Еще два месяца спустя
Для Серафима и его друзей дорожные путешествия являлись чем-то болезненным. Все помнили о том, как заканчивались эти вояжи. Всегда болью или чьей-то смертью. Но теперь все закончилось, а значит, можно было бы и изменить традицию, верно? Зажигалка-Джарахов взялся и за это тоже. Сентябрь, на юге России как раз шикарная погода. Не так жарко и не так холодно. Посмотреть хоть на море, почувствовать дуновение теплого ветра. Оставалось только упросить Тернового. Нужен был командный отпуск. Эльдар несколько недель выносил Поперечному мозг с этой идеей. В конце-концов Данила не выдержал и отправился на разговор с начальником. Все-таки рыжий бородач был одним из самых адекватных и взрослых, поэтому подполковник явно бы не подумал о том, что его заместитель просто отлынивал от работы. Да и в принципе сотрудники отделения слова «отпуск» даже на горизонте не видели. Была проблема только в том, что запрос Эльдара подразумевал почти недельное отсутствие костяка полисменов. И каково же было удивление Поперечного, когда Олег Николаевич сказал «да мне самому бы отпуск не помешал». Терновой распорядился и оповестил подчиненных о том, что он будет в астрале в течение какой-то сентябрьской недели. Также мужчина назначил определенных людей на должности Даши, Эльдара и Данилы. Клава уже до того, как стало известно о планирующейся поездке, купила билеты в Крым. Ну и пусть с Алишером едут, им полезно вдвоем время провести. Лиза решила остаться за главную на работе, поскольку настроения шутить и кутить особо не было, да и в Питере она нужнее все-таки. Глеб сказал, что не сможет поехать из-за работы. На том и порешали. Вообще, изначально Эльдар настаивал на какой-нибудь Ялте, но только потому что ему очень хотелось спеть «яхта, парус, в это мире только мы одни». Серафим решительно выступил против. В Крым хуячить бонусом еще около четырехсот километров, а у него тут девушка беременная. И без Ялты страшно, так тут еще и это. Поэтому Сидорин предлагал Анапу, Геленджик, Сочи, Туапсе, да что угодно, блять, только не Крым. Главные споры были вокруг Геленджика и Анапы. В Сочи очень дорого, в Туапсе далеко и мало. Геленджик больше Анапы, но Анапа, блин, ближе, да еще и Абрау Дюрсо недалеко. Короче, остановились на ней. Ругались долго, много, зато приняли решение и выбрали середину сентября. Начались долгие сборы. Народу много, багажа тоже. Олег Николаевич предложил ехать на двух машинах. Все-таки у него была «Инфинити» и довольно просторная, поэтому в нее можно было бы сгрузить все чемоданы и сумки. Перечить начальнику никто не решался. Данила, собственно, вспомнил о «Шевроле Тахо» своего друга. О немного потрепанной синей, зато вместительной машинке. В ходе долгих уговоров было решено, что рыжий отдаст владельцу тачки ключи от своей квартиры. Ну мало ли что! Временную страховку тоже оформили. Короче, все в малине. Сборы, боже, как Серафим не любил эту суету. Ему и одних чистых трусов для счастья хватит. Нет, нужно еще сорок кремов от загара с разной степенью защиты, крем после загара, блять, до загара, если такой есть. Но все было тихо, мирно и спокойно. Все-таки Сидорин пытался не нервничать, чтобы не нервировать саму Дашу. Ей же типо нельзя. Мукка даже не стал закатывать сильный скандал, когда до него дошло, что в день штурма клуба Назимы, Дора знала, что беременна. А что вдруг? Нет, никаких вдруг. Она жива, все хорошо. Нет, все-таки не хорошо. А что если бы у нее выкидыш случился? Что бы Сидорин тогда делал? В тот день Серафим, чтобы