Антон в исступлении буравит взглядом фото Оли на объявлении. Она улыбается, её высокая верхняя губа привычно обнажает аккуратные зубки, густая чёлка бодро топорщится, а глаза тепло темнеют на зернистой чёрно-белой фотографии. Такая фотография не может быть на листовке о пропаже, это просто противоречит её изначальному смыслу. – Неужели, – присвистывает кто-то за спиной, и, обернувшись, Антон подмечает про себя, что видел этого мужчину вчера по пути к родительскому дому. – Заслали-таки мента!

– Рома? По лицу расползается смятение неожиданной встречей, и Антон уже хочет закрыть книгу, как Рома сначала медленно и неуверенно тянет к нему руку, а затем кладёт свою ладонь поверх его, чем передаёт ощущение внезапного трепета, и Антону кажется, точно его накрыли сачком: поймали, не повредив ничего, и потому Антон совсем не против. – Мы вместе можем, – неловко выдаёт Рома, накрывая второй рукой затылок, – п-почитать…

Я буду ждать тебя здесь, в обрывках этого сна.

Елозить громкими словами по горлу больно, но больнее этого не делать. Роме лишь бы никто не услышал, как надрывно он швыряется этим словесным стыдобищем, как им захлёбывается, а потом начинает злобно кряхтеть, отбивая что-то — кулаками, ногами, наваливаясь плечом — и рыдая. Выпавшая ему совершенно нежданно-негаданно козырная по жизни карта червового туза режет ребром пальцы, зажимающие её в секрете ладони.

Рома чувствует. Чувствует распалённое после урока физкультуры тело Антона рядом. А ещё чувствует, что в раздевалке никого больше нет.