***
Юнги всегда считал медитации глупостью для людей с избытком свободного времени или денег (скорее и того, и другого). Но сам находил нечто необъяснимо успокаивающее в том, чтобы сидеть на месте и смотреть в одну и ту же точку. Тишина, музыка или суматоха улиц — ничего не могло помешать или дополнить эту картину. Только он и цель, на которую устремлён внимательный взгляд. В какой-то момент мысли отходят на задний план, а глаза притупляют фокус. Всё происходящее вокруг — просто белый шум, сливающийся с общим фоном. В такие моменты парень переводил дух, перезаряжался и забывал о тревогах. Поэтому он искренне ценил своего вечно молчаливого напарника, который позволял Юнги растворяться где-то в собственном сознании, и сам, наверное, поступал так же. Но вот сегодня что-то пошло не так. Время от времени Чонгука пробивало на душевные разговоры, пустую болтовню или непрекращающиеся жалобы (чаще всего, на собственного брата). Сейчас был именно этот случай. ДжейКей сидел откинувшись на спинку сидения, закинув ноги на панель и упираясь ботинком в лобовое стекло, пока его рот всё никак не затыкался. — …Ты не думаешь, что это было глупо? Хосок просто… Эй, ты вообще слушаешь? — в Юнги прилетел скомканный чек, который младший складывал, скручивал и мял уже полчаса. — К сожалению, я ещё не постиг дзен и не научился игнорировать твой раздражающий голос, — процедил парень, поворачиваясь к Чону. Собственные руки в раздражении сжимали руль, а глаза метали молнии. — Поэтому, да, я слушаю. Слушаю о невкусном бургере, твоём любимом рэпере и слушаю о Хосоке. Мин был уверен, что достаточно хорошо выразил свою мысль, и намёк заткнуться звучал в каждом произнесённом слове. — Оу, полегче, мужик, — кажется, не дошло до Гука. — Мы же напарники, да и сидеть здесь ещё часа два, — он крутил в руках пачку из-под сигарет, то выуживая, то запихивая их в упаковку. Почему-то даже это раздражало. Будто Чон не мог просто перестать трещать и раздражать каждым движением. — Чего на взводе, а? Ты же ещё трахаешься с тем парнем… Старший цокнул языком. Если Чонгук раскрывает свой рот, то не заткнётся, пока не вывалит всё, что накопилось. Потом Шуга сможет рассчитывать на месяц-полтора покоя. Наверное, где-то внутри этот мальчишка в теле терминатора ещё не пережил свой пубертат. — А ты ещё трахаешься с Тэхёном? А, точно, теперь это делает Хоуп. — Вау, пассивная агрессия, — усмехнулся младший, всё-таки доставая сигарету и зажимая её между губ. — Но не переживай, мы с братом разберёмся. И всё же, что у тебя с ним? Юнги перехватил пачку «Мальборо», сразу закуривая. Эта тема заставляла его нервничать и раздражаться. Между сведённых бровей образовалась морщинка, а губы выпустили сигаретный дым прямо по направлению ДжейКея. Что этот ребёнок вообще имел в виду? — Секс, слышал о таком? — Побольше тебя, хён, — он усмехнулся, становясь похожим на кролика. Этот парень мог отрастить волосы, набить хоть сотню татуировок и сделать пирсинг на каждом сантиметре собственного тела, но передние зубы всегда будут делать его милым и пушистым в глазах окружающих. Как минимум, в глазах Юнги. — Просто ты так с ним носишься, — вновь открыл варежку Чонгук, затягиваясь. — Слышал, даже на улицы его вытащил. — Ты же знаешь этих неженок из города, решил показать ему другую сторону прекрасного Сеула. — В этом всё дело? — Конечно. Мин втянул побольше никотина и принял самое непроницаемое выражение лица. Гук смотрел на него насмехающимся взглядом. Будто он знал что-то ещё или прятал козырь в рукаве. Мину даже показалось, что сейчас парень достанет печатную копию его мыслей, кардиограмму, замирающего от одного смеха Чимина, сердца или что-то в этом роде. Ведь Шуга не был уверен, что было между ними двумя. Простой секс начал казаться каким-то слишком сложным. С каждой новой встречей Юнги хотелось выжать из Пака больше, а с каждым расставанием — вновь встретиться. Хотелось видеть его, заставлять выстанывать протяжное «Юнги», просить о большем, а потом ломать. Ломать Чимина, пока кости не затрещат, а его привычный мир не начнет переворачиваться, взрываться и распадаться на кусочки. Хотелось поставить парня на колени, а потом посмотреть, как он будет парить высоко в небе. Юнги не знал, что это всё значило. Он даже не имел представление, было ли это чувством со своим названием или какой-то навязчивой идеей, но… Каждый раз, когда он видел Чимина, когда смотрел ему в глаза или слышал высокий смех, в Шуге появлялось необъяснимое желание вырвать младшего из его обыденности и показать ему настоящую жизнь. Даже если этот «рывок» будет до ужаса болезненным. Тем более, если он будет болезненным. — Ты столько лет выбивал из людей правду, раскусывал патологических лжецов и вёл с ними дела, а мне врать так и не научился, — Чонгук вновь поднёс к губам сигарету, приторно — почти снисходительно — улыбаясь.***
