C9H13N

Чимина толкнули на кровать, вынуждая столкнуться с твёрдым матрасом. На нём уже не было ни одежды, ни нижнего белья, а перед глазами красовался белый потолок, который из-за отсутствия света казался серым. Он ушёл от Юнги, чувствуя пустоту, разрастающуюся в грудной клетке и давящую на рёбра. Парень не знал, куда идти и что делать, пока ноги сами не привели в знакомый клуб. В тот самый, где они раньше веселились с Тэхёном. Именно в него стоило пойти тем летним вечером, но друзья по глупости предпочли «Туз». Теперь же Чимин планировал переписать эту главу своей жизни. Слова Мина, его пустой взгляд и ощущение предательства жгли внутренности. Каким же глупцом нужно было быть, чтобы поверить, что что-то из этого выйдет? Что Юнги вообще мог испытывать к нему какие-то чувства. Конечно, Чимин был для Мина всего лишь объектом — телом, которое могло удовлетворить желания. Безотказным влюблённым дураком, так послушно расставляющим ноги пошире. Музыка била по ушам, но парень ничего не слышал, горло сводило, и Пак отдалённо понимал, что это истерика подкрадывалась вверх по пищеводу. Он быстро прошёл к барной стойке, даже не удосужившись улыбнуться бармену, как всегда это делал. Чимин сухо попросил что-то жгущее и с высоким градусом, пытаясь устоять на ногах. На его плечи свалилось слишком много всего, заставляя глаза слезиться, а голову раскалываться. Сначала он потерял Джина, потом умудрился рассориться с лучшим другом, а теперь и парень, от одного взгляда которого сердце замирало, выбросил его словно использованный презерватив. И хуже всего то, что пока Пак переставлял ноги, он мог ощущать смазку и чужую сперму, пачкающую боксеры. Он поморщился, опрокидывая в себя виски. Лёд сталкивался со стеклом, но Пак не мог слышать этот звук. Даже басы музыки не доходили до ушей, прокручивая «мне просто нравится тебя трахать» снова и снова. Голос Юнги ударял по барабанным перепонкам, и как бы Чимин не морщился, он никуда не пропадал. Внезапно рядом с ним нарисовался какой-то парень. Незнакомец казался подвыпившим и слишком внушительным: его фигура возвышалась над Паком, а плечи полностью загораживали путь к отступлению. Но, что более важно, этот человек явно не слышал о банальных манерах. Его рука бесцеремонно легла на бедро Чимина, медленно, но с нажимом поднимаясь к заднице. На лице красовалась довольная улыбка, будто он обладал всем миром, обладал Паком. А взгляд так и говорил, что парень смотрел на него как на вещь. В обычной ситуации, Чимин бы скинул чужие грабли, а может даже и по челюсти заехал. Но это было в обычной ситуации. Сейчас же парень был разбит, а чувство собственной никчёмности заполняло зияющую дыру в груди. Казалось, что он был дешёвкой и лучшего отношения не заслуживал. Раз он так послушно ложился под Юнги, то этим он и был. Вещью. Тугой задницей. Простым объектом для удовлетворения парней. Его можно было использовать и выбросить, можно было обращаться как с бездушной куклой и делать всё, что только заблагорассудится. Поэтому Чимин не отпихнул наглеца. Он прошёлся по нему внимательным взглядом, заливая в себя ещё одну порцию алкоголя. Виски жёг изнутри, а чужая ладонь снаружи. Стоило парню представиться, произнося слишком уверенное «Хёнки», как Пак понял, что именно хочет от этого вечера. Новый знакомый смотрел на него как на кусок мяса, не стесняясь, раздевал глазами, разбрасывался слишком пошлыми шуточками и сжимал его ногу непозволительно близко к паху на заднем сиденье такси. Он даже не удосужился угостить Пака выпивкой, сразу предлагая переместиться к нему. И Чимин согласился. Поэтому сейчас он лежал на чужой кровати, стараясь не отрывать взгляд от потолка, и чувствовал на себе вес чужого тела. Сегодня ему хотелось быть использованным, стать той самой шлюхой, за которую его все принимали. Хотелось, чтобы кто-то обошёлся с ним как с мусором, потому