Близкий контакт пятой степени

Она смотрит на них не моргая, дико, безумно, рыжеватая радужка подернута пеленой, с которой будто начинают ссыпаться пурпурные искры, стекая слезинками под воду. Девушка прикрывает лицо руками, выворачивая их неестественно, чопорно, пальцами надавливает на веки, ныряя вниз, а после поднимается обратно и тогда полный воды капюшон спадает с её головы, обнажая светлые рыжие волосы, облепившие череп. Оикава очухивается первой, Хаджиме словно откуда-то со стороны наблюдает, как она подплывает ближе к напуганному любопытному зверьку, а та с широкой улыбкой тянет к ней ладошки и кладет на плечи. Так же, как сама Оикава еще недавно сжимала руки Иваизуми, словно подражая им. — Макки, — произносит она низким шепотом. — Макки! А после набрасывается на Тоору и тянет её под воду, на самое дно, хотя Оикава тут же выплывает обратно без неё и после, когда та не выныривает следом, быстро вытягивает наверх за капюшон. — Что происходит? — звучит где-то над самым ухом женский голос и Иваизуми резво оборачивается к тем самым стопам, обнаруживая там вместо них вытянутое суховатое лицо со шрамом поперек левого глаза и сложенное в три погибели тощее и длинное тело. — Я, — Иваизуми шумно сглатывает, жадно разглядывая словно из мрамора высеченные черты лица девушки. — Я понятия не имею. Она ничего не говорит в ответ, подносит пальцы к лицу и так же, как и рыжая, опускает ими веки, сопя шумно ноздрями, как от рваного вдоха. — Ужасное тело, — бормочет она, и даже не особо вдаваясь в подробности, Иваизуми уже хочет с нею согласиться. — Много нужно энергии. Тоору тем временем уже подталкивает рыжую к бортику и вылезает из воды вместе с нею. — Маццун? — тихонько шепчет рыжая снизу и тянет трясущуюся ладошку ко второй девушке. Та безропотно садится на пятки рядом и обхватывает её прижимая к себе и укачивая в длинных худых руках. Рыжую колотит от прохладного ночного воздуха. На них обеих потасканные серые куртки, застегнутые наглухо, и серые брюки из какой-то мешковины (одна теперь, правда, мокрая насквозь), но это Иваизуми отмечает далеко не в первую очередь, пока разглядывает их снизу, положив на бортик голову. Босые ноги рыжей даже после купания в бассейне тоже серые от грязи — земля забилась в трещинки стоп, облепила пятки. Ходили они, похоже, не так много, потому что не было ни сильных мозолей, ни ран от впившегося ненароком острого камня или осколка стекла. — Хаджи, — произносит Оикава. — Ты тоже думаешь..? — Это они, — подтверждает Иваизуми. — Я, блять, ставлю свой дом в Калифорнии на то, что это они. — Но у тебя же нет дома в Калифорнии, — тупо проговаривает Оикава и осоловело моргает на нее сверху. — Поищи там мои очки, раз уж ты не торопишься вылезать. Хаджиме уже собирается ответить ей парой ласковых на такую просьбу, когда рыжая с каким-то коротким мычанием выпутывается из объятий и, с горем пополам поднимаясь на ноги, протягивает Оикаве ладонь: — Поте-ря-ла, — собирает она по слогам нужное слово. Тоору пялится на нее, как баран на инопланетянина, двумя пальцами подцепляет дужки очков и надевает обратно на кончик носа, хотя толку от этого не так уж много — они мокрые. Мокрые как рыжая косолапая девчушка, как Иваизуми и ее сигареты и долларовые купюры, как майка Оикавы, сквозь которую опасно просвечивают розовые бусинки сосков и — И Иваизуми пулей выскакивает на бортик, хватает кучерявую жердь на ножках под локоть и тащит за собой со словами: — Давайте вернемся уже, блять, в номер, пока к нам сторож не вышел побеседовать. — Разумно, — резюмирует Оикава и прихватывает рыжую за плечи, осторожно уводя следом. *** Кагеяма не просыпается ни от включенного света, ни от шума воды в ванной. Её, кажется, не разбудит даже танковая очередь под окнами, настолько крепко её вымотало за сегодня. Что лично Хаджиме ни капли не удивляет. Младшая почти все время сидит в душном офисе без кондея, корпеет над бумагами, отвечает на звонки, связывается с кем надо. Они еще не брали её на такие дела и это при том, что она с ними почти полгода работает. Грех жаловаться, что начальство так взбесилось и попросту вынудило Оикаву привлечь младшую сотрудницу к делу. Ее сослали к ним за проваленное дело. По идее, обнаружив этих милых дам, они должны были сразу вызвонить Ямагучи, чтобы оформляли задержание по подозрению в жестоком обращении с животными. Других поводов они найти не смогут, но и не приходится пока. Едва переступив порог, Оикава заявляет, что они сначала сами во всем разберутся. И Хаджиме может её понять, потому что эти двое до сих пор вызывают у неё мутные такие опасения после всех событий этого дня. Оикава вообще довольно резво для такого позднего времени берет все в свои руки. Тащит обеих девушек в ванную, усаживая рядышком на бортик и приказывает не сдвигаться с места, пока роется в своей сумке, без разбора все из нее выкидывая на пол. — И что ты, скажи на милость, собираешься с ними делать? — спрашивает Ива, стоя у нее над душой с упрямо сложенными на груди руками. — Опыты проводить, блять, — выругивается женщина и извлекает со дна сумки коробочку с инструментами для полевой судмед экспертизы. Этакий любительский набор для таких мастеров на всех фронтах, как Оикава. — Запри двери, окна, жалюзи и найди им одежду потеплее. С этими словами она берет свою коробчонку и уходит в ванную, прикрывая за собой дверь и оставляя Хаджиме наедине с тихим сопением Кагеямы. Интересно, собирается ли Оикава посвятить младшую в это дело или так и будет прятать этих двоих в ванной. От этой мысли становится не то чтобы смешно, скорее весело, потому что Ива как никто знает — Оикава может, если захочет. Повесит на дверь желтый треугольник биологической опасности и будет вещать, что там трубы текут отходами жизнедеятельности местного полтергейста. Встанет в пороге, упрется в косяк всеми конечностями и просто не пропустит. Было уже такое. Ива выглядывает через уже сдвинутые плотно жалюзи во двор, но ничего не меняется. Никто не вышел на шум и уж тем более никто не рыскает по мотелю в поисках беглых женщин, чего наверняка и боится Оикава. То, что им удалось так долго скрываться уже говорит о многом — их не преследуют по пятам, об их местоположении знают только примерно и то, еще часов тридцать и можно было бы искать их по всему штату, а то и стране, поймай они попутку или найди деньги на автобус. Хотя загадывать тут совсем тупо, потому что вот сейчас о них самих что Оикава, что Иваизуми знают до абсурдного мало. Зевая широко в ладонь, Хаджиме сгребает разбросанные вещи Тоору обратно в сумку, выуживает оттуда какие-то серые спортивки и плотной вязки свитер, а после выгребает из собственных шмоток синее худи с пятнами кофе на рукавах и еще одни серые спортивки. Берет все это в руки и заглядывает в ванную, даже не думая стучаться, хотя стоило. Оикава, все еще мокрая и помятая сонливостью, стягивает с рыжей одежду, варварски, по её комментариям, надетую на голое тело. Девушка не сопротивляется