Чимин был уверен, что поговорка «затишье перед бурей» не была простым набором слов или заезженным клише без какого-либо смысла. Он сам много раз становился свидетелем обратного. Если жизнь идёт слишком гладко — или скорее тихо, — то скоро стоит ожидать большой взрыв. Сейчас у него всё было именно так. Ничего не происходило, оставалось только перекати-полю появиться на горизонте и окончательно дополнить картину. С Сокджином у них полностью прекратилось общение. Ни одного слова после той ссоры и встречи с Джихёном. Но Пак был этому только рад — ему не нужны друзья, которые считают его шлюхой. В университете ничего не происходило, а Тэхён — его проблемный сосед и лучший друг Ким Тэхён — перестал приносить неприятности. Точнее, он вообще испарился. Появлялся на парах и в студии, иногда ночевал в общаге, заскакивал принять душ или переодеться, но Чимину начало казаться, что тот полностью пропал. Они не говорили, лишь перекидываясь парой общих фраз, не ходили в клубы и не влезали в переделки, следующие за Кимом по пятам. Парень даже начал думать, что теряет Тэхёна. Что их дружеские отношения сошли на нет и поэтому стали спокойными, как стоячая вода. А ещё Юнги… Да, был ещё Юнги — парень, который появлялся и исчезал, словно по велению волшебной палочки. Телефон Чимина молчал уже дней восемь, поэтому можно сказать, что у них тоже настала непривычная тишина. Но, если в случае с Джином и Тэ — это затишье было неприятным и удручающим, то с Мином всё было по-другому. Внутри Пака начинало что-то кипеть каждый раз, когда он смотрел на экран с красующимся списком контактов и горящим «Юнги». Чимин смутно понимал, что это была паника. Или ломка. Словно он полтора месяца лежал под капельницей с морфином, а потом препарат резко закончился. Действие наркотика медленно, но верно сходило на нет, и если Пака ещё не ломало на своей больничной койке, то уже скоро начнет. И он это знал. Поэтому, да, можно сказать, что в его жизни настало то самое «затишье», которое он не заметил, как началось, но подошло к концу слишком стремительно. Первым, что послужило толчком для предстоящего стихийного бедствия, — был дождь. Ливень. Чимин переступил порог своей общажной комнаты после очередной репетиции и наткнулся на нечто до ужаса пугающее. На одной из кроватей сидел Тэхён, по щекам которого струились слёзы. Он даже не обратил внимание на пришедшего, громко всхлипывая и прижимая колени к груди. Парень резко начал казаться маленьким потерянным ребёнком, забившимся в угол. Приглушённые завывания разносились по всему помещению, выводя Чимин из ступора. — Тэ, что случилось? — сорвалось с языка парня, а спортивная сумка в руках с шумом упала на пол. Пак поспешил сесть рядом с Кимом, успокаивающе поглаживая его по спине. Всё происходящее было до ужаса странным. Мало того, что он видел своего друга впервые за три дня, даже не зная, где тот пропадал или приходил ли на ночь, так Тэхён ещё и плакал. За все долгие годы их знакомства, Пак ни разу не видел, чтобы парень проронил хоть слезинку, а сейчас он буквально тонул. Как ни странно, когда рука легла на спину друга, тот развернулся к нему лицом, а всхлипы медленно останавливались. В его глазах играло бесчисленное количество эмоций, сменяя одну за другой. Губы поджались, а серебренная челка спадала на лицо, из-за чего понять, о чём тот думал становилось только сложнее. — Они братья, — раздражённо произнёс Ким, зачёсывая волосы назад и закусывая нижнюю губу, будто сам не верил в сказанное. — Кто? — Чонгук и Хосок. Лицо Чимина начало вытягиваться. Конечно, он и предположить не мог, что эти два парня состояли в кровном родстве. Но, с другой стороны, разве это играло особое значение для кого-то, вроде Тэхёна? Он же из раза в раз твердил, что между ними один лишь секс. — Эти придурки перекидывали меня из р-рук в руки, словно резиновую куклу. Чимин сжал губы в тонкую полоску. Сложившаяся ситуация была по-настоящему дерьмовой, особенно, если Тэ успел влюбиться в кого-то из них. Чужое тело дрожало, а зрачки наполнились неподдельным разочарованием. Будто он что-то потерял и уже не мог вернуть. — Посмотри на это под другим углом, — Пак отчаянно пытался найти слова, которые смогли бы утешить парня, — это же ты водил их за нос, так ведь? Оба клюнули на тебя, разве это не выставляет их дураками? — Т-ты не понимаешь, — он громко втянул рвущиеся наружу сопли, — они пользовались мной, пока не наскучило. — Так это с ними ты пропадал всё время? — Не вместе, к-конечно, но да. Я думал… Я думал, что нравлюсь, по-настоящему нравлюсь им обоим. А в итоге? — Тэхён усмехнулся, размазывая ладонями подсыхающие дорожки слёз. — Единственный, кто остался с разбитым сердцем — это я… Пак нахмурился. С одной стороны история была стара как мир (люди постоянно влюбляются в своих друзей или сексуальных партнёров, в которых не должны), а с другой… — Тэхён, — тихонько произнёс парень, будто одним крутящимся в голове вопросом мог спровоцировать новую волну истерики, — кто именно тебе нравится? И он не ошибался, ответом послужили лишь вновь слезящиеся глаза и приглушённые всхлипы. Чимин бы и хотел расшифровать это послание, но не имел ни малейшего представления, что это значит. Хотя, какая была разница, это ничего не меняло. — Чим-мин, — произнёс