не орать на Дору, скрылся в спальне, хлопнув дверью. Он просидел взаперти несколько часов и вышел абсолютно другим человеком, если можно так выразиться. Пара решила, что в моменты ссор, Мукка будет куда-то уходить, потому что он становится попросту неуправляемым, когда начинает злиться. В назначенное утро Серафим встал раньше девушки. Честно, ему было так хуево, что словами не описать. Он не выспался от слова совсем, да еще и на работе накануне загнали. Сидорину, кстати, пришлось уйти в неоплачиваемый отпуск. Даше полезны витамины, поэтому не ехать на юг не получалось. И как его вообще терпят в этом баре, блин? Так вот Мукка самостоятельно собрал последние вещи в чемодан и приготовил завтрак, потому что Шихановой нужно было много спать. Слава богам, ее хотя бы не мучал токсикоз, а это уже большой подарок. Поперечный обещал заехать за ними, чтобы не вынуждать заказывать такси до его дома. Дора спустилась вместе с мужчиной вниз. Он, конечно, тащил чемодан. С утра было еще прохладно, поэтому Даша поежилась. На ней был легкий розовый сарафан, который не особо справлялся с тем, чтобы скрывать уже видневшийся округлившийся живот, и джинсовая куртка. Сидорин, который и зимой и летом носил черные треники, абсолютно не обращал внимания на зябкий ветер. Серафим даже подумывал о том, чтобы укутать спутницу в олимпийку, но на пустой дороге уже показался темно-синий «Тахо». Автомобиль плавно затормозил у подъезда. Открылось три двери, и на улицу выглянули довольно-сонные лица Юры, Эльдара и Данилы, который был за рулем. Что, кстати, слегка удивительно, поскольку Поперечный не самый лучший водила, но его навыки заметно улучшились, если честно, поэтому в сердцах пассажиров все еще зрела надежда на то, что путешествие будет приятным. Джарахов устало улыбнулся и помахал друзьям рукой, рыжий, поздоровавшись и пожав Серафиму руку, взял у него чемодан. Ну а Перфилов, пользуясь случаем, закурил. Команда с гордым названием «ебать, а как мы будем ехать целые сутки с беременной женщиной в машине» должна была пересечься с Терновым и Бурцевым на заправке, что на выезде из города. Там уже и решат, куда кому садиться, а пока чемодан был благополучно закинут на третий ряд сидений, к остальным вещам, Сидорин и Шиханова стеснили Ангела, а Джарахов ютился рядом с водителем. Через пару минут автомобиль тронулся, оставив позади дом, в котором жила Дора с Муккой. Радио передавало какие-то дурацкие анекдоты и прогноз погоды, периодически щелкал поворотник. Даша заторможенно разглядывала редких прохожих и дома. Было пасмурно, осень уже пришла. Где-то минут через двадцать пять показалась желтенькая заправка. На парковке возле бензобаков уже стояла знакомая «Инфинити». Поперечный тормознул возле нее и заглушил мотор. Пассажиры, включая водителя, покинули «Шевроле». Из черной иномарки вышел Терновой и его светленький спутник. После недолгих приветствий, бородатый Даня заполз в салон почти что своей машины, опустил второй ряд сидений и начал доставать баулы с вещами и едой. Олег Николаевич открыл багажник. Он стал по очереди загружать сумки, перед этим уточняя, нужно ли будет что-нибудь во время дороги, чтобы вещи первой необходимости положить на задние сидения. В итоге весь багажник был забит. Какие-то сумки оказались в машине Данилы, ну те, которые поместились в крохотную часть, что осталась от «задницы». После того, как Шиханова сбегала в дамскую комнату, все стали рассаживаться по машинам. Терновой с Бурцевым, который будет заниматься поддержкой связи с «Шевроле», у себя. Поперечный так и остался за рулем, на заднем сидении устроился Серафим с Юрой, а Джарахова пока положили на третий ряд. Он мелкий, ему там лежать удобно, но сзади укачивает. Именно по этой причине Даша оказалась на переднем сидении. Его максимально отодвинули, а у самой Доры была подушка. Так и отправились в долгий путь. Предстояло преодолеть более тысячи двухсот километров, почти день в дороге. Сказка! Но вместе веселее, верно? Первые несколько часов Шиханова спала. Мужики у нее самостоятельные, слава Богу, еду и питье сами себе достать из сумки могли. Уже прекрасно! Спустя некоторое время после того, как она проснулась, путешественники остановились на первый перекур и гонки на выживание до туалета. Затем две машины вновь вернулись на трассу и продолжили мчаться к Анапе. Поначалу в окнах мелькали только луга и густые темные леса с елями, по-прежнему было пасмурно. Иногда автомобили проезжали мимо небольших городков, мотелей, заправок и кафешек. Ближе к ночи они добрались до Москвы, миновав Великий Новгород и Тверь. Была мысль сделать привал в одном из гостиниц в Подмосковье, но от этой идеи отказались, поскольку стоило бы проехать хотя бы половину пути, прежде чем двигаться дальше. Было решено дотянуть до Тульской области. В салоне пахло бутербродами с колбасой, которые недавно поглощал Ангел, чаем и ирисками, к которым пристрастилась единственная девушка, что была среди этой компании. Слышались колеса, катившие автомобиль по трассе. Поперечного за рулем уже давно сменил Юра, прихватив и свою страховку. Джарахов на последней остановке пересел на переднее сидение, изнемогая от одиночества. Данила же отправился спать назад. Таким образом, ровно посередине очутился Серафим, откровенно зевавший, и Даша, нагло закинувшая ноги на его колени. Радио, что еще днем громко орало песни, под которые пританцовывала Дора, теперь бормотало также сонно, как и Эльдар, тихо переговаривавшийся с Перфиловым. Они очень не хотели будить Даню, который жутко устал. Но проснуться ему вскоре все-таки пришлось, поскольку необходимо было заправиться, а в магазине имелся туалет. Юра затормозил у бензобака с пистолетами и обернулся. — Вы выходить будете? — спросил он у пассажиров. — Я нет, — тихо ответил Серафим, кивком головы указав на Дашу, прикорнувшую на его плече. Шиханова сонно мыкнула. — Я бы вышел, — раздался хриплый голос Поперечного. Дора встрепенулась, осознав, что ей придется выпустить друга. Она открыла дверь и вдохнула свежий ночной воздух, потянувшись. — Нам долго еще ехать? — Серафим огляделся, зевнув. — Сейчас дождемся парней и решим, — ответил Данила, протерев кулаками покрасневшие глаза. Скоро рядом с «Тахо» остановилась «Инфинити». Терновой вышел, подготовив машину к дозаправке. Бурцев также выглянул. — Где останавливаться будем? — спросила Даша. — Я посмотрел, там есть небольшой и вроде приличный отель в Ефремове, — сказал очкастый, — нам до него еще где-то сто семьдесят километров. Ну, плюс-минус. — Сколько стоит номер? — поинтересовался Джарахов. — Где-то около тысячи, двухместный, — подумав, произнес Даня. — Неплохо, — Юра хмыкнул, — тогда заправимся, в тубзик все сходят, и поедем. — Там и поесть можно будет в кафешке какой-нибудь, — добавил Терновой. — Хороший план, молодцы, а теперь я ссать, иначе у вас будут проблемы, — похвалил друзей Эльдар и убежал в сторону магазина, сверкая пятками. — Ой, придурок, — беззлобно фыркнул Мукка. — Есть немного, — согласился Поперечный. Подул холодный ветер, унесший смешок Перфилова