Лунная радуга

      Гребаный хостел на окраине Москвы. Кому вообще может прийти в голову назначить встречу там? Зависит, конечно, от цели собрания. В таких случаях, когда о причине необходимости в подобных рандеву не говорят ни слова, свою роль играет неподдельное любопытство. Юра поехал в какой-то затхлый отельчик только поэтому. Вроде. Даже не потому, что автором приглашения была та самая Софи, с которой Перфилов на пьяную голову связался в клубе.       Повезло-повезло.       А кто во всем виноват? Ангел? Да он же не знал толком ничего об этом месте. И вообще, какова была вероятность того, что этот клуб принадлежал врагам Серафима? Ноль целых, хуй пойми, сколько сотых. Напрашивается вывод (и не тот, по которому Перфилова наебали): во всем виновата Даша. Снова. Сидорина осуждать особо не хотелось, а вот Дора в мыслях Юры получала сполна. Плевать, что это Мукка ее не остановил тогда. Шиханова вообще натворила что-то страшное. Под «что-то» обозначалось то, что она умудрилась встать между лучшими друзьями и вскружить голову самому Ангелу.       Ладно, забудем о лирике. О ней немного позже, после того, как мужчина узнает, что хотела от него Софи. Это, кстати, должно произойти вполне скоро, потому что Перфилову оставалось проехать всего одну остановку и потратить пару минут, чтобы дойти до хостела. Черт бы побрал эти московские автобусы. Ходят не по расписанию, народу тьма. Брр, ужас. Еще и стоят, как сорок поездок по Питеру. Да, оказаться бы на набережной Фонтанки, а не вот это все.       Тем не менее остаток пути не занял много времени, что было довольно ожидаемо. С виду хостел напоминал обычный сарай, вот честное слово. Старенький кирпич, невзрачная вывеска с до ахуения модным названием «Русалочка». «Русалочка», блять! Не «Водяной», уже и на том спасибо. Едва не расквасив украшенный пирсингом нос о побитые ступеньки, Перфилов, смачно выругавшись, вошел в потрепанное здание.       За столиком, служившим ресепшном, сидела бабулька, игравшая в судоку. Капец, Юра будто случайно шагнул в машину времени. Телевизор, похожий на коробку, вещал о том, что опять натворили американцы, а куча мужиков это все обсуждала. Настенные часы, стоившие наверняка не больше тысячи, ненавязчиво тикали. Ну и бонусом к шикарной картине был мужчина средних лет, деловито восседавший в драном кресле и читавший какую-то второсортную газету.       Ангелу пришлось кашлянуть, чтобы привлечь внимание пожилой женщины. Она резко подняла голову, тряхнув крашеными волосами, напоминавшими вату. Ее мутные карие глаза уставились на Юру сквозь толстые заляпанные линзы очков. — Вам нужен номер или Вы к кому-то? — Скрипуче спросила она. — Знаете, меня пригласила девушка. Темные волосы, довольно высокая… — Опять Авазашвили мужиков водит, — пробубнила бабка, а потом, будто спохватившись, поспешила направить посетителя, — Вам нужен восьмой номер. На втором этаже, первая дверь слева. Лестница прямо за Вами.       Юра попытался проигнорировать то, каким испуганным стал взгляд сотрудницы хостела после того, как она сказала что-то лишнее. Словно ее могли услышать. И наказать. — Благодарю, — Перфилов наклонился, чтобы разглядеть имя на пожелтевшем бейджике, — Елена Васильевна, — он выдал самую что ни на есть очаровательную улыбку, которая у него имелась в арсенале, чтобы развеселить женщину.       Старушка ощутимо смутилась. Видимо, ей давно никто не оказывал знаки внимания. — Если что-то нужно будет, обращайтесь. Номер уже оплачен, — бабулька положила дешевую ручку на книжку из разряда «тысяча и один кроссворд», — Вы приличный молодой человек.       Ну да, самый-самый. Женщине просто не были известны все самые темные тайны Юры. Иначе она бы его ссаными тряпками от раздолбанного порога отгоняла. — Позвольте, я задам вопрос? Вы сказали, что Авазашвили часто водит сюда мужчин. Каких именно? — Ой, да они сюда табунами бегают, — Елена Васильевна махнула рукой, — только второй раз никогда не приходят, но они все быдланы какие-то с виду. А Вас я наверняка увижу снова. Вы ведь ее новый парень, да?       