Ким, стараясь сдержать слёзы, и вытирая нос ладонью, — если не хочешь так же сидеть здесь и реветь в подушку, ты должен расстаться с Юнги. Пак как-то грустно усмехнулся. Сказанное не имело никакого смысла. — Ты о чём? Мы не встречаемся. — Естественно, — буркнул Тэхён, уже полностью разворачиваясь к Чимину и хватая его за руки, будто пытался удержать на месте. — И никогда не будете. Дай-ка угадаю: он просто появляется из ниоткуда и так же исчезает, да? Пак лишь коротко кивнул и свёл брови в замешательстве, пока друг продолжал: — А ты начинаешь в него влюбляться, как последний дурак, — выражение лица парня становилось всё жёстче и жёстче с каждым сказанным словом, заставляя почувствовать себя некомфортно. Может Тэхён и сидел перемазанный слезами и соплями, но его зрачки давили, словно грузовиком. — Н-нет, кон… — Не отрицай это. Ты не послушал меня, продолжил возиться с этим отбросом и испытывать все эти придуманные чувства вперемешку с радугой и единорогами. Ты никогда не умел отделять одно от другого, сразу падая в людей с головой, но вот только эти парни — это не мелкое озерцо, это тихий омут, чёртова Марианская впадина с кучей монстров, — парень чеканил каждое слово, словно монеты, а хватка на руках Чимина начала усилиться, почти болезненно сжимая. — Тэхён, я… — Ты его не знаешь, ясно. — А ты знаешь? — вырвалось у парня. Он дёрнул руками, освобождаясь от цепких пальцев Кима и смотря на него злым взглядом. Вся эта тирада была не более, чем обидой. Хосок его кинул, Чонгук его кинул, вот Тэ и вымещал злость на Чимине. Ким ведь даже не знал Юнги или что между ними происходило, так как он смел говорить нечто подобное? — Знаю, — выдал Тэхён, его голос опустился и стал отдавать сталью. Пак и забыл, что его друг имеет другую, менее беззаботную и более пугающую сторону. — Ты что, ослеп, Чимин? Они же все уголовники, у каждого в «Тузе» на шее красуется татуировка лотоса, или ты и это не заметил? Столько времени проводил с этим парнем и не спросил, чем он на жизнь зарабатывает? Рот Пака приоткрылся, но слов так и не нашлось. Тэхён говорил так уверенно, будто это всё были не пустые предположения и догадки, а правда, доказательства которой он видел собственными глазами. — Знаешь, кто делает одинаковые тату и для чего? — задал Ким риторический вопрос. — Гангстеры, чтобы знать, кому свернуть шею можно, а кто свой. — Если ты злишься на Хосока и Чонгука, не нужно проецировать на Юнги, — попытался противостоять ему Чимин, но собственный мозг уже запустил необратимый процесс. — Юнги? — усмехнулся парень. — Могу поспорить, на его счету столько грехов, что ты и цифры-то такой не знаешь. Ким проговорил это с таким презрением, желчью, и — что более важно — с насмешкой. Будто Чимин был глупым ребёнком, а парень отобрал у него леденец и забавлялся с реакции. В эту минуту даже расхотелось называть этого человека своим другом. Ведь если он не врал, то Тэхён буквально закинул его в логово преступников, дал спутаться с одним из них, а теперь… — Для таких парней все вокруг просто подстилки. И ты, Чимин, не больше, чем доступная по одному звонку шлюха. Шлюха Он не выдержал, хотелось врезать Тэхёну так, чтобы раздался треск ломающихся костей, чтобы ему пришлось сплевывать кровь, а на скуле красовался фиолетовый синяк. Но Чимин не будет падать до подобного. Он резко поднялся с кровати, не веря, что изначально хотел просто поддержать парня, а в итоге стал его боксёрской грушей для выпуска гнева. Пак быстро вышел из комнаты, играя желваками и сжимая телефон в кармане куртки. Внутри всё бурлило и закипало, ему и самому нужно было выпустить пар, и он знал только одного человека, кто смог бы помочь. Говорил ли Тэхён правду? Чимин не знал, но Юнги появлялся то с наркотиками, то с побоями. Он был из гетто, и все его друзья как один смахивали на преступников. Он и сам был похож на одного из них. Неужели именно это влекло Пака к нему? Вся та опасность, угнанные машины и более захватывающая жизнь, которой жил Мин. Это был преступный мир? Именно он заставлял сердце биться быстрее, а всё вокруг покрывать яркими красками, разбавляя серую повседневность? Мог бы сам Чимин зажить такой жизнью? Конечно, он не хотел становиться наркодилером или убийцей, не хотел рисковать своей свободой. Более того, эти люди постоянно умирали прямо на улице, без имён и должной скорби. Но, чёрт, не мог же он быть единственным человеком в мире, чьё дыхание замирало при одной мысли об этом? Неужели никто больше не становился на сторону злодеев, не понимал их и не желал приобщиться к таким людям? Даже в детстве? Да, ладно, каждый, кто смотрел «Криминальное чтиво», «Джонни Д» или — на крайний случай — «Джона Уика» и «Отряд самоубийц», хотел стать частью этого безумия. Жить так, будто законы — это просты слова, и они не играют никакой роли. Брать, не спрашивая разрешения и смеяться над законопослушными гражданами. Вы платите, а я просто беру, что понравится. Не мог же он быть странностью, исключением из правил. Не могли же хаос и красота опасности привлекать только