куда-то вдаль. Даша поежилась. Серафим, не долго думая, обнял ее, постаравшись запахнуть на ней свою олимпийку. — Вы в туалет пойдете? — подполковник обратился к парочке, хотя скорее к Шихановой, если честно. — Нет, — Дора отрицательно покачала головой, прижавшись к Сидорину. — А чего так? — удивился Бурцев, — ты себя нормально чувствуешь? Ничего не болит? — Все хорошо, не переживай, — сказала девушка, поглаживая спину Мукки. — Ну и отлично, — Терновой выдохнул. И хитро улыбнулся. Начальник отделения и заведующий архивами ушли в магазин, где уже выстроилась очередь из мужиков, то бишь Эльдара, Юры и Данилы. Была еще какая-то молодая пара и, судя по всему, дальнобойщик, чей грузовик был припаркован неподалеку. — Давай в машину, а то холодно, — предложил Сидорин. Даша молча согласилась и, дождавшись, когда мужчина поднимет опущенное заднее сидение, забралась в салон, захлопнув дверь. Внутри все еще было тепло, поскольку кондиционер хорошо прогрел воздух. — Устала? — спросил Серафим, закинув правую руку на спинку. — Немного, — Шиханова вздохнула, — все затекло. — Полежи тогда. — Уже надоело, — Дора сморщила личико. Мужчина охнул. Все-таки он привык уже к таким выкрутасам, понимал, что Даше тяжко, но помочь ничем не мог. Ну не поменяется же он с ней телами. — Иди ко мне, — Серафим великодушно пригласил девушку в объятия. Шиханову долго приглашать не надо. Она тут же прильнула к крепкому телу, руки обняли ее, придерживая спину. Но было жутко неудобно, если честно. Предплечье Даши быстро немело от того, что было прижато к бежевому кожаному сидению. Дора сопела мужчине в шею, закинув левую ногу на его. — Скорее бы уже в кроватку и спать, — пробубнила она так по-детски. — И я хочу, обнять тебя вот так, поцеловать и отрубиться, — пробормотал Серафим в ее макушку. Ой, блять, ну почему все настолько ванильно? — Ты дышишь мне в волосы, мне щекотно. — Раньше тебя это не смущало. — А теперь смущает. — Ладно. Диалог ни о чем. Зато Даша повернула голову и внимательно посмотрела на мужчину. И почему-то ее лицо выглядело до ахуения красиво. Прямо до бабочек в животе. Мрачный свет огней заправки, тень, падавшая на лоб. Глаза казались практически черными.Скриптонит — Космос (feat. Charusha)
И не мог Сидорин не завершить игру в гляделки поцелуем. Вот правда не мог. Он навеки останется преступником, потому что каждое чертово прикосновение губ было вне закона. Любое движение горячего языка по его губам, холодные пальцы, ласкавшие бритую щеку. Пре-сту-пле-ни-е. Преступление, сука, — простонать в ее влажный рот, потому что она случайно задела его язык зубами. Преступление — осознать, что соскучился за целый день, потому что ни разу нормально не поцеловал. Ни разу не поцеловал так, чтобы она вжалась в грудь, выгнув затекшую поясницу. Какие там убийства, какие наркотики, черт, когда Сидорин не контролирует себя, потому что Даша пахнет, как любовь. Она сумасшествие с первого взгляда, пахнет шоколадом, пахнет, как цветы, как мечты, воплощаемые с нуля, как чистое животное желание, пахнет так, что пьянит. Пахнет, как незабываемый движ. Пахнет, как косяк. Пахнет, как победа, и он горд. Пахнет, как деньги, как бензин. Пахнет наготой даже когда тепло одета, пахнет, как планета, пахнет, как космос. Она сжигает воздух в атмосфере. Шиханова выглядит, как казино. Она — самый охраняемый банк, и жизнь кричит: «ограбь его на миллион». Нет, на все миллионы мира. Она выглядит как кайф, как цацки самых лучших ювелиров, и разносит в щепки, как мортира. Она — страсть, это