особо, её это веселит, она с неподдельным любопытством разглядывает Тоору, пока та её, голозадую, заталкивает под душ и вручает мочалку в руки. — Пятки сможешь оттереть хотя бы? — спрашивает она, уперев руки в бедра. Рыжая фыркает и усаживается жопой на прохладную керамику, проводя по лодыжке мочалкой и как-то неясно дергая плечами. — Жестче надо, смотри, — Тоору перегибается через бортик и наглядно демонстрирует тонкое искусство вымывания грязи с кожи. У Хаджиме явно не хватает каких-то особых извилин в мозгу, чтобы понять, как её подруга может делать все это с настолько холодной головой. Самой ей хватает одного вида на откляченную задницу Оикавы, чтобы в горле сильно пересохло и взгляд заметался, обнаруживая кучерявую брюнетку сидящей смирно на полу под раковиной. И она тут же оборачивается к ней, протягивая руки, чтобы взять вещи. Но Ива не собирается так быстро оставлять их тут одних, поэтому бросает шмотки на крышку унитаза и пристраивается рядом, насколько позволяет место. В голове сухостойное перекати-поле свободно раскатывает в молчании песчанных барханов, расбрасывая семена-мысли, столько там вопросов к этому прямому невыразительному взгляду. Хаджиме только не уверена ни в том, что это чудо природы сможет ей складно ответить, ни в том, что она сама хочет услышать все ответы. — Она опасна? — вдруг начинает разговор сама кучерявая. — Оикава? — переспрашивает Ива, кивая на подругу. — Нет, конечно нет, — Девушка взглядом отслеживает заторможенно направление её кивка и после только заговаривает. — Оикава. Это её имя. Их умственные способности, по первому впечатлению, как у шестилеток. У рыжей так точно. — У тебя есть имя? — продолжает она и пальцами тянется к лицу, прикрывая ими веки. — Хаджиме. А у вас? — Маццун. То есть, это тело зовут Маццун, — уточняет она зачем-то. Оикава, которой их разговор в тесной комнатушке прекрасно слышен, резво оборачивается и, оставив рыжую наедине с мочалкой и её пятками, усаживается прямо перед ними. — Откуда вы? — спрашивает Тоору в лоб, почуяв, как в их разговоре запахло интригой. Маццун на её вопрос склоняет голову к плечу и хлопает ртом, не понимая. Вот этого Ива и боялась. Тут не просто лингво-барьер, тут что-то посерьезнее и если Маццун не поймет вопроса или не сможет подобрать слов для ответа, то разговор мгновенно превратится в неловкую кашу из скомканных фраз. — Где вы были до того, как убежали? — пробует Хаджиме зайти с другого угла. Маццун поворачивается на голос и смотрит в ей лицо, не отводя прямого, немигающего взгляда. — Нас держали в комнате. Долго, — она хватает ртом воздух и продолжает. — Посадили в машину. Макки сломала стену, мы убежали. Оикава оглядывается на рыжую, что-то мурлыкающую себе под нос, пока выжимает из мочалки пену и сует в рот, тут же отплевываясь. — Это она-то стену сломала? — Думаешь, она не сможет? — парирует Маццун, а Хаджиме хмыкает, уже начиная вести счет того, сколько и кто кого поставит в положение круглой идиотки. — Макки привели недавно, она еще учится контролировать тело, — объясняет девушка, в очередной раз прижимая пальцы к векам, на что Оикава опасно выгибает бровь, — но она учится быстрее меня. Я так не могу. И Тоору так зацикливается на этой её штуке с прижиманием век, что упускает из виду кучу важных вещей, но для этого у нее есть Иваизуми, которая сейчас медленно переваривает все сказанное Маццун. Оикава тем временем перехватывает ее запястья и прижимает те к бедрам, спрашивая тихо: — Ты что, моргать не можешь? Маццун кивает. — Что, прям совсем-совсем не можешь? — у Оикавы на лице буквально написано, что ничего страннее она в жизни не видела, хотя Иваизуми могла поспорить с этим и не раз. А еще написано, что она сейчас собирается проявить все искусство гуру по морганию, чтобы немедленно это дело исправить. — Беды с рефлексами. Еще высокий болевой порог, заторможенная реакция на раздражители, — перечисляет она, словно зачитывая диагнозы прямо из медкарты, — и еще фригидность. Так говорили те люди. Оикава тут же отнимает от неё руки: — Не хочу и думать о том, как они это проверяли, господи. Снимай эти тряпки, ты следующая, — она поднимается на ноги с вымученным вздохом и вручает Макки огромное махровое полотенце. Та накидывает его на плечи и перескакивает через бортик, являя себя миру, нагую и прекрасную, словно Венера с полотна Ботичелли. Хаджиме отводит взгляд в сторону, может остальным весь этот натуризм и не в тягость, но если она продолжит смотреть на это еще хоть одну лишнюю секунду, то сама себе врежет за то, что её это смущает до горящих щек. Или это, скорее всего, от расползшегося по комнате жара. У Оикавы даже очки запотели, что говорить о зеркале над раковиной. Пока Хаджиме напряженно разглядывает собственные колени, только бы не поднимать глаз, Маццун уже забирается под душ и, когда Оикава и к ней лезет с помощью, отмахивается, мол она сама справится, а после даже задергивает за собой шторку. Хоть у кого-то здесь еще осталась совесть, думает благодарно Иваизуми. А Оикава поводит как-то обиженно плечами и берется за принесенную Ивой одежду, чтобы тут же хмуро оглянуться: — Про белье ты даже не подумала, да? — Хаджиме невинно хлопает на нее глазами и качает головой, но долго не выдерживает это ангельское личико, усмехаясь. — Ладно, можно что-нибудь стащить у Тобио. И уходит прежде, чем Хаджиме осознает, что ей стоило на это возразить по совести. Они с Макки остаются один на один, и рыжая занимает место Маццун, усевшись на пол рядом со страдальческим вздохом. По крайней мере, это звучало так, но мало ли. Оикава, перед тем как сбежать предательски, закутала её в полотенце, так что та так и сидит в нем, вытянув свои бледные ноги, натертые на пятках и голенях до мраморных красных пятен. Она стискивает край полотенца, перебирает пальчиками ворсинки и кусает губы, сдирая размокшую потрескавшуюся кожу. — Есть хочешь? — догадывается Ива. Макки разворачивается к ней всем телом и хватается за её плечо, улыбаясь желтоватыми словно от табака зубами: — Да. — Какие-то пожелания? — игриво спрашивает её Хаджиме, чуть склонив голову. У нее смешанное к этой даме отношение, потому что говорит и ведет себя она как ребенок, так и хочется посюсюкаться, как с племяшками, но телосложение у неё даже близко не пубертатное. К своему же сожалению, Ива успела это разглядеть. — Нет, — коротко отвечает Макки. Хаджиме перехватывает её тонкие ладошки, разворачивая к себе светлой стороной запястий. Её внимание приковывают синяки на сгибе локтя, едва видимые, просевшие под кожей точечно. Следы от уколов, от препаратов, от экспериментов — тут даже и спрашивать не нужно. По затылку холодком проносится мысль, что могли пережить эти двое и как после всего тут головой не повредишься настолько, что разговаривать будешь односложными фразами и ходить солнечно улыбаться всем вокруг. Оикава возвращается и выгоняет их обоих из ванной сразу же, как Макки не без помощи напяливает на себя спортивки и