его. Конечно, нет. И это ничего не значило. Это не делало его фриком или плохим человеком, просто в преступности, в жизни без правил была своя прелесть. Все с этим согласятся. Вот и Чимину было нечего стыдиться, когда слова Тэхёна оседали где-то внутри. Они не отталкивали, нет: заставляли внутренности скручиваться, пока к горлу подступал ком. Но это не было что-то плохое. От осознания того, что Мин Юнги мог быть преступником, и весь этот прекрасный мир, который Пак видел меж прутьев своей клетки, был криминальным, нечто поразительно похожее на предвкушение распространялось по венам. Шум мотора вырвал его из раздумий и уже через мгновение чёрный переливающийся мотоцикл остановился прямо напротив. Юнги, как обычно, красовался на своём байке с лёгкой усмешкой и огнём в глазах. Чимин впервые позвонил ему первым, впервые сказал, что хочет встретиться. — Залазишь, принцесса? Он усмехнулся, окидывая старшего изучающим взглядом. Юнги угнал машину, это Чимин уже знал. А ещё в его карманах прямо сейчас мог находиться какой-нибудь тяжёлый наркотик. И никак нельзя было забыть, что он любил помахать кулаками. Кем же на самом деле был Мин Юнги? Преступником? Убийцей? Он сидел в тюрьме? — И куда мы поедем? — спросил младший, не сдвинувшись ни на шаг. — А куда ты хочешь? — Как насчет места, где есть кровать? — Чимин усмехнулся, замечая, как губы парня напротив растягиваются в форме довольной улыбки. Он быстро запрыгнул на байк, обвивая Юнги руками и прижимаясь посильнее. Не было страха, расползающегося по телу от осознания того, с каким человеком он имел дело. Наоборот, это делало всё только более интригующим. Они вновь оказались в мотеле, но в этот раз на вывеске красовалось название, и нужно было снять номер. «Полночь» — так именовалось это место, и находилось оно удивительно близко к общаге Пака. Комнаты здесь были почище и предлагали даже завтраки, обедов и ужины прямо в номер. Но это всё мало волновало Чимина, хотелось просто запереть дверь и испробовать мебель на прочность. Щелчок, прервавший тишину, говорил, что с первым пунктом было покончено и настало время перейти ко второму. Ещё с той минуты, как он сел на мотоцикл, а ноги оторвались от земли, внутри поднималось какое-то неизвестное прежде чувство. Будто ядерные бомбы взрывались под рёбрами, заставляя всё тело дрожать в предвкушении, когда же его снова разобьют на осколки. Когда Юнги вновь выпустит своих демонов и сожжёт Пака заживо, заставляя наслаждаться и адским пламенем, и болью, которое оно приносило. Чимин повернулся к Юнги, а тот, заметив взгляд младшего, изогнул левую бровь, будто дразня и спрашивая, что же он будет делать дальше. Пак усмехнулся, закусывая губу и делая несколько медлительных шагов к постели. Он сел на неё, ощущая, как матрас прогибается под тяжестью тела. — Знаешь, мы никогда не занимались сексом на кровати, — протянул он, облокачиваясь на руки и смотря на Мина с вызовом. — Ну, есть места и поинтересней, — хмыкнул парень, направляясь к нему и скидывая кожанку прямо на пол. Он остановился в шаге от младшего, смотря сверху вниз. Его радужка потемнела, и огонь уже начал играть в чёрных омутах. Как там Тэхён сказал? Марианская впадина? Да, Юнги это определённо подходило… Чимин поднялся с кровати, закусывая губу и поднимая руки к плечам Мина под его тяжёлым взглядом. Всё ощущалось словно в первый раз. Они никогда не медлили с этим, просто впиваясь жадными поцелуями, чуть ли не прерывая друг друга на полуслове. Как же непривычно было стоять вот так вот: глаза в глаза, вести пальцами по рисункам на шее, зарываться в крашенные сухие волосы и следить за тем, как в парне напротив начинается настоящий пожар. У Чимина у самого начинался такой же. Взгляд Юнги был тёмным и всепоглощающим, вынуждая забыть и о словах Тэхёна, и об общей неразберихе, творящейся между ними двумя. Здесь и сейчас хватало и того, что старший опустил ладони на его талию, резко притянув ближе, заставляя почти упасть в свои объятия. Их губы находились в считанных сантиметрах друг от друга, а зрительный контакт так и не прервался. Внутри всё переворачивалось, заставляя ресницы дрожать, сердце сжиматься, а взгляд перемещаться то ко рту старшего, то к его чёрным зрачкам. Чужое дыхание чувствовалось прямо на коже, а в голове моментально стало пусто. Было что-то в Юнги до ужаса сбивающее с толку. Будто Чимин мог неделями тренироваться, написать речь, выучить её и продумать всё до мелочей, но стоило парню просто взглянуть на него вот так — всё тут же пропадало, заставляя забывать о том, где они и кто они. Мин не выдержал первым, поддаваясь вперёд и соединяя их губы. Чувственный и страстный поцелуй заставил колени подкоситься, а руки посильнее сжать чужие волосы у корней. Старший пускал в ход язык, медленно ведя им и раскрывая рот Пака. А Чимин был слишком слаб для того, чтобы сопротивляться. Воздух вокруг становился плотнее, а тела прижимались ближе. Знакомое возбуждение уже росло внутри и распространялось вместе с кровью. Внизу живота тянуло, а поцелуи начали становиться ненасытнее и