больше, чем секс. Она — космос, а это выше небес. Мукка настойчиво склонил Дору к сидушке, навис сверху. Нужно остановиться, друзья вот-вот вернутся. Ему срать, правда, так срать. Рука уже скользила по гладкой оливковой ноге, задрала блядский розовый сарафан. В машине жутко неудобно, но Серафима вело. Вело так, будто он влил в себя несколько бутылок абсента. Но от такого и умереть можно. Но она воскресит, честно. Перехватит татуированные пальцы, а в ее глазах заблестит беспокойство, и воскресит. Не стоит заниматься сексом во время беременности, есть риски. Не стоит, да. Серафим помнил еще со времен поезда «Москва-Питер». И Сидорин кивнет, погладит пальцами коленку. Он знал, что Даша тоже хочет. Чего угодно, просто хочет, чтобы ее коснулись. Чувства всегда обостряются, когда под сердцем носишь ребенка. Ребенка Серафима. Но правила горят, как подожженная бумажка. Огонь съедает белую материю, прямо как сердце Мукки. Его член, блять, тоже. Он сглотнул, нужно держаться. Нужно. И нужно до неприличия задрать этот мешавшийся сарафан. Нужно голодным взглядом пройтись по бедрам и кромке нижнего белья. И просто до усрачки необходимо стянуть его, спрятать в кармане треников. Прикусить нежную кожу и почувствовать, как тело Даши содрогнулось. От страха, от желания. Это непередаваемый коктейль эмоций. Он пьянит лучше водки или текилы. Ее вкус на языке пьянит. Мужчина хищно смотрел на лицо Шихановой. Тень все еще лежала на нем, как рука девушки на ладони Серафима. Губы, приоткрытые в немом крике. И тут же молочно-белые зубы прикусили фалангу пальчика. Пиздец. Ебаный пиздец. Конец ебаного мира, ни слова лжи. Это конец всему. Даша, не зная, куда себя деть, цеплялась то за край сарафана, то за волосы Сидорина. И нет никаких «что ты делаешь» или «нас могут увидеть». Лишнее, все лишнее. Абсолютно все, кроме с трудом заглушаемых стонов и чертового «пожалуйста». Все, кроме языка, скользившего по складкам и игриво проникавшего внутрь. В тепло. Все, кроме ноги девушки, кроссовка, ужасно больно давившего на спину. А потом мир Серафима окончательно сошел с ума. Она кончила с его именем, слетевшем с припухших от поцелуев губ. Эхом в ушах Мукки, на его язык. Все так пошло. Мужчина пошло приподнялся, и не менее грязно прозвучало: — Ты мне нужна, сейчас. И он увидел, что двери магазина заправки приоткрылись, выпустив на улицу группу улыбавшихся парней. Шли прямо к машине. Ладно, похуй. Серафим слез с Даши и затем пулей выскочил из салона. Шиханова, одернув сарафан, выбежала за ним. Мужчина захлопнул дверь. Она без нижнего белья. Сука. От этой мысли можно было кончить прямо на месте, как школьник, себе в трусы. Посреди ебаной заправки. — А вы куда? — послышалось удивленное, кажется, Эльдара. Даша прошла мимо, тряхнув длинными волосами. — Она хочет сэндвич, — бросил Мукка, почти не задумываясь. — Ну понятно, какой сэндвич, — хихикнул Поперечный, глядя паре вслед. Внушительный стояк говорил сам за себя. — И как мне теперь в этой машине сидеть? — продолжал ворчать Джарахов, насупившись. — Молодежь, — молвил Терновой и, вздохнув, покачал головой. В магазине играли какие-то дурацкие бессмысленные песни, шумел кондиционер. Кассирша смотрела второсортный сериальчик и даже не заметила, как пара прошмыгнула в туалет. Честно, выглядело все отвратительно, и чувствительной Даше уже давно могло бы поплохеть, если бы ее нагло не впечатали в кафельную стену. Шиханова не думала об антисанитарии или о том, что плитку эту могли не мыть годами. Важен был только