Место у ног

Если пересекать Карибское Море от Барбадоса по раскрытой дуге западного направления, намеренно придерживаясь пиратских вод, неминуемо наткнёшься на некрупный, но крайне занятный остров. Продолговатый и кривой, он и сам похож на развалины давно заброшенного корабля, но жизнь на нём, тем не менее, куда активнее и пламеннее, чем во многих английских колониях. И, хотя флот, гвардия и помещичья аристократия за полвека мнимого господства успели увериться, что остров принадлежит им, сердце Ямайки неизменно оставалось распутным и вольным: Порт-Ройал продолжал шуметь, пить, блудить, и, наконец, пиратствовать. Разбойники всех объявленных вне закона портов ежедневно стекались сюда для того, чтобы, сняв чёрные флаги и оставив корабли подальше от забитых судами королевского флота пристаней, отправиться сбывать награбленное в руки многочисленных землевладельцев и разменных торговцев. Пожирающий с каждых подворачивающихся рук, Порт-Ройал цвёл экономически, но люди его гнили, а общество расслаивалось всё разительнее с каждым днём. Тем страннее было абсолютное затишье, развернувшееся в трёх милях на юго-запад, через море и крошечный, мелкий водный коридорчик, ведущий в залив Грейт Солт Понд, ни на одном из берегов которого годами не появлялось никого, кроме заплутавших рыбаков. Ночь была глубокой и свежей. Одной из немногих за последние месяцы, когда Эдвард счёл нужным самостоятельно встать за штурвал. Он уже бывал здесь, зная об опасностях и уловках мелководья, где, будь на небе Солнце, удалось бы разглядеть дно. Поэтому он терпеливо и без лишней спешки вёл Месть между узкими берегами. Даже столь крошечный кораблик пролезал здесь едва ли — от бортов до обрывистых берегов оставались считанные десятки футов, а дно жалостливо, но всё же без критической угрозы скребло по лежащему под водой песку. Множество раз прежде Тичу доводилось бывать здесь, но он никогда не решился бы войти в залив на Мести Королевы Анны. Она, вероятно, если бы каким-то чудом и не села на мель, то неизбежно застряла бы между берегами. Но Месть была лёгкой, быстрой и маленькой. В скалистый коридорчик она входила, словно в игольное ушко, и, пока особенно умелая часть команды управлялась с указаниями, которые Эдвард раздавал по мере медленного, но плавного и равномерного продвижения корабля, остальные с трепетом и восторгом наблюдали, как мимо, кажется, будто бы на расстоянии руки, проползало приземистое морское ущелье. — Если хоть одна живая душа узнает, что мы здесь, мы погибнем в считанные часы, — удручённо заметил Израэль, и на миг тусклые от бессонного томления глаза Тича скользнули в его сторону, прежде чем вновь обратиться по курсу. — Это не залив, это лужа. Выход из которой, кроме того, всего один, и его может перекрыть даже самая крошечная и хилая шхуна, которую сюда направит королевский флот. Никто в здравом уме не стал бы вставать на якорь здесь. — Твоё счастье, я сумасшедший, — беззлобно хихикнул Эдвард. Он едва держал глаза открытыми, но, силой вынуждая себя оставаться в сознании, прекрасно понимал, что не смог бы нормально уснуть, даже если бы у него была такая возможность. — Нас не додумаются искать на таком мелководье. В основном как раз потому, что за всю историю пиратства в этот залив не заходило ничего, крупнее парусной лодки. Если команда будет хранить молчание, а мы с тобой не станем центром всеобщего внимания, никакой угрозы ждать не следует. — А про отлив ты подумал? — тон Израэля был полон безнадёжного равнодушия. Смиренно наблюдая за тем, как на пути Мести разверзается безлюдный простор Грейт Солт Понд, Иззи вдруг почувствовал мимолётное, скручивающееся чувство в животе, которое исчезло сразу же, стоило только вновь сконцентрировать внимание на скрашенном лунным светом профиле капитана. Стенания скребущего по мелководью днища вдруг резко прекратились, и корабль будто качнулся вперёд, освобождаясь от последней помехи на своём пути. В безветренном, зеркально чистом мраке залива рассыпались песчинки звёзд. Вода была настолько тёмной и чистой, что разглядеть в ней удалось бы отражение даже самого далёкого и блёклого небесного огонька. Месть неспешно ползла к центру залива, рассекая воду и