Микаса
Микасе никогда бы не хотелось покидать место, которое она почему-то начала называть домом, но та уже собрала все свои вещи и дважды сделала обход замка, а теперь просто ждала, когда подъедет их повозка, потому что Леви решил, что им незачем арендовать машину, чтобы не оказаться заваленными собственными вещами в узком салоне. Но, по правде говоря, вещей-то у них было всего ничего. Микаса уместила всю свою одежду в один старенький чемодан, который нашла в казарме Армина, там же оказались соломенная шляпа и книга Арлерта, ключ Эрена от подвала и кинжал — подарок от Леви, что она получила несколько лет назад. Аккерман даже успела сменить свои туфли сабо «китти» с маленьким каблучком на военные сапоги на случай, если им понадобится ехать на лошади. После того, как лук и стрелы Саши оказались в чемодане, Микаса поймала себя на мысли, что задержалась около склада с оружием, и ее нутро нерешительно тянет ее забрать один из комплектов для себя, ведь она знала, что когда легион расформируют, то все добро пустят на расходный материал, не оставив ничего, стоит только монарху вернуть себе замок. Думаю, что Леви не будет возражать против одного набора… Девушка выбрала тот, который выглядел самым новым, и завернула его в ненужный кусок ткани. Вскоре она заглянула на кухню, разыскивая еду, что можно будет взять с собой в дорогу. Но вместо того, чтобы просто схватить яйца с хлебом, Микаса заприметила, что Леви не забрал тот чайный сервиз, который он обычно использовал, когда пил чай с Эрвином и Ханджи. Азиатка сильно удивилась, ведь это был не обычный набор из чашек, а лакированный сервиз, подаренный их командору Эрвину руководством, насколько девушка могла знать. Она вспомнила, что уже пользовалась посудой из сервиза, когда должна была приносить чай или подносы с едой в комнату своего капитана. Во всяком случае, Микаса захватила этот прекрасный набор с собой, уложив на еду в кухонной корзинке. Она ни за что в жизни не оставила бы что-то подобное. Девушка также забрала и постельное белье, а ещё стянула одеяло с кровати. Она рыдала под ним, страдая днями напролет, но сейчас оно к тому же напоминало ей о том, что, в конце концов, все те трудности были преодолены. Потом Микаса еще немного постояла в коридоре, молча прощаясь со своим вторым домом, и, не пролив ни единой слезинки, вскоре поспешила найти своего спутника. Когда Аккерман вышла наружу, то бывший капитан уже ожидал ее со своими вещами. Она наконец поняла, почему он чувствовал бы себя заваленным багажом в тесном автомобиле, ибо, черт бы побрал все стены, но мужчина будто собрался перевозить весь замок. — Здесь черт ногу сломит… — Не преувеличивай, отродье. Эти два чемодана — все, что у меня есть. Леви ответил даже не поведя бровью. Микасе ничего не оставалось, как разузнать, что же это были за вещи. Казалось, больше половины из них были не его собственностью… но зачем было приносить чужие вещи, если он не хотел беспорядка? Однако, девушка присмотрелась и все поняла: мужчина забрал кожаный портфель Ханджи, куда та складывала все безумные рисунки, которые делал Моблит. В чемодане также было, по меньшей мере, пять книг, что принадлежали Эрвину, судя по подписанному аккуратным почерком имени. В еще одном сундуке оказалась старая банка из-под чая, несколько нашивок с курток солдат легиона, фетровая шляпа и рваная белая ткань. Этих вещей азиатка еще не видела. Она взглянула на Леви, но тот в ответ только пожал плечами и надел плащ. Остальной его багаж составляли лишь ненормальные чистящие средства. И хоть Микаса и сказала своему бывшему капитану о том, что он буквально перевозит с собой весь замок, вещей у нее было больше. Она осторожно помогла ему уложить весь их багаж в повозку. — Мы можем забрать Полночь и Солнышко с собой? — неожиданно вырвалось у нее так, словно Леви уже знал имена одолженных ими лошадей. — Чего? — Леви запнулся, пытаясь сообразить, о ком его спутница говорит. — Микаса, у нас будет всего две комнаты. Рассчитываешь на то, что в твоей комнате поселятся еще два отродья? — Я имею в виду, не можем ли мы взять с собой лошадей? Леви выглядел довольно забавно, не имея понятия о кличках лошадей, придуманных девушкой, в силу своего воображения. Что ж, он ведь не станет ее винить? — Какие же ужасные имена... как эти животные еще не оставили тебя, — он усмехнулся, а затем повернулся, посмотрев на одиноко стоящих лошадей. — Ты действительно этого хочешь? Микаса кивнула, смотря в том же направлении. Девушка поняла, что Леви арендовал повозку специально для того, чтобы оставить Солнышко и Полночь, но она почему-то чувствовала, как же неправильно просто оставить их одних, хоть они и были позаимствованы. Монарх все равно будет относиться к лошадям, как к какому-то оружию, поэтому азиатка надеялась, что мужчина сможет прочитать ее мысли, пока она смотрела на него умоляющими глазами. — Отлично. Будешь убирать за ними дерьмо каждую ночь, а если нет, то я позабочусь о том, чтобы ты до конца своей жалкой жизни питалась лошадиным дерьмом.***
Дорога должна была составить около двух-трех часов, и, наслаждаясь жарким днем, сидя рядом со своим спутником, азиатка не могла не взглянуть на него. Леви был в солнцезащитных очках, и, казалось, они были созданы специально для него — он выглядел так мужественно и утонченно одновременно. Микаса продолжала смотреть на него, особенно, когда тот не озирался по сторонам. Она не могла понять, что же чувствовала к своему бывшему капитану. Было что-то новое в этих ощущениях, ей хотелось радоваться и выглядеть безупречно, просто увидев Леви. После джаза ей начало нравиться, как он выглядел. После осмотра дома — как он отнесся к ее мнению. А затем, на крыше, Микаса до головокружения обожала, когда мужчина делился с ней чем-то личным. Девушка не отрицала, что действительно принесла ему поднос с завтраком, но не могла согласиться с тем, что ей на самом деле стало жарко от вида капитана без рубашки. Нет, нет, нет… черт возьми, он же мой начальник… Все то, чего Микаса никогда раньше не замечала, внезапно нахлынуло на нее, будто молния раскалывала скалу, и вот, почему-то прямо сейчас, сидя рядом с ним, она вдруг пожалела, что была выше него. Просто смешно. Красивый низкий мужчина, хе-хе. Но все эти мимолетные счастливые мечтания сменились холодным осознанием того, что Леви никогда не посмотрит на нее как на девушку. Это было бы правильно, ведь она просто молодая и беспечная. Из всех людей в мире Микаса должна была знать, что Леви никогда не заинтересуется ею, даже если они, будучи дальними родственниками, отбросят табу инцестуальных чувств. Честно говоря, азиатке было все равно, родственники они или нет. Она просто хотела окутать кого-то своими чувствами, желая, чтобы этот кто-то сделал то же самое в ответ.Леви
