***
— Украина! Услышав своё имя, парень резко оборачивается, встречаясь со взглядом голубых глаз девушки, что бежала на встречу к нему. Её худоватое и вечно бледное лицо сейчас горело адским огнём от усталости и повышенной температуры тела, а её шоколадные волосы непослушными прядями прилипали прямиком к вспотевший коже и явно мешались ей, от чего она их небрежно убирала рукой, но они всё равно, вновь и вновь, падали на её лицо и будто бы целились прямиком в глаза. Зрачки в его зелёных глазах заметно сужаются, пытаясь сфокусировать зрение на приближающемся объекте. — Ты куда собрался? — недовольно спрашивает она, сбавляя темп своего бега. Парень всё равно не собирался идти дальше, так какой смысл ей бежать? — Ты в столицу собрался? Отец ведь тебе ясно сказал, чтобы никто не выходил за территорию Иркутской области, — нахмурив свои тёмные брови, произносит она. На это Украина лишь закатывает глаза и тяжело выдыхает. — Я не собирался никуда уходить, глупая! — чуть грубо отвечает он, но тут же виновато опускает голову, стоит ему увидеть испуг в глазах своей сестры, — Извини, — шепчет он. Бледный пар тут же вырывается с его уст, поднимаясь вверх к небу, — Я не собираюсь уходить, — на миг замолкает, отводя взгляд в сторону,— Пока что. — Что? — вновь возмущённо восклицает девушка, подбежав к парню и одёрнув его за руку, — Ты совсем больной? — Я не собираюсь здесь сидеть и прятаться, пока немцы хозяйничают на территориях, которые им не принадлежат, — голос украинца слегка вздрагивает, показывая волнение своего владельца, а его глаза становятся ещё шире, от чего Беларусь могла буквально увидеть своё отражение в них, — Мне очень жаль, что отец не понимает этого. И если он и дальше собирается прятаться здесь и ничего не делать, то я не хочу так жить. К тому-же, я услышал из разговоров о том, что Третий Рейх хочет привести своего щенка и усадить его на наших территориях, — презрительно произносит Украина, а после сплёвывает липкую слюну на землю, показывая всё своё пренебрежение к тем, о ком он сейчас говорил, — Как же его зовут? — нахмурив брови, парень начинает потирать свой подбородок двумя пальцами, пытаясь вспомнить имя нацистского отпрыска, — Кажется... Кажется его зовут Руссланд. И мне очень хочется посмотреть на него... А по возможности и кое-что сделать. — Ты совсем крышей поехал? Ты решил наведаться прямиком в гости к немцам? — Да, — спокойно отвечает украинец будто это что-то само собой разумеющееся, — Я разве непонятно сказал? — Ты совсем придурок? — Беларусь гневно хватает брата за плечи и с силой поворачивает к себе лицом, продолжая трясти его словно тряпичную куклу. — Да что ты прикопалась ко мне? — Потому что ты придурок и чёртов эгоист. Хочешь сдохнуть? Сдыхай, но о семье подумай. Что ты собрался делать? Ты один. Один! Понимаешь? — Там придумаю что-нибудь. Я просто хочу посмотреть на щенка. Может он слабое звено в этой системе. — А если тебя поймают? — продолжала причитать девушка, с силой сжимая пальцы на плечах украинца, пропуская острые ногти глубже под одежду, — Этот, как ты сам выразился, "щенок" тебя загрызёт. Или же собака покрупнее. — Немецкую сучку я уже давно не боюсь, — усмехается парень. Убедившись, что сестра слегка потеряла бдительность, он тут же хватает её за руки и отпихивает от себя, — Он давно потерял к нам интерес. Если бы хотел найти, то давно нашёл бы, а так... Видимо нюх совсем пропал. — Если такой смелый, то скажи Рейху это прямо в лицо, — чуть обиженно отвечает Беларусь, сложив брови домиком, от чего выражение её лица было похоже на мордочку печального котёнка, который очень хочет есть. — Обязательно скажу, — смеётся украинец, с каждым шагом уходя всё дальше и дальше. — Я всё отцу расскажу. — Рассказывай, — продолжает он, не обращаяя внимание на угрозы, — Но к тому моменту, когда он прибудет домой, я буду уже далеко, — поправив дорожную сумку с припасами, парень в последний раз посмотрел на свою сестру и по доброму улыбнулся ей. Он был уверен в том, что поступает правильно. Понимал, что если ничего не предпринимать, то им всем придёт конец. А он очень не хотел этого. — Тогда я с тобой пойду, — уверенно отвечает девушка, сделав несколько шагов вперёд, но старший брат ловко преграждает ей путь всем своим мощным телом. — Нет, — твёрдно произносит он, прищурив свои изумрудные глаза, — Ты останёшься дома. — Но я должна проследить за тем, чтобы ты... — Ты остаёшься дома! — повторяет славянин, чётко отчеканив каждое слово, — Проследи за тем, чтобы отец