пуская по ней глянцево шёлковые волны. Единственным, что отрывало горизонт от неба, оставалось окружающее залив кольцо берега, плотно покрытого беспросветным силуэтом дикого леса. Маленькая полоска песка, в темноте кажущегося охристо-серым, а за ней — поросль густых папоротников, каскадом наползающая на стволы деревьев. Эдвард был прав, место и впрямь выглядело необжитым и тихим, но, от его слов успокоившись сердцем, Хэндс никогда не позволял себе усмирять буйный ум. — Я подумал про то, что днём единственный канал, в который может проплыть хотя бы небольшое флотское судно, обмельчает настолько, что Месть будет надёжно заперта в заливе, в полной безопасности. Никто не сможет подобраться к ней, для этого придётся ждать ночи, и ночью, если что-то случится, мы сможем скрыться вон в том рукаве, — Эдвард вскинул руку по северному направлению. И действительно, совсем рядом с крошечным каналом, ведущим в открытое море, берег залива впадал и змеился вглубь острова, по берегам обросший зелёными кронами, а оттого практически незаметный. Но конца ему видно не было, и, если бы Хэндс не знал, что выход из Грейт Солт Понд только один, он бы благополучно спутал это с ещё одним морским коридором. — Я буду надеяться, что этот твой план сработает тем же невероятным чудом, что и все остальные, — понуро заявил Хэндс. — Он сработает, — тон Эдварда вдруг успокаивающе стих, полившись безмятежным шелестом. — Сработает, если на нас нападут. Но я надеюсь, что в этом не будет нужды. Мы не задержимся здесь надолго. Завтра возьмём пару шлюпок, сплаваем в Порт-Ройал, там купим недостающего провианта и новый парус, а потом вернёмся на курс. На починку и кренгование встанем в Баратария-Бэй, и, кто знает, может, по пути туда нам попадётся торговое судно, чтобы было, на что выручить деньги за труд ремесленников. — Эдвард расслаблено наклонился вперёд и, с непринуждённым видом упершись локтями в штурвал, обратил к Хэндсу скрашенное кроткой улыбкой лицо. — Небольшой рейд взбодрил бы команду, как думаешь? — Вот эту команду? — словно ругательство выплюнул Хэндс, скрестив руки на груди и дёрнув головой в сторону палубы, где собрались матросы. Впрочем, едва он мысленно воплотил собственный вопрос, осознание окатило Иззи тяжёлым холодным потоком. Благо, Эдвард, смотрящий теперь своему старпому в затылок, не мог заметить, как его лицо растерянно вытянулось. Слишком поздно Израэль догадался, почему этот вопрос был задан именно ему, а не кому-то, кто знал настроение экипажа глубже и лучше, вроде Люциуса или Олу. — Да, — хрипло выдохнул Хэндс, а затем, спохватившись, с напускной небрежностью прокашлялся. — Возможно. — Славно, — Эдвард просиял и, возбуждённо стукнув руками по дуге руля, внезапно кинулся вниз, на палубу. Команда, словно подхватившая его энтузиазм, засуетилась, шурша и осматриваясь по сторонам, когда Баттонс без указаний подхватил оставленный капитаном штурвал. — Встаём к песчаному берегу с подветренной стороны! Спускаем паруса, бросаем якорь! Давайте, ребята! Мы же не хотим протаранить пляж?! Люди забегали по палубе, на удивление ловко и стройно работая по команде. Ненароком Хэндс подметил, что паруса экипаж снимал теми же группами, какие Эдвард определил во время последнего штормования. Без уточнений и расшаркиваний команда взялась за работу, когда Тич, звонко свистнув, помахал Израэлю с носа корабля. Точно, во время шторма, когда Эд появился на палубе, все паруса фока были уже наскоро спущены и подвязаны, и, раз Баттонс был за штурвалом, а Роуч и Швед занимались якорями, на одну мачту не хватало людей. Но Тич, очевидно, ожидал этого. Быстро смекнув, что капитан ждёт помощи, Иззи сорвался с места и устремился к нему. Палуба Мести была крошечной и ровной. Лестницу с квартердека, если постараться, можно было перемахнуть в пять шагов, а добежать от неё до фок-мачты за считанные секунды. И всё же, до Эдварда Хэндс добраться не успел. Когда он остановился под нужной мачтой, Тич уже лез по такелажу к брамселю, весьма доходчиво давая понять, что начать нужно сверху. Если подумать, летучие паруса и впрямь стоило снимать первыми, но Израэль уже давно не ползал по мачтам для столь простой и грубой работы, и всё же, руки