Леви тоже поглядывал на Микасу и давно заметил ее глаза, прикованные к нему. Что ж, обычно он находил это ужасно раздражающим и говорил ей прекратить заниматься ерундой, так как ему не нравилось, когда за ним наблюдали. Но сейчас Леви просто позволил ей. Пускай, ей это не надоест, и она не уснет. И, когда девушка наконец задремала, он мог без лишних нервотрепок разглядывать ее расслабленное лицо, словно оно было единственным произведением искусства в музее полном дерьма. Мужчина отбросил свою упрямую мысль о влюбленности или о чем-то подобном и просто наслаждался моментом. Он вздохнул и снял очки. Леви уже понял, что Микаса полюбила его. Как тогда, когда лишенным сна утром она принесла ему чашку хорошего чая, не обращая внимания на поедающие его мысли о том, чтобы уступить своим желаниям или же попытаться разыграть великого мученика из-за поцелуя понарошку. Мы с ней больше не служим в армии. Мужчина еще раз напомнил себе, что с этого дня он не будет считать ее лишь подчиненной. Теперь Леви должен был видеть в ней семью, друга и. девушку. Это обстоятельство вскружило ему мозги. Аккерман, конечно, прекрасно понимал, какие шансы имели полюбить друг друга мужчина и женщина, живущие под одной крышей, но не сделал ничего, чтобы остановить ход этих событий. Чертовски несправедливо, особенно, когда не берешь во внимания свои собственные чувства. Леви просто не мог описать того, что он испытывал. Микаса ведь никогда не полюбит его, потому что до сих пор была чертовски влюблена в этого кретина Эрена Йегера. Аккерман вновь надел очки, стараясь не смотреть на свою спутницу. Для своего же блага.***
Они прибыли около десяти утра. Риэлтор оставался верен своим словам и вычистил даже самые упрямые сорняки у каменной дорожки. Приятно было видеть свое новое пристанище, свой собственный дом. Леви выпрыгнул из повозки и вытер лицо своим белоснежным носовым платком. — Эй, проснись, — окликнул он свою спутницу, надеясь, что сможет увидеть ее удивленное лицо, пока она будет задавать вопросы по типу: «Мы приехали? Я все еще сплю?» В общем, что-то забавное, что никак не услышишь от обычно безэмоциональной и молчаливой Микасы Аккерман. — Так красиво, — вот и все, что протянула она, зевая и улыбаясь со всем изяществом своего прекрасного лица. Леви кивнул и протянул руку, чтобы она слезла вслед за ним и помогла разгрузить повозку. Обычно он не позволял ей заниматься подобными делами, как ношение тяжестей, Боже… мужчина и в самом деле забыл, что перед ним была сама Микаса Аккерман — самый сильный солдат, ведь у него самого теперь недосчитывалось нескольких пальцев. Он просто выбрал наиболее практичное решение проблемы: — Выгрузи все, а затем мы пообедаем. — Что? Разве мы не перекусим? Леви усмехнулся, снова поддразнивая ее: — Ты снова и снова убеждаешь меня в своем членстве культа «Обжоры» картофельного отродья. Когда уже истечет твой срок? Микаса покраснела и бурчала всякие гадости вроде «карликового дерьма», но Аккерман проигнорировал ее, зашагав к своему прекрасному дому. Их прекрасному дому.***
До четырех часов Микаса по его приказу убиралась в доме и Леви слышал, как она жаловалась на то, что снова хочет есть. Но сначала девушка бурчала потому, что не понимала, зачем вообще понадобилась уборка, если риэлтор об этом уже позаботился. Мужчина же терпеливо объяснял, что они не могут полагаться на кого-то, кто может натереть здесь все слабительным и просто выполнить свою работу спустив рукава. В следующий раз Аккерман возмущалась, потому что он заставил пройтись тряпкой по второму кругу, но Леви усмехнулся, ответив, что все здесь должно было соответствовать его стандартам, то есть, быть близким к совершенству. В третий же раз Микаса вновь жаловалась на то, что голодна настолько, будто не ела со дня своего рождения, еще и преувеличивая, что скоро ее костяшки начнут кровоточить. Мужчина только покачал головой, улыбаясь изнутри, ведь несмотря на бурные возмущения девушки, дом уже выглядел опрятным и безупречно чистым. — Ну пожалуйста, давай уже перекусим, — вновь взмолилась Микаса, и Леви убедился, что с уборкой на сегодня покончено. Не то чтобы он признался в том, что она хорошо справилась, но это действительно соответствовало его стандартам чистоты. Ничего не ответив, мужчина просто бросил ей маленький бумажный пакетик с двумя круассанами. Однако его так и подмывало еще раз поддразнить ее тем культом обжор, потому что когда, черт возьми, азиатка успела превратиться в свинью? Леви купил этот десерт, хотя он и был дорогим, но что угодно для Микасы, ведь она очень любит этот модный хлеб. Девушка со скоростью света вцепилась в бумажный пакет обеими руками: — Спасибо Господу за круассаны! — воскликнула она, стаскивая с руки резиновую перчатку и запихивая в хлеб в рот. Хоть Аккерман и считал эту сцену чем-то антисанитарным, но девушка напомнила ему о нем самом с его нищим детством. — Разве я похож на Бога? — невозмутимо спросил Леви. Микаса взглянула на него, а затем закатила глаза. Но вскоре вновь обратилась к нему, протягивая второй нетронутый круассан. Мужчина вздохнул, невольно подумав об Изабель, которая каждый раз предлагала ему большую часть хлеба, когда они были вынуждены голодать. Это воспоминание было слишком уж драгоценным, и Леви не мог его игнорировать, поэтому он наклонился ближе к девушке и потрепал ее по волосам, сказал: — Это все для тебя. Она улыбнулась, и крошки посыпались с ее губ. Леви предложил ей свой носовой платок.***