распущеннее. Чимину хотелось, чтобы всё было грязно и до ужасного бесконтрольно. Ему хотелось потерять голову и дать Юнги окончательно взорвать собственный мозг своими губами, языком, пальцами и всем остальным. Юнги толкнул его на горизонтальную поверхность кровати, моментально оказываясь сверху. Его ладони уже приподнимали край футболки, а рот оставлял засосы на шее. Кислород прекратил поступать в лёгкие. Шея всегда была эрогенной зоной Пака. И, казалось, парень знал об этом. Он посасывал нежную кожу, втягивал её и вёл языком, заставляя запрокинуть голову и выставить острый кадык напоказ. Внутри поднимался тот самый хвалёный ураган, обещающий не оставить от него ни единого живого места. Мин задирал его майку прямо до груди, припадая к прессу и продолжая дразнить. Он поднимался выше, останавливаясь у левого соска и прикусывая его, зажимая между зубов и оттягивая. Член Чимина уже полностью встал, болезненно упираясь в ширинку. Ему хотелось, чтобы Юнги вытрахал из него душу, ни на секунду не останавливаясь и заставляя давиться воздухом. — Я хочу, чтобы ты трахнул меня, — прошептал Чимин, чувствуя, как чужой язык останавливается у края штанов. — Жёстко… Юнги оторвался от его тела, принимаясь расстёгивать ремень. — Как скажешь, — выдал он, сдёргивая штаны и оставляя одно белье, где слишком отчётливо и бесстыдно был виден стояк Чимина. Парень скинул собственную белую майку, срывая верх и с Пака. Последний только принялся вести ладонью по чужим татуировкам, покрывающим рёбра, как Юнги выудил собственный ремень, хватая его руки. Чимин даже жалобно простонал: он всегда хотел ощутить рисунки кончиками пальцев, обвести каждую букву и ощущать, как кожа Юнги вспыхивает от касаний. Когда-нибудь он просто обязан медленно пройтись по этому произведению искусства — и даже не пальцами, языком — пока Мин будет лежать на кровати и наслаждаться. Пака толкнули на подушки, переворачивая животом вниз и заставляя ойкнуть от неожиданности, а запястья завели над головой, стягивая ремнём и фиксируя у изголовья кровати. Он попытался дёрнуть руками, но от этого кожа ремня лишь сильнее врезалась в его собственную, заставляя почувствовать резкий прилив возбуждения. Он был обездвижен, прикован к постели, а Мин мог творить с ним, что душе угодно. Более того, Чимин даже не видел, что происходило сзади, утыкаясь лицом в подушки и чувствуя щекой немного шершавый материал наволочек. Его рывком поставили на колени задницей вверх. Внутри закипела кровь, приливая к паху, словно с удвоенной силой. Даже ноги начали подрагивать от происходящего. У него не было ни капли контроля, пока Юнги полностью управлял ситуацией. Парень почувствовал, как ткань нижнего белья скользит по коже, опускаясь всё ниже и ниже. Дыхание замерло, заставляя зажмуриться и представить, каким его видел старший. На коленях, пристёгнутый к кровати и в крайне откровенной позе. Такой беспомощный и жаждущий. Чужие руки легли на ягодицы, властно сжимая их. Чимин непроизвольно отстранился, видя перед собой лишь собственное предплечье и белый материал подушек. Тут же на всю комнату раздался звук шлепка, а кожу запекло, будто в наказание за такое самовольство. — Не двигайся, принцесса, — прошипел Юнги. В его голосе чувствовался весь накал и возбуждение. Он говорил даже ниже обычного, заставляя все внутренности сжаться от представления Юнги на грани. — Сегодня я планирую обращаться с тобой совершенно не по-королевский. Пак закусил губу от услышанного и сильнее прогнулся в пояснице. Внутри всё натянулось, словно струны и, чёрт, парень был готов лопнуть прямо сейчас. Член изнывал, и Чимину хотелось только, чтобы Мин поскорее сделал хоть что-нибудь и прекратил эту пытку. Чужие ладони коснулись спины, ведя по лопаткам и вдоль позвоночника. Пак чувствовал себя словно под микроскопом. По коже распространялись мурашки, а мысли путались. Он вспомнил, каково было ощущать стояк Юнги в собственной руке, и тем более — у себя во рту. Слюна непроизвольно скапливалась, заставляя шумно сглотнуть. — Юнги, п-пожалуйста… Он медленно умирал: внутри всё горело, а тянущее чувство внизу живота напоминало о том, что собственное тело уже изнемогало в предвкушении. — Пожалуйста? — он слышал усмешку в чужом голосе. — Чёрт, Чимин, как жаль, что ты не можешь посмотреть на себя моими глазами. Его ладони вновь легли на половинки, но парень не смел отстраниться, наоборот поддаваясь навстречу прикосновениям. Хрипотца обволакивала уши, заставляя прикрыть веки и представить до боли знакомые глаза, в которых происходили настоящие стихийные бедствия. — Тогда бы ты понял, какая же это пытка — находиться с тобой рядом, — он опять сжал ягодицы, разводя их в стороны. — Ты словно чёртова скульптура, сотворённая лучшими из лучших. Ладони пропали, но вместо этого что-то прохладное коснулось колечка мышц, массируя и надавливая. Пальцы. Чёртовы длинные тонкие пальцы Мин Юнги, на которых красовались чёрные надписи и рисунки. Чимин обязательно пройдется языком и по ним, обволакивая фаланги губами и посасывая. — Иногда мне хочется