не волновался. Если ещё и тебя не будет, то у него совсем сердце не выдержит, — уже более мягко произносит он, чувствуя некую вину перед Беларусью, отцом и другими членами своего семейства, — За меня не беспокойся. Меня им не схватить. Крепко обняв сестру напоследок, Украина быстро разворачивается и быстрым шагом направляется в сторону густых деревьев, где тут же растворяется, ливаясь с тёмными стволами сосен и лиственных деревьев. Он помнил слова Иркутска, помнил о том, что тот ему поведал во время очередного перехода в потусторонний мир. Тогда город рассказал то, что не очень пришлось старшему славянину по душе. « Весной, когда сойдёт серый снег и по земле побегут первые ручьи, на земли Союза вновь ступит нога смертоносной страны, что стал незаконным владельцем больших территорий. Но он будет не один. С ним будет ещё одна душа, которая навсегда предопределит судьбу советского народа. Эта душа воссядет на московских землях и будет чувствовать себя вполне уверенно». Такую вот судьбу увидел Иркутск. Он хотел было ещё что-то сказать, но не успел, ибо Украина, который решил занять себя чем-нибудь интересным, случайно разбил одну из ёмкостей с душистой жидкостью, что тут же растеклась по всей поверхности, намочив собой важные атрибуты. До сих пор стыдно за тот поступок.***
— Не хочешь кусочек ананаса? — мило улыбнувшись, спрашивает Третий, протягивая к губам русского дольку кисло-сладкого фрукта, нанизанного на железные зубья вилки. Открыв рот, Россия тут же поглощает его, не забыв при этом прикрыть глаза от удовольствия и чуть поморщиться от кислого ощущения на своём языке. Сегодняшний день оказался весьма необычным для семьи немцев, а особенно для самого славянина. После обеда, когда Рейх всё же поднялся с кровати, Росс несколько часов собирал нужные вещи по чемоданам, при этом успевая убираться в своей комнате и параллельно натягивая плотную ткань на мебель, дабы защитить её от пыли. Вся обстановка вокруг него в миг приобрела заброшенный и пустой вид. Теперь их когда-то уютный дом выглядел пустым и безжизненным словно здесь никогда и не жила любящая семья. Кстати, насчёт «любящая». Сегодня Рейх более активно прижимал его к себе и страстно целовал в губы, заставляя его щёки покрыться густой алой краской. Так же немец почти целый день подкармливал его различными фруктами, что русскому показалось весьма странным, ведь завтра им уже нужно уезжать, а отец решил развести лёгкий беспорядок на кухне. Но тем не менее было довольно приятно. Так же русский подметил то, что старший немец что-то активно готовил, но при этом его самого не звал, говоря, что сам справится и что России нужно идти к себе в комнату и продолжать собирать вещи. Решив не спорить с отцом, республика послушно поплелся к себе в опочивальню, параллельно осматривая новый внешний вид их особняка. Вся мебель была накрыта темными чехлами, а ковры были свернуты и поставлены в угол. Видимо они действительно надолго. И если Берлин поедет вместе с ними, то за особняком больше никто присматривать не будет, вот поэтому Третий решил всё здесь прибрать и взять ключи с собой. Только картины и стяги остались нетронутыми. Поднимаясь вверх по лестнице, Россия вновь бросил свой взгляд на портреты своих предков, что горделиво смотрели на него сверху вниз. Древние государства, от которых произошёл германский народ, Священная Римская империя, Пруссия, Германская Империя... Хоть парень никогда и не видел своего деда, ему казалось, что он тесно взаимодействовал с ним и даже разговаривал. Это, конечно, странно, но Росс был уверен в том, что он полностью знал мимику мужчины, его привычки, его запах, знал его голос. Казалось, что они даже общались на равных, как сейчас он общается со своим отцом. Пройдясь глазами чуть выше, славянин на миг замирает, стоит ему увидеть символ «чёрное солнце», что горделиво располагалось на красном стяге, который, в свою очередь, висел рядом с государственным флагом Рейха. Россия сначала не понял своего странного ступора, ведь этот символ он видел чуть ли не каждый день, но спустя несколько секунд он вспомнил один из своих снов, в котором он беззаботно бежал по золотистому полю, пока лёгкий ветерок обдувал его тонкое тело. Остановившись, он поднял глаза на чистое лазурное небо, которое освещал яркий диск горячего солнца. Улыбнувшись, он на миг прикрывает глаза, однако все в одночасье темнеет. Распахнув свои очи, Россия с ужасом обнаруживает странный символ черного цвета вместо жёлтого светила. Черный круг с двенадцатью изогнутыми лучами внутри, что расходились в разные стороны из круга поменьше. Резкая пульсирующая боль заставила Росса болезненно прошипеть и закрыть глаза. Почему, когда он вспоминает о своих снах, его голова начинает раскалывается от боли? Облокотившись на перила и слегка отдышавшись, республика вновь открывает глаза, положив руку себе на грудную клетку. Болезненные ощущения также резко прошли как и начались. Странно всё это. Может помимо своей физической болезни он болен ещё и ментально?***