помнили. Он осознал, что последовал за капитаном, только когда последний клочок берега перед взором заслонило кремово-белое полотно фока. — Эдвард, не упади, блядь, ради Бога, — мельком глянув вниз через собственное плечо, пробормотал Иззи. До сих пор он не мог охватить умом нескончаемую энергию, которой фонтанировал капитан, стоило только окружению стать острее. Для человека, который вместо сна проваливался в обморок уже во всех, даже самых неожиданных местах корабля, Эдвард слишком смело брался за каждую работу, которая только могла подвернуться. — Не упаду! — раздалось сверху, и Иззи, не ожидавший, что его услышат, сконфуженно дёрнулся. В болезненном смущении приникнув ближе к пеньковой сети, тянущейся вдоль мачты, он насупился и пополз быстрее, стараясь не выдавать сбившегося дыхания, когда они с Эдвардом поравнялись на линии рея. — Передний стаксель, который ты искупал, — начал Иззи, стараясь отвлечь от нелепости слетевшего с его языка предостережения не столько капитана, сколько себя самого, — теперь сгодится только трупы перед сбросом в море заворачивать. И то это будет неуважительно. — Именно поэтому нам и нужно ненадолго задержаться здесь, — отозвался Эдвард, уже принявшись перетягивать фал. Брамсель слаб и морщился, дрожа под лёгким дуновением гуляющего высоко над водой ветерка. — Я рад, что мы не проскочили Ямайку. Честно говоря, я не был уверен, что нам удалось сохранить точный курс, дважды за ночь развернув корабль по цельной оси. А паруса здесь значительно дешевле и проще достать, чем в любом пиратском порту. Даже заливу Баратария от корабельной торговли остаются только крошки, но тут… Порт-Ройал, сердце Карибов. Тут встают на ремонт опаснейшие каперы и прославленные адмиралы. Для них привозят и мастерят всё подряд в неограниченном количестве и практически за бесценок. — Если мы хотим запастись провизией, нам всё равно может не хватить денег на нужный парус. — Значит, мы его украдём, — невозмутимо повёл плечами Эд, мельком глянув на Хэндса, прежде чем они вместе начали затягивать полотно брамселя на рей. — Ты видел огни на южном берегу Порт-Ройала? Там проплывают десятки кораблей, на которых сотни парусов. Можем выбрать любой. Хэндс встрепенулся и мелким толчком втянул воздух через нос, словно крошечный дикий хищник, почуявший живую кровь. Он бросил взгляд на Эдварда, но тот только шаловливо подмигнул и, затянув последний канат, пополз вниз, увлекая старпома за собой. Ограбить корабль, перебив всю команду, и снять пару нужных для дальнейшего плавания парусов у пиратов было обычным делом. Чем старше был разбойничий корабль, тем больше снастей на нём заменялись чужими, подобранными, взятыми силой или, в очень редких случаях, купленными. Ремонтировать судно было непростым и затратным делом, подходить к которому стоило непритязательно, не упуская любой возможности урвать хоть что-то, пускай даже не самое необходимое. Но, как бы ни было разумно желание Эдварда обзавестись новым стакселем до прибытия в Баратария-Бэй, план его казался безумным и извращённым способом самоубийства. Не кривя душой, Хэндс мог признать, что такое случалось не впервые, и с каждым разом становилось всё сложнее ставить мозги капитана на место. — Позволь уточнить, ты хочешь стянуть парус, надёжно закреплённый на корабле, принадлежащем либо приватиру, либо королевскому офицеру, в порту, до отказа набитом моряками, грезящими о том, чтобы украсить свой бушприт пиратской головой? — Ну, приятель, полегче с выводами, — Эд непритязательно фыркнул. С двух сторон синхронно застрекотали катушки марсель-фалов. — Я не говорил, что «хочу» это делать. — Но ты сделаешь, — придирчиво заметил Иззи. — Сделаю, — невозмутимо вторил Тич. — И ты… Хочешь? — уточнил Хэндс уже чуть менее уверенно. Эдвард спрятал взгляд и едва заметно покраснел, каким-то чудом машинально продолжая подбирать парус, не уделяя механической работе своих рук особого внимания. — Возможно, — с сомнением признался он. — Это могло бы быть весело. Как в те времена, когда я только начинал зарабатывать себе имя. Мы крутились, как могли. Было сложно и страшно, но… Был азарт. А это единственное, что я хотел бы чувствовать сейчас, и, раз такому, как