что именно этого он и заслуживал. И Хёнки мог это дать. Он не будет уважать Чимина, переживать о его наслаждении или даже предлагать остаться на ночь. Парень просто навалился на Пака, располагаясь между его ног и с силой разводя их шире. Сам же Чимин старался не смотреть на происходящее, он лишь чувствовал грубые укусы и болезненные засосы на своей шее, жмурясь от омерзения. Он плотно сжал губы, не отрывая взгляда от серости над ним, пока чужие руки бесцеремонно сжимали кожу, а зубы впивались, словно хотели прокусить. Дыхание Хёнки сбивалось, а член уже упирался в бедро Пака. И всё о чём мог думать Чимин — это Юнги, оставляющий дорожку жёстких, но приятных поцелуев на его животе и ключицах. Как растатуированные руки блуждали по его прессу и рёбрам, заставляя покрываться мурашками. Хёнки же покрывал его одной лишь грязью, пока парень лежал неподвижно и старался вобрать в себя каждый момент происходящего. Ведь он этого заслуживал. Чимин не отвечал на чужие «ласки», не позволял целовать себя в губы и вообще притворялся бревном, оставляя собственное тело на растерзание шакалу. Он не хотел, чтобы грубые ладони дотрагивались до него, не хотел, чтобы этот парень оставлял свои метки рядом с метками Юнги. Однако Пак желал, чтобы кто-то воспользовался им, показал его настоящую цену. Чтобы с ним обошлись как с мусором, при этом не называя «принцессой». Хёнки не врал, не осыпал комплементами, видел в нём доступную дырку для траха. Тем же самым Чимин был и для Юнги, но старший лгал, говоря о его исключительности, открывая новый мир и заставляя почувствовать себя особенным. Он врал, а Хёнки показывал Чимину его же суть. — Чёрт, да ты уже успел под кем-то прогнуться, — проговорил парень, когда его пальцы легко проскользнули внутрь. — Настоящая шлюха… — из-за сбитого дыхания его слова были тихими, но жёстким, сразу говоря о том, как же их владельцу не терпелось поиметь его. Чимин почувствовал головку, утыкающуюся в проход, и сильные пальцы, сжимающиеся на бёдрах. Он вошёл так резко, что всё тело изогнулось, а с губ сорвался жалобный стон, далёкий от удовольствия. На глазах навернулись слёзы, и каждая мышца напряглась, норовясь вытиснуть из себя чужой член. Хёнки прошипел, наваливаясь на него всем весом и кладя руку на рот. Он буквально заткнул Пака ладонью, вынуждая болезненно проскулить от последующего толчка. Хоть Чимин и был хорошенько растянут после секса с Юнги, но то, как новый знакомый толкался в него, превозмогая сопротивления тела, как давил на грудную клетку, не давая даже прогнуться, заставило Пака ощутить настоящую боль. — Боже, ты такая грязная потаскуха… — раздалось куда-то в шею, опаляя её дыханием. Пальцы Чимина сжимали простынь в кулак. Правая нога безвольно свисала с кровати, пока бедро второй было в цепкой хватке чужих пальцев. Боль от того, как Хёнки вписался в нежную кожу, была заглушена его толчками внутрь. На всём теле Пака точно останутся синяки, ведь его имели с особой жёсткостью и силой. Хёнки ни капли не волновало состояние парня, он просто продолжал вколачиваться в него, пока тот мычал в чужую ладонь на собственном рте. Его будто бы облили ведром грязи, от которой он уже не сможет отмыться. Становилось противно. От неприятных касаний, бесцеремонных толчков и себя самого. Его пробирала дрожь от неприятных ощущений и невозможности даже пошевелиться под парнем, который был раза в два крупнее. Дыхание сбивалось, да и вообще, из-за руки прямо у носа, втягивать кислород стало сложнее. Горло сжималось, а по щеке потекла первая слеза. Чимину всегда нравилось пожёстче, нравилось, когда из него вытрахивали душу. Юнги с этим шикарно справлялся. Но сейчас желудок сжимался, а задница отдавала тупой болью, чужое пыхтение сталкивалось с кожей и казалось омерзительным. — Нравится, когда так трахают? — он почти полностью вышел и резко вошёл по самое основание. Чимин