— Наконец-то! — воскликнула девушка. Микаса, с которой Леви остался, оказалась намного более шумной по сравнению с той Микасой-подчиненной, которую он окрестил мрачным отродьем. Но, по крайней мере, она больше не лаяла об Эрене, как собачонка, что было чертовски огромным шагом вперёд. Мужчина сходил посмотреть на ее успехи, так как было уже шесть часов. Они как раз заканчивали разбирать свои немногочисленные пожитки, но еще так и не поужинали. Леви был уверен, что еще несколько часов и эта лоялистка КОС (Культа Обжор Саши) снова начнет скулить, требуя, чтобы он ее накормил. Поэтому мужчина решил, что они должны напоследок поесть в каком-нибудь заведении в Хлорбе. Все ради того, чтобы отпраздновать их новую жизнь. — Сходи в душ и опрятно оденься, — сказал Леви ей, откладывая чистящие средства в сторону. Он решил, что сходит в ванную после нее, потому что мог бы помыться за считанные минуты. — А? — Микаса выглядела так, будто все еще не поняла смысла его слов. — У… у меня могут начаться мышечные спазмы, я имею в виду, я ведь переутомилась и… — И кто, черт возьми, наплел тебе эту чепуху? — Ханджи… «Чертова очкастая», — подумал он. Когда людям, черт возьми, было вообще не плевать на свои боли? В армии никому даже не было дела, потерял ли ты руку, как Эрвин. Леви покачал головой с таким видом, будто слишком устал, что не заснет без ужина. На самом деле, ему еще нужно было накормить свое отродье, а морить ее голодом для своих же нервов худо. — Микаса, я всего-навсего приглашаю тебя на ужин, хорошо? Если не хочешь куда-то идти, то я могу просто приготовить глазунью, — но прежде, чем Леви успел закончить фразу, девушка молниеносно смылась в ванную, будто забыла о своих мышечных спазмах. — Боги. Это все ваша вина, Ханджи и Саша. Сумасшедшие. Он просто продолжил наводить порядок на кухне, проверяя, все ли в порядке, пока не заметил корзину, что притащила Микаса. Мужчина вздохнул уже в гребаный миллионный раз за день, гадая, не страдает ли его спутница барахольством. Он открыл корзину, но никак не был готов к тому, что нашел в ней. Его руки непроизвольно потянулись к лакированному чайному сервизу, как и раньше. Радостные воспоминания о двух его погибших друзьях вновь вспыхнули перед глазами. Леви аккуратно расставил посуду в ящик центрального островка тумб и мысленно поблагодарил за ее маленький милый подарок.***
Проведя полчаса в седлах, они прибыли на окраину Хлорбы. Она напоминала Трост, но шума было меньше. Леви бывал в этом городе уже несколько раз, но только по служебным делам, поэтому не был знаком с местностью. Их первой целью было найти закусочную. — Что ты будешь? — спросил он Микасу. — Все что угодно, — ответила она, раздражая его. Такой еды, черт возьми не существовало, а Леви задал конкретный вопрос, поэтому решил язвить: — Ладно, ты хочешь безвкусной каши? Девушка остановилась и вскинула брови, пытаясь понять, не шутит ли он. Но вместо внятного ответа, мужчина получил то, что вызвало у него смертельное отвращение: — Давайте еще тогда и хлеба с плесенью. Очень хочется попробовать то, что ел Конни. Леви поморщился, взглянув на нее, а затем огляделся по сторонам, надеясь зацепить глазом хоть какой-то ресторан, в котором можно было бы поужинать. Они отправились в один из шикарнейших ресторанов. Мужчина решил, что можно было себе позволить потратить пару пачек наличных на празднование их начинаний. Втайне Аккерман даже злорадствовал, имея тонну денег. Ресторан с названием «СпикИзи» встретил их с распростертыми руками. Интерьер полностью отличался от бара, в который они ходили. Единственная схожесть была в желтом приглушенном свете, что освещал все помещение. Над каждым столом с белой скатертью висела лампа, освещающая их неимоверно ярко. Официант проводил их, любезно предложив меню. Так как привычное время ужина было уже пропущено, Леви не хотел спорить с Микасой и заказал все на свой вкус: картофельный и кукурузные супы на закуску, брокколи «Пикассо» и рататуй как основное блюдо. Он решил заказать десерты позже, когда они закончат трапезу. Еда готовилась целую вечность, поэтому Леви уже в десятый раз хотел наведаться в уборную, чтобы помыть руки. Микаса вновь нудно протянула «да», пока ее взгляд перемещался по всем причудам ресторана. Аккерман прошел мимо маленького календаря на стене в туалете, и, присмотревшись поближе, он узнал, что сегодня было десятое февраля. Черт, так, стоп. Сегодня что, день рождения у этого отродья? Как же он мог забыть? Это был один из тех дней, когда весь их отряд буянил на кухне, сжигая по три торта за раз. Конни вечно доставал его с тем, что Леви, как их капитан, должен был помогать, но мужчина просто отказывался и ссылался на кучу отчетов, которые ему нужно было разобрать. Аккерман иногда мог подарить ей что-нибудь вроде коробки печенья или чего-нибудь, что мог найти, когда отправлялся за покупкой чистящих средств. Дни рождения в те времена не были чем-то особенным, потому что почти каждый день они жили в постоянном страхе, либо забывая, либо просто ненавидя тот день, когда были принесены в этот мир. И Леви уж точно не был похож на Эрена, который повсюду кричал, что он особенный только потому, что родился на свет. Леви был просто случайностью, ребенком матери-проститутки, которую оплодотворил ублюдок-отец. Но отбросив свои меланхоличные мысли, он вышел и направился к барной стойке, чтобы спросить хозяина, есть ли у них что-то для того, у кого наступил особенный день. — Имя, сэр? — Микаса Акерман. — Я имею в виду ваше имя, сэр. — Леви. Если у вас есть клубничное пирожное, пожалуйста, подайте его и два бокала лучшего шампанского. Он урегулировал все, пояснив что у его спутницы сегодня был день рождения, и просит, чтобы они просто сделали что-нибудь особенное. она ведь впервые могла отпраздновать свой день нормально. Но как Микаса могла забыть свой собственный день рождения?Микаса