— Ты готов? — шепчет Рейх, продолжая вести его вперёд, при этом прикрывая его глаза своими тёплыми ладонями. — Да, — отвечает Россия, рефлекторно протягивая свои руки вперёд, пытаясь ощутить окружающую обстановку и начертить примерную картину в своей голове. Вот они поднимаются по лестнице, а вот сворачивают в сторону их комнаты. В груди трепещет странное, но очень приятное чувство волнения, которое заставляет русского дышать чаще, а его щеки покрыться румянцем. Хоть он и не знал о том, какой сюрприз для него подготовил его отец, но, кажется, уже начал догадываться. Чёрт, от этого становится ещё более волнительно. Если это правда? Если отец и правду готов зайти чуть дальше положенного? Сердечко в груди бьётся быстрее, болезненно ударяясь об костяную грудную клетке. Сегодняшний день не предвещал ничего такого. Он, кажется, был вполне обычным, если не брать во внимание странное и чуть взволнованное поведение Рейха. Когда Россия полностью разобрал свои вещи по чемоданам и прибрался в своей комнате, он решил выйти на улицу и немного прогуляться для того, чтобы ещё раз рассмотреть свой дом, родные места в которых он вырос, шумный город и суетливых граждан. Он не знал о том, как долго они пробудут на чужих и неизведанных ему землях, поэтому хотел в последний раз зарядиться энергетикой своей страны. Было боязно и волнительно покидать свой дом, свой город, свою родину, но и узнать для себя что-то новое тоже безумно хотелось. А ещё ему просто напросто не хотелось разочаровывать своего отца, боялся, что тот посчитает его трусом. — Думаю, что это подходящий момент для нас, мой маленький, — продолжает нашёптывать немец, выдыхая горячий воздух со своих уст на нежную ушную раковину парня, — Ты так взволнован перед поездкой. Хочу помочь тебе снять напряжение. Россия делает глубокий вдох и стыдливо прикусывает нижнюю губу. Внизу живота всё сжимается в приятный узел, что томящим чувством начинает проскальзывать всё ниже, словно изворотливый змий, пока не упирается в сокровенное и очень чувствительное место, заставляя горячую плоть отреагировать и слегка поддаться навстречу новым ощущениям. — Каким образом? — невинно спрашивает он, будто не догадываясь о чём идёт речь, хотя его подсознание уже давно обо всём догадалось. — Узнаешь, — отвечает нацист, а после чего наклоняется вперёд, касаясь своим телом спины своего сына. Он слышит, как деревянная дверь медленно поддаётся вперёд, а после и вовсе со скрипом открывается, приглашая их войти вовнутрь комнаты и остаться наедине. Росс делает неуверенный шаг вперёд, продолжая держать глаза закрытыми. Его нос тут же улавливает приятный запах запечённой рыбы, а также чего-то фруктового и, кажется, даже выпечки. Стоит Рейху лишь убрать свою ладонь от его лица, как русский тут же открывает глаза и устремляет свой взгляд вглубь комнаты, пытаясь рассмотреть обстановку. Его зрачки то сужались, то расширялись стараясь приспособить зрение к сумеречному освещению. Наконец-то он замечает расстеленный плед на полу и стоявшие на нём блюдца с едой, а также глубокую стеклянную вазу с порезанными фруктами. Третий действительно заморочился над тем, чтобы придать этому вечеру особую атмосферу. Кровать была предусмотрительно расстеленной, а на прикроватной тумбочке стояли ароматические свечи, которые давно уже не горели, но продолжали выпускать серую полоску дыма из фитиля. Вот что это за специфичный запах, который республика не смог опередить сразу. — Пошли, — произносит Третий, взяв Россию за руку и поведя его за собой. Сев на край пледа, славянин начинает неуверенно следить за следующими действиями отца, боясь как-то помешать ему сбить его с мыслей. Третий же, в свою очередь, быстро зажёг пять свечей и отодвинул подсвечники с ними на достаточное расстояние от них, чтобы случайно не перевернуть их и не устроить пожар. — Ты чего такой напряжённый? — интересуется Рейх, вытянув ноги верёд и тем самым приняв полулежачее положение. Железный орёл волшебно переливался алым