запереть тебя за стеклом и никогда никому не показывать, — Пак уже еле различал чужие слова, пока пальцы медленно и так же дразняще погружались внутрь. — Я бы обладал тобой, ломал и смотрел, как ты превращаешься в пыль от одного моего касания… Парень добавил второй, заставляя Чимина упереться лбом в материал подушки и прикусить губу. Юнги начал двигаться резче, растягивая стенки и переставая измываться над ним. Смазка хлюпала, а ноги вздрагивали каждый раз, когда Мин прокручивал фаланги. — Господи, — вырвалось у него, когда третий палец добавился к остальным. По спине начал течь пот, а корни волос намокли. Казалось, в комнате становилось до невыносимости жарко, и кровь принялась сворачиваться из-за накала температур. Старший толкнулся сильнее, задевая нужную точку. Чимин моментально простонал в сжатые губы, прогибаясь и дёргая руками. Пряжка ремня звякнула по изголовью, а в запястья впился грубый материал. Завтра точно останутся следы, но он не мог сейчас об этом думать. Не тогда, когда чужие фаланги вновь проехались по комку нервов, а Юнги резко оказался слишком близко, произнося в самое ухо. — Был ли у тебя с кем-нибудь секс лучше, чем со мной? — слова врезались в кожу, ударяли по барабанным перепонкам и медленно добирались до плохо функционирующего мозга. Чимин промычал, не в состоянии заставить губы разомкнуться, а язык — зашевелиться. Тогда старший вновь прошёлся по простате, из-за чего ремень сильнее впился в нежную кожу, а поясница прогнулась до легко-болезненного ощущения. — Я не слышу. Он двигался слишком медленно, слишком мучительно, заставляя издать невнятное хныканье, вперемешку с еле слышным «нет». И это была правда. Никто и никогда не заставлял Пака чувствовать себя так. Стонать, словно его голос мог брать любую ноту, прогибаться и дрожать, прося о большем. Умолять и становиться настолько крошечным и слабым, одновременно ощущая себя на вершине мира. Внезапно внутри парня стало ужасно пусто. Он даже непроизвольно дёрнул бёдрами назад, промычав в подушку. Всё это время его глаза были плотно зажмурены, а руки уже затекали от неудобного положения. Но ему было всё равно, главное, чтобы Юнги, наконец, сжалился над ним и заставил забыть о таких мелочах, как дискомфорт или круги перед глазами из-за плотно сжатых век. Чимин ощутил, как чужие пальцы зарывались в его волосы, хватая у самых корней и дёргая вверх. Его голова оторвалась от царапающей наволочки, и Пак наконец-то что-то увидел, даже если это было скучное изголовье кровати, к которому пристёгнуты собственные руки. Он почувствовал, как чужая головка утыкается в проход, надавливая на него, но этого было недостаточно, чтобы начать входить внутрь. Юнги резко толкнулся, дёргая его за волосы и заставляя проскулить от боли. Чужой стояк растягивал стенки, стремительно погружаясь глубже. Чимин так давно не чувствовал его внутри, что уже забыл, каково это. Он нахмурился от лёгкого дискомфорта: всё-таки никакие пальцы не сравнятся с полноценным членом. Парень начал двигаться, сначала осторожно и медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Шлепки наполнили комнату, и Чимина периодически дёргали за волосы, пока их бёдра ударялись друг о друга. Он довольно простонал, представляя, как Юнги прожигает его спину взглядом. Перед глазами всё темнело, а ноги дрожали. Хотелось больше и сильнее, но тело находилось в неудобном положении слишком долго, заставляя одновременно испытывать и дискомфорт, и возбуждение от собственного положения. Чимин опирался на локти, поддаваясь назад и жмурясь. Толчки были жёсткими и безжалостными, вынуждая судорожно вдыхать и приглушённо стонать, но ему этого не хватало. — Я… — начал Пак, пока Юнги ни на секунду не останавливался, — я хочу видеть тебя… Только эта фраза слетела с его губ, хватка на волосах пропала, а толчки прекратились. Он всё ещё чувствовал старшего внутри, когда тот вёл ладонью по его мокрой от пота спины. Через секунду послышалось звяканье пряжки, и кожа ремня перестала впиваться в запястья. Мин вышел из него, резко переворачивая и нависая над парнем. Чимин слишком неожиданно столкнулся с чужим взглядом, забывая, как дышать. Там было всё и одновременно младший не мог разглядеть ничего. Зрачки сливались с радужкой, впервые делая это почти пугающим. Юнги начал походить на настоящего хищника, и парень почувствовал реальную опасность. Внутри всё сжалось, заставляя сильнее распахнуть собственные веки. Пришло осознание: Мин Юнги был преступником, и мог растерзать его — по-настоящему убить — не моргнув и глазом. И почему-то это заводило. Возбуждало. Высокие скулы, на которых не осталось ни следа от недавней ссадины, тонкие приоткрытые губы и эти пугающие омуты — всё заставляло внутреннюю бурю ударить с удвоенной силой. Это распаляло, будто Чимин стоял напротив несущейся прямо на него машины, но это был лишь Мин Юнги. Их губы снова встретились, и парень втянул воздух через ноздри. Чужие ладони легли на его бёдра, сжимая до синяков и заставляя болезненно простонать. Член Мина вновь вошёл в него, в тот раз без малейшего