Девушка просидела в одиночестве около пятнадцати минут. Она боялась, что Леви уже поглотила раковина или, что хуже, у него диарея. Микаса не смогла бы расплатиться за ужин, ведь положила в бумажник всего какие-то пару купюр. Ожидание нервировало её. Почему Леви вечно ест что-то странное? Но отбросив все свои нервные выпадки в сторону спутника, Аккерман на удивление почувствовала себя расслаблено, поддаваясь влиянию атмосферы ресторана. Ей нужно было ещё учиться и учиться есть овощи, подумала она, завидев ещё одну тарелку без мяса, что заказал Леви. Девушка понимала всю серьезность намерений своего бывшего капитана, ведь он не хотел новых жертв и пытался добиться этого, хотя бы самолично перейдя на вегетарианство. Наконец, ее спутник соизволил появиться, поэтому Микаса не удержалась и спросила: — Наслаждались своим сладким времяпровождением на свалке, мистер Аккерман? Он пристально посмотрел на нее, рассеянно отряхивая пальто, и поспешно ответил: — Смешно. Правда заключалась в том, что жить с Леви и слушать, как он ругается и шутит двадцать четыре часа в сутки, было чем-то таким, к чему Микаса быстро привыкла. Он буквально заражал её своими язвительными, грубыми упреками и даже черным юмором, заставляя её теперь выплевывать их по привычке. Раньше ведь она никогда не употребляла подобных грязных словечек, отмалчивалась или произносила по нужде и деликатно. Но точно не сейчас. Теперь её совершенно точно можно было ошибочно принять за самого Леви… только немного уменьшить в росте и постричь. Вскоре после того, как появился её спутник, им подали еду. Аромат буквально убивал Микасу, заставляя заливаться слюнями, будто она вечность голодала. Когда официант закончил накрывать на стол, она посмотрела на Леви, прося его дать ей фору. Девушка покончила с овощным супом всего за три минуты и не подняла глаз на Леви, который уже был готов причитать о её причастности к КОС. Они оба закончили свою сытную трапезу, и Микаса невольно подумала, что хоть это были и овощи, она не могла отрицать, что их ужин был безумно вкусным, и та была бы не прочь иногда есть подобное и дома. Дом… У неё по спине пробежали мурашки… это слово… сколько же раз она говорила его не тому человеку. Микаса была простым человеком, и все, чего она желала — это дом и кто-то, о ком она могла бы заботиться. Аккерман потеряла семью и дом так давно… это делало её безутешной. Если бы не Леви, если бы он не спас ее, чуть не захлебнувшуюся в своей жалкой жизни, то Микаса бы просто не получила нового дома. Леви был ее новым домом. Он дал ей кров, накормил и даже разрешил стать частью его жизни. Этого было более чем достаточно, и Микаса постоянно твердила себе, что отплатит ему, отдав свою жизнь. Она была готова вылизывать пол языком, даже если и много бурчала, была готова заботиться о нем, даже если он подхватит какую-то инфекцию, и, возможно, смогла бы любить его, даже когда мир вновь станет холоднее к ним обоим. Все эти мысли согревали её, делая менее печальной. Все благодаря человеку, что тщательно нарезал рататуй, подгоняя под свои стандарты. Неожиданно к их столику подошли какие-то официанты с тортом и шампанским в руках, громко напевая причудливую песенку, которую она уже давно забыла: «С днём рождения тебя!» Микаса была шокирована. Её рот раскрылся от удивления, а глаза расширились, смотря в направлении ухмыляющегося Леви. Как она могла забыть про свой собственный день рождения? Аккерман радостно кивнула, поблагодарив официантов, что просто чудесно для неё спели. Но она все ещё не могла отойти от шока, даже когда ей подали кусочек клубничного торта, а затем разлили шампанское по их бокалам с тюльпанами. Девушка смотрела, как маленькие пузырики взрывались, вдыхая аромат напитка, который она недавно сравнила со звёздами. Как обычно, Леви ничего не сказал. Он просто был рядом, внимательно наблюдая за тем, как она держит бокал с тюльпанами, как делала это всегда. Микаса улыбнулась ему и положила кусочек торта в рот, пробуя его на вкус, будто это было лучшим, что случилось в ее жизни. Она прошептала себе под нос: «Это так вкусно…» — Я знаю. — Ты знаешь? — девушка вскинула брови, пытаясь понять, не говорит ли он что-то между строк. Она уже знала, что могла попасться на этом. — Да, — Леви сделал глоток шампанского, держа бокал, словно тот был одной из его чашек. Микаса никогда не понимала, как и почему он это делает. — Это заказал я. Надеюсь, что тебе понравилось. Она вновь кивнула. Ее лицо ясно говорило за неё — Микасе понравилось настолько, что она была бы не прочь выпить всю бутылку шампанского этим вечером. Интересно, как Леви вообще помнил про её день рождения? Аккерман улыбнулась от мысли, что у него в сердце всегда было мягкое местечко, укрытое тяжелым стеганым одеялом. Она даже простила его за то, что он заставил её убираться в течении нескольких часов и сказала: — Спасибо. — С днем рождения, Микаса.***
Они шли со своими лошадьми по центру города в девять, бок о бок. Микаса так наелась, что даже не допила бокал своего клубничного шампанского, поэтому Леви велел ей не вертеться, чтобы её не вырвало. Хоть это и был её день, он все же пригрозил, что заставит съесть ее блевотину, если она ослушается его. Обычно Микаса язвила, но сейчас просто улыбнулась, заверяя, что все в порядке. Леви остановился перед галантерейной лавкой и велел ей подождать. Она вновь сказала «о’кей» и направилась к скамейке возле магазина. Микаса всегда так делала. Ее спутник имел множество поручений и прочего дерьма, что она и не спрашивала об этом. Аккерман просто думала, что ОКР Леви было настолько паршивым, что ему нужно было трижды перепроверить счета, прежде чем он передаст их продавцу. — Что ты купил на этот раз? — Ничего, — вот и все, что он сказал, водружая два бумажных пакета в сумку, что болталась на Полночи. Микаса хотела бы расспросить его, но знала, что Леви предпочитал хранить некоторые вещи в секрете и был бы благодарен, если бы она попридержала язык. Поэтому они просто продолжили идти, погружаясь в безмолвное спокойствие альтруистичного