золотом на его фуражке под танец свечного пламени, пуская яркие блики прямо на лицо русского, — Хочешь виноград? — получив утвердительный кивок, немец, нежно улыбнувшись, пододвигается к славянину чуть ближе и преподносит к его губам веточку с фиолетовым виноградом, придерживая его с низу одной рукой, — Кусай. Прикоснувшись губами к влажной ягоде, Россия тут же всасывает её, а после проделывает тоже самое ещё с несколькими ягодками. Виноград был безумно сладким и сочным, от чего его слюнные железы стали активно вырабатывать вязкую жидкость, полностью наполняя его рот. — Вкусный, — прикрыв глаза, Россия кладёт голову на стенку позади него чтобы хоть немного расслабиться. — Поешь что-нибудь, — предлагает ему немец, указывая рукой на различные блюда , которые он сам сегодня готовил. Помимо пары кусочков запечённой рыбы на тарелках так же лежали маленькие бутерброды с ветчиной и маслом, а ещё два любимых кекса с клубничной начинкой внутри. После того, как нацист навсегда отказался от личной обслуги и поваров, ему пришлось учиться делать это самому. Так много жертв ради русского. Что ж, по крайней мере сейчас его кулинарные способности были просто на высоте, что блондин не раз подтверждал.... — Ты моё самое дорогое сокровище, — сладким голосом шепчет Третий, протягивая России очередной кусочек ананаса. Его слова были истинной. Россия действительно был для него самым дорогим сокровищем с которым не могли сравниться награбленные ценности, вывезенные с захваченных территорий. И если сейчас нацист называл его таковым только потому, что безумно любил и считал своим малышом, то раньше... Раньше только из-за экономических соображений. Он всегда называл его сокровищем, но в каждый период их совместной жизни вкладывал свой смысл в эти слова. Беззащитная территория с огромными гектарами земли, леса, запасом пресной воды и полезными ресурсами. Настоящий лакомый кусочек. Рейху даже вспоминать стыдно о том, как раньше, когда только нашёл мальчишку, он возжелал использовать его во всю. Хотел выжить из него буквально всё. Везунчик... Россия настоящий везунчик, раз смог растопить мёрзлую душу нациста и тем самым обмануть судьбу. — А ты не попробуешь? — спрашивает славянин, беря в рот очередной кусочек яблока с рук отца. Ухмыльнувшись, немец на миг отводит взгляд в сторону, а после резко пододвигается к нему и, обхватив рукой его затылок, проводит языком по его губам, слизывая остатки сладко-кислого сока. — Попробовал, — Третий мило улыбается, чем заставляет Росса ещё больше покрыться густой краской, — Что такое? Не понравилось? — Нет, понравилось! — быстро отвечает республика и тут же накрывает ладонью свои губы, на которых ещё не давно он ощущал отцовский язык. Жар и холод пронеслись по его спине, когтистыми пальцами касаясь прямо позвоночника и тем самым заставив его слабо сжаться и поёжиться от неприятного чувства. Сейчас он был похож на озябшего воробушка, что вздрагивал от любого дуновения холодного ветра. — Так что же тогда? Не сводя своих ледяных глаз с лица сына, Рейх начинает вновь медленно наклоняться к нему, дабы утянуть в очередной сладкий и очень желанный поцелуй. Он так давно мечтал об этом. Казалось, что ещё чуть-чуть и он просто не выдержит своего страстного желания, которое уже давно овладело его телом и разумом. Давно... Решив хоть как-то проявить себя в данной ситуации, Россия первым дотягивается до него и касается своими пухлыми губами его, чуть обсохших и обветренных, губ. Трепещущее чувство вновь заполнило его грудную клетку и, кажется, даже слегка задело сердце. Если душа и существует, то это она. Она сейчас взволнованно билась об внутреннюю часть позвоночника и рёбер, заставляя Россию дышать чаще, но продолжать испытывать кислородное голодание. Рейх властно и по собственнически сжимает его губы своими, слабо прикусывает зубками, оттягивает, сладко мучает. Он был готов прямо сейчас растаять в тёплых объятиях отца. — А ты умело целуешься, — шепчет немец, на миг отстранившись от него. — Быстро учусь, — с усмешкой отвечает славянин, а после высосывает свой розовый язычок и как бы невзначай раззадоривает нациста ещё больше. Быстрым движением руки Третий ловко отодвигает все грязные тарелки в сторону и тут же кладёт русского на освободившееся место, пока сам нависает над ним и вновь целует его, но на этот раз более мокро и пошло, проникая своим языком в его рот. Россия смущается, но желание попробовать для себя нечто новое и ощутить внутри себя отца оказывается сильнее поэтому