Рюсей одним ловким движением разворачивает Рина спиной к нему, вынуждая опереться руками на стену. он неоправданно горячий: какая-то печка или всё то же адское пламя. Только спустя несколько секунд Итоши замечает, что он вынужден держать руки по обе стороны от большого настенного креста. Шидо вытрахает из него всю веру—ну и слава никому не нужному Богу.
Блеск, угасший в драгоценных глазах ещё пару лет назад, не могли вернуть ни большие победы, ни поддержка со стороны тех, кого он привык считать за образец для подорожания. Печаль душила из нутрии, вырываясь наружу отголосками грубых оскорблений и колких фраз. Казалось, радость никогда не порадует его своим присутствием, однако, оглянувшись вокруг, два сверкающих на свету изумруда нашли человека, способного хоть на секунду зажечь пламя внутри грудной клетки.
Как оказалось, всё исправимо
От ненависти до любви один шаг, а Рин, кажется, прошёл уже тысячи километров туда и обратно.
Это путешествие, ведущее в никуда, посвящено единственному человеку.
Рин следует по замкнутой траектории, как муравей, сбившийся со своего биологического компаса; следует, пока не упадёт замертво, до последнего вздоха осознавая бессмысленность трепыханий.
И в центре проклятого круга стоит проклятый Шидо.
Шидо ой,как хитёр. Невероятно хитёр, он лёгко проникает в душу, забираясь в самый уголок, и выжидая, начинает скребсти прямо по сердцу. Оставляя жалкие, кровоточащие раны, да и будто насмехаясь, будет с прискорбием на них глядеть и нежно-нежно зацеловывать, словно не он во всем виноват, словно он по-настоящему любит Итоши.
-----
Или AU о том,как Рин переступая себя, начинает потихоньку раскрываться Шидо, но вечные сомнения все продолжают отягощать его.
Рюсей незаконно фигуристая и горячая, как самая настоящая печка. А Рин кажется, что хуже всего то, что она бесстыже этим пользуется, пристраиваясь прямо под боком в самые неподходящие моменты: перекидывает одну ногу поверх чужих бёдер, а вторую пропихивает между ними, зажимая в тиски. Коротенькие домашние шорты оставляют чересчур много голой кожи, из-за чего жар чужого тела ощущается слишком остро.
малышка, ну сжалься — блондин улыбается, ложась головой в большие груди, начиная мять их, словно тесто, сжимать и целовать сквозь тонкую ткань футболки — когда я уже смогу натянуть тебя на член?
Рин будет стараться беречь эту улыбку. Он будет любить Рюсея, одаривать его теплом и заботой, которых у его парня не было в детстве.
Все воспоминания он будет хранить в душе, будет теплить их и беречь, как самое дорогое, что у него когда-либо было.
У Рина рвутся слёзы наружу, когда он наконец-то видит, как горят глаза Рюсея. Губы поджимаются автоматически, чтобы не расплакаться, потому что.. больше нет того тусклого взгляда. Шидо наконец-то сумел отпустить своё прошлое.
Зрительный контакт в пылу неистового момента с Шидо лучше не устанавливать. Рюсей, оседлавший адреналиновую волну, похож на взбесившуюся псину, выдравшую цепь, которая скорее потащит за собой целую будку в стремлении перегрызть глотку, чем останется на месте, чтобы облаять неугодных.
Они одним непонятным комком горячих тел и дрожащих конечностей валятся на кровать, катаются, пока Рюсей не оказывается сверху. Рин дёргает бёдрами и ногами, подминая физически более сильного Шидо под себя, порывисто припадает к горлу, доверчиво открытому и слегка шершавому от утреннего бритья. Целует беспорядочно, хаотично, торопится.
Банка уродливая, колокольчики уродливые, измятая укладка Шидо уродливая — Рин не контролирует мимические мышцы, когда морщится. Они действуют непроизвольно, хотя сердце Итоши отчего-то замирает, а затем пускается вскачь, колотится где угодно, — в пятках, в горле, в висках — но только не в груди. Его тошнит от вида Рюсэя, так привычно, по-домашнему хозяйничающего на кухне, отлично разбавляющего мрачную дымку серой тюли и куска тяжёлого неба в окне.
