Я колеблюсь минуту. Жалкую минуту, в течении которой моё сознание рисует страшную картину, где ты, внезапно просыпаясь, грубо отталкиваешь и, доставая пистолет, пропускаешь лихую пулю мне в лоб. Но знаешь, Белый, я скорее предпочту умереть от любви к тебе, нежели от рук неизвестного, такого же как я мерзавца.

Вот уже несколько часов между Сашей и Витей висело знакомое напряжение, сбрасываемое в кратчайшие сроки в любой другой день. Но сейчас, в кабинете, переполненном людьми, делать что-либо было не только проблематично, но и опасно. Оставалось место лишь для взглядов, озабоченно бродящих от макушки до самых ног и желанию, закипающему внутри и отключающему мозг всякий раз, когда кончики пальцев «ненароком» касаются друг друга.

Казалось, будто весь вчерашний день Белый только и думал о Пчёле. До, во время и после свадьбы — всё время он был озабочен им. И даже когда все вокруг кричали «Горько!», Саша закрывал глаза, а сознание по-прежнему подчинялось Вите.

— Ты мог только представить, что тебя, гомофоба, когда-нибудь отымеет мужик? — навязчиво поинтересовался довольный и весёлый Шон, улавливая на себе безразличный взгляд Курта. — Да иди ты нахуй… — Что, опять?