он быстро раздвигает ноги в сторону и полностью ложится на пол. Рейха долго ждать не приходится. Он тут же вклинивается своим тазом меж его бёдер и уже полностью придавливает хрупкое тельце к твёрдому полу своим массивным телом. Третий был весьма удивлён тому, насколько его малыш оказался пошлым, но его это даже очень обрадовало. Столько всего можно будет попробовать с ним в будущем, когда его маленький и столь любимый мальчик поправится. Россия, тихо постанывая под ним, с силой сжимал пальцами его короткие чёрные волосы и тем самым лишь сильнее прижимал голову немца ближе к себе, не желая разрывать поцелуй. Хотя, сейчас это было мало похоже на поцелуй. Они сплетали свои языки в страстном танце, а иногда и вовсе глубоко проникали друг другу в рот, активно обмениваясь слюной, которая тонкими серебряными ниточками растягивалась между их губами, стоило им лишь на время отстраниться друг от друга. Почувствовав, как отец начинает постепенно возбуждаться, Росс слабо отталкивает его от себя и, прикусив нижнюю губу, бросает на него страстный и одновременно стыдливый взгляд. Только его малыш может сочетать в себе такие противоположности. Чистота и невиновность вперемешку с похотью и блядством. Так хочет поиграть с ним? Что ж, это неудивительно, ведь в его возрасте уже давно пора начать заниматься сексом или хотя бы удовлетворять себя. — Что такое? — спрашивает нацист и лишь сильнее прижимается своим возбужденным органом об промежность русского, чем заставляет его слегка вздрогнуть и блаженно выдохнуть. —« Понятно», — мысленно произносит он, поняв причину такой странной реакции. Обхватив руками ноги славянина и крепко прижав их к своему телу, немец начинает медленно тереться своим пахом об пах России, чувствуя, что его ласки не остаются без внимания. Организм России тоже начинает отвечать ему, посылая всё больше сигналов вниз живота и тем самым заставив его возбудиться ещё больше. — Не хочешь остановиться? — заботливо интересуется Рейх, понимая, что после сегодняшней ночи их отношения навсегда перейдут на новый уровень и они больше не смогут ничего вернуть назад, — У тебя ещё есть шанс отказаться, но думай не долго, — наклонившись ближе к лицу сына, шепчет он, а после медленно проводит языком по его щеке, оставляя после себя широкую влажную полосу, — А то я могу не сдержать себя. — Я хочу этого, — твёрдо и очень уверенно отвечает Россия. Языки пламени продолжали танцевать свой огненный и страстный танец, словно восточные девицы, танцующие свой соблазнительный и одновременно обжигающий танец живота. Свет огня неравномерно падал на бледную кожу лица двух присутствующих в этой комнате, но даже так был заметен лёгкий румянец на их щеках и блестящие капельки пота, стекающего по лбу и вискам. Разорвав очередной мокрый поцелуй, Рейх, продолжая держать свой язык вытянутым, завораживающе наблюдал за тем, как между ними разрываются три сверкающие ниточки слюны, похожие на паутинку, усеянную утренней росой. Не став больше медлить, Третий, подхватив Россию и взяв его на руки, тут же поднимается с пола и направляется в сторону расправленной кровати. Бросив парня на прохладную простынь, он тут же нависает над ним, не сводя с него голодного взгляда. Он так изголодался по чужому телу. Уже примерно год у него не было близости с кем либо. Рейх сам не понимал почему. Просто в один момент все его гулянки и времяпровождения в чужой постели резко сошли на нет, вынудив немца заняться самоудовлетворением. Но ни одна рука не могла сравниться с внутренним жаром, с приятной и мягкой кожей, когда член просто скользит по ней во время прелюдий. — Ты стал таким красивым, — прошептал он, скользя губами по пунцовой щеке своего мальчика, — Я даже рад тому, что ты достанешься только мне, — высунув кончик языка, немец аккуратно проводит им по правому виску русского, постепенно опускаясь к ушной раковине. Выдыхает горячим воздухом, чем возбуждает и без того чувствительную кожу на ушке ещё больше. Россия начинает улыбаться и при этом сжиматься всем телом. Щекотно. Сколько бы раз Третий не повторял свои слова о том, что Росс вырос очень прекрасным юношей, он каждый раз вновь удивлялся тому, как у такого несуразного мужчины как СССР мог получится такой прекрасный мальчишка. — Хочешь свою судьбу связать со своим сыном? — интересуется русский, покорно подставляя свою шею под горячие поцелуи. Внизу живота сейчас бурлил настоящий вулкан из различных ощущений. И с каждым последующим поцелуем эти ощущения всё сильнее и сильнее