C9H13N

Шуга стоял у университетской общаги, внимательно ее рассматривая. В его пальцах покоилась почти дотлевшая сигарета, пока пепел падал куда-то к потертым носкам ботинков. Парень буквально сверлил взглядом каждый сантиметр здания, проходясь языком по внутренней стороне щеки. Лучи солнца обрамляли свежевыкрашенные стены, отражаясь от окон и болезненно слепя глаза. Форточки были открыты - люди внутри явно пытались хоть как-то справиться с летней жарой, но вряд ли это у них это выходило. Молодые парни и девушки то заходили, то выходили из здания, говоря Мину, что даже во время каникул, это место все еще жило. Смотря на эту картину, в голове Юнги невольно пролетел вопрос: каково было жить подобной жизнью? Ходить на пары, а потом возвращаться в свою комнату, где тебя ждёт друг-сосед. Посещать разные мероприятия и переживать за оценки. Не спать ночами перед сессией, зазубривая абзацы из толстых учебников. Смог бы он сам так же? Наверное, нет. Как ни странно, парня устраивало его место в "пищевой цепочке" современного общества. Он давным-давно смирился со своей судьбой. Произошло это где-то между тем, как его избивали на улицах тяжёлыми ботинками и первой дорожкой дорогого кокаина. Должно быть, в прошлой жизни он не хило так нагрешил, что в этой ему пришлось рыться в мусорках и воровать в продуктовых магазинах. Юнги верил, что заслуживал всё это. Он заслуживал разбитый нос и металлический привкус крови на языке. Он заслуживал свою огромную квартиру и бесчисленные пачки налички, которые приходилось зашивать в диван в гостиной*. За этими размышлениями Юнги вспомнил, как однажды он столкнулся с цыганской девчонкой. Это был странный день и не менее странная встреча, которая уже давным давно затерялась в памяти, но почему-то всплыла именно сегодня. На вид незнакомке было лет пятнадцать, и она явна заприметила дорогие часы парня, планируя увести их и сдать в ближайший ломбард. Она выглядела потрёпанной в своей выцветшей юбке до колена и со спутанными чёрными волосами до пояса. Её внешность резко контрастировала с корейцами вокруг, но Юнги не мог не заметить, что цыганка была красива. Её глаза горели жизнью, а губы растягивались в лучезарной улыбке. Девушка была похожа на лису, и ей это до невозможности шло. — Оу, твоя кожа такая белая, прямо как сахар, — девушка выхватила его из потока спешащих людей, гипнотизируя взглядом, будто заглядывала в самую душу, — но на вкус… — она закусила губу, — ты далёк от любой сладости. Слишком много горечи, дорогой мой. Шуга усмехнулся. Тогда он подумал, что она, должно быть, узнала его татуировку. Или даже его самого. В конце концов, девчонка шаталась по улицам, и явно натыкалась на слухи о «Лотосе», и даже на самих членов банды. Возможно, в какой-нибудь подворотне она видела, как Мин избивает очередного должника (в душе парень надеялся, что это не так). — Послушай… — начал Юнги, но цыганка сразу же его перебила. — Ты сильный человек, — она мягко улыбнулась, будто они давно уже были знакомы. Этот изгиб губ каким-то непонятным образом напомнил ему Намджуна. — Был рождён тигром, тогда почему живёшь как собака? В тот момент Юнги оцепенел. Он смотрел в чужие чёрные глаза, пытаясь собрать себя по кусочкам. По какой-то непонятной причине, эти слова прошибли его, словно ток. В тот день он не дал девчонке украсть его часы. Она бы просто не получила их настоящую цену ни у одного скупщика. Вместо этого Шуга отдал практически всю наличку, что тогда была у него с собой. Конечно же, это было не из-за той глупой фразы. Он просто и сам не понаслышке знал, каково это — жить на улице, пытаясь стащить чужой кошелёк, чтобы купить себе чёрствый бутерброд в местном паршивом