Сотрудница хостела явно любила посплетничать. Ангел ничего против не имел, но Софи его уже ждала, поэтому он решил слинять как можно быстрее, пока ему не начнут рассказывать истории про знаменитых местных алкашей. — Да, мы совсем недавно начали встречаться, — коротко соврал Перфилов и решил закончить беседу еще одним комплиментом, родившемся в его сознании, когда бабуля рассказывала о так называемых «мужиках», — извините, но мне нужно идти. Спасибо еще раз. И кстати, этот лак отлично сочетается с Вашей помадой.       Ну не мог же Юра похвалить майку с огромным тигром и стразами из две тысячи восьмого. Поэтому он акцентировал внимание на действительно достойном маникюре. Женщина просияла и со спокойной душой отпустила галантного гостя, который напоследок еще раз улыбнулся.       И все-таки, что за мужчины ходили к Софи? Такие же, как он сам? И почему их больше никогда не видели? Убивали или назначали встречи в другом месте? В любом случае Ангел имел при себе любимые пистолеты, так что никакая Авазашвили ему не грозила, кем бы она не была.       Он дернул ручку двери, к которой была прибита почти отвалившаяся позолоченная восьмерка. Номер оказался не заперт. Юра огляделся. Ну и конура. Старая, почти тюремная кровать, тумба, стол и покоцанный стул. Главное, что на стене висела распечатанная картина в дешевой рамке. В ванную комнату заходить вовсе не стоило, наверное, чтобы не заработать инфаркт.       Софи, кстати, сидела на кровати, смиренно ожидая появления мужчины. Перфилов успел заметить, что она спрятала что-то в карман бежевого тренча, стоило ему появиться в поле зрения. — «Русалочка», серьезно? — Его губы тронула усмешка. Он облокотился на дверь, сложив руки на груди. — Что в этом плохого? — Женщина хмыкнула. — Ничего, особенно, если являешься владельцем. — С чего ты взял? — Поза Авазашвили была расслабленной. Она даже и не пыталась отрицать. — Есть свои причины, — ответил Юра, решив не сдавать Елену Васильевну, которая натолкнула его на эту светлую мысль, — думала, что я не догадаюсь? — Наоборот, рассчитывала, что догадаешься, — Софи поднялась с кровати и медленно подошла к Перфилову, — я соскучилась.       Она приблизила свое лицо к его. Опасно. — Я не целуюсь, — отрезал Ангел, отвернувшись. Женщина закатила глаза, отстранившись. — Все еще пытаешься строить из себя крутого парня? — Софи сняла с себя тренч и откинула его на спинку стула. Перфилов четко услышал какое-то бренчание. — Говорю правду, — Перфилов проследил за тем, как она медленно села, закинув ногу на ногу. — Правда губит, — заметила Авазашвили, — тем более, что скоро ты изменишь свое мнение относительно поцелуев со мной. — Зачем это тебе? — Мне просто скучно, — женщина пожала плечами, откинув волосы назад, — что может быть лучше друга Серафима в виде развлечения? — Советую выбрать другого кандидата для игр, — Ангел говорил уверенно.       Будто сам не был участником других. — Я получаю, что хочу. — Рад, что мы в этом похожи. Почему ты даже не пытаешься сделать вид, что ты не та, кем являешься на самом деле? — Какой в этом смысл? Ты далеко не глупый. Но наблюдать за тем, как ты выбираешь сторону, будет интересно. — Почему я должен выбирать сторону? — Потому что скоро твои друзья умрут, — она достала вишневую помаду из кармана, — один, — провела ею по нижней губе, — за другим, — затем по верхней, — а Серафим будет жить и страдать, — Авазашвили причмокнула, равномерно распределив косметику. — Зачем ты мне это рассказываешь? — Чтобы посмотреть на то, как ты будешь действовать дальше, — ответила Софи и встала на ноги, цокнув каблуками. Женщина взяла в руки тренч и зашагала к выходу. — Я хуярил по всей Москве ради этого? — Юра, который до этого оставался спокойным, вскипел. — Тебя никто не заставлял, — Авазашвили усмехнулась. — И что, ты уже уходишь? — Спросил Перфилов, чем остановил женщину прямо возле двери. — Мы же не будем трахаться, значит, я могу идти, — Софи поцеловала гостя в щеку, оставив след от помады, а после удалилась.       Ангел продолжал бы возмущаться, но когда она во второй раз приблизилась, его приковало к прогнившему линолеуму.       Зрачки Авазашвили были знакомо расширены.