Серафим, стиснувший ее губы зубами. Ее ладонь проскользнула в треники и тут же нагло в трусы, все-таки позорно испачкавшиеся смазкой. Так стыдно, что все видели, куда сбежали Дора с Муккой. Но до мурашек чувственно, потому что Сидорин, не особо стараясь сдерживаться, стонал в ее рот. Он чувствовал пальцы, щекотавшие головку, а затем спускавшиеся ниже. Тело покрывалось мурашками от того, что в туалете было ужасно холодно и от того, что ногти девушки рисовали узоры на животе. И все подождут. Весь гребаный мир подождет. Серафим, не отрываясь, смотрел в глаза напротив. И тонул-тонул-тонул. Тонул.***
Юг России великолепен. Если не считать толпы бабуль с дедулями и орущих детей, чьи моськи были испачканы в шоколадном мороженом и выглядывали из колясок, то все просто прекрасно. Море, солнце, теплый бриз. Кафешки, пахнувшие шашлыком. Из них доносилась музыка в стиле «сегодня мы с тобой кайфуем» и прочая лезгинка. Мужчины обычно самозабвенно бухали за столиками, пока их спутницы отжигали на танцполах под хиты двухтысячных. Маленькие, по сравнению со столичными, улочки с потрепанными домами. Старомодные таблички на зданиях и дорожные указатели, местами перебитые дороги. Но все такое зеленое, что аж дух захватывает. Транспорт, отживший свое. Даже достопримечательности больше походили на какие-то ларьки. Нет, никакого неуважения к искусству. Просто вот кто поедет в Анапу ради какого-то музея, блять? Все-таки главной достопримечательностью были, конечно, пляжи. Многолюдные, местами грязные и такие российские. На некоторых зданиях в роде дешевых забегаловок была наскальная живопись, местами валялись бутылки и пожелтевшие упаковки «Трех корочек» старого дизайна. А ведь до ребрендинга было лучше. На каких-то пляжах можно было даже рискнуть и прокатиться на водном мотоцикле, «банане» или «таблетке», но смельчаков не особо много. То ли потому, что мужики, отвечавшие за развлечение, выглядели не особо дружелюбно, то ли потому, что свободных денег не имелось. Как у Серафима и его друзей, например. Их маленькая гостиница находилась далеко от пляжа, потому что все в пределах береговой линии безумно дорого. Она усеяна ресторанами, барами и клубами. А если учитывать то, что друзья много денег спустили на бензин и еду (Даше нужно было остановиться в каждом «макдаке», что встречался по пути), и стоило бы экономить, потому что через несколько месяцев ожидалось прибавление, аренда номеров в дешевом отельчике не казалась такой уж безумной. На пляже так много людей! Пятница, день. Кто-то пораньше свалил с работы, кто-то разобрался в своем небольшом огороде и теперь, не зная, чем еще заняться на пенсии, пришел искупнуться в еще теплой воде. Семей с детьми особо не наблюдалось. В основном это были мелкие спиногрызы, копавшиеся в песке и заливисто смеющиеся. Были и отпрыски чуть старше, они бултыхались у берега. Родители все настойчиво звали их вылезти из воды и хотя бы немного погреться в прикуску с пирожком или кукурузой. Кстати о ней. Вдоль трассы, в Воронежской и Ростовской областях, все было усеяно кукурузой и пшеницей. Подсолнухи поворачивали желтые головы, ловя редкие лучи солнца. Это красиво, но не настолько, чтобы любоваться пейзажами вместо того, чтобы отсыпаться. Поэтому путешественники, стоило им зайти в гостиницу и принять душ, тут же замертво упали на кровати. Зато теперь, выспавшись, можно было прогуляться по городу и приобщиться к пляжной культуре. Абрау Дюрсо придется немного отложить. Так вот, про пляж. Они в Анапе в основном песчаные, что было