городка. Она случайно коснулась его руки. Он был таким тёплым. Это тепло манило её в такую пронизывающую ветром погоду. Микаса взглянула на своего спутника, пытаясь понять, как он отреагировал, но Леви все ещё сохранял бесстрастное выражение лица. Сжав другой рукой поводья, девушка затаила дыхание. Скептично уступить своим человеческим желаниям или же просто проигнорировать их, как делала это в прошлом? Но она хотела спросить себя не об этом, а о том, что же все-таки ее останавливало? Микасе нравился Леви, но она все ещё не совсем понимала, что именно чувствовала, будучи новичком в этом деле. Но на сей раз её ничего не останавливало, поэтому девушка глубоко вздохнула, подняла голову, чтобы увидеть полумесяц, и, наконец, уступила своим желаниям. Микаса потянулась к его тёплой ладони и схватила ее так, словно она хотела физической связи, чего-то хорошего, а, возможно, и чего-то плохого. Но разве девушка не прикасалась к нему уже множество раз? Эти маленькие жесты? Случайные лёгкие касания в армии? Нет. Сейчас Микаса хотела чего-то другого и, возможно, это была бы хорошая перемена. Её рука покоилась в его, девушка давала ему шанс сжать ее или вовсе отпустить. Но Леви ничего не сделал. Он просто позволил им идти так и для Микасы это было лучшим решением. Она пошевелила пальцами, очень осторожно касаясь его длинных фаланг. Они до сих пор не разговаривали. В любом случае, Аккерманы не были хороши в словах.***
Когда пришло время им пуститься из пригорода в свой мирный дом, время, когда их рукам пришлось расстаться, Микаса заметила, как Леви смотрел на нее. Он взглянул на их переплетенные руки, прежде чем первым разнять их. Мужчина ничего не сказал, просто посмотрел на Микасу, как на самую драгоценную вещь, что только держал, и это испугало ее. Это был взгляд человека, который боялся уронить ценную вещь, до смерти боялся, что она разлетится вдребезги. В этот момент, отвечая на его взгляд, Микаса не могла дышать, однако на этот раз она ощущала парадокс. Девушка не хотела, чтобы с ней обращались как с фарфором, она хотела быть похожей на галстук, который он носил ежедневно, чтобы болтаться у него на шее как неотъемлемая часть, к которой все же относятся со страстью и заботой. Микаса покачала головой, полная жутких, глупых идей, затуманивающих разум, но остановилась. Она действительно должна была прекратить думать об этом. Сегодня же ведь день её рождения, верно? — Микаса, — позвал он её, и на его лице отразилась искренняя забота, будто мужчина пел ей колыбельные, которые она слушала в детстве. Леви посмотрел на нее еще раз, но был более расслабленным, произнося слова, которые никогда не говорил никому в подобной задумчивости: — Пойдем домой.Леви
Утром следующего дня Аккерман проснулся с своём кресле. На самом деле, он проспал всего четыре часа, но это все же был самый долгий его сон за последнее время. Леви потянулся, похрустывая позвонками. Это было первое утро в их новом доме. Мужчина не забыл о кое-чем, что купил вчера и тихо спустился вниз, выудив перед этим ручку из старого портфеля Ханджи. Добравшись до центрального островка на кухне, он с трудом выводил буквы левый рукой, но старался не обращать внимания на свой плохой почерк. «Для таких дерьмовых сопляков, как ты.— Л.»
Аккерману было трудно отказаться от того нерадивого почерка, который могла предложить ему левая рука. Конечно, он же Леви — аккуратный урод и исключительный по кропотливости король Парадиза. Его почерк всегда был настолько хорош, что можно было ошибочно предположить, что это печатный шрифт, как в местной газете. И теперь мужчину просто убивали его неразборчивые записки, которые он писал только потому, что не мог преодолеть трусость, говоря что-то особенное Микасе в слух. Леви положил таинственный бумажный пакет рядом со своей запиской и отправился на улицу, чтобы познакомиться с местностью, где он теперь жил.***
В тот день было действительно холодно, и Леви пожалел, что не захватил с собой шарф, подаренный Ханджи. Он бродил по окрестностям, подмечая, насколько плодородные земли простирались вокруг, и пришёл к выводу, что на самом деле мог начать сажать различные виды чайных листьев. Мужчина улыбнулся от этой мысли. Леви всегда хотел мирной жизни. Жизни, где он мог бы проводить дни гуляя и заваривая чай в своей маленькой чайной. Жизни, в которой он бы больше не сражался. Но, видит Бог, если посмотреть на это с другой точки зрения, жизнь, которой Аккерман жил сейчас, была почти пределом его мечтаний. Мирная жизнь, где у него есть хороший дом, огромная лужайка, идеально подходящая для выращивания трав, мир, сотканный спокойствием, где он, Леви, мог наконец, нормальным. Мужчина вздохнул и поднял с земли камень, а затем бросил его как можно дальше. Его мысли снова вернулись к прошлой ночи, к близости, когда он держался за руки с Микасой. Леви не был хорош в этом, и его чувства расползлись гораздо дальше, чем он представлял. Он просто, черт возьми, всегда убеждал себя в том, что не хотел влюбляться, не хотел пробовать просто потому, что не был идеален для нее, что может просто причинить ей боль… Но Леви был там и держал ее за руку, словно влюбленный подросток с отношениями ты-и-я-против-целого-мира. «Я самый большой ублюдок на свете», — он засунул свои дрожащие руки в карманы. Чертова правда в том, что мир, в котором они жили, действительно был спокоен, но борьба за долгое время, казалось, стала частичкой его тела, поскольку Леви все еще сражался. Сражался в Гражданской войне между эмоциями и побуждениями. Мужчина задавался вопросом, когда же, черт возьми, это проклятое дерьмо закончится. Это сводило с ума всех.***