худи, заворачивая ладошки в просторные рукава по самые костяшки. Хаджиме усаживает её за обеденный столик под окном, где еще стоят упаковки от лапши, которую сами агентессы не так давно уплетали здесь же. Женщина ставит чайник, достает купленные Кагеямой сэндвичи, пихает их в микроволновку и, выкручивая таймер на полторы минуты, вдруг задумывается, насколько вся эта ситуация ненормальна. А ненормально то, почему они пришли именно сюда, буквально в руки людей, которые едва начали их поиски, но в то же время еще не попались военным, наверняка с пеной у рта рыскающих уже по округе, чтобы вернуть их на базу или даже элементарно пристрелить, чтобы замести следы. За пару лет работы с Оикавой Ива уже вполне просекла принципы работы правительственных структур, поэтому сомнений в их оперативности как-то не возникало, потому что если хорошо и стабильно платят то и рабочая сила не подведет. А значит, что эти двое либо очень хорошо спрятались, либо все-таки успели напороться на кого-то, отбиться и привести за собой сюда хвост. За ними могут наблюдать. Дзынь! Она ставит перед Макки тарелку с сэндвичами и сразу две кружки зеленого чая, пока та забирается на стул с ногами и обнимает колени, прижимаясь к ним же щекой. На еду перед нею она только долго-долго смотрит, пока не приходится опять пальчиками опустить веки. Только Хаджиме хочет спросить у нее, что не так, как из ванной уже выходят Оикава и Маццун, у которой мокрые волосы взбиты на голове полотенцем до состояния помятого угольно-черного одуванчика. — Ранний завтрак или поздний ужин? — спрашивает Оикава почти всерьез. Хаджиме бросает взгляд на часы: — Четыре утра, больше похоже на завтрак. Или твои нервные ночные похождения к холодильнику. Тоору хлопает ртом, щурится на неё очень недобро и, взяв себе сухую одежду, возвращается обратно в ванну. Пока они стреляли подруга подружку глазками, Маццун уже по-хозяйски придвинула стул поближе к Макки и принялась разламывать сэндвич на мелкие кусочки, запихивая их Макки в рот. Рыжая с готовностью поглощает, только успевая открывать рот и спешно пережевывая. Когда Макки довольно-сыто улыбается и подталкивает к подруге тарелку, чтобы она и сама поела, Маццун тянется пальцами в облепивших их крошках к её мокрым волосам и заправляет их за ухо каким-то чересчур нежным жестом. Настолько нежным, что Хаджиме так и с места не сдвигается, молча наблюдая за ними. И еще благодарит силы мироздания за то, что рыжая хотя бы жевать сама может, иначе весь этот процесс выглядел бы уже не так залипательно. Наверное. Будет нечестно по отношению к Оикаве начать расспросы без неё, но Хаджиме хочет сэкономить время и поспать часок-другой до утра, а еще её начинает сводить с ума то, как эти двое сидят и тихо воркуют у неё под носом. Иваизуми берет третий стул и присаживается напротив. — Маццун, — зовет она и кучерявая резво переключается на нее, даже разворачивая под собой стул для удобства. — Ты можешь хоть немного рассказать о том, что произошло сегодня? Как вы скрывались, где взяли одежду и с кем сталкивались за весь этот день. Нужно быть уверенными, что никто вас не преследует, — разъясняет она по порядку. Маццун прожевывает кусочек сэндвича, запивает его щедро чаем и только после заговаривает. — Прятались в высокой траве за большим синим домом. Женщина оставила одежду и ушла в дом. Мы её взяли, когда стемнело, пошли сюда, Макки сказала, нам нужно быть тут. И никто не преследует. Рыжая резво кивает в подтверждение, слушая подругу с восторгом в глазах, но скорее всего понимая все сказанное довольно поверхностно. — Большой дом был рядом с лесом? — Да, лес. — Значит, ферма, — подводит за всех итог Оикава, выглянув в приоткрытую дверь. — Никто не додумался прочесать ближайшее поле, потому что полиция сосредоточилась на лесной зоне, а военные наверняка думали, что вы ушли далеко или где-то в городе. И ведь даже никаких отслеживающих устройств не додумались под кожу поставить. Дилетанты, — довольно хмыкает она, а Иваизуми, обернувшись через плечо в её сторону, с ужасом думает о том, как давно та могла за ними наблюдать и как же, блять, упорно и незаметно. И только теперь она понимает, к чему было это настойчивое желание Оикавы помочь этим двоим в ванной — Тоору осматривала их, как каждую розетку и тумбочку в новом номере или собственную квартиру после долгого отъезда, с той же параноидальной скрупулезностью выискивая прослушку, жучки, камеры, что угодно, что может привести сюда кого не надо. — Что-то я не слышала, как ты хотя бы душ включила, Оикава, — раздраженно бросает Хаджиме. И Тоору сразу вспоминает, что не она одна искупалась в застоявшейся вонючей воде бассейна, поэтому тут же прикрывает за собой дверь. Кагеяма так и не просыпается. *** Ива жалеет, что не сбегала за еще одной раскладушкой к охраннику, сославшись на позднее время и элементарную лень. Жалеет прямо сейчас, когда открыв глаза обнаруживает себя опасно близко к краю кровати, едва просыпающимся сознанием распознавая теплое, тяжелое, прижавшееся к плечу щекой и закинувшее на нее длинные ноги. Сложно вот так изолироваться от ощущений, чтобы каждую, даже самую малую, точку соприкосновения своей кожи с чужой не жгло, как от прижатого раскаленного металла, каким клеймят позорно. Раньше так не было. Могли хоть друг на друга заваливаться, пока дремали где-нибудь в зале ожидания аэропорта до рейса, могли касаться мимолетно. Порой Хаджиме даже боялась лишний раз в глаза ей взглянуть, словно та возьмет и прочитает все, как по открытому делу с пометкой «top secret». А иной раз наоборот смотрела долго и упрямо, делая вид, что это все в порядке вещей. Шатенистые лохмы лезут в сгиб шеи и щекочут. Вчетвером на одной кровати ложиться сначала не показалось плохой идеей. Худосочная парочка беглянок по-быстрому прикорнули на самом краю, завернувшись друг в друга настолько компактно и теплосберегающе, что места им с Тоору было просто предостаточно. Но та все равно умудрилась во сне закинуть на нее ноги, руки, взгромоздить голову на плечо и чуть ли не слюни пускала ей на майку, довольно посапывая. Дура. Черт знает, кто из них двоих бо’льшая. Хаджиме не боится разбудить её, потому что это все чистой воды насилие по отношению к её чувствам, так что она имеет право сопротивляться, даже если будет задержана с подозрениями. А уж сопротивляться она будет до последнего, в этом Хаджиме уверена на все сто двадцать. Она тянется к тумбочке, чтобы взять с неё свои часы, но, конечно же, Тоору этому не радуется даже глубоко подсознательно и стискивает её под ребрами ладонью так, что часы из рук выскальзывают и шлепаются на пол. Ну все, пора с этим кончать. Иваизуми поднимается, просто скидывая с себя Оикаву, и спускает с кровати ноги, вытягиваясь в спине. Шатенка подскакивает на месте, тревожно оглядывается, видя перед собой спину Ивы, но не робеет и сразу всаживает неслабо кулаком куда-то между лопаток. — Блять, ты.., — не успевает Ива придумать что-то достаточно оскорбительное для её иммунитета к их постоянным срачам, когда Оикава её опережает. — Хаджи, ты охуевшая, — жалуется она, продолжая уже мягче стучать ей кулаком по крепкой спине. Бодренький такой утренний массаж, осталось ещё выволочь себя на пробежку и дать пару кругов вокруг мотеля, чтобы не расслабляться, но лишний раз отсвечивать теперь не хочется. Хаджиме передает подруге очки, раболепствуя в слабых извинениях, и поднимается на ноги, с намерением что-то начать делать со всем этим бардаком, в который превратилось их текущее дело. У Тобио на лице очень много эмоций за раз проскакивает от легкой паники до короткого просветления и следующего за ним замешательства, когда они наконец обращают на неё внимание, проснувшуюся от шума их ругани. — Только не кричи, — зачем-то просит её Оикава, поднимая ладони в жесте, который должен её успокоить, но не работает по причине своей ненужности. У Тобио тоже своего рода иммунитет, благодаря которому она держит себя в руках при них на твердую пятерочку, не реагируя на порой просто идиотские запросы Оикавы или агрессию Иваизуми на пустом месте. — Я не собиралась кричать, но это что? — спрашивает тихо Кагеяма, сонно промаргиваясь. — Ваши знакомые? Оикава медлит с ответом, наверняка обдумывая такой удачный вариант, как полное сокрытие деталей от младшей, но Иваизуми оказывается быстрее, потому что она, в отличие от Оикавы, ей доверяет: — Это те, кого мы ищем. Все довольно сложно и сначала мне нужен кофе покрепче, — предъявляет свои условия Хаджиме и сгребает в ладонь мелочь из кармана своего пальто, без лишних слов уходя проветрить голову. Оикава в след просит, взять им всем тоже, но потом по-быстрому натягивает штаны и бежит за нею, когда Хаджиме отвечает, что у неё всего две руки. Они спускаются на пост к охраннику, у которого собственно и стоит кофемашина. Отличнейшая вещь, думает Хаджиме, пока наполняет пластиковые стаканчики, а Оикава мнется позади, то засовывая руки в карманы, то запуская их нервно в волосы. — У тебя вши или блохи? — спрашивает Ива, не выдерживая этих её танцулек на одном месте. — Ты скоро? — никак не реагирует Оикава, беспокойно оглядываясь. — Ну, может, если ты попросишь эту штуку работать быстрее, она тебя услышит. — Не смешно, дай мне эти три, остальные сама донесешь, — Тоору лезет, отталкивая Хаджиме в сторону, к кофемашине и забирает все-таки два, потому что пока она корячит третий, Иваизуми просто уже выгоняет её обратно в номер и сама идет следом. Парковка почти пустая. Только стоят их машина и еще один бьюик изжелта-белый, с разбитой фарой на заднице. Никакой слежки, никаких поблизости подозрительных тачек или шифрующихся военных псов. От этого становится как-то не по себе, они же должны были уже прознать о приезде ФБР-овских, причем настолько узкой специальности, но тем не менее — тишина здесь какая-то легкая, не тревожащая. Шуршат проезжающие мимо редкие машины, где-то в номере с открытыми окнами ведут оживленный разговор две женщины, дискутируя на тему правильной готовки змей, необходимости свежевать их и прочищать внутренности. Это так странно, даже вызывает улыбку, Хаджиме в самом деле лыбится всю оставшуюся дорогу до двери номера. *** Кагеяма размазывает по дну стаканчика кофейную гущу пластиковой ложечкой и хмурится: — И что нам теперь с ними делать? Если начальству станет известно, что мы их покрываем, они же не закроют на это глаза. — Заберут, а там недалеко и до того момента, когда их просто перевезут на базу понадежнее, — продолжает ход её мысли Оикава, задумчиво пожевывая губу. Пока объекты их повышенного внимания сладко спят, запутавшись в клубок рук и ног под одеялом, трое из трех сотрудниц отдела Секретных материалов устраивают себе брифинг за обеденным столиком под наглухо закрытым окном, в компании кофе и ореховых батончиков из автомата. Оикава упорно молчала, когда Хаджиме начала рассказывать младшей обо всем произошедшем ночью, но видя, что Кагеяма по-настоящему втянулась и готова помогать, даже включилась в разговор и наверняка пересмотрела свои теории о том, зачем им сослали ее в отдел. Поверхностно так пересмотрела, осознавая, что выхода другого уже нет, кроме как довериться слепо. (Хотя на счет слепости Ива готова спорить с нею постоянно — они, все-таки, пробили Тобио достаточно дотошно, чтобы все эти сомнения Оикавы были просто из пальца высосаны. ) — Нужно для начала найти их семьи и после все дело решать через суд. Это как минимум, — высказывается Кагеяма. — И с кем им судиться? С Портсмутом, за то что они там кораблики строят? — прыскает Оикава. — Это нереально, — качает головой Иваизуми. — К тому же я не совсем уверена в том, что девочки вообще в курсе, что у них есть семьи. А найти их будет сложно, у нас же даже полных имен нет. В базе можно рыться вечность. — И в итоге их может там вообще не оказаться, — Оикава вздыхает, зарываясь пальцами в волосы на шее. — Савамура сказала, что они разберутся с допуском на верфь, а значит нам нужно идти туда с ними и найти хоть какие-то бумаги, касающиеся этих двоих. Если проводились эксперименты, то что-то обязательно на них должно быть. — Звони в Альфред, — соглашается Иваизуми. — Не знаю, как мы это дело провернем, но попытаться можно. Тоору на спихивает локтем почти пустой стаканчик на пол и бесстыже игнорирует это, убегая к аппарату и присаживаясь на кровать как можно мягче, чтобы не разбудить двоих. — Как будто нас еще не задерживали за незаконное проникновение, — шепчет она в ответ, прикрывая ладошкой телефонную трубку и смеясь в сторону. Тобио переводит хмурый взгляд с неё, на недобро ухмыляющуюся Хаджиме. Конечно же они далеко не все подробности рассказывали ей касательно дел, по которым она за Оикаву строчила красочные отчеты. — Алло, позовите помощницу шерифа к аппарату. — А есть точное число этих самых проникновений? — интересуется Кагеяма. Иваизуми поджимает губы в напускной задумчивости и загибает по очереди пальцы одной руки, второй, наблюдая искоса, как растягивается в удивлении рот Тобио, но все-таки сдается, смеясь. — Ладно, я не считала. Но пальцев мне не хватит, наверное, от нас пятерых вместе взятых. — И даже считая пальцы на ногах? — уточняет Кагеяма с очень серьезным видом. — Да, даже на ногах. — Суга, солнце, что там с разре…, — стоит голосу Оикавы оборваться посреди фразы, как обе брюнетки оборачиваются на неё, заведомо ощущая какую-то тревогу в её взгляде и замершей на коленях ладони, медленно сжимающейся в кулак. — Когда она туда поехала? — не вытерпев, Хаджиме быстро поднимается на ноги и садится рядом, а Оикава даже резво перекидывает трубку в другую руку, чтобы подруга могла слушать, прижавшись с тыльной стороны ухом. Непозволительно близко, но Хаджиме умело давит в себе эмоции ради дела. — …утром уже не было, я думала, она в департаменте, но тут сказали, она забежала буквально на пару минут рано утром и уехала туда. Прошло уже пять часов, а от неё никаких новостей, — торопливо рассказывает Суга сбиваясь в конце на резкий вздох. — Я волнуюсь, она, может, и шериф, но военные ведь просто без башки, те еще уроды, мы собираемся ехать следом чуть ли не всем ДШ, если она не вернется к полудню. Если просто так вторгнуться, то нас могут всех с должностей поснимать разом, но и тянуть тоже страшно. Тоору, вы ведь с нами, да? — Мы уже будем там, — отвечает Оикава. Позади ворочается Маццун, поднимается на локтях и хмуро глядит на Иваизуми, пока та прикладывает к губам палец и шипит на нее, очень надеясь, что та поймет. — Это будет просто замечательно. Ох, боже, я рехнусь за эти два часа, — Суга нервно усмехается и понижает голос так, что Иваизуми едва может разобрать её слова, — Но если она объявится, я отзвонюсь на твой номер, ладно? — Конечно. Ты только держись там, миссис Бодрячок, все с нею будет в порядке, это же Даичи. Будь на связи. — На связи. Оикава кладет трубку на место и оборачивается на проснувшихся, во все глаза на них вылупившихся девушек. У Макки красный отпечаток от плеча Маццун на щеке и она это вполне себе чувствует, потому что сидит и ощупывает его пальцами. У Оикавы в голове судорожно начинают биться мысли, планы, стратегии, кажется, у неё сейчас просто перегорят все нервы и вспыхнет затылок, как сильно её переклинивает. — Тобио, — глухо обращается она к младшей, даже не поднимая на нее глаз. Кагеяма подходит ближе, заложив за спину руки и прислушиваясь, — вы втроем останетесь здесь, а мы поедем на верфь. — Кагеяма молча кивает и бежит переодеваться по проформе. — Хаджи. — Я так понимаю, департамент мы дожидаться не будем, — Хаджиме поднимается на ноги, чувствуя нарастающую внутри тревогу. Она быстро натягивает брюки, рубашку и, не раздумывая даже, влезает в портупею, накидывая сверху пальто, пока Оикава все сидит на там же месте в своих цветастых пляжных шортиках и тупо смотрит куда-то в стену. — В машине мозгами раскинешь, вставай давай. — А, да, — выныривает она, оглядываясь на нее с кривоватой улыбкой на губах. — Подожди меня на парковке, все равно ведь накуриться захочешь. Хаджиме без задней мысли пожимает плечами и уходит, надеясь только, что та соберется быстрее, чем стемнеет. *** Утро противно-солнечное, серое, неприятное для глаз. Все опавшее золото листьев меркнет, под осевшей дорожной пылью, а деревья утопают в тени за бесконечными столбами линии электропередач. Дорога до верфи как будто растягивается под ними. Оикава беспокойно ерзает на месте, снова все ворочая в пределах своей головы, поэтому Ива просто уже начинает её провоцировать. Та даже не замечает, как Хаджиме зажимает губами фильтр сигареты, вытаскивает прикуриватель, уже порядком нагревшийся. Не замечает, пока дым не начинает расходиться по салону, ударяя в нос ей так сильно, что она отплевывается и хватается за её плечи вдруг с резким: — Останови машину! Иваизуми сразу съезжает на обочину и они одновременно распахивают двери на улицу, только вот сама она усаживается на капот, а Тоору продолжает нервно мерить шагами пространство перед машиной. — Говори уже, достала, — громко просит её Иваизуми. Женщина останавливается прямо перед нею и упирается ладонями в капот рядом с её бедрами, от чего Ива давится дымом, но лица не теряет, выдерживая безопасную дистанцию между их лицами. Безопасную для неё самой. — Я придумала, как нам их спрятать. Ива только сейчас замечает, что та забыла сменить очки на линзы в спешке. — Так, и что дальше? — И этот план включает в себя Тендо, — продолжает она и запинается. — Слушай, почему мы просто не взяли их с собой? Хаджиме не может сдержаться и смеется над нею: — О, ну если они нас вместе увидят, то мы, конечно, успешно их потом спрячем. — Но если у Макки есть какие-то способности, то она могла бы нам сильно помочь, а так я даже не знаю, есть ли вообще смысл туда ехать, да что мы можем…, — Хаджиме не дает ей закончить, оставляет сигарету дымиться на капоте, а сама хватает подругу за плечи и хорошенько встряхивает, пока та со священным ужасом на неё таращится. — Послушай сюда, мы и не на такие базы залезали да и на самом деле нам хватит только показать им корочку и спросить, где Савамура. — Откуда нам знать, что они не соврут? Что они не держат её сейчас в каких-нибудь подвалах или не скидывают её труп в море? — тихо спрашивает Оикава, уже без истерических ноток, но с таким отчаянием, от которого холодеет под ребрами. — Зачем им это делать? Сава не стала бы нарываться на неприятности. Все будет нормально, вы с Сугой просто разводите ненужную панику. — Да, наверное, — Оикава тушуется и опускает глаза на окурок. — Поехали дальше. Поежившись от холодного ветра, забравшегося в распахнутое пальто, Ива делает последнюю затяжку и садится в машину, где Тоору уже сползла расслабленно по креслу, прикрыв глаза и запрокинув голову. Усиленно делает вид, что все в порядке, и только поэтому Хаджиме к ней больше не лезет, ровно до того момента, как та снова хватает её за руку и просит притормозить так настойчиво, что их бампер едва не целует по касательной ствол дерева на обочине. — Еще хоть раз ты.., — Ива скалится и даже определения этим заскокам придумать не может, но Оикава мотает головой и тычет пацем в ветровое стекло: — Смотри! Большой синий дом! И сразу же вылезает из машины, направляясь в сторону здания посреди поля, мелькающего слабо различимой синей точкой вдалеке, и переходя на бег. Хаджиме знает, что выход у неё здесь только один — в дверь и следом за нею в ржаное поле, даже если она не до конца понимает, что именно Тоору хочет найти здесь. — Ты собираешься теперь все поле прочесать? Тоору не откликается, её шатенистая макушка и синеё пальто мелькают впереди над золотом ржи. Она бежит напропалую к дому, даже не особо заморачиваясь тем, что топчет чей-то урожай, не замечая, что отдаляется от дороги уже на добрый такой километр. Хаджиме совсем перестает что-либо понимать, она ведь думала, что та хочет найти что-то в поле, но она выбегает на двор перед домом и останавливается, оглядываясь вокруг себя, запыхавшись. Волосы прилипли к мокрому лбу и вискам, а щеки заалели после недолгой пробежки. Но ярче всего — её глаза, темные, с расползшимися зрачками и горящие какой-то необъяснимой жаждой. — Оикава, объясни, — Ива догоняет её и останавливается, упирая ладони в колени, дает себе несколько секунд отдышаться, — что ты делаешь? — Бельевая веревка. Здесь должна быть веревка, — бормочет она и начинает обходить дом с торца. Сюда можно было доехать и на машине, окольным путем вокруг поля, понимает Хаджиме. С другой стороны дома виднеется огромный запыленный Мицубиши «Паджеро», притулившийся в самом начале уходящей вдаль колеи. На самом деле это, конечно, оказывается вовсе не дом, а огромный амбар. Обычно их делают красными, но этот явно решил выделиться лазурной синевой и своими размерами. — Женщина вышла и оставила одежду на ночь, оставила сушиться после работы в поле, понимаешь? — Ты хочешь её опросить? — Хаджиме правда пытается понять. Но выходит пока