сплетались в узел истомы. — А разве это не ты говорил о том, что хочешь навсегда остаться со мной? — в голосе немца чувствуется издевательская нотка, пока его лицо приобретает удивлённое выражение. Наигранное выражение, — А я и не против этого, — он вновь целует его в губы, пока правой рукой пытается расстегнуть скользкие пуговицы на рубашке. Секунда, две, и вот белоснежная рубашка летит в сторону и падает на пол, а после, вслед за ней, туда же летит и белая майка. Лёгкая волна мурашек тут же охватывает тело славянина, заставив его рефлекторно обнять себя руками и тем самым прикрыть свой обнажённый торс, но Рейх сразу же хватает своими руками чужие конечности и отодвигает их в стороны, прижимая их к кровати. — Боишься? — ухмыляется Третий, заметив, что теперь внешний вид его малыша был более потерянным и взволнованным. — Нет, — парень слабо улыбается, стараясь показать то, что с ним всё в порядке, но только вот его голос предательски вздрагивает. Выпрямившись в спине, нацист начинает судорожно расстёгивать пуговицы на своём кителе, а после и на рубашке. Его руки предательски вздрагивают, а пальцы потеют от волнения и жуткого желания поскорее попробовать своего малыша и навсегда им овладеть. Наконец-то ненужная одежда сползает с его тела и тут же оказывается рядом с валяющимися рубашкой и майкой русского. Пусть Россия не единожды раз видел своего отца полуобнажённым в повседневной жизни, сейчас же это выглядело так интимно и так завораживающе. Его подтянутое и чуть накаченное тело выглядело просто идеально и не могло не задержать на себе изучающий взгляд. Вот и славянин сейчас откровенно разглядывал его, внимательно изучая кубики пресса, украшающие плоский живот на котором не было даже намёка на лишний жирок, а также массивную грудную клетку и накаченные руки. Казалось, что Рейх будто специально поднял свои руки вверх и убрал их за голову для того, чтобы его малыш мог получше рассмотреть его. От глаз Росса также не ускользнули и несколько старых шрамов, что простирались от груди и до самого бока. Но это ничуть не портило эстетичную красоту тела немца. — Подожди немного, мне нужно кое-что сделать. Сказав это, немец тут же потянулся к тумбочке, стоявшей возле кровати и достал из неё две колбочки с жидкостью и запечатанный шприц. Росс тут же вздрогнул всем телом, поняв, что это лекарство, причём самое болезненное из всех, которые были у отца. Давненько он не обкалывал его подобными вакцинами. — Это обязательно? — взволнованно спрашивает Россия, устремив всё своё внимание на огромную иглу шприца в руках немца. — Это нужно сделать, малыш, — с сочувствуем отвечает Третий, — Я не хочу, чтобы ты переволновался и задохнулся от этого, — сломав вытянутую часть колбочки и положив стекляшку на поверхность тумбочки, мужчина тут же вбирает шприцом жидкость из сосуда, а после проделывает тоже самое и со второй колбочкой. — Потерпи немного, — продолжает нацист, растирая пальцами плечо русского и подготавливая его для укола, — Сейчас будет немного больно,— он начинает медленно вводить иглу под кожу, пальцем придерживая место укола и следя за тем, чтобы игла не ушла слишком далеко. Секунда, две, и вот оранжево-коричневое лекарство начинает проникать в сосуды и мышцы, вызывая жгучую боль на месте поражения. Россия, зажмурив глаза и стиснув зубы, издаёт болезненный стон и отворачивается в сторону. Рука буквально онемела от боли, из-за чего он не мог ей даже пошевелить, — Вот и всё, — вытащив шприц и положив его на прикроватную тумбочку, Рейх вновь поворачивается к своему малышу и по доброму улыбается, стоит ему лишь заметить его недовольный взгляд, — Ну не обижайся на меня. Иди, я тебя поцелую. Обняв Россию и крепко прижав его к своему обнажённому торсу, Рейх начинает покрывать поцелуями его губки и щёки, постепенно опускаясь к нежной шее. Оставив на ней по особому долгий и мокрый поцелуй, нацист, полностью прислонившись лицом к столь манящей груди, делает глубокий вдох, вбирая в свои лёгкие приятный аромат тела. — Ах, папа, — выдыхает русский, прикусив нижнюю губу. — Папочка. — Что? — непонимающе переспрашивает Россия, но тут же замолкает и пошло постанывает, стоит немцу слегка задеть зубами его сосок. — Называй меня более ласково. Мне так будет приятнее, — повалив русского на мягкие простыни, Рейх тут же садится сверху на его бёдра и придавливает к кровати ещё сильнее. Наклонившись к его лицу, он, не долго думая, наспех целует его в губы и щёки, а после вновь отстраняется, — И меня это так