хотел изогнуться в пояснице, но не смог под давлением парня. Болезненное мычание застряло на губах и столкнулось с ладонью Хёнки. По щекам уже струился водопад, серость потолка заволокло, а тело резко расслабилось, позволяя делать с ним всё, что душе угодно. И даже так, когда его почти насиловали, когда незнакомец смешивал его с грязью, а ниже пояса отдавало болью, Чимин не мог перестать думать о Юнги. О том, как тот всего пару часов назад заставлял его стонать от удовольствия, разжигал огонь одним касанием и позволял забыться. Он говорил, какой Пак красивый, будто скульптура лучших мастеров. — Нравится, когда тебя жёстко трахают, да? — Хёнки вколачивался в него, а тело Чимина даже не предпринимало попыток сопротивляться, кажется, отключаюсь следом за мозгом. Господи, да у него даже не стоял, о чём этот парень вообще говорил? — Грязным дешёвкам вроде тебя нравится, когда их имеют. Слёзы продолжали течь, но Пак не мог даже найти силы заскулить от расползающейся по конечностям боли. Он этого заслуживал. Именно так с ним и должны обращаться. Чимин — дешёвка, которой пользуются, а потом выкидывают. Юнги тоже так считал, но скрывал это за обжигающими взглядами и красивыми словами. А Пак сумел по глупости влюбиться. — Боже, — чужое омерзительное дыхание пекло кожу, но Чимин не планировал ничего с этим делать: просто лежал и позволял этому происходить, — мне стоило надеть два презика. В твоей заднице уже есть чужая конча. И при этом Хёнки не переставал двигаться, только набирая скорость. Его бёдра сталкивались с бёдрами Чимина, издавая ужасно громкие звуки. Только недавно Пак наслаждался пошлыми шлепкам их с Юнги тел. Боль медленно уходила в сторону, а над головой красовался совсем не серый потолок. Нет, там были высокие скулы, тонкие губы в язвительной усмешке и чернильные, сливающиеся со зрачками, радужки. Почему он так поступил? Разве Мин не хотел обладать им? Целовать, сплетая языки. Любить, заставляя выстанывать своё имя под покровом ночи. Слёзы продолжали струиться, когда тело сверху начало содрогаться; цепкая хватка отпустила бедро, а ладонь пропала с губ. Хёнки кончал, всё ещё находясь внутри, но Чимин не мог почувствовать даже этого. Он задыхался от тяжести на своей грудной клетке, от тупой боли и ватных ног. Он задыхался от предательства, даже если никто никогда не произносил обещаний. Он не заслуживал нежных касаний, ненасытных поцелуев и чувств кого-то, вроде Мин Юнги. Он был лишь подстилкой, шлюхой и потаскухой в его руках, посмевшей задрать голову слишком высоко и возомнить себя достойным чего-то больше, чем звонка посреди ночи и дешёвого мотельного номера. Нет, всё, что заслуживал Пак Чимин — это жёсткий трах, когда его ни во что не ставят, когда кончают внутрь и поливают грязью. Когда кожу терзают зубы, а грубые пальцы оставляют гематомы. Хёнки слез с него, кажется, даже не замечая, всхлипов и неподвижности парня рядом. Что ж, он не заметил подобного, даже когда имел его, с чего бы обращать внимание сейчас? Чимин попытался подняться, чувствуя грязь на коже. Он обхватил собственное тело руками, не веря, что пережил нечто подобное. Ноги казались ватными, будто чужими. На бедре расцветали синяки, и — он был уверен — на шее тоже. Внутри всё болело, почти заглушая пустоту в груди. Пак вытер слёзы и сопли, на слабых ногах поднимаясь с кровати и почти падая назад. Парень вцепился в стену, стараясь держать равновесие. Тошнота подкатывала к горлу, а голова гудела. Он чувствовал себя использованным, даже изнасилованным. Зато теперь Чимин оправдал своё звание шлюхи. Таким его видел Сокджин, таким его видел Джихён и, оказывается, именно этим он был для Мин Юнги. Пак принялся поспешно натягивать одежду, морщась от боли и хватая телефон. Его жёстко отымели, а парень, расслабляющийся на кровати, даже не предложил вызывать такси, заставляя Чимина почувствовать