***

Твои пьяные глаза — в мои пьяные глаза Греческий анфас, так бы и облизал Влюбиться в тебя было проще всего на свете Так ослепила — въебался и не заметил Ляжешь на лопатки, в ванну Клеопатры Мне тебя хватило, тебе не хватило такта Тебе меня по горло, не хватило хватки Сердце летит к тебе и летит без пересадки

      Вечер опускался на город. Юра не нашел другого способа провести его, кроме как валяясь на диване и втыкая в потолок. Его голову терзали мысли. Интересно, что там у Серафима, как все прошло. Почему он молчал? А если что-то случилось?       Стыдно признаться, но его не меньше волновала Софи. Что она задумала? Перфилову всегда казалось, что раскрывать тайны врагу нельзя. А Авазашвили сделала это так просто, будто это и вовсе ничего не значило. Но Ангел почему-то не сомневался в том, что они еще увидятся. И не раз.       От ментальной связи с космосом его отвлек зазвеневший телефон. Он вытащил руку из-под головы и нащупал гаджет, который валялся на столике, что стоял возле дивана. Мужчина недовольно посмотрел на дисплей. Говорить ни с кем не было желания.       Звонила Шиханова. Ладно, забыли. — Алло, — деловито начал Юра, вовсе не понимая, что девушка от него хотела. Тишина ему была ответом, — Даша, хватит молчать. — Привет, — негромко сказала она. — Ну слава Богу, я уже собирался положить трубку. Что случилось? — Приезжай, — Дора хлюпнула носом. — Где Серафим? Что случилось, скажи.       Бесполезно. Шиханова завершила вызов. Что за херня творилась? — Блять, — прокряхтел Перфилов, которому все-таки пришлось подняться с дивана.       Он натянул футболку, закинул телефон в карман спортивок, захватил сигареты и, выключив свет в квартире, вышел на улицу. Даже не удосужился переодеться. Идти было недалеко, а дело, похоже, срочное. Явно не время для марафета.       Мужчина в жалкие десять минут добрел до нужного дома и вошел в подъезд, благо ключ от домофона у него имелся. Поднявшись на этаж, Юра нажал на звонок.

Даниил Ким, playingtheangel — Последний танец

      Дора открыла быстро. И она, блять, улыбалась. Стоило ей опереться на дверь, которая тут же двинулась под ее весом, Ангел все понял. Пьяная. — А ну-ка дыхни, — потребовал он, войдя в квартиру.       Шиханова выполнила приказ и хихикнула. Бросив короткое «пойдем», она развернулась, чтобы проследовать на кухню, но споткнулась о кроссовок Сидорина. — Мудак, — девушка обратилась то ли ко владельцу, то ли к обуви.       Но разувавшийся мужчина в любом случае был удивлен. Что-то точно случилось. Даша же потянула его за руку, вынуждая последовать за ней.       На кухне мигала лампа, но важно было далеко не это. Важно было следующее: Дора взяла в руки две бутылки виски и радостно показала ахуевавшему Перфилову. — Ты меня позвала, чтобы выпить? — Он недоверчиво покосился на начатую тару.       Пустая больше, чем наполовину. И это Шиханова сама осилила? Мда, Юре стоило с уважением похлопать в ладоши. На его вопрос девушка, кстати, не ответила. Зато с трудом смогла вытащить из кухонного гарнитура стакан и поставить его перед присевшим на стул мужчиной.       Ангел решил не отказываться от предложенного напитка и налил его в бокал. Даша удовлетворенно плюхнулась на табуретку и подперла подбородок кулаком, уставившись в окно, где среди деревьев виднелось небо, почти окрасившееся в темно-синий. Перфилов отхлебнул виски. — Может, уже расскажешь, что случилось? — Спросил он, не сводя с подруги пристального взгляда. — Тебе когда-нибудь изменяли? — Она задала вопрос в ответ, а Юре большего и не надо было.       Убивалась из-за Сидорина, ясно. Только когда Мукка успел? — Нет, — отрезал Перфилов, — я никогда и не состоял в нормальных отношениях.       