сопротивления. Чимин впускал в собственной рот чужой язык, сплетаясь с ним собственным, пока толчки выбивали воздух из лёгких. Он обвил шею Мина руками, на одной из которых всё ещё висел ремень. Ураган под рёбрами так и норовила сломать их, выбираясь наружу и разрывая на кусочки обоих. Юнги простонал в поцелуй, толкаясь всё жёстче. Чимина же всего трясло от ощущения старшего в себе. От того, как чужие ладони двигались по собственным рёбрам, заставляя сердце то заходиться в бешеном ритме, то пропускать удар. Пак прошипел, разрывая поцелуй и запрокидывая голову, когда Мин зажал между пальцами его сосок. Поясница прогнулась почти неестественно, а Юнги толкнулся так глубоко, что головка проехалась по нужной точке, заставляя немой стон застрять на распахнувшихся губах. Послышался лёгкий смешок, и Мин ускорился, раз за разом проходясь по комку нервов. — Чёрт, ты такой красивый, — низкий голос казался и слишком близко, и одновременно непозволительно далеко. Внутри Пака всё сжалось, те самые натянутые струны опасно задрожали, а глаза перестали фокусироваться. Чимин понял, что разрядка подступала ужасно близко, и он ничего не мог с этим поделать, простонав чужое имя, наверное, на весь мотель. Низ живота тянуло, а пах словно налился свинцом и принялся гореть синим пламенем. Чимин сжал пальцы на плечах парня, отчаянно хватая воздух ртом, пока Юнги раз за разом попадал по комку нервов. Всё плыло, реальность смазывалась, а мысли путались. Казалось, что душа отделилась от собственного тела. Дрожь прошлась по ногам, пробираясь выше. Наверное, Юнги мог кожей чувствовать, как Чимина трясло под ним, когда ладонь Мина накрыла его шею, немного надавливая. Кислород перестал поступать, глаза закатились, и именно в этот момент его накрыло волной. Ощущалось так, будто его бренное тело снесло настоящим цунами, заглушая вздохи и стоны, разбивая Пака на мелкие кусочки. Он обильно кончал без единого прикосновения, пока чужая рука давила на горло и заставляла задыхаться. Пак чувствовал, как Юнги толкнулся ещё пару раз, и его следом накрыло оргазмом. Кожу Чимина обжигало шипение и сбитое дыхание, но собственное тело и сознание тонуло. Вода наполняла его, океан забирался под кожу, вызывая это ощущение эйфории и смывая все переживания. Кислород также резко начал поступать в лёгкие, а он сам слишком быстро всплыл на поверхность. Юнги лежал по правую руку, тоже медленно приходя в себя и так же жадно глотая воздух. Пак всё ещё мог слышать шум волн, разбивающихся о него самого. Понадобилось слишком много времени, чтобы понять, что это был пульс. Душа возвращалась в ватное от наслаждения тело, и глаза восстанавливали фокус. Грудная клетка высоко вздымалась, а ноги подрагивали. Левая всё ещё находилась в согнутом положении. — Чёрт… — вырвалось у него, когда говорить наконец стало возможным. — Согласен, — послышалось какое-то шебуршание, и Чимин удивился, как у старшего вообще сил хватает хоть на что-то. — Блять, мои сигареты в куртке… Пак вспомнил, как Мин скинул её у порога, и лениво усмехнулся. — Пойдешь за ними? — Ни в жизни, — он снова откинулся на подушки, а Чимин повернул голову в его сторону. Юнги лежал, смотря в потолок и так же глубоко дыша. Его кожа переливалась от подсыхающего пота, а волосы находились в полном беспорядке. Это заставило легко улыбнуться. Пак вспомнил, как однажды хотел остановить момент, чтобы провести рядом с этим парнем целую вечность, и вот это произошло вновь. — То, что ты сказал… — тихо, почти неслышно начал он, — это правда? — Ты о чём? — Юнги повернулся, и они вновь столкнулись взглядами. В этот раз там не было ничего пугающего. Хотя то, что планировал выяснить Чимин само по себе заставляло сердце сжиматься от страха. Он прикусил нижнюю губу, не отрывая глаз от лица напротив. — Что ты хотел бы обладать мной, сделать только своим. В ответ раздалось неоднозначное «хм», парень склонил голову, немного хмурясь. Конечно, ведь разговоры — это не то, чем они обычно занимались. Но, как ни странно, та ссора с Тэхёном открыла Паку глаза. Он больше не хотел получать лишь кусочек Юнги и всего того, что тот нёс с собой. Нет, Чимин хотел больше, хотел видеть Мина каждый день, хотел засыпать и просыпаться в его руках, целоваться то медленно и нежно, то дико и страстно. Хотел быть пассажиром на уличных гонках, пока парень будет проворачивать свои манёвры. Хотел познакомиться с его друзьями и делить с ним сумасшедшие ночи на двоих, иногда накуриваясь. Чимин больше не желал видеть мир Юнги издалека, он желал стать частью этого мира. Чтобы парень был не просто незнакомцем, сексом на одну ночь, который растянулся на полтора месяца. Ему хотелось обладать Юнги, и чтобы тот обладал им. Как тогда, когда они просто болтали под ночным небом после тренировки или когда целовались в машине, аккуратно и мягко. — Да, — выдохнул старший. — Иногда я правда хочу этого, — он протянул руку, убирая пряди с лица Пака. Его взгляд казался таким нежным и одновременно тяжёлым, будто даже признание этого наносило ему физическую боль. Однажды он сказал