Аккерман не сразу заметил, что уже далеко ушёл от дома. Он был так поглощён видом на обширные мирные луга со множеством цветов и трав. Солнце скрылось за сердитыми облаками, что можно увидеть только в снежную погоду. — Чертова погода, — сказал Леви, размышляя над тем, что он единственный, кто не может понять собственные дерьмовые чувства. Он дрожал — холод был такой, какой можно испытать находясь лишь на просторах, в которые мужчина и забрел. Возвращаясь к дням, что он провёл в Подземном городе, там всегда было полно людей, что скучились, словно сардины в банке, отчего воздух, которым Леви дышал, всегда был спертым и антисанитарным. Но вот в городе, как и в пригороде, ледяной ветер не так беспокоил его, как холод, который он испытывал из-за бесчисленного количества жителей и их каменных домов. И все же, несмотря на все свое упрямство, Аккерман продолжал идти и идти вперед. Ему здесь нравилось. Нравилось, как безмятежная тишина пожирала его тревогу. Даже если Леви не понимал своих чувств прямо сейчас, теперь это могло быть время, когда он хотел отпустить все мысли. Красивые цветы. Мужчина мог предположить, что это нарциссы или маки… Просто они напоминали ему Микасу. С того дня, как она ворвалась в его комнату, в ней происходило ее собственное обновление. Леви прекрасно видел это, поэтому зависть съедала его. Как, черт возьми, Микаса смогла так быстро приспособиться к своим новым чувствам? Игнорируя свои недавние размышления, Аккерман начал собирать цветы. Выбирая самые лучшие, какие мужчина только видел, он осторожно вырывал нарциссы, не зная даже, какие цветы Микаса хочет, но знал, что они ей нравятся, потому что видел ее в саду замка. Леви не был ботаником, но был уверен в том, что именно нарциссы впишутся в каждую ее клеточку и не потому, что его спутница была самовлюбленной. Микаса была вынуждена цвести ради природных красот, даже если все вокруг было в спячке или вовсе мертво. — Потерялся в океане своих мыслей? Аккерман вновь услышал это фразу. Конечно, это снова должна была быть Микаса. Он остановился и задумался, что же ему ответить. Будет ли лгать? Будет ли притворяться, что с ним все в порядке? Леви бы мог сказать себе, что превращается в чёртову капризную суку от того, что не может разобраться с несколькими своими эмоциями. Но все же, Микаса вновь была здесь, войдя в его тихое утро без приглашения, так же, как как вошла в его жизнь. Мужчина встал на ноги, но не обернулся. — Да. Леви глубоко вздохнул, не обращая внимания на дрожь, вызванную прохладным ветерком, и прислушался к ее вздоху. Он хотел, чтобы Микаса спросила его «что?» или «почему?», или заставила выплюнуть это, хоть подобная идея ему и не нравилась. Аккерман, казалось, был настолько непредсказуем в этот момент, что даже, черт возьми, забыл о своих чувствах в тот джазовый вечер, потому что боялся взглянуть им в лицо. — Тогда скажи мне, в чем дело, — он, наконец, снова услышал голос своей спутницы и повернулся, чтобы посмотреть на нее. Микса уже надела подарок, что Леви подарил ей. Темно-зелёный шарф идеально сидел на ее шее. Он просто смотрел в ее стеклянные глаза, и каким-то образом это его успокоило. Аккерман отвёл взгляд, дрожащими руками прикасаясь к шарфу и осторожно приподнимая его, чтобы прикрыть его спутнице рот, чтобы она вновь не произнесла слов, что выбьют его из колеи. Леви видел, насколько Микаса была удивлена, и это заставило его напрячься, но, тем не менее, игнорировать сей факт. Он убрал один из лучших маленьких цветков ей за ухо, нежно, почти ласково произнося слова, что рано или поздно все равно предали бы его: — Ты важна, Микаса. «Ты важна для меня.» Но он не сказал этого и прошёл мимо нее, не обращая внимания на боль, которую сам себе причинил, прищурив глаза, будто ничего и не произошло. Леви просто притворился, что не слышит постоянного оклика своего имени.Микаса
Дождь начался как раз в то время, пока девушка дулась в своей комнате. Взгляд все время беспокойно блуждал по свежевыкрашенным стенам комнаты, от чего она еще больше устала. Было всего пять утра, но Микаса полностью проснулась, а её мысли проносились в голове с бешеной скоростью, пока она ворочалась в своей огромной кровати. Почему? За прошедшие несколько недель девушке доставили все её вещи, и она была полностью погружена в обустройство своей комнаты и в уборку даже без присмотра её соседа. Микаса училась строить конюшню для лошадей, совершенствовала свои кулинарные навыки, читая купленную книгу, и вышивала с помощью набора, который Леви подарил ей вместе с шарфом. И все для того, чтобы хоть чем-то занять себя и не обращать внимания на то, что, черт возьми, не давало ей покоя последние несколько недель. Аккерман вздохнула и потянулась за шарфом, аккуратно сложенным на тумбочке. Интересно, в чем она провинилась на этот раз? Почему Леви так себя вел? В последнее время Леви казался ей каким-то отстраненным. Девушка подметила это, как только он перестал откликаться и ей приходилось тысячи раз звать его, также не получая ответа или взгляда в свою сторону. Сначала Микаса думала, что наступили его периодические перепады настроения — обычный синдром Леви. Именно поэтому Аккерман не заостряла на этом внимания и не спрашивала, что же случилось. Но шли дни, и она почувствовала, насколько он от неё отдалился. Казалось, будто ей уже никогда до него не дотянуться. Микаса из раза в раз старалась вывести его на эмоции, делая что-то неуклюжее, чтобы привлечь внимание. Но все её попытки оказались тщетны — Леви просто бесстрастно бросал взгляд в её сторону, а затем продолжал делать то, что, черт возьми, делал. Он редко ел вместе с ней. Она спокойно наблюдала за тем, как ее сосед питался лишь единожды в день или вовсе уходил лишь с одной чашкой чая в желудке. Микаса боялась, что в конечном счете у него образуется язва или он мог упасть в голодный обморок, когда ее не окажется рядом. Когда же сходились звезды и Леви все же трапезничал с ней, он молча все доедал и, опустив глаза, говорил: «Неплохо». Микаса не понимала, почему мужчина так себя вел. Неужели она плохо убралась? А может, готовила еду, которой можно лишь отравиться, и поэтому он отказывался есть? Или… ему надоело жить с ней? Последний вопрос заставил ее вздрогнуть. Девушка обернула вокруг шеи темно-зелёный шарф, что подарил ей Леви, и нежно прижала его к лицу. Ей даже не выпало возможности, чтобы выразить свою благодарность за подарок. Однако, Микаса постоянно твердила себе, что это его вина, потому что именно он вёл себя как подонок. Как назло, когда она собиралась пройтись вокруг дома, хлынул сильный дождь. Девушка закрыла за собой дверь своей комнаты и спустилась вниз. Дом казался ей по-прежнему пустым и не из-за нехватки мебели или какой-то бытовой техники. Он был пуст, потому что Микаса чувствовала себя единственным живым человеком в этом безмолвном доме. Все из-за того, что второй житель притворялся мертвым в своей комнате. Когда она задумалась об этом, то поняла, что никогда не видела комнаты Леви. Аккерман была так занята своими делами, что забыла осмотреть каждый уголок дома. Девушка провела рукой по волосам и остановилась на кончиках, размышляя над тем, что ей давно пора было постричься. И этому чертовому коротышке тоже. Его волосы уже сильно отросли. Микаса вздохнула, стараясь не обращать внимания на то, что мысли о Леви беспокоили ее каждый день. Она направилась на кухню, размышляя, сварить кофе для себя одной или заварить чай для них обоих? Девушка пододвинула барный стул и села, одновременно доставая банку с чаем из центрального ящика. «Он победил», — подумала она. Аккерман выключила чайник, когда тот засвистел, и, приготовив мятный с листьями ягод асаи чай, она направилась наверх, чтобы посмотреть, спит ее сосед или нет. По-крайней мере, Микаса должна была знать, будет ли пить чай этим дождливым утром в одиночестве.***
Дверь в комнату ее апатичного соседа была приоткрыта, хотя обычно она оставалась закрытой. Закрытой от мира, в котором жила Микаса. Сначала она не решалась войти. Стучать не было смысла — девушка знала, что Леви просто съехидничает, отпуская замечания о вежливости, когда она сунет свой нос внутрь. Поэтому Микаса просто заглянула в комнату, пытаясь определить, где, черт возьми, находился этот ворчливый кот. Но девушка не смогла увидеть его, поэтому очень тихо открыла дверь и, не издав ни звука, вошла внутрь. Дождь все еще лил, и от этого комната погрузилась в потемки, что поддерживались лишь напольной лампой. Должно быть, он включил ее не так давно. Микаса оглядела полупустую комнату, в которой красовались лишь комод, лампа, шифоньер и кресло. Она попросту не могла поверить, что Леви действительно спал в кресле, но все же направилась к нему тихо и незаметно, словно кошка. Несмотря на мрак за окном, благодаря торшеру, Аккерман смогла рассмотреть ясно его черты лица. Мужчина с закрытыми глазами, сутулился на подлокотнике, а его отросшие концы волос спадали за заострившиеся скулы. Девушка внимательно осмотрела своего бывшего капитана и заметила книгу в его руках. Она прикрывала его губы и великолепный острый нос. Брови мужчины не были нахмурены и выглядели более расслабленными, чем Микаса когда-либо видела. Она смотрела на его закрытые веки. на то, как он прекрасен и как спокоен, когда спит. Аккерман вдруг вспомнила, как к ней приставала Саша со всякими сплетнями про их капитана, о том, как он красив. Раньше она, как дура, игнорировала это, но теперь, когда он был прямо перед ней, Микаса не могла отрицать, насколько у мужчины красивое лицо, даже несмотря на грубые рубцы. Девушка заметила, что его ранее выбритый затылок заметно отрос. Аккерман чувствовала, как бьется ее сердце, будто мышиное, и не могла понять, нервничала она просто потому, что боялась быть пойманной или. Но вспомнив о том, почему Леви так сильно отдалился от неё, Микаса опустила глаза, пытаясь справиться с грустью. Она простояла рядом с ним ещё минуту, стараясь запечатлеть его умиротворённое красивое лицо. Девушка, наконец, отвернулась от него, вспоминая, что одинокая чашка чая ждет ее внизу. Но втайне она надеялась, что мужчина заметит её и попросит остаться. Микаса печально поплелась обратно, пытаясь отгородиться от мыслей о безмолвной войне, которую они вели. Но, когда она уже собиралась закрыть дверь, то услышала кашель. Девушка хотела подождать ещё, прежде чем полностью закрыть дверь и, когда услышала его хриплый кашель во второй раз, то вернулась. Как она, черт возьми, не смогла заметить, что у Леви нос весь красный? Микса была слишком увлечена разглядыванием его лица, будто он какой-то горячий джентльмен на обложке журнала, и думала, что лицо Аккермана было красноватым только из-за лампы. Девушка стянула книгу, что закрыла пол лица, и увидела потрескавшиеся губы. Мужчина разинул рот, пытаясь дышать им. — Черт, — пробормотала Микаса, протягивая руку, чтобы проверить дыхание. К ее удивлению, мужчина дышал тяжело, воздух был горячим. Она положила другую руку ему на лоб, откинув челку, и почувствовала, как жар обжигал тыльную сторону ее ладони. Вскоре Леви открыл глаза: его усталые остекленевшие глаза, казалось, смотрели прямо ей в душу. Микаса могла бы сказать, что ждала, когда же он поглотит ее за вторжение в его собственность и прикосновение в нему. Но девушка не переставала прижимать свои нежные ладони к его щекам. — Леви, — тихо прошептала она. — У тебя жар… — Я знаю, — это было все, что он сказал. Голос Леви был хриплым. Он даже не пытался отвести от Микасы взгляд. «Интересно», — подумала она. — «Если он уже знал о том, что у него в горле застряла лягушка, то почему, черт возьми, не сказал мне?» Девушка начала раздражаться на своего соседа и на его попытки казаться крутым, потому что единственным, что он получил в итоге, оказалась простуда. Но Аккерман все ещё сохраняла крупицы терпения и спросила: — Почему ты ничего мне не сказал? — Глупая, — он замолчал и прикрыл рот рукой, а затем снова закашлялся. — Ты заразишься, глупое отродье. Девушка ладонью вытерла бисеринки пота с его лба. Она знала, что этот чистоплюй начнёт бухтеть на нее, как разносчика бактерий. По-крайней мере, Микаса сделала хоть что-то, и его мелкие язвы были последними в списке ее забот, поэтому просто сказала, чтобы Леви подождал, пока она не найдёт чистое полотенце и наполнит таз горячей водой.***