дерьмово, потому что в голове бьется лихорадочно пульс, мешая связно думать. Не хватает кислорода. Становится жарко, узел галстука начинает сдавливать шею, пусть и завязан некрепко. Но Оикава не пробует больше объяснять что-либо, она просто находит, наконец, ту веревку с бельем и кидается к ней, дергая на себя сомнительного вида серо-зеленые комбинезоны. Её словно лихорадит от восторга, потому что она трясет тряпку в руках и топчется на месте, подзывая Хаджи поскорее подойти ближе, а после тычет ей в нос биркой на кармашке комбинезона. — Теперь понимаешь? — тихо спрашивает она. Иваизуми тупо кивает раз за разом, как болванчик, пока читает надпись на бирке: — Мацукава Иссей. — О, и еще, — она перебрасывает один комбинезон поверх другого в своих руках и показывает вторую бирку, — Ханамаки Такахиро. — Слишком просто. Они взяли и написали их имена на одежде, что за бред? Тоору чересчур перевозбуждена пробежкой, чтобы такие вопросы сейчас могли пошатнуть её настойчивость. — Они будто вообще не думали о том, что девочки сбегут, все настолько тупо и лениво. Если бы, например, хотя бы усыпили их при перевозке, то всего этого можно было бы избежать. Если бы… Как можно вообще так..? — Какого хрена вы здесь забыли? — раздается за за их спинами грозный голос женщины. В полосатой бандане в тон тельняшке, невысокая, но крепкая, с бронзовой кожей и тяжелым взглядом из-под тонких бровей. Крепкая ,как сама Иваизуми, только Хаджиме честно не помнит, чтобы так сильно хмурилась хоть когда-то. Тоору достает ксиву и идет прямо к женщине, что стоит на углу амбара с канистрой в руках: — Федеральное Бюро Расследований, специальная агентесса Оикава, извините за беспокойство, вы можете рассказать нам… — Проваливайте с моего участка, — рычит она и скалится, словно та самая псина с таблички «Осторожно! Злая собака!». — Мы тут таких как вы не жалуем. Оикаву порой заносит настолько, что она на такое громко и неприкрыто усмехается. Прямо как сейчас. На самом деле, Иваизуми почему-то все это нихрена не забавляет, в отличие от неё. Наверное потому, что женщина выглядит так, словно уже готова вцепиться в Оикаву зубами и разорвать ей как минимум лицо. — Слушайте, миссис, мы ведем расследование в вашем округе, нам бы не помешала помощь, все ведь для вашей же безопасности, — лепечет Оикава, подойдя буквально на расстояние одного шага. Поэтому когда женщина кидается на неё, без лишних мыслей бросая канистру и хватая за отвороты пальто руками в грубых перчатках, Тоору успевает только пискнуть. Хаджиме начинает медленно приближаться, откинув полу плаща и вполне себе однозначно положив ладонь на рукоять пистолета. Женщина даже бровью не ведет, крепко держа Оикаву за лацканы. Та не двигается только держит руки на виду и наверняка строит ту убедительно надежную морду, с которой допрашивает подозреваемых в роли доброго копа. Что ж, Иве придется снова играть злого, получается. — За нападение на федерального агента я могу стрелять без предупреждения, — предупреждает она безо всякой иронии. — Хаджиме убери пистолет, все в порядке, — осаживает её Оикава. Но женщину в тельняшке этот спектакль не особо впечатляет, она сплевывает и рывком отталкивает Тоору от себя так, что та едва не встречает рыхлую землю задницей, но удерживается на ногах. — Мы прекрасно знаем, что здесь происходит. Сначала военные со своими лодками, носятся тут пыль поднимают и пальбу устраивают посреди ночи, потом мертвые олени, теперь сраные федералы, — блажит женщина хриплым басом, скалясь и размахивая руками, пока пот в три ручья стекает по вискам из-под банданы, пропитывая края. — Но нам и дела нет до этого дерьма, слышали? Понаехали тут, блять, я… — Кьетани, мать твою, завали хлебало! Все трое разом поворачивают головы на голос. Из-за треклятого синего амбара выходят двое — бритоголовая в ярко-красной кепке и блонди в соломенной шляпе на подвязках, которая рявкнула на свою подругу так, что у федералок едва колени не подкосились от испуга. Сама женщина, Кьетани, стоит к ней вполоборота, вжав в плечи голову и упрямо косится, словно оступившаяся псина, облаявшая кого не стоило. У Хаджиме в голове не возникает другого сравнения. Она по-быстрому прихватывает под локоть Оикаву, все сжимающую комбезы Макки и Маццун в руках, и тянет её, чтобы под шумок уйти, но та с места не сдвигается. — Я разве хоть что-то не так сказала, объясни мне, Шигеру? — тихо спрашивает Кьетани у грозной блонди. — С тех пор, как на сраной верфи сменилось руководство они тут творят что хотят. — И спиздили наши вещи! — вставляет свое слово красная кепка, потрясая разводным ключом над их с Шигеру головами. — Оикава, — тихо бормочет Ива, — надо сматывать удочки, если ты еще хочешь успеть туда раньше Коуши. Тоору упрямо поджимает губы и сбрасывает ее руку со своего локтя: — Да подожди ты это важно, — шипит она и делает шаг навстречу мгновенно обернувшейся к ней Кьетани. У женщины на лице то ли растерянность, то ли злость, она кривит рот и все хмурится так, что Иваизуми начинает подозревать, что это у нее просто брови так выщипаны неудачно, но складка меж ними никак не разглаживается. Она не кидается на Оикаву теперь, только выпрямляется и сжимает кулак у бедра. Выжидает. Сама Оикава уже не пытается натянуть приветливую улыбку или ткнуть ей в лицо ксивой. Она идет на компромисс: — Мы можем помочь подруга подруге, послушайте. Кьетани громко хмыкает, но не торопится протестовать. — Я знаю шикарный способ подгадить верфи. Это, конечно, рисковая авантюра, но это сильно расстроит их планы, понимаете? — Тоору подходит еще ближе и протягивает Кьетани комбинезоны. Та опускает хмурый взгляд и ведет плечами: — Ты ведь наверняка знаешь, откуда они взялись, да? — Да! Да, миссис… — Кьетани, — подсказывает женщина тихо. — И я не замужем. — Мисс Кьетани, все дело в них, точнее в тех, кому они принадлежат. Холодеет затылок от мысли, что она сейчас собирается натворить. — Оикава, попридержи язык во рту, — шипит на неё Хаджиме, приближаясь, — не впутывай гражданских, дура. Тоору оборачивается к ней с полным непонимания взглядом, словно Хаджи тут только и делает обычно, что одобряет её планы. А сама Хаджи уже готова просто за шкирку её схватить и волоком дотащить обратно до машины, потому что времени у них нет особо. Но тут вмешивается Кьетани: — Мы согласны, что нужно сделать? — заявляет она горячно и все так же косится из-под бровей, только теперь уже на Хаджиме. — Не говори за всех! — протестует красная кепка. — Ватари права, сначала пусть расскажут, — поддерживает её Шигеру. И тогда Тоору буквально хлопает от нетерпения в ладоши, приобнимает оцепеневшую от такой наглости Кьетани за плечи и, пока у Иваизуми начинает дергаться глаз, ведет к поодаль стоящим женщинам со словами: — Что ж, вот как мы тогда поступим… *** Естественно их останавливают на пропускном пункте Портсмута. И какой-то чересчур веселый, этот бритый мужик с автоматом наперевес. Он вразвалочку выходит из своей душной конуры