себя дерьмом, прилипшим к подошве. Но он этого заслуживал. Им он и был. Когда Чимин добрался до комнаты, он моментально упал на постель, сворачиваясь калачиком. Тэхёна здесь не было, и он мог дать волю эмоциям. Истерика, рвущая сердце и лёгкие, сдерживалась всю поездку в такси, но теперь парня прорвало. Он давился слезами, прокручивая произошедшее раз за разом. Его швырнули на кровать, после того, как грубо сорвали одежду и облапали везде, где только можно и нельзя. Кожу до сих пор жгло от жёстких касаний. Дыхание Хёнки оставило шрам на шее и плечах, будто на Пака вылили кислоту. Его колотило, а руки обнимали колени, притягивая ближе. Всё болело, а слёзы стекали прямо на наволочку. Казалось, что из Чимина вытрахали все внутренности, заставляя вспомнить, как парень резко вошёл в него, толкаясь прямо по подсохшей смазке и чужой сперме. Чимин был настоящей потаскухой. Его кусали, трогали и вколачивались, словно у Пака не было чувств, словно он не испытывал боли, да и вообще не был человеком. Громкий всхлип раздался на всю комнату, отражаясь от стен. Тело пронзала боль, и парень знал, что нужно принять душ, потому что он был грязным, потому что завтра не сможет подняться с постели и даже сесть. Но сейчас он мог заглушить эту физическую боль. Точнее, дополнить огромной чёрной дырой, виднеющейся между рёбер. Хёнки его использовал, обращался как с грязью. Юнги тоже его использовал, трахая, пока это не стало слишком запутанным. Так чем они отличались? Поэтому-то Чимин и привлекал только таких людей. Он заслуживал, чтобы с ним обходились как с вещью. Заслуживал такого обращения и всей той агонии, которую сейчас испытывал. Раздался хлопок двери, который Пак даже не заметил, если бы не: — Чимин? Ты плачешь? — голос Тэхёна казался встревоженным. Друг щёлкнул выключателем, заставляя парня только сильнее сжаться. Он не мог позволить свету показать его таким. Будто в темноте ночи, Пак мог быть разбитым, мог быть использованным, но стоило лампочке загореться — всё его грязное бельё сразу становилось выставленным напоказ. — Выключи, — всхлипнул он, вспоминая серый потолок и боль внутри. Как чужой член продолжал вбиваться, несмотря на явное сопротивление тела. Снова послышался щелчок, и настала кромешная тишина. Тэхён направился прямо к нему, легонько касаясь плеча Чимина. Но тот не мог потерпеть подобно, дёргаясь и чуть ли не вжимаясь в стену. Он лежал, смотря на выкрашенную поверхность, поэтому не видел лица друга. Парень просто не хотел и не мог сейчас с ним контактировать, на него до сих пор давил чужой вес, не давая вздохнуть полной грудью. Но Тэхён был Тэхёном — вздохнул и молча лёг рядом. Его длинная рука обвила Чимина, позволяя молча заходиться в слезах. Он спиной чувствовал вздымающуюся грудь Кима, но это помогало успокоиться. Паку стало невероятно противно от себя самого, будто друг мог испачкаться от одного касания, от того, как крепко прижимал его к себе и поглаживал в попытках успокоить. Чимин любил Тэ: он был хорошим другом и всегда помогал ему выглянуть из своей картонной коробки, но сейчас парень пал так низко. На самое дно. Он больше не хотел нуждаться в Тэхёне и, тем более, в Юнги, чтобы видеть мир разукрашенным, насыщенным красками. Он больше не хотел зависеть от них. Чимину надоело жить скучными серыми днями, надоело носиться за призрачной тенью Мина, надоело разбивать сердце. Теперь всё будет иначе, даже если осколки всё ещё скребли ребра. Скоро встанет солнце, эта ночь пройдёт, боль испарится и Чимин сможет зажить заново. Он забудет Юнги и произошедшее сегодня, как страшный сон. Пак был полноценной личностью, а не принцессой из сказки, которую должен спасти рыцарь в переливающихся доспехах. Ему не нужен Мин, чтобы выбраться из скучной обыденности, чтобы проживать полную жизни и заставить сердце биться быстрее. И Чимин это ему докажет. Он всем докажет.