Он задницей чувствовал, что что-то случится. Кажется, не стоило ему заявляться к Доре, которая удивленно посмотрела на него, услышав ответ на вопрос. — А вот мне изменили, — девушка вздохнула.       Как будто Ангел до этого, блять, не понял. Зачем было его звать? Опять поплакаться в жилетку, а потом жить с Сидориным долго и до усрачки счастливо? — Что случилось, когда он ушел? — Ангел не мог не продолжить разговор, перетекший в опасное русло. — Не знаю, — медленно ответила Шиханова, потянувшись к бутылке, — зато утром мне прислали видео. Я дура. Ждала его, а он… — Что он? — Он потрахался с этой бабой. И знаешь что круто? Он думал, что это я, потому что эта шлюха подсыпала ему что-то в коктейль. Имя мое называл, пока она на нем прыгала, — Даша скривилась, будто съела за раз целый лимон. Перфилов снова наполнил свой стакан. — И где он сейчас? — В душе не знаю, честное пионерское, — Дора пьяно приложила ладонь к груди, состроив серьезную моську. — Ты его выгнала? — Юра внимательно следил за ее реакцией. Девушка поморщилась, допив виски. Она хотела налить себе еще, — придержи коней, расскажи сначала. — Серафим ушел сам, потому что у меня была истерика. Попытался сказать мне что-то насчет того, что он тоже, — Шиханова замолчала. Ангел и без нужного слова понял, что хотел произнести тогда Мукка, — но я его остановила до того, как он соизволил выпалить это блядское «люблю». — И что теперь будет? — Мы расстались, я думаю. — Бред. — Что? — Даше показалось, что она ослышалась. Перфилов, не жалея, долил остатки из бутылки и начал новую.       Произнести ответ было необычайно сложно. Он понимал, что то, что должно прозвучать, полностью уничтожит его самого. Зачем вообще помогать в такой ситуации? Наверное, ему слишком дорога была Шиханова. «Ослепила, въебался и не заметил», блять. А теперь мужчина должен был порвать собственное сердце на куски, чтобы у нее все было хорошо. Нет смысла извлекать выгоду для себя из сложившихся обстоятельств. Им не суждено быть вместе. Поэтому Ангел залпом выпил виски. — Он любит тебя, ты, — он сделал акцент, — любишь его. В чем проблема? Ты никогда не будешь счастлива без него, поэтому он тебе нужен. Все просто.       Перфилов торжественно раскинул руки, понимая, что сам не сможет искренне улыбаться без Даши. Черт. Но она была важнее.       Оставалось только напиться до беспамятства. Поздравьте, Юра только что проебал единственный шанс самому стать счастливым. Хотя, ему это никогда не светит, потому что Шиханова не будет питать к нему таких же чувств. — А как же ты? — Тихо спросила Дора, уставившись в потертую столешницу.       Испугалась своего вопроса. Зато честно, ведь алкоголь ни что иное, как сыворотка правды. — Я тоже тебя люблю, но ты меня нет. Жалеть меня не нужно. Все, что от тебя требуется — не упустить Сидорина, а я что-нибудь придумаю.       Перфилов сказал. Сказал это. Сердце заныло, заколотилось, будто пыталось вырваться из тесных ребер. Сморгнув подозрительную влагу, Юра снова наполнил свой стакан. Даша хотела остановить его. Как сам Ангел недавно в клубе. Но мужчина опередил ее, залив в себя виски. К горлу подкатила тошнота. Сглотнув, он исподлобья посмотрел на собеседницу. По ее щеке текла одинокая слеза. Почему? Шиханова быстро смахнула ее, осознав, что за ней наблюдали. Девушка вздохнула. — Зачем ты меня позвала? Давай правдой на правду. — Как я могу тебе помочь?       Не стоило говорить. Зачем спросила, твою мать? Ангел метался. Сказать или нет? Это могло бы уберечь ее от очередной ошибки, но что ему было терять? Совесть же давно послана нахуй.