магазинчике. Это воспоминание заставило грустно улыбнуться. Смотря на толпу студентов, Мин хотел бы вновь встретить ту девушку, но уже в такой вот компании. Это бы дало ему надежду, что из мира улиц можно выбраться и быть как все. Ходить в университет и тусоваться с друзьями. Но парень знал, что это было практически невозможно. Теперь он не хотел жить как собака. Но и тигром ему быть не особо прельщало. Впервые в жизни Юнги желал стать человеком. И это был его шанс. Он сразу узнал Тэхёна, который отделился от той самой толпы, направляясь прямо к нему. Даже с расстояния в пару метров можно было сказать, что Ким изменился. Не так, как Чимин, конечно, но изменился. Ким покрасился в мягкий каштановый и выглядел слишком собранным и сдержанным для того тусовщика, что когда-то завалился в «Туз». Но по глазам Шуга видел — это всё тот же Тэхён, что мог обвести вокруг своего тонкого пальца любого, а потом заставить беднягу следовать за собой по пятам. Для Шуги никогда не было загадкой, что братья Чон нашли в этом парне. Один взгляд Тэ пленял и не оставлял подобных глупых вопросов. — Не думал, что когда-нибудь тебя увижу, — произнёс Тэ, но Юнги знал, что тот врёт. Он явно был в курсе, что Мин вернётся. — Скорее, ты не хотел меня видеть, — ответил старший, на что парень напротив скривился. — Справедливо. — Из-за кого ты здесь? — А из-за кого ты хочешь, чтобы я был здесь? Юнги видел, как в чужих глазах промелькнула тревога, которую Тэхён быстро спрятал. Конечно, Хосок и Чонгук не могли быть единственными, кто страдал из-за той мешанины. Но прошёл год, а Ким, казалось, тоже не оправился. Странно, но этот парнишка представлялся Мину куда более толстокожим. — Я бы предпочёл, чтобы тебя вообще здесь не было, но ты виноват в том, что произошло с Чимином, и я не могу это исправить, — он поджал губы. — Надеюсь, ты сможешь. — А что произошло? Юнги не знал. Честно. По идее, его вообще здесь быть не должно было, но что-то говорило, что он обязан убедиться, что с Паком всё хорошо. Особенно после той ночи, когда Чимина чем-то накачали, а на утро парень вёл себя так, будто ничего странного не произошло. Мин не разбирался, но, наверное, любой человек удивился бы очнуться в непонятной квартире с — Шуга был уверен — ужасными отходниками после наркотиков. Однако, по словам Хоупа, Пак совсем не подавал вида, что что-то было не так. Словно такие вот приключения стали для него нормой, и он по-просту уже привык. И старший не пожалел, что решил связаться с Тэхёном. — Ты разбил ему сердце. Даже хуже — ты разбил его самого, — парень напротив вздохнул, прикрывая глаза. — Чимин начал употреблять. В его вещах постоянно были таблетки или пакетики с порошком. Это стало выходить из-под контроля, ведь в какой-то момент он уже даже не прятал их. — И ты ничего не сделал? — перебил Юнги. — Дорогуша, я и сам не святой, — у младшего было такое лицо, будто на него напали с ножом. — И я думал, ему просто нужно время. Я видел, что что-то произошло в ту ночь, когда вы разошлись. Не знаю, что ты сделал, но ему было физически плохо… Он так и не рассказал мне. Потом Чимин бросил универ. Съехал из общаги, и ошивался в каком-то притоне для шлюх и стриптизёрш. Я пытался его вразумить, но он всегда был под чем-то, поэтому поговорить не выходило. А потом он и вовсе пропал. Единственное, что я знаю, это что он работает в «Стигме»… И меня туда больше не пускают. Юнги прикрыл глаза. Он ведь правда считал, что с Чимином всё хорошо. Даже лучше, чем хорошо. Парень выглядел таким уверенным, бесстрашным. Соблазнительным в своём великолепии, танцуя на том шесте, и улыбаясь так широко за барной стойкой. Казалось, он наконец смог отбросить всё, что