Чимину, что хотел просто провести время вместе. Что считает свободным и поэтому продолжает возвращаться. Он сказал, что слишком эгоистичен, чтобы отпустить Пака. Тогда, может быть, Юнги тоже хотел большего? За окном вновь раскинулось чёрное полотно, а свет фонарей пробивался сквозь окна. Наверное, они были молчаливыми свидетелями всего, что происходило между ними двумя. Будто только под покровом ночи парни, наконец, могли встретиться и претвориться кем-то другим. — Кто мы, Юнги? — выпалил Чимин, даже не зная, что должен говорить или спрашивать. С другой стороны, они никогда не договаривались об эксклюзивности, никогда не говорили о ярлыках или о том, что между ними происходило. — Не знаю, — пожал плечами парень. — Мне нравится думать, что нам не нужно вешать на себя никаких табличек. — Мне тоже раньше так казалось, но… — он глубоко вздохнул. — Ты мне нравишься. Думаю, я даже начинаю влюбляться в тебя. И теперь я ненавижу то, что не знаю, кем именно мы являемся. Рука Мина замерла в воздухе, выпуская очередную прядь волос, а брови сошлись на переносице. Его взгляд замер на собственной протянутой ладони, а челюсть напряглась. — Принцесса, ты даже не знаешь, кто я, — он усмехнулся, но Пак видел, что парень просто пытался скрыться за этим действием. — Гангстер? — их взгляды вновь пересеклись, и что-то до пугающего холодное встретило парня. — Ты говорил, что являешься плохим человеком, а ещё угоняешь машины и носишь амфетамин в карманах… — Чимин громко вздохнул, — думаю, на этом список не заканчивается. — Тогда ты знаешь, почему я не… Он не закончил фразу, отворачиваясь и вновь впиваясь взглядом в потолок. Чимин приподнялся, и неприятное ощущение смазки и чужой спермы в собственной заднице напомнило, кем они были. — Я тебе не нравлюсь? — Если бы ты мне не нравился, я бы не стал с тобой спать, принцесса, — его голос отдавал сталью, заставляя что-то внутри треснуть. Привычная усмешка вновь показалась на тонких губах. — Хорошо, перефразирую: ты что-нибудь ко мне чувствуешь? Мин вновь повернулся, так же привставая и откидываясь на изголовье кровати. Его лицо приняло невиданное раньше Паком выражение. Точнее, оно не выражало ничего. Если Юнги когда-то убивал, наверное, именно так он смотрел на своих жертв, потому что Чимин чувствовал, будто на него направили дуло пистолета. — Если для тебя всё приняло такой оборот, думаю, нам стоит это прекратить. Чимин выдохнул, усмехнувшись собственной наивности. Тэхён был прав. Его будто подстрелили. Юнги нажал на курок. Неужели Пак был прав, и прямо сейчас весь этот волшебный и загадочный мир исчезнет. Нет, исчезнет Мин Юнги, оставляя за собой лишь пару засосов, которые вскоре пропадут без следа. Парень, в которого Чимин правда успел влюбиться, даже развить какую-то непонятную зависимость, просто оставит его позади. Забудет, выкинет из головы, будто этого никогда и не было, оставив Пака с огромной зияющей пустотой в груди. — Правда? Ты этого хочешь? — он надеялся, что Юнги рассмеётся, скажет, что пошутил или заберёт свои слова обратно. Разве не этот человек говорил, что сломает Джихёну ноги ради него? Или тогда это сказали дорожки амфетамина, двигая его языком и раскрывая губы? Но ведь Юнги буквально пару минут назад признался, что желает сделать Чимина своим. Желает присвоить всего и без остатка. — Мне просто нравится тебя трахать, — его лицо всё ещё оставалось непроницаемым, будто фарфоровая маска. Даже не сказать, что творилось у парня в голове, но разве у Пака был повод сомневаться в правдивости чужих слов? Юнги сглотнул, отворачиваясь, пока внутри Чимина образовывалась огромная трещина, расходящаяся, кажется, по всей грудной клетке. Мин хотел посмотреть, как он ломается от одного прикосновения? Что ж, он сломался от одного слова. Чимин молча поднялся, стараясь не смотреть на парня на кровати и игнорировать неприятные ощущения в заднице. Он быстро натягивал одежду, не желая оставаться здесь ни на минуту. Будто один неаккуратно брошенный взгляд старшего мог раскрошить кости в порошок. Но тот даже не смотрел, не поворачивал головы, сверля стену напротив и играя желваками. Пак в последний раз взглянул на это пустое лицо и хлопнул дверью. Его затишье продлилось катастрофически мало, но бурей оказался далеко не сокрушительный оргазм. И всё же, Чимин был прав, именно Юнги принёс в его жизнь ужасы стихийного бедствия, заставляя чувствовать себя так, словно тайфун вырывал органы по одному. Теперь Пак уходил, а дверь, захлопнувшаяся за ним, вела далеко не в номер простого мотеля, нет. Вместе с хлопком Мин Юнги исчез из его жизни, оставляя за собой лишь разрушения и глупые разбитые надежды, будто Чимин мог быть кем-то особенным. Будто Юнги правда смотрел на него как на драгоценность, над которой трудились лучшие скульпторы. Нет, Чимин был дешёвой фигуркой из сувенирного, которую можно купить за пару баксов, а потом выкинуть в ближайшую помойку. Именно так себя он и ощущал: не разбитым произведением искусства, которым недавно назвал его Юнги, а лишь дешёвкой, которая не стоила и цента.