около ворот, приближается к водительской двери и постукивает пальцем по стеклу, ухмыляясь и непрерывно что-то во рту мусоля. Хаджиме хочется схватить его за эти наглые губищи, вытянуть их в трубочку и запихать поглубже в глотку одним резким ударом плашмя по морде. Но вместо этого она опускает стекло и склоняет голову к плечу в ожидании, позволяя военному начать. И он не торопится как-то, приваливается локтем на крышу, наклоняется ближе, заглядывает внутрь, игриво помахав Оикаве рукой. Ива может даже слышать в этом идиотском молчании, как он гоняет во рту что-то, леденец, может. Противный, хлюпающий звук, рвано шевелящиеся широкие челюсти. Ей приходится взять себя в руки. — Вы, девочки, что-то хотели? — спрашивает он наконец. — Мы из ФБР, — сообщает Хаджиме сухо и непринужденно, — с кем тут перетереть можно по делу? Он едва приподнимает бровь в насмешке. — Смотря по какому делу. — Особо секретному, — низковатым томным голосом встревает Оикава, перегибаясь через коробку передач и хватаясь за Иву ладошкой, чтобы удержаться в таком положении. Хаджиме бросает короткий взгляд в её сторону, чтобы спросить себя, когда это напарница успела снять очки, расстегнуть пальто и верхнюю пуговицу рубашки. Вот бы ей в лоб дать за это. Да, обязательно, даже при том, что военный на наживку клюет, как всеядная и неприхотливая плотва. — А документики? — спрашивает он все поигрывая своими невозможными бровями. Иваизуми хочется быть резче, наглее, но пока у этого мужика у бедра болтается автомат, она не станет рисковать. Поэтому неторопливым движением запускает руку во внутренний карман пальто, аккуратно, чтобы не отсветила собеседнику по глазам рукоять пистолета. Оикава тоже начинает шевелиться, но возится дольше, потому что вернуться в кресло и сесть на жопу ровно ей мешает какое-то дурное упрямство. Военный даже не вчитывается в написанное на удостоверениях, зато наверняка успевает разглядеть родинку у Оикавы на ключице и оценить миловидную мордашку. Он кивает им, сплевывает себе под ноги и отходит обратно в конуру, а Хаджиме быстро заглядывает за борт машины, чтобы удовлетворить любопытство в первую очередь — тот выплюнул крупную абрикосовую косточку, которую на протяжении всего разговора мусолил. Мерзкий губошлеп. Хаджиме оборачивается на Оикаву, хмурясь весьма однозначно, но та только нервно хихикает и запахивает синее свое пальто, откинувшись в кресле. Коротко кому-то отзвонившись, военный уже без лишних реплик открывает ворота и Хаджиме давит на газ, просто чтобы он уже исчез с её глаз. Они проезжают едва ли больше двухста метров, паркуются. Но никак не решаются выйти из машины. — Знаешь, я думаю это одновременно самое сложное и самое до абсурда простое из наших дел, — высказывается Оикава. Хаджиме кивает в ответ и оглядывается через боковые зеркала. — Никто не выходит встречать даже, им вообще есть дело до того, что к ним прикатили федералки? — Значит идем сами. Тоору прочищает горло, вытягивается вся, чтобы посмотреться в зеркало заднего вида, пока Ива нервно чешет бедро и следит за тем, что происходит вокруг. А происходит, если навскидку, ничего. Даже море, кажется, не движется, вода стоит себе спокойно, как засыпанная желатином. И ни единой живой души рядом. Видно, как копошатся далеко-далеко в доках и цехах люди, занимающиеся посройкой кораблей, снуют по пирсу и таскают груз на торговые судна, уголь на склады, забивают арсенал оружием. А здесь только махины коробок-корпусов из стеклобетона, протянувшиеся на километры вдоль берега, где-то среди казарм и мастерских здесь должен быть главный корпус. Где-то среди всех этих зданий — место, в котором держали Маццун и Макки. Женщины кивают подруга подруге бодро и выходят. Пистолет у ребер жжется, словно просится в руки, но Иваизуми не поддается панике. Она оглядывает парковку бегло и, заметив притулившийся среди японских тонированных тачек и военных громадин черный крытый пикап, пихает Оикаву в плечо: — Сава еще здесь. *** Макки забралась на стульчик под зашторенным наглухо окном и теперь выглядывает наружу через кривовато сошедшиеся у края жалюзи, как-то ненавязчиво и завораживающе шурша пальчиками ног друг об дружку. В номере просто поразительно тихо. Только гудит проводка и слышно, как под окнами кто-то ругается. За ними, думает Тобио, рыжая и наблюдает. Маццун сидит у нее в ногах, привалившись боком к ножке стола и потягивая из стаканчика разогретый в микроволновке кофе. Они иногда переглядываются, но не говорят ни слова, будто играют в молчанку или еще что хуже, боятся общаться при Тобио. Их ведь не успели даже познакомить особо. Тоору уже в пороге стояла, когда ткнула пальцем в одну, сказав «Это Макки» и, натягивая туфли, кивнула в сторону второй: «А это Маццун». И убежала. А еще парой минут ранее она долго препиралась по телефону с кем-то и обещала этому кому-то сотню баксов за что-то. Кагеяма не слышала всего их разговора, потому что по-быстрому принимала душ и приводила себя в порядок, пока старшая еще здесь. Чтобы не пришлось оставлять подзащитных одних. Ей было приказано не спускать с них глаз и ждать звонка. Так что она сидит, бдит и ждет. Уже около сорока минут и время в раздумьях и предненастном затишье тянется, неумолимое, долго. Все это не внушало доверия. Молчаливые непонятные женщины, планы, в которые её так и не посвятили во всех подробностях, еще и случай с Даичи, который Оикава обрисовала буквально как похищение и пытки военными с верфи. Тобио привыкла не принимать все за чистую монету. Любая монета в обороте грязнее некуда, как и правда, перелопаченная из рук в руки, слетевшая с одного языка и подхваченная другими в бесконечном искажении. Жизнь — глухой телефон. Можно ли верить старшим так уж безоговорочно? Все ли они разглядели, правильно ли истолковали произошедшее? У них троих не было того прожженного годами доверия, какое было между Оикавой и Иваизуми, сказать трудно, а значит Тобио просто идет на крайние меры и доверяется своей интуиции, выполняет указания и поступает так, как, уверена, поступили бы и сами старшие. Поэтому когда в дверь стучат, парой коротких и громких ударов, Кагеяма хватается за оружие и подбегает к окну, выглядывая через тыковки голов Маццун и Маки. Женщины все понимают почти инстинктивно — соскакивают со своих теплых мест и освобождают пространство для маневра. У двери, насколько позволил рассмотреть угол обзора, стоят трое. Все в одежде гражданских, но довольно крепкие для ординарных представительниц среднего класса, одна точно женщина, потому что в платье, остальные двое — сказать сложно. О чем-то перешептываются, некто в полосатой бандане рявкает на остальных и снова принимается молотить в дверь. Оружия не видно, но в руках у них подозрительные тряпки, под которыми они вполне себе могут прятать стволы. Тобио оборачивается на застывших за её спиной изваяниями женщин. Она нервно облизывает губы, привлекает их внимание шиканьем с пальцем у губ и жестом указывает на