раньше его держало, наслаждаясь жизнью. Для Мина, в отличие от Тэхёна, тот факт, что Пак бросил универ и стал работать в клубе не говорил ровным счетом ничего. Конечно, это не походило на ту «принцессу», с которой он спал. Но люди меняются, особенно такие, как Чимин. У этого парня были амбиции, которые он скрывал за ширмой воспитания и окружения. Юнги помнил их разговор в машине с горой фаст-фуда и ночным небом над головой. Младший был сложнее лекций и танцевальных практик, его мир был куда интереснее той посредственности, в которую его заперли. Поэтому тот факт, что Чимин решил от всего избавиться, не говорил, что что-то пошло не так. И на самом деле, Мин немного удивлён, что Тэхён этого не понимал. Но у Пака явно появились проблемы… Теперь Юнги уже сомневался, что слова того мудака из «Стигмы» были стопроцентной ложью. Если Чимин зависим, то он мог и впрямь сам попросить накачать его, совсем не заботясь о последствиях. — Так ты поможешь? — вырвал из мыслей Ким. Он выглядел взволнованным, его брови приняли форму «домика», но в глазах мелькало что-то отдалённо похожее на проблески надежды. Словно он давным-давно отчаялся, но тут Юнги пришёл с хорошими вестями. Это было совсем не так, но Тэхёну сказать правду было нельзя. — Как давно ты не видел Чимина? — вместо ответа спросил Шуга. — Около полугода. И это ужасно, учитывая, что мы дружим уже очень и очень давно. Юнги принимал наркотики, но он не был зависим. Не в физическом плане. Он никогда не чувствовал на себе «ломки». Никогда не сходил сума из-за отсутствия дозы. Но парень видел, как другие пали жертвами этих веществ. В конце концов, он их поставлял всем тем избалованным детишкам и прожжённым торчкам с улиц. Мин собственными глазами видел последствия белых порошков и маленьких круглых таблеток. Разрушенные семьи. Крики. Слезы. Побои. Прогоревший бизнес. Коллекторы. Долги. Смятая мелочь на ближайшую неделю. Одиночество. Жизнь на улице. Проституция. Воровство ради того, чтобы собрать денег на дозу. Худоба, выпадающие волосы и зубы. Жёлтые глаза и вонь, словно человек уже разлагается (потому что он разлагался). Реабилитационные центры, вырываясь из которых, они все равно возвращались за унцией. Сильнейшая депрессия. Тремор. Паранойя. И смерть: Из-за передоза, сильной ломки, потасовки среди наркоманов, вскрытых вен и, конечно же, от рук дилера. Юнги видел, как тех, кто сам налегал на свой товар, ломало. Он видел своими глазами, как человек умер со шприцом в вене. Как молодые успешные люди превращались в бездомных. Видел, как богатеи не могли найти счастья ни в чём, кроме дорожек кокаина и какими счастливыми они становились на несколько часов. И не потому, что их накрыло. Их не накрывало, ведь организм настолько привык, что почувствовать эффект получалось лишь в шаге от передоза. Просто мозг этих людей уже не функционировал без волшебного порошка, и только так они могли избавиться от дрожи, мигрени и тошноты. Мин знал успешных и влиятельных людей, которые начинали и заканчивали день наркотой, чтобы просто быть в состоянии стоять на ногах. А потом — в попытке угнаться за эйфорией — принимали летальное количество вещества. Их глаза закатывались, капилляры лопались, изо рта шла пена, а тело содрогалось в конвульсиях. Этих несчастных находили их домработники, супруги и в худших исходах — их дети. И Шуга продавал людям это. Заставлял их возвращаться. Считал кровавые деньги, становясь тем Мин Юнги, которым был сейчас. А потом возвращался в свой любимый номер мотеля и принимал что-нибудь посильнее. Всё, что он видел, никогда не останавливало его. И да, возможно, он был немного зависим. Но он не был как все те идиоты. Он мог остановиться. Мог