Я не соображаю, что творю Ты — лучшая закуска к вискарю Я к тебе ввалился уже раненый С цветами и эмоциональным выгоранием Разденься и жди дальнейших инструкций Раз уж мы заперты в социальном конструкте Эту пилюлю трудно проглотить Давай, ты кончишь думать за двоих Задушить во мне всё, что тебя привлекало Откуда взяться эмпатии? Бутылку огня разольём по стаканам Ведём себя так, словно спятили Надеюсь, ты знаешь, что делаешь Ты ничего не должна мне доказывать Мы только танцуем, но что вытворяешь ты в моих незрелых фантазиях

— Станцуй для меня. Как тогда для Серафима.       Конечная. Покиньте вагон, дальше поезд не идет. — Ты поэтому тогда ушел? — Даша поднялась с табуретки.       Юра молча кивнул, потому что его не заботило то, как она умудрилась это запомнить. Перфилов наполнил стакан вновь. Он успел выпить до дна его содержимое до того, как Шиханова села к нему на колени. Мужчина с характерным стуком отставил бокал. Его руки легли на женскую талию, скрытую тонкой черной толстовкой. Юре не хотелось думать, что она принадлежала Серафиму. И часть тела и вещь. — Без музыки? — Тихо спросила Дора. — Без. Я хочу запомнить каждый момент.       Девушка тихонько поерзала, опустив руки на мощные плечи. Видят небеса, Юре хватило и этого, чтобы едва не сойти с ума. — Я не помню, какая песня в этот момент играла в клубе, — призналась Даша. Перфилов улыбнулся.       Она двигалась безумно странно, как и ожидалось. Ее бедра игриво терлись о чужие, плечи дергались. Сама Шиханова извивалась то вправо, то влево, но блять, не становилась от этого менее красивой. Пьяная, опять готовая ко всему.       Мужчина опустил руки на ее зад. Он делал все то, что видел со стороны. А запомнил Ангел все до мелочей. Пальцы нащупали кружево нижнего белья. Столько лет прошло, а вкус Доры не поменялся. Ее ладони бегали по предплечьям и грудной клетке. Юра заигрался, проскользнув под толстовку. Он чувствовал ее кожу.       Не хватало этого. Соскучился.       Даша дернулась снова, ненароком задев член. Перфилов поблагодарил богов за то, что на переодевания не было времени. Девушка четко ощутила его стояк. Она и сама забыла про уготованный сценарий, коснувшись губами сонной артерии. По шее мужчины пробежали мурашки.       За что ему это все?       Пальцы Шихановой огладили его лопатки, поднялись к шее. И в тот момент, когда она приоткрыла рот, вдыхая спертый воздух, пропитанный алкоголем, Ангел окончательно послал всех Серафимов куда только можно было. Он впился в ее покусанные губы.       Так давно хотел. Хотел провести по ним языком, услышать ее мягкий вздох. Проникнуть дальше, пробежаться по зубам, коснуться ее языка в конце-концов. Но еще больше он хотел, чтобы его пальцы запутались в длинных волосах, не давая возможности отстраниться, пока легкие не начнет жечь.       Юра целовал жадно. Потому что вкус ничьих губ он никогда больше не узнает. Хотел запомнить Шиханову, это стало причиной отказа Софи. Его пальцы аккуратно забежали за край трусиков, ощутили нежную кожу ягодиц.       Перфилов сам не выдержал. Отодвинулся, оставив тянуться ниточку слюны, возбуждавшую до невозможности. Это вынудило его ненадолго прикоснуться к чужим губам еще раз.       Оба понимали, к чему все шло. — Даша, это последний раз, — в глазах Ангела мелькнуло отчаяние. — Последний. — Я серьезно. — Последний, Юра.       Согласившись, он наполнил свой многострадальный стакан. Дора выхватила его раньше, чем мужчина успел среагировать. Перфилов завороженно наблюдал за ее дергавшимся от глотков горлом. Ангел забрал бокал до того, как Шиханова допила виски, и, не сдержавшись, перед тем, как влить в себя остатки, оставил один сухой поцелуй в том самом месте, где был кадык.       Даша поднялась с колен Юры и, оставив стакан на столе, взяла его за руку, утягивая в комнату. Ее пошатывало. Еще не поздно все остановить. Останавливать надо было раньше, это Перфилов понял, когда Дора села на диван, не сводя с него коньячных глаз.       Теперь оставалось станцевать этот последний танец.

