Огонь, веревка, пуля и топор

— Быть может, будущее настолько скупое, что не хочет показываться? — Нет, — резко ответила Мария. Равель ощущала себя неуютно, сидя среди свечей и зеркал, расставленных полукругом. Каина держала её за запястья горячими пальцами, вглядываясь в темное отражение. Лара могла подыграть таинственному действию — немного поверить в совпадения, дождаться несколько туманных фраз, а потом забыть их. Но дочь Нины не терпела притворства. Горны были встревожены неожиданным желанием Марии предсказать судьбы избранным девушкам. Виктор не одобрил, но и не посмел запретить, посоветовав быть осторожной. Каина, готовясь принять очередную гостью, мало спала, грозой ходила по комнатам, больше обычного удивляя прислугу, и временами не различала явь со сном. Мария, похожая на зачарованную царевну со старой гравюры, в длинном темном платье, с распущенными волосами, встретила Лару фразой: «Можно принять лилию за обтесанную кость». — Что же это значит? — Пока не знаю, — сказала задумчиво Каина. Она казалась сонливой. Лара с удивлением вспоминала полученное письмо, в котором говорилось, что прийти нужно «непременно, не откладывая, потому что дело очень важное». — Женщины в городе судачат, будто ты теперь предсказываешь женихов, — иронично заметила Равель. Мария скривила лицо. — Они ничего не понимают. Лара догадалась, вспоминая известное об этой семье, что Мария пыталась понять предопределение, желая бросить ему вызов, как делала, вероятно, Нина. Нарушение подобных законов — действительно серьёзное дело. Каина была сосредоточена, угрюма, но при этом выглядела уязвимо. Глаза её увеличились и потемнели. Потрескивали свечи, источая вязкий запах. Воздух становился тяжелым. Лара, начиная уставать от давящего молчания, произнесла: — Если тяжело, то лучше прекратить. Оно того не стоит. — Нет! — громко сказала Мария. — Я же вижу! Но не знаю, как всё увязать вместе. — Говори как есть, — настороженно проговорила Лара, пожав плечами. Мария смягчилась. Прикрыла глаза, прислушиваясь, медленно кивнула. Она начала перечисляла увиденное, словно смотрела полустертые от старости иллюстрации забытой книги: — Изуродованная ямами глинистая земля. Белые перчатки скрывают рубцы от ожогов. Каменная стена со старинной кладкой. Для нового маршала ведут лошадь редкой породы. В столе бедной квартиры неотправленные письма — хозяйка бросит их в камин. Кровавые следы на деревянном полу. Черный кисет… красивый, на нем вышиты голубые цветы. Лара неосознанно дернулась вперед. — Похожий кисет я сшила для отца, — быстро заговорила Равель. — Не знаю, тот ли. Это всё? Мария покачала головой и, сощурив глаза, сильнее сжала руки Лары. — Вижу столбы. Много столбов. Я не знаю, для чего они… Вижу мужчину в мундире. — Отец? — Не он. Где-то внизу послышался звук разбитого стекла. У Каины опустились плечи. Отпустив Лару, она спрятала лицо в ладонях и воскликнула брезгливо: — Ну и дураки! Какие дураки! Сказано же было! Равель немного успокоилась и сменила позу, потирая затекшие ноги. Мария порывисто вскочила, скользнула к выходу и, открыв дверь, нетерпеливо позвала: — Антонина! — Да, барышня, — отозвался обеспокоенный голос. — Что там случилось? — Рабочие новые. Они зеркало старое в темноте не заметили. Оно и рухнуло. — Зеркало? Каина тяжело задышала и, гневно отбросив волосы, спросила сдержаннее: — Где брошюры? — Какие? — Ну, от правительства. О войне. Женщина опешила от смены темы. — Где-то сложены. На растопку пошли, скорее всего. Вы сами говорили, что видеть их не хотите. — Но что-то же осталось. Нужно принести. Хотя, — Мария внезапно замолчала, задумавшись, — просто покажите мне место, и я возьму сама. Уходя, она хлопнула дверью. Оставшись одна, Равель решила не трогать остров догорающих свечей. Подойдя к большому окну, она распахнула шторы — сощурилась от серого дневного света. Дышать стало легче. Недобрые образы глубоко поселились в уме, вызывая новые страхи. Что-то из фронтовых сводок, что-то из писем. Но своей судьбы она там не чувствовала. Каина вернулась. Шурша юбками, она принесла стопку книг и бумаг, бросила добытое на стол со словами: — Устроила я там суету. — Думаешь, имеет смысл искать? — в усталом недоумении спросила Равель. — То лицо мне знакомо, видела его на какой-то бумаге. Лара не знала, что говорить. На столе лежали правительственные издания: маленькие книги с портретами генералов, брошюры, листовки, карты. В первый год войны власти затопили этим страну. Мария, отложив несколько листовок, поднесла руку ко лбу. — Лучше иди домой. Найду и обязательно пришлю. Я точно видела. — А нужно ли вообще что-либо знать? Каина повернулась и посмотрела долгим колючим взглядом. — Раз оно показало себя, значит нужно. Прости. Ничего дельного я тебе не сказала, но связь можно найти. Иначе не бывает.

***

Спустя несколько дней, воспоминания о странном дне поблекли и потеряли остроту. Равель стала проще относиться к услышанным словам. Город покинуло много мужчин — Мария могла увидеть нечто общее для всех, кто ждал возвращения своих родных. Недавнее письмо от отца было обычным, ласковым, оберегающим от тревог. Лара переживала только из-за кисета для табака. Из-за вышитых голубых цветов на темной ткани. И всё же вечером Равель, получив от посыльного Каиных конверт, лишилась покоя. Она достала сложенную пополам страницу, вырванную из военной брошюры. Портрет неизвестного ей офицера. Для генеральского звания он был очень молод. Имя генерала заставило девушку побледнеть. Капитал Равель служил в его соединении. Обнаружилась связь, в которой скрывалась беда. Кость может показаться лилией. Или наоборот? Лара не могла вспомнить.