Баттерс с улыбкой думает о том, что если бы они были соулмейтами, то на их плечах, груди или бог знает где располагаются эти татуировки, расцвело синее пламя в красном льду. Как символ невозможности, абсурдности, глупости, безрассудного стремления сочетать ненормальное. Вещи, которые не должны существовать, существуют вместе.
Маккормик не пересекается с блондином, но именно он встаёт на его место в знаменитой троице. Кеннета тошнит. Как легко его заменил этот мелкий пиздюк с уродливой стрижкой. Парень закуривает и смотрит, как Стотча подвешивают трусами за флагшток, и он с диким воплем зовёт мамочку. Сопляк. Кенни ненавидит сопляков.
Недавно прошедший дождь забился в трещины, прячась от слепящего солнца, правда совсем холодного в этот месяц. Кенни ёжится, натягивая парку ещё сильнее. Он любил октябрь с его кисло-сопельной атмосферой, когда валяешься с градусником на кровати(в его случаях валяешься до смерти, но мы не будем говорить о столь мрачных аспектах жизни, правда?), когда все дерьмо, накопившееся в тебе за лето, наконец-то вымывается ледяными ливнями.
Солнце не бьет в глаза сквозь распахнутые шторы, однако он знает, что уже утро. Из окна разит темнота прохладой зари, какая бывает только в особенно раннее время, о котором знают все дети. Баттерса рядом нет.
Наверняка ушёл в школу, — думает Кенни.