Микаса вернулась и прихватила с собой аспирин, который достала из аптечки. Дождь все еще шел, и она не могла сломя голову скакать в город, чтобы купить подходящее лекарство, что убило бы храбрый вирус, осмелившийся атаковать Леви. А мужчина все так же лежал не двинувшись, ещё сильнее побледнев, и не споря, хочет он вылечиться или нет. Микаса поинтересовалась, когда он начал чувствовать себя плохо, на что получила ответ: две или три недели назад. Леви сказал, что не мог вспомнить конкретную дату, просто тогда у него пропал аппетит. — Я уже не могу тебе верить. Ты оставил свой вирус по всему дому! — воскликнула она, окуная полотенце в таз. — Теперь мне придётся драить полы на корячках, еще и в полном одиночестве! — девушка сжала теперь уже тёплое полотенце, а затем осторожно вытерла им его лицо. Оно оставалось бесстрастным, не давая ни малейшего намека на то, о чем он думал. Микаса стойко игнорировала это, продолжая тщательно вытирать его, чтобы Леви смог почувствовать себя хоть чуточку лучше. — Господи, Леви, какой же ты горячий! — Спасибо. Когда он закрыл глаза, ухмылка на его губах исчезла так же быстро, как и появилась. Девушка не особо поняла, почему Леви сказал спасибо, но скорее всего потому, что она только что назвала его горячим. Вздохнув, Микаса продолжила своё занятие и перешла к шее. Она осторожно промокнула ее полотенцем, пытаясь нащупать воспалившийся лимфатический узел, который мог указать насколько его болезнь хуже, чем она предполагала. К ее облегчению, все было в порядке. Леви не менял свою рубашку с прошлого вечера, но девушка была слишком смущена, чтобы спросить его, может ли она сделать с ней что-то, ведь беспокоилась, так как ткань уже вся пропиталась потом. Микаса никогда не думала, что просить мужчину снять рубашку труднее, чем убивать титанов в четыре раза больше нее. Аккерман задумчиво пожевала щеку, а затем глубоко вздохнула: — Леви, — она замялась, нервно теребя воротник своей рубашки. — Я сниму с тебя верх, если ты не против… — Да, — тихо ответил мужчина. Его глаза все еще были закрыты, и выглядел он так, словно вот-вот протянет ноги. Микаса никогда не видела, чтобы Леви болел (на войне на это просто не было времени), и ей невольно захотелось попричитать на тему его безрассудства. Она осторожно расстёгивала пуговицу за пуговицей, стараясь не касаться разгоряченной кожи. Закончив, девушка приказала ему выгнуть спину, чтобы она смогла снять рубашку в плеч, а затем и полностью с его тела. Ткань немного вымокла, но Микаса не удивилась даже тогда, когда почувствовала запах свежего пота, мяты и сандалового дерева, идеально подходивший к его одежде, она аккуратно служила рубашку и положила рядом с книгой. Микаса могла бы признаться, что ей действительно нравится его запах. Аккерман взяла тазик и снова окунула в него полотенце, а затем сжала, прежде чем протереть им его тело. Девушка, как могла, игнорировала тот зоопарк, воздвигающийся в ее животе, пока она проходилась полотенцем по его грудным и косым мышцам, а затем и по идеально очерченному прессу. У Леви правда больше не было красивого лица, но его тело оставалось прекрасным. Это делало мужчину похожим на куклу. Микаса почувствовала, как он поморщился, когда она промокнула мокрым полотенцем его торс. Конечно, у неё шалили нервы, и она чувствовал себя просто смешно, странно, просто увидев Леви таким. слабым и полуголым перед собой. Выражаясь образно, это было все равно, что просить льва сожрать маленькую спящую овечку. Поэтому девушке нужно было выбросить из головы все, о чем она, черт возьми, думала, когда перестала вытирать его тело. Аккерман выдвинула ящик шифоньера, а затем нашла удобную кофту для больного. Она помогла ему одеться, а затем предложила ложку аспирина: — Просто проглоти это, ладно? Леви кивнул. Его глаза все еще были закрыты, будто веки приклеились друг к другу. Он открыл рот, чтобы выпить эту горькую микстуру. — Пошли, — сказала она, обводя пальцем его наплечники. — Куда? — Тебе нужно хорошенько отдохнуть. Этого не получится сделать в твоём дурацком кресле, так что делай как я сказала, — она заметила, как он медленно разлепил глаза, чтобы взглянуть на нее. — Ты должен поспать в кровати, Леви. Микаса поняла, что выиграла, когда он пошевелился, намереваясь встать. Это точно все ещё Леви? Втайне, она восславляла жар, что смог укротить амбивалентность Леви, черт возьми, Аккермана. Девушка помогла ему дойти до своей комнаты и расстелила постель так, чтобы ему было удобно. Она прекрасно понимала, что ее прибежище не соответствовало его стандартам, но вины Микасы в этом не было. Ведь это Леви не купил себе дурацкую кровать. Аккерман укрыла мужчину своим стеганым одеялом, наблюдая, как поднимается и опускается его грудь. Как же она скучала по нему. Несмотря на то, что они все время были вместе, ей так не хватало их разговоров и даже раздражающих колких замечаний этого проклятого ворчливого коротышки. Микаса просто стояла в углу, скептически размышляя, что сделает что-то, что разочарует его, опасаясь того, что её спутник вновь отгородится от нее. — Микаса, — позвал он ее. — Пожалуйста, можешь принести ту книгу, которую я сейчас читаю. Девушка быстро подчинилась, потому что Леви не часто произносил что-то вроде «пожалуйста» настолько мягко. Она даже подумала, что у неё начались галлюцинации. Аккерман вернулась в его комнату и взяла ту книгу. Конечно, ей стало любопытно, что же читает Леви. Книга была настолько старой, что Микаса даже не смогла различить название, поэтому пролистнула пару страниц, стараясь разобрать множество устаревших терминов, пока ее взгляд не зацепила одна из страниц. Некоторые абзацы были подчеркнуты размазанными чернилами и выглядели почти так, будто у человека, который это сделал, была одна загадочная мучительная проблему под названием: «любовь». Микаса помедлила, чтобы расшифровать слова: «Словом, не в моих силах было оторвать ее, будь то в настоящем или прошедшем, от всего самого сокровенного в моей жизни.» «Да, часто, часто, а может быть и постоянно, я с грустью говорил себе, что люблю без поощрения, без надежды, наперекор разуму, собственному счастью и душевному покою.» Почему тебя так трудно понять, Леви?