минусом для Мукки, который ненавидел мелкую желтую крошку, из-за влаги прилипавшую к ногам, поэтому в воду он старался не лезть. Мужчина предпочел отсиживаться на синей огроменной постилке, что принадлежала Джарахову. Эльдар, кстати, все-таки прервал блаженное времяпровождение Сидорина, вместе с Поперечным затолкав его в море. Оперативник и его коллеги бесились в воде, как маленькие дети. Данила плескался водой. Бурцев, отложивший очки, мужественно отбивался. Терновой защищал свое, так сказать, а Джарахов наступал на начальника. Шиханова, лежа на отдельном полотенце, приставив ладонь ко лбу, чтобы не светило в глаза, с улыбкой наблюдала над своими дурачками. Будто мама за выводком цыплят. Хотя, ей не помешал бы зонтик. Многие со своими пришли. Клетчатые, однотонные, черные. У кого-то даже своя палатка имелась. Но петербуржцы об этом, конечно, не подумали. А солнце припекало. Юра сидел на берегу, потягивая сидр из прозрачной бутылки. Хотелось вовсе не сидра, а чего-нибудь крепкого, но перспектива нажраться с самого утра на солнцепеке его не привлекала, поскольку он уже пердун старый, и похмелье обязательно даст о себе знать. Мукка, изрядно нарезвившись и нанырявшись, вышел из воды. Зеленые шорты-плавки были, очевидно, мокрыми насквозь. Он встряхнул головой, и с волос слетели прохладные капли, попавшие на Перфилова. Ангел немного подвинулся вбок, дав другу возможность опуститься на постилку. Юра также передал ему бутылку сидра, которую до этого усердно охранял. Кто-то может сказать, что пить в общественных местах нельзя, но явно не в Анапе. На пляж вообще было запрещено приходить со своим, но Юра с Серафимом не были бы Юрой с Серафимом, если бы не смогли пронести бухло в любое место и при любых обстоятельствах. Мукка глотнул уже потеплевшего сидра. — Не грустишь? — он дружелюбно пихнул Перфилова в плечо, заметив, что на шее друга уже стала проявляться белесая полоска от цепочки. — А хули мне грустить? — Ангел отсалютовал ему бутылкой, предложив чокнуться. — Ну ты купаться не ходишь, — пожал плечами Серафим. — Сказал тот, кого, блять, опрокинули в воду, — мужчина закатил глаза. — Ладно-ладно, не выебываюсь, — Мукка примирительно улыбнулся, закинув в рот чипсину. Юра уставился на полупустую бутылку из-под сидра. Третья по счету за полтора часа. И он прилагал титанические усилия, чтобы не высосать все за полчаса. Перфилов задумался.playingtheangel — Ревную
Морской бриз разносил по пляжу недосказанность. Может, это подходящий момент? Или все же не стоит? — Слушай, — начал Ангел, его голос дрогнул. Он прочистил горло, когда Сидорин вопросительно посмотрел на него, — мне кажется, что я должен извиниться. Серафим помрачнел. Извиняться было за что. И только за это. Юра скользнул взглядом в сторону Даши, чтобы убедиться, что та ничего не слышала. — Например? — на выдохе ответил Мукка, постучав пальцами по бутылке. — Я не должен был, — Перфилов опять замолчал, подбирая слова, — я не должен был лезть на твою территорию. Правда, я все понимаю. И я виноват в том, что я не смог вовремя остановить себя. Ты не хуже меня понимаешь, что иногда мозг просто, блять, отключается. И тебе ничего не хочется, кроме этого ебаного порыва, какой-то мечты, знаешь? Я все испортил. — Не испортил, как видишь, — Серафим хмыкнул, не найдя, что еще сказать, — когда? — Что когда? — Когда все началось? — Я сам не знаю. Прикольно, да? Я правда, сука, не знаю. Я не должен был тогда ее целовать. Все превратилось в сраный цирк уродов. Ну как уродов, урода. — Мда, есть немного, — Сидорин взял еще чипсину. Юра последовал его примеру, — но мы с Дашей тоже виноваты. Так сложились обстоятельства. Мы и сами наломали дров. — Возможно, — нехотя согласился Перфилов. Серафиму не стоит знать о том, что Шиханова была инициатором в тот раз, когда Мукка еще был в тюрьме, — но я должен был все это прекратить. Ты же мой лучший друг, а я жопой к тебе повернулся. Хуево вышло. — Хуево, — собеседник Ангела кивнул. — И в Москве, блять, я не знаю, что мной движило. Все навалилось и… — А ты же знал, что я все видел. Ты не спал, мудак, — вдруг сказал Сидорин, прервав очередную душещипательную тираду. — Знал. Но что я должен был сделать? Вскочить и сказать, что ты все не так понял? Я выглядел бы тем еще пидорасом, — попытался оправдаться Юра. — Ты и так тот еще пидорас. — Прости, — Перфилов вымученно улыбнулся, когда его похлопали по плечу. — Ладно, забыли. Не убивать же тебя теперь. У меня девушка беременная, нельзя опять в тюрьму. Кстати об этом, блять. Тоже очень важный вопрос. — Ты не против, если я сейчас кое-что спрошу у Даши? — Ангел с надеждой посмотрел на товарища. — Не против, — подумав, ответил Мукка. — Спасибо, — искренне поблагодарил его Перфилов. Передав другу бутылку, Юра поднялся на ноги, стряхнув песок с насиженного места и рук. Серафим натянуто улыбнулся, провожая взглядом. Ревность. Сидорин боялся, что Даше приснится кто-то другой, а Ангел надеется, что уже снится. Психологу нужен психолог, причем срочно. Юре нужен даже психиатр, потому что он, кажется ебнулся, пока смотрел на Шиханову в раздельном вишневом купальнике. Чистая боль пришла с грязной любовью. Перфилов тонет, прямо как Мукка накануне, и ему нужна помощь. Он знает Дашу, а себя уже не помнит. Хочет стать ее проблемой, но Шиханова явно против. И Серафим, испепелявший спину взглядом хлеще любого южного солнца, тоже против того, что взгляд Юры так некстати остановился на слегка округлившемся животе. Таком гладком, как лазурная вода в море, где плескались друзья. Дора обратила внимание на подошедшего мужчину и посмотрела на него с явным непониманием. Перфилов присел на корточки, сложив руки в замок. Его глаза внимательно изучали девушку. — Ответь мне только на один вопрос, — начал он. — Какой? — Не перебивай, пожалуйста, — попросил Юра, опустив взгляд на бледный песок, из которого торчали какие-то ветки и камушки, — я же прекрасно помню, что тогда, — только долбаеб бы не понял, что означало это «тогда», — у нас не было презиков. Ты не пила таблетки после, я уверен на сто процентов. Сто один, если тебе угодно. Так скажи мне, почему ты вдруг так уверена, что это его, — он недвусмысленно посмотрел на живот. — К чему ты клонишь? — Шиханова нахмурилась. — Я не верю, что он отец. Поэтому я прошу ответить только на один вопрос: чей этот ребенок? Даша молчала. Она всматривалась в лицо Юры. Не выражало никаких эмоций. Мужчина с напыщенным безразличием пялился вдаль, ожидая услышать ответ. Сердце стучало в висках. Дора молчала так долго, что в груди Перфилова уже зародилась надежда на то, что… — Придется поверить. Это ребенок Серафима, не твой. Шиханова отрезала. Связь, на которую молился Ангел. Словами отвесила оплеуху хлеще той, что могла отвесить рука. Блять. Не его. Не твой, Юра. Не твой, очнись же. Хватит лезть в их семью. Семья. Фу, какое уебищное слово. Да и вообще все уебищное. Перфилов тоже умеет ревновать. Еле сдержался, чтобы не кинуть в Сидорина песком. Но Ангел сам виноват. Его просили с чувствами не играть, но он ослушался и все сломал.