playingtheangel, RORY — Бонус уровень

      Он подошел медленно, растягивая и смакуя момент. Ведь такого больше никогда не будет. Мужчина оперся на ладони, нависнув над теперь уже беззащитной Дашей. Этой ночью ее никто не спасет. Она сама позволила, а теперь пришло время расплаты. Юру почти не волновало то, что Дора была жутко пьяна. Проще представить, что Шиханова способна рассуждать трезво.       Девушка зажала в кулак его футболку, смяв ткань в районе живота, чтобы притянуть к себе. Перфилова руки уже не держали, он едва не упал на Дашу. В поцелуе они столкнулись зубами. Это не больно, а даже приятно. Это будет что-то личное. То, о чем Ангел никогда не забудет. Не забудет ее пальцы, оттянувшие короткие волосы, ее язык, вылизывавший его губы со вкусом виски.       Мужчина отстранился. Конечно, не навсегда. Только лишь для того, чтобы избавиться от раздражавшей душу толстовки, что была на ней. Теперь Юре было намного удобнее гулять по женскому телу. Но он не учел того, что на Шихановой не осталось ничего, кроме трусов. Ждала его, хотелось верить. Не меньше, чем хотелось оказаться в ней, поглотить ее полностью. Он ничего не забыл. Не забыл, как она выглядела несколько лет назад.       Ладони гладили все, что встречали на своем пути. Шею, плечи, живот. Совсем случайно пальцы задели грудь, ставшую чувствительной от возбуждения. Дора глухо простонала в его рот. Сердце Перфилова дрогнуло: только этой ночью она принадлежала ему целиком. И он возьмет все. Член начинал болеть от возбуждения. Но Ангел был готов терпеть. Даша должна запомнить все до мельчайших подробностей, чего бы это ни стоило, в каком состоянии она бы не находилась.       В комнате стало ужасно душно, мужчина стянул с себя футболку, абсолютно не беспокоясь о направлении, в котором она улетела. Даже не хотелось, чтобы Шиханова что-то делала. Просто хотелось любить ее всю до безумия, потому что бабочки в животе щекотали нервы. Или потому, что он мог кончить и без единого прикосновения Доры. От того, какой она была ахуенной. Лежала под ним, а ее тело отвечало на каждое прикосновение, на его дыхание.       Ангел правда любил ее всю настолько, что хотел кричать об этом, пока легкие не лопнут от нехватки воздуха. Но это могло сделать Даше больно. Она бы жалела его, сомневалась. Не нужно. Юре было достаточно того, что он целовал каждый миллиметр сладкой дурманившей кожи. Перфилов языком вырисовывал свою Шиханову.       Любил ее шею, ключицы, на которых, не сдержавшись, оставил укус. Вряд ли Серафим в скором времени увидит его. Он любил ее грудь, такую аккуратную и, как бы не было глупо, родную, соски, которые покусывал и примирительно ласкал языком. Мужчина любил ее животик, который далеко не был идеальным, но это казалось даже милым. Но больше всего Юра любил стоны Даши, адресованные ему.       Перфилов, наблюдая за реакцией девушки, медленно снял с нее последний элемент одежды. Барьер, сдерживавший безумие. Шиханова тут же свела ноги. Ангел наклонился к ее лицу. Она покраснела, в этом Юра не сомневался, только вот увидеть эти пунцовые щеки ему не удалось: в комнате была кромешная тьма, за исключением тонкой полоски света, тянущейся из кухни. — Позволь мне.       Его ладонь скользнула меж коленок, ожидая разрешения продвинуться дальше. Даша неуверенно разжала бедра. Перфилов оставил на ее губах короткий поцелуй, будто говоря «спасибо». Но слова были не нужны. Он вернулся к ногам Доры и прикоснулся губами к левому колену. А глаза все также изучали Шиханову, чтобы сделать все правильно.       