кровать. Маццун в непонимании склоняет голову и хлопает ртом, не зная, стоит ли ей сеячас вообще издавать звуки, но чувствуя в этом острую необходимость. И спасает их черно-белую комедию Чаплина, конечно же, кто бы сомневался, Макки. Рыжая решительно обхватывает запястье Маццун и тянет за собой, когда падает немного резковато, с грохотом коленок по полу, около кровати и забирается под нее. Нет, правда, кто бы сомневался, да? Из большого, длинного и необрезанного рассказа Оикавы и Иваизуми обо всех событиях ночи выходило, будто Макки совсем недалекая. Но даже так, это она привела их обоих к агентессам, а значит есть в ней что-то покруче, чем примитивный человеческий интеллект. Какая-то особая чуйка. Сверх-интуиция. Может, она и мысли читать умеет? Нет, не время, Тобио. Кагеяма встает у дверного косяка и громко произносит: — Что вам нужно? — Нас прислала эта, Оикиви, — отвечают ей грубо и сипло. — Уйкава, — поправляет другой голос. — Нет, точно не Уйкава, — протестует третий. И все, по ощущениям, женские. — Мисс Оикава не послала бы вас без парольной фразы, — вспоминает Кагеяма псевдопротоколы старшей на случай ЧДС — чрезвычайно-дерьмовой ситуации. А протокол этот гласит, что пароль ею составляется рандомно из трех вещей, которые могли знать только они трое с допущением в пару вовлеченных персон, вроде агента Ушиджимы или верхушки шерифского департамента. Так себе схема, на самом деле, Тобио искренне не понимала, почему бы им просто не договариваться о кодовой фразе заранее. Надежность на уровне бумажного клея, если им попытаться присобачить к стене кранштейн для телевизора или склеить чайник. Но пока он свою пользу оправдывал и у Кагеямы не было достаточно аргументов, чтобы возразить. — Так, сейчас-сейчас, — бодро отвечают из-за двери, — м-м, там было про удар в спину. Та’ро, твоя часть? Слышно задумчивое хриплое мычание. — Выбросить из самолета? — Да, точно, — подхватывает радостно третья, отчеканивая последнее, — и счет пальцев на ногах. Так довольна собой, словно они вспомнили ключи шифрования для послания из Пентагона, а не ту белиберду, что им сказала Оикава. Кагеяма переключает мозг на скорость гоночного болида, быстро связывая моменты с фразами и заодно вспоминая, кто еще мог находиться рядом, но схема в этот раз сработала просто безупречно, потому что то был особенный раз. Тобио с ними на деле, Тобио не только слушает их разговоры, она в них неотъемлемая часть, а не просто вошь на побегушках из офиса, где в любое время можно обнаружить прослушку от сердобольного начальства. У них наконец-то есть что-то действительно общее, большее, чем пометка одного отдела или общая локальная сеть в кабинете. Рваным вздохом из Кагеямы выходят остатки сомнений. Она открывает дверь и впускает Кьетани, Яхабу и Ватари в номер, оглядывая двор на всякий случай. Макки высовывается из-под кровати с веселым воплем и женщина в бандане шарахается от нее, задевая ногой тумбочку. Красная кепка ловко ныряет и ловит полетевшую на пол лампу, восторженно разглядывая рыжую и смеясь над банданоголовой. *** — Тендо сказал, — тихо произносит Оикава, пока они быстро направляются к самому крупному зданию, предполагая, что там они быстрее найдут главу верфи, — что всего век назад здесь держали военнопленных. Иваизуми хмыкает: — Испанцев? — Да-да. А еще позже построили Морскую тюрьму на время Второй мировой и до середины семидесятых. Понимаешь, к чему я? — Я буду надеяться, что руководство у них уже сменилось с тех веселых времен, — Иваизуми оглядывается снова, будто улавливая на периферии движение, но в итоге натыкаясь на качающийся от ветра куст. — И когда ты, скажи мне, успела связаться с Сатори? — В мотеле еще, — хлопает невинно глазками Тоору и коротко оправдывается. — Он-то уж точно больше нашего знает о таких вещах. — Так и будешь отмалчиваться на счет своего грандиозного плана? Оикава ведет плечом и нервным жестом поправляет на носу очки. За всю дорогу до Портсмута они так и не обсудили, собственно, что собираются делать. План начинал и заканчивался на том, чтобы найти Даичи, но тут даже слепая на месте Хаджиме поняла бы, что у Оикавы в башке мысли совсем о другом. Да она сама сказала, что план есть, черт возьми. — Я думала то, что мы приедем раньше Суги сыграет нам на руку, мол, они отвлекутся, а мы пока тут изнутри вытащим Саву и по коням. Но как видишь, отвлекать тут еще некого, — она усмехается горько. — Да ладно, все, думаю, с нею в порядке. — Ага, — кивает ей, подбадривая, Хаджиме, — сидит чаи гоняет с главой верфи под Рахманинова. — Не-не-не, — она машет головой. — По чаям у нас скорее Суга, а вот Сава это крепкий черный кофе. С коньяком. И под «Эй-си-ди-си». Иваизуми издает короткий смешок. Им обеим не по себе здесь и такие междусобойные смехуечки достаточно снимают напряжение ровно до того момента, когда они замирают в нерешительности у массивных железных дверей главного корпуса. Оикава лезет вперед открывать их, но Ива отталкивает её себе за спину и первой заглядывает внутрь. Небольшой холл с персидским ковриком и диванами, ничего примечательного или пугающего. Разве что здесь, наконец, появляется в поле зрения добрая дюжина военных, кто в хаки, кто в полосочку, чей басистый треп сразу стихает, едва Хаджиме переступает порог здания. Следом вваливается Тоору, прикрывая за собой дверь едва слышно. Один парнишка в тельняшке и шортах лет двадцати даже подскакивает с диванчика и широким шагом подходит ближе, салютуя от виска: — Вы из Бюро? — спрашивает он. Женщины кивают. — Я вас провожу к главе, — военный разворачивается на пятках и быстро уходит вправо через дверь в длинный коридор. Агентессам приходится порой нагонять его, потому что ноги этот малой отрастил вовсе не малые. Они выходят на лестницу, поднимаются на этаж выше, снова проходят точно такой же коридор и оказываются у двери с табличкой:

«Главнокомандующий верфью ВМФ «Портсмут» контр-адмирал флота США Терушима Юджи».

— Сейчас, я его предупрежу, — оборачивается парень и скрывается за дверью ненадолго. Оикава быстро хватает Иву за плечо и прямо в ухо шепчет, касаясь ненароком губами чувствительной раковины: — Я вся аж воспылала, как хочу посмотреть на этого клоуна. Хаджиме медленно, как в каком-то бреду, поворачивается к ней, почти неосознанно утыкаясь кончиком носа ей в висок, и тихо отвечает: — А ты так уверена, что это все косяк верхов? — и добавляет, чуть отстранившись. — Я бы скорее поставила на каких матросиков или лаборантов. Отстраняется, потому что начинают гореть уши, чего ей еще не хватало прямо сейчас. — Спорим? — Ладно, — соглашается Хаджиме и только после успевает опомниться. — На что? — Потом, — быстро отмахивается Оикава и выпрямляется. Тут же парнишка выбегает из кабинета и держит перед ними дверь, безмолвно приглашая войти. В этот раз Иваизуми не мешает Оикаве вырваться вперед, пока глушит пульсирующее в висках сердцебиение. Савамура смотрит на них с мольбой во взгляде и одними губами шепчет: — Помогите.