Мое лекарство

Серафим захотел поднять настроение Глебу и пригласил его к себе отмечать Новый год, но в процессе подготовки сорвал спину. Поэтому Глеб решил взять все в свои руки и самостоятельно организовать Серафиму праздник.

Глеб думал, что справится со всем сам. Он смело вычеркивал одного человека за другим из своей жизни даже за самый маленький проступок. Но за Серафимом никаких косяков не прослеживалось. Тогда почему он перестал посвящать его в свои дела, в свою жизнь? Почему перевел из категории «самых лучших друзей-братанов» в категорию «мы просто знакомые»?..

Андрей стоит посреди ванной комнаты, тупо уставившись в чужеродный предмет гигиены. Любовник Серафима либо конченый идиот, либо дает о себе знать.

Этот похуизм всегда выливается в минуты — часы, дни — беспокойства. За него, за Глеба, мать его, Викторова, который в очередной раз «зависает» на чьей-то хате: гашенный в ноль алкоголем, сигаретами и запрещёнкой, под которыми сочиняет до колик под рёбрами болезненные тексты. Про чёртову любовь, про всё, о чём на трезвую голову никому не рассказал бы. А так можно, так, казалось бы, и не про него, а для поклонников — всю боль им, все переживания, крики истерзанной, изувеченной души.

Глебу того достаточно. Не посылают нахуй – успех. Можно липнуть, вешаться и нарушать личное пространство. Можно вечно вертеться где-то под ногами, лезть с поцелуями, хоть и в щечку. Серафим все равно не против.

Хоть и небольшие, но дорогие моему сердцу зарисовки. Пиромукки, глебомукки, пироглебы (это што за покемон). Пиронюберги простигосподи.

В надежде передать ту атмосферу, которая крутилась в голове. Неизбежно будет пополняться, стоит смириться с этим.

О неправильной привычке, странной реакции и последствиях.