Да, Ангел любил и ее бедра. Даша отодвинулась подальше, чтобы Перфилову было удобно. Его губы уже исследовали низ живота. Мужчина подложил руки под разведенные ноги Доры, пальцы легли на ее талию. Он почувствовал, как она дернулась, ощутив его горячее дыхание там, у самого сокровенного места. И только одной Шихановой было известно, что подобным образом ее ласкал только Серафим.       Юре не нужно было это знать. Хватало того, что его язык медленно прошелся по влажным складкам. Девушка дернулась, вынудив его остановиться. Ее лицо было расслабленным, а глаза прикрыты. Перфилов принял это как сигнал о продолжении начатого. Дора на вкус была не похожа ни на кого другого. Этого и стоило ожидать, потому что она такая одна. Она одна могла вцепиться пальцами в его волосы. И она единственная, кто сумел влюбить Ангела в себя, кто сумел заставить его мысленно биться в истерике от предвкушения.       Член все сильнее требовал Шиханову. Наверняка смазка уже запачкала боксеры. Все еще могло подождать. Юре и вправду было не до себя. Дора извивалась под ним, пока он собирал языком терпкую влагу, каждый раз проникая все глубже и глубже. Пальцы мужчины поглаживали живот. Дьявол, она невыносима. Иногда казалось, что девушка способна выдернуть ему волосы, настолько сильно она сжимала их. И эта боль была приятной. Даша немного приподнялась, выгнув спину. Ее громкий стон перевернул естество Перфилова с ног на голову. Он ощутил, как Шиханова обмякла в его руках.       Юра отстранился, оставив еще один поцелуй на бедре. Его язык скользнул по губам. До невозможности вкусная. Дора потянулась к его пояснице, чтобы одними пальцами приспустить штаны с боксерами. Ангел быстро помог ей, уничтожив теперь уж точно последнюю преграду. Преграду, делившую его жизнь на «до» и «после». Даша осторожно погладила сочившуюся смазкой головку. Перфилов хрипло вздохнул, уставившись на Шиханову. Она должна была знать, что творила с его сознанием.       Мужчина придвинулся, перехватил ее руку, которую Дора хотела завести за его шею. Он губами прикоснулся к тыльной стороне ладони. Благодарил еще раз. Мысленно шептал ей, что преклонил перед ней колено. Стоило ей только попросить, Юра весь мир сожжет дотла, превратит в безжизненную пустыню. Лишь одно ее слово.       Большой палец Шихановой нежно погладил бритую щеку. Позволила. Он плавно вошел в распаленное тело. Из его горла неожиданно для Доры выскочил басистый стон. Блять, как сильно хотел ее. Да, Юра любил быть в ней, чувствовать, как стенки сжимают возбужденный член. Смотрел в ее поблескивавшие глаза и обожал. Трахал слишком некрасивое слово. Недостойное. Мужчина двигался медленно, хотя хотелось вколачиваться до невозможного быстро. Даша царапала слегка отросшими ногтями загривок.       Девушка потянулась за поцелуем. Язык Ангела слизывал томные вздохи с женских губ, перекатывал вкус Шихановой. Невозможно. Перфилов опустился на Дору и наскоро перевернулся на спину, придерживая ее за талию. Теперь она была сверху. Из памяти Юры уже не сотрется этот образ. Мужчина смотрел на то, как член входит и выходит из податливого тела. Это тоже будет чем-то личным, что он будет вспоминать одинокими ночами.       