заводит, когда ты называешь меня «папочкой». Положив руки на металлическую бляшку своего ремня, нацист начинает неторопливо расстёгивать его и тем самым лишь сильнее раззадоривать интерес своего мальчика. Член неприятно ныл под тканью нижнего белья и плотных армейских брюк, но азарт поиграть оказался сильнее похоти. Ему нравилось наблюдать за тем, как с каждым последующим лязганьем бляшки лицо славянина становилось всё более серьёзным, а его глаза были прикованы лишь к его ширинке и выпирающему бугорку под чёрной тканью. — Не хочешь расстегнуть? — услышав это, Россия поднимает на него неуверенный взгляд и тут же взглатывает липкую слюну, которая так не хотела скатываться по глотке. Однако, на удивление самого немца, славянин всё-таки протягивает свои дрожащие руки к его ширинке. Секунда, и вот он слышит характерный шаркающий звук и лёгкое облегчение в том самом месте. Забавно, но лет до 7 или даже 8 Россия ходил мыться совместно с Рейхом. Да и во взрослом возрасте они нередко ходили вдвоём в сауну, где вполне раздевались при друг друге, так почему же сейчас он испытывает такое смущение, а его руки неконтролируемо дрожат? Видимо новая обстановка и... Любовь? Любовь, которая не должна была возникнуть между ними, но всё таки вспыхнула. — Хорошо, — произносит Третий, — А теперь расслабься. Я хочу сделать тебе что-то приятное, — не успевает Россия понять значение сказанного, как Рейх змеёй соскальзывает вниз по его телу и останавливается в районе паха. Не став медлить, мужчина молниеносно расстёгивает ремень на брюках и так же быстро избавляет своего мальчика от оставшейся одежды. Что ж, признаться честно, но он задерживает свой взгляд на столь прекрасной картине. Полностью раздетый и очень смущённый парнишка лежал перед ним, сжав вместе ноги и при этом стараясь прикрыть ладонью свой возбуждённый орган, который был уже давно готов и желал поскорее погрузиться в приятный жар. Протиснув руки меж его бёдер, Рейх ловко разводит их в стороны и пристраивается своим торсом меж них. Он начинает невесомо целовать колени, постепенно скользя губами по внутренней стороне бёдра, пока его лицо не оказывается рядом с интимным местом. Росс вздрагивает, но немец быстро останавливает его и заставляет лежать смирно, сжав его ноги и прижав к себе. — Расслабься. Высунув кончик языка, Третий легонько касается им розовой головки, которая уже давно была влажной от естественной смазки, что крупными каплями стекала по возбужденному стволу. —«Сладкий», — проносится в его мыслях, пока сам немец активно вылизывал головку, очищая её от вязкой жидкости, пахнущей чем-то фруктовым. Не зря он сегодня кормил его кислыми и сладкими плодами фруктов, а так же спаивал свежим соком. Теперь он может полностью "насладиться" результатами своих трудов, которые сейчас ощущались на кончике его языка. Нежно обхватив головку губами, Рейх начинает медленно вбирать член в рот и при этом легонько придавливать его язычком к нёбу, чтобы создать давление для остроты ощущений. Его рот не был натренированным для этого, поэтому он с трудом контролировал то, чтобы его зубы случайно не задели нежную плоть во время медленных движений головой вперёд и назад. Россия был его первым немногочисленным партнёром мужского пола, которому он делал минет. Железы в полости рта начали активно выделять слюну, которая, не найдя входа в глотку, стала тёплыми каплями стекать по его губам и при этом смачивать чужой половой орган ещё обильнее. Продолжая делать глотательные движения, Рейх на пару секунд поднимает на него свой взгляд и тут же улыбается, стоит ему лишь увидеть то, как Росс, прикрыв глаза и прикусив указательный палец, тихо постанывал от удовольствия. Скользя ладонями по бёдрам парня и нежно оглаживая их до лёгких мурашек, Третий стал медленно опускаться к манящей попе. Сжав упругие ягодицы пальцами до красных следов, он тут же отпускает их, а после вновь сжимает, при этом продолжая вылизывать языком пульсирующий член русского, губами задевая яички. — Ах, папочка! — сладко постанывает Россия, выгибаясь в спине. Схватив длинными и тонкими пальцами чёрные волосы отца, он лишь сильнее прижимает его лицо к своему паху и начинает рефлекторно тереться им об его лицо. Обхватив ладонью пенис русского, Третий начинает делать быстрые движения, при этом помогая себе губами, которыми он всячески целовал и ласкал чувствительную головку. Помимо тяжёлых вздохов и стонов комната наполняется ещё и пошлыми хлюпающими звуками и шлепками плоти об плоть. Немец, как