распределись сероватую горку порошка по дорожкам, мог положить пару таблеток на язык и проглотить, не запивая. И в худшие дни, мог курить крэк из именной трубки. Но он мог остановиться. Юнги повторял себе, что мог. Он не был как они. Он был лучше. Он держал это под контролем. Для него было нормально подсаживать людей вокруг. Незнакомых или бизнес-партнёров. Чем меньше они могли провести без дозы, тем лучше. Но подсаживать Чимина никогда не было его целью, даже, скорее, Мин совершенно не хотел этого. Сейчас парень понял: найти младшего в конвульсиях и лицом в порошке — его ночной кошмар. Ведь он сделал это с Паком. Он дал ему первую дозу фена. Он показал этот мир стимуляторов. И Юнги знал то единственное, что можно сделать с наркоманом, чтобы ему помочь. — Прости, ты хочешь что? Чонгук выглядел не просто удивлённым, скорее он был в шоке. Но, на самом деле, Шуга не особо понимал почему, ведь это будет далеко не самым страшным, сложным или незаконным, что Чон делал за свою жизнь. — Похитить Чимина, — повторил старший, осознавая, что это явно можно было сформулировать и получше. — Ну не совсем, мы просто возьмём его… — Прикуем наручниками к унитазу и заставим протрезветь, — перебил парень, его волосы были собраны в хвост, а язык прошёлся по губе, задев кольцо пирсинга. — Ты уверен, что вам подобным образом стоит возобновлять общение? Они сидели на полу гостиной ДжейКея, облокачиваясь на громоздкий кожаный диван. Это странно, но друзья всегда предпочитали сидеть на жёстком ламинате вместо мягких подушек. Это было причудливой привычкой ещё со времен их первой общей на троих квартиры, а потом и в пентхаусе братьев Чон. Теперь они сидели так в личных апартаментах Чонгука и держали по бутылке дорогого немецкого пива, которое, по правде говоря, Юнги совсем не любил, но это дерьмо всегда набивало холодильник младшего до отказа. Возможно, именно в этом была их возрастная разница? В том, что "Шуга-хён" предпочитал жгучий виски, а юный Чонгук заграничное пиво? Наверное, только эта "по-студенчески" небрежная обстановка в чужой квартире, да постоянное "хён" парня и напоминали, что Мин, вообще-то, был старше. Чаще всего ощущалось это наоборот. Чонгук всегда был готов выслушать и дать дельный совет. Возможно, мелкий слишком много отшивался с Джуном, набираясь этой не подходящей его годам мудрости. На самом деле, Шуга был рад, что ДжейКей не впитал в себя замашек своего брата и не попал под влияние самого Мина. Так он смог вырасти человеком, а не дворовым псом, как это случилось с его хёнами. — Гук-а, не надо говорить так, будто я сумасшедший сталкер, который решил посадить объект своего обожания на цепь в подвале, — Юнги закатил глаза, выуживая сигарету, на что получил укоряющий взгляд друга. Чон не любил, когда в его квартире курили, но недолго думая, тоже потянулся к пачке. — Я сломал его, — признался Мин. — И теперь он наркоман, который спит со всеми подряд за дозу. Чонгук поджал губы, смотря на зеленую бутылку в своей левой руке. — Я впервые хочу поступить правильно. Хочу исправить свои ошибки, даже если это обернётся для меня чем-то дерьмовым, — Юнги произнёс это, чувствуя как вкус слов смешивается с дымом сигарет. — Я хочу стать человеком. Быть хорошим парнем у меня всё равно никогда не выйдет, но это не значит, что я должен уничтожать таких людей вокруг себя… Они оба замолчали. Сигарета тлела, будучи зажатой между тонких бледных пальцев Мина, старые татуировки на которых уже принялись терять свой цвет. — Ты чувствуешь вину? — прозвучало почти шепотом, будто на самом деле парень не ждал ответа. — Я… — Юнги запнулся, хмурясь, — я не знаю, как ощущается вина, Чонгук-а… Но что-то я явно чувствую.