Но на тот момент он не был одинок. С ним была Дора, иногда опускавшаяся ниже для того, чтобы неаккуратно поцеловать его шею, плечи, крепкую грудь. Будто выжигала своими губами следы, которые останутся навечно. Перфилов, погладив ее по спине, прижал к себе, обнимая. Одна рука сдвинулась немного ниже, слегка сжала ягодицу, которую он тоже бесконечно любил. Даша стонала ему на ухо, опаляла дыханием щеку, отчего тело было готово разорваться от мурашек. Девушка доводила Ангела до предела. Но он так долго терпел. Шиханова сама понимала.       Юра действительно был на грани, чувствовал как гладкие стенки сжимались вокруг него все сильнее. Дора тоже долго не протянет. Это грело его душу. То, что она хотела его так же сильно. Перфилова сводило с ума то, что Шиханова двигалась к нему навстречу. Спустя несколько толчков Ангел кончил. В глазах потемнело. Мужчина только ощущал чужие губы, целовавшие его лицо. Щеки, проколотый нос, подбородок.       Он тяжело дышал. Чувствовал грудь Доры, прижавшуюся к его собственной. Перфилов нашел ее губы, впился в них еще одним отчаянным поцелуем, будто пытаясь удержать. Будто Даша могла куда-то сбежать. Но она не собиралась, а наоборот, гладила его руки.       Юра приподнялся с пропитавшегося потом одеяла и сел, держа Шиханову в кольце рук. Он все еще был в ней. Даша целовала его без устали, ласкала пальцами скулы, пока он прочесывал ее влажные волосы. — Ты знаешь, — начал мужчина, зацепившись взглядом за тонкую полоску света, коснувшуюся ее лица, — я всегда буду с тобой. Что бы ни случилось, позови, я сделаю все, чтобы тебе помочь. Я из гроба, блять, вылезу, но уничтожу любого, кто посмеет тебя обидеть.       Ангел в состоянии эйфории нес что-то бессвязное, но такое искреннее. Шиханова это видела. — Знаю, я помню тот день на заброшке. Тебя могли убить, но ты предпочел спасти меня. — Ты борешься, я борюсь. Ты стреляешь, я стреляю с тобой. Тебе даже не нужно просить меня не ставить твою жизнь выше моей, потому что знаешь, что я тебя не послушаю. — Помни, что ты всегда будешь дорог мне.       Даша говорила тихо, но не сводила глаз с лица Юры. Вовсе не было похоже на то, что девушка осилила почти целую бутылку виски. Он пытался прочитать в ней что-то. Но что было читать, если и так все ясно? Да, Перфилов важен для Доры, но никогда не будет значить для нее столько, сколько она значила для него. — Можно я скажу еще раз? — Скажи.       Ей хотелось услышать то, что она заслуживала. А Серафим дурак, сидел и молчал все время. Так пусть Юра хоть в чем-то будет первым. То, что он произнес эти слова раньше Сидорина, Даша точно будет помнить всю жизнь. Даже после смерти будет помнить, потому что такое не забывают. И не важно, кто умрет из них первым. — Я люблю тебя.       Десять букв, которые значили для Ангела все. Шиханова первая и последняя девушка, которой он это сказал. Никто никогда не сможет ее превзойти. Только Юра всегда будет где-то в стороне.       Перфилов сам не понял, как лицо Даши стало мутным. До него не сразу дошло, что он заплакал. Просто заплакал. Да, он мужчина, но у него тоже были слезы, которые медленно стекали по коже. Дора мягко стерла их пальцами, прижалась щекой к его щеке и крепко обняла.       А уже в следующую секунду спина Ангела вновь ощутила мягкое одеяло, а взгляд сосредоточился на девушке, царапнувшей ногтями его живот. Шиханова задвигалась, насаживаясь на член.

Ни одежды, ни косметики Телефоны в отключке, весь мир на беззвучном К пространству и времени пристегнулись наручниками Двое на абсолютном доверии Я не в себе, когда ты не во мне, мы не в огне Эй, малая, мы нашли бонус уровень Дьявол, как же красиво мы убраны Пара ящиков виски, мы закрылись в квартире на все выходные Ебались и пили, отказались от мира, не казались, а были