более опытный и хорошо знающий в этом вопросе, понимает, что первая эякуляция может произойти довольно быстро, поэтому он внимательно следил за эмоциями и реакцией своего малыша, чтобы довести его до мощного оргазма. Заглотив член целиком, он пытается просунуть его до самого горла, но быстро вытаскивает, поняв, что это довольно непросто. Россия чувствовал, как горели его щёки адским пламенем, чувствовал, как по телу проносится приятные волны мурашек. Это было просто волшебно. Стоило ему посмотреть на то, как его собственный отец отсасывает ему, он начинал краснеть лишь сильнее. Поэтому, чтобы полностью расслабиться и насладиться этим моментом, он просто закрывал глаза и лишь изредка поглядывал на Рейха, который, будто бы предугадывая этот момент, тут же устремлял на него свои бездонные глаза. Облизав языком свои пересохшие губы и слегка смочив их, Росс, сжав пальцами левой руки белую простынь, отворачивает голову в сторону и слабо напрягается. Внутри всё сжалось. Казалось, будто этот ком скользит по животу до самого низу и там оседает. Секунда, и он широко раскрывает глаза и слабо вздрагивает. Невероятно приятное и такое короткое ощущение овладело его телом, но тут же исчезло. Оно было похоже на укол, но не болезненный, а наоборот.. Один, два, и вот снова это ощущение. Заметив напряжение со стороны русского, Рейх начинает работать ртом и языком более активно, понимая, что его мальчик близок к разрядке. Делая быстрые фрикции головой, он на миг теряется, стоит ему посмотреть на млеющего русского,но горячая сперма на языке быстро возвращает его в реальность. — «Специфичная, но довольно приятная на вкус. Даже чувствуется привкус ананаса», — мысленно произносит он. Продолжая держать семя во рту, Третий мельком осматривается по сторонам, но не найдя ничего подходящего, решает всё же проглотить. А вот по консистенции не очень приятная и больше походила на переваренную липкую кашу, которую немец просто ненавидел. — Ты как? Улёгшись рядом с Россией и обняв его, нацист, уткнувшись носом в его макушку, на миг прикрывает глаза и прислушивается. Тихое и ровное дыхание. Так хорошо. — Мне понравилось, — улыбнувшись, отвечает, славянин. Он пытается поднять голову вверх для того, чтобы посмотреть на своего отца, но он так крепко обнял его. — Можешь полежать немного и отдохнуть. — Но разве мы не продолжим? — удивлённо спрашивает русский, — Разве тебе не хочется? — Ты и вправду думаешь, что я откажусь от того, чтобы попробовать тебя вновь? — Россия на миг замирает, не понимая, как лучше отреагировать на эти слова, — Я разогрел тебя и теперь ты примерно понимаешь, что тебя ждёт в будущем. Сегодня уже поздно, Россия. Завтра рано вставать. Но будь готов к тому, что завтра у тебя будет очень жаркая поездка. Сердце начинает биться быстрее. Завтра? Что же их будет ждать завтра? Приняв удобную позу и прикрыв глаза, Россия на миг задумывается о том, а будет ли отец входить в него? Он сам не понимал почему, но эта тема очень волновала его. — Пап? — тихо спрашивает он. — Ммм? — А ты... Хм... У нас будет с тобой, — он не знал, как правильно начать, но немец уже догадался о том, что тот хотел спросить. — Я пока не буду входить в тебя. Переживаю за твоё здоровье.***
Кровь. Повсюду кровь. Даже его руки были в крови. Обернувшись, Рейх видит лежавший на полу окровавленный труп. Это был молодой парень, похожий на Третьего в его 18 лет, но только выглядел он более хилым и слабым. Его розовые губы больше никогда не растянутся в улыбке, а тёмно-синие глаза больше никогда не откроются. Его светлые волосы небрежно лежали на бледном и чуть исхудавшем лице. Он был по своему прекрасен. Нежная и одновременно статная фигура, изысканные одеяния, аристократические ладони, не испорченные тяжёлой работой. Единственной деталью, которая портила всю эту прекрасную картину, был глубокий порез на горле из которого всё ещё стекала кровь. — Какой же ты придурок, — шипит Третий и лишь сильнее сжимает нож в руках, — Думал, что я дам тебе так просто жить? Ну уж нет. Я не позволю тебе развеять своё семя! Это всё будет моим. Швырнув окровавленный нож в сторону, Третий быстро разворачивается на каблуках и уже собирается покинуть это мерзкое помещение, но шёпот позади него заставляеет его на миг остановиться. — Из нас двоих только я мог оставить наследие. Обернувшись, нацист начинает осматриваться по сторонам, чтобы найти источник звука, но кроме хладного трупа он никого больше не видит. — Кто здесь? — Здесь только мы вдвоём, братик....