело открывался с новых сторон, и с каждым днём привлекал молодого Манфреда всё больше и больше, заставляя гадать, что он позволит узнать о себе в очередной раз. ‒ Поезжай домой, Коннор, ‒ слова эти сопротивлялись, категорически не желая звучать в ночной тишине. Тот мягко отстранился и кивнул, собрался было снять с плеч куртку, но Маркус его остановил. ‒ Оставь себе, ночи в августе уже прохладные. Я заберу её у тебя… потом, ‒ сказал он, заботливо возвращая куртку на плечи Коннора и нажимая на кнопку вызова лифта. ‒ Хорошо, ‒ сказал тот. ‒ Если ты… Если тебе понадобится помощь, то я всегда рад, ‒ слегка запинаясь, произнёс он, но вопреки ожиданиям взгляда не отвёл, наоборот ‒ продолжал смотреть в глаза Манфреда прямо и решительно. ‒ Спасибо. Я напишу тебе завтра, чтобы спросить, попало тебе в итоге или нет. Маркус проводил его взглядом, когда тот заходил в кабину ‒ отпускать этого человека совершенно не хотелось, приходилось делать огромное усилие над собой, чтобы не схватить его за руку и не вытащить из лифта, пока тот не начал своё движение вниз. ‒ Коннор? ‒ позвал Маркус, прежде чем створки лифта успели закрыться. Коннор поднял голову. ‒ Куртка тебе очень идёт.