10 причин не влюбляться в архитектора

В – Величественный

– Андрей, только не говори, что упал с крыши. На тебе места живого нет! – Данковский оторвался от тщательного изучения макета мышц человеческой ноги и с ужасом оглядел заявившегося к нему Стаматина. – Давай быстро садись, я сейчас всё сделаю. – Упал… на чей-то кулак! – смеется Андрей так, будто ему не больно двигать лицом, но Данковский ему совсем не верит. Невозможно сохранять такую беспечность, когда нос разбит так, что крови натекло даже на колени, один глаз почти не виден за стремительно багровеющим вокруг него кровоподтеком, да еще и бровь рассечена. Набирая из ближайшей аптечки всё необходимое, Даниил гадает, как Стаматин вообще прошел на территорию медуниверситета, и кто пустил его в аудиторию. Но спрашивает другое: – Зубы-то хоть целы? Учти, если в другой раз пары зубов лишишься, я тебя брошу. Мне, знаешь ли, только красавчики подходят. А какой ты красавчик будешь без зубов? Несмотря на раздраженный голос, холодную примочку он к андреевому глазу прикладывает аккуратно и тампоном промокает кровь с лица тоже очень нежно, чтобы не сделать больнее, чем уже есть. А Андрей голову задирает, широко ему улыбается, такой несуразный с этой примочкой и разбитым носом, зубы показывает, мол, целы все до единого, и у Данковского что-то заходится пониже ребер, стягивается комочком любви и страха за него, лезущего в драку при любом удобном случае. – Ладно, повезло тебе, сегодня не брошу, – Даниил не может не улыбнуться ему в ответ, но добавляет строго. – Теперь смирно сиди, зашью тебе бровь. Может, даже шрама не останется. И рассказывай давай, у кого такие кулаки нашел? К чести Андрея, он даже почти не шипит, терпит лечение стойко, только рукой обхватывает стоящего над ним Даниила за бедро, прижимает к себе как лучшее обезболивающее. Данковский пошатывается, но руку его не стряхивает, просто старается зашить как можно быстрее и аккуратнее. – Да прикинь, нашлась пара придурков, которым хватило смелости на меня наехать с тем, что мой последний макет, видите ли, дерьмо пустое. Ну, я им и объяснил доходчиво, в чем они ошиблись. Надо ж было сперва убедиться, что меня рядом нет! – Не сомневаюсь, что они были в крайней степени неправы, – Даниил промокает смоченной в йоде ваткой получившийся шов, и вот тут Андрей всё же шипит, так что приходится на него ласково подуть. – Все твои проекты – произведения искусства или, по меньшей мере, просто гениальны. Я его не видел, но уверен, что и этот ничем не хуже. – Так я покажу! У меня с собой! На это Данковский не рассчитывал. Но уже через минуту сосредоточенно разглядывал нечто картонное, состоящее из перегородок и гнутых линий. Долго глядел, а даже крышу не нашел. – Это ммм… Это будет жилое здание? – неуверенно спрашивает он, кося глазом на Андрея, гордо презентующего свое детище. – Не, музей. Самого современного искусства. У Даниила отлегает. Улыбнувшись Андрею искренне и с обожанием, он коротко целует его в припухшие от чужих кулаков губы и озвучивает свое заключение: – Как я и говорил – гениально. Но в следующий раз, пожалуйста, постарайся донести до несогласных людей эту мысль словами, а не кулаками, ладно? Кстати о кулаках, их тоже надо обработать, так что откладывай свой шедевр и садись обратно. На разбитые костяшки Даниил тоже сердобольно дул, методично прикладывая к ним ватку, и мысленно радовался тому, то в этот раз ему повезло. Если хоть раз, хоть намеком дать Андрею понять, что как бы не всякий раз ему удается спроектировать нечто не то, чтобы гениальное, а хотя бы просто адекватное – можно не сомневаться, между ними всё будет кончено. Таких страшных обид андреево эго простить было не в силах, и, положа руку на сердце, Даниил его прекрасно понимал. Сам он в драку бы не полез, но точно устроил безжалостную словесную дуэль с любым, кто усомнился бы в его, Данковского, научных выкладках. И в этом неприглядном недостатке они были очень похожи.