я, не дано искать жизни вне моря, я мог бы вернуться к вещам, которые делали меня счастливым прежде. — Эдвард торопливо облизнул губы, прежде чем добавить: — До того, как я прострелил колено нашему первому боцману. Без обид, я знаю, что тебя это впечатлило. — Если твой план в том, чтобы быть милым и обходительным с противниками и предателями, сейчас же прими мою отставку, — Хэндс вскинул голову и окаменел, уставившись вдаль. Он хотел взглянуть на Эдварда и увидеть беспокойство, волнение и метания, последовавшие за столь критическим ультиматумом, но в то же время боялся не увидеть ничего из этого, а потому не решался повернуться. Тревогу, растёкшуюся по телу вместе с кровью, усилила неожиданно затянувшаяся тишина, достигшая пика к тому моменту, как из груди Тича вырвался тихий и слабый, тревожный, жалостливый звук. — Я не хочу убивать людей, — нервно признался Эдвард, зафиксировав последний канат и направившись ещё ниже, к фоку. — Но между врагом и командой выбора не встанет. Дай мне шанс. Доплыви с нами до Баратария-Бэй, и, если будешь недоволен мной, уходи. В дорогу я выплачу тебе твою часть и две трети собственной доли из всего, что мы успеем заполучить по пути. А решишь остаться, останешься на прежних же условиях, и я не стану напоминать тебе о том, что произошло за последние месяцы. Это соглашение, — Эдвард вытянулся и закрепил очередной фал. Теперь Хэндс, у которого, в отличие от капитана, не трепетало сердце и не дрожали руки, обгонял его, уже взявшись закатывать парус. — Хочешь заключить его? Зафиксировав канаты со своей стороны, Хэндс ослабил хватку на рее и, переключившись на сеть стоячего такелажа, переполз ближе к Эдварду, без лишних слов и подначек помогая ему закончить с парусом. Вдвоём можно было удерживать большую площадь тяжёлого полотна, и, когда верёвки затянулись, сдавливая фок, работа вышла более надёжной и прилежной, чем получилось с остальными парусами. Но слезать на палубу ни Иззи, ни Тич не спешили. Они застыли, телами умело вплетаясь в сеть снастей и глядя друг на друга с тяжёлым ожиданием и давно позабытой пытливостью. Вопрос висел над их головами, сгущая свежий воздух и приправляя вдохи солоноватой горечью. Лишь сейчас Иззи заметил, что тёмные глаза Тича поглощали мерцание звёзд не хуже водной глади, но в радужках, зрачках и затенённых пушистыми ресницами уголках между век блестящие огоньки были не пылью, а россыпью чистого жемчуга. — Хочу, — Хэндс настороженно сощурился, будто ища подвох, но лицо Эдварда неожиданно озарилось той же елейной радостью, что и в водах при Барбадосе, когда он метался по палубе, взбудоражено восхищаясь талантами экипажа и взахлёб твердя, что они достойны чего-то лучшего, чем пиратство. — Чёрт возьми, да! — просиял Тич. Когда он, пережив, похоже, невыносимый и, по мнению Иззи, совершенно беспочвенный всплеск радости, подтянулся на закреплённом такелаже и энергично вскочил на рей, никто и пикнуть не успел. Матросы, уже закончившие со своей работой, услышав полный невесомого воодушевления возглас, принялись стекаться к фок-мачте, задирая головы и непонятливо лопоча на все голоса. Держась за топенант, Эдвард подал Хэндсу руку. Тот взялся за предложенную ладонь прежде, чем успел подумать, и вот его уже утянули вверх, помогая устоять на недостаточно широком для уверенного равновесия брусе. Находясь так близко, что в пространство между ним и Эдом едва ли вмещался полный шаг, Израэль сумел разглядеть тени на лице капитана и пятна под его глазами. Отстранись он хоть на дюйм, и восторг, излучаемый Тичем, заслонил бы это, словно слепящий солнечный луч. Смотреть на него, увядающего и постепенно слабнущего не только духом, но и телом, было всё также тревожно и больно, но теперь Хэндс и сам почувствовал проблески непривычного, чуждого удовлетворения тем, что Эдвард искренне пытался удержать его. — Нам пора спускаться на палубу, — умело держа себя в руках, вполголоса заметил Хэндс. — Конечно, спускайся. Когда окажешься там, попросишь спустить для меня лодку и фонарь, ладно? — Эдвард мотнул головой в сторону берега, но Иззи, в смятении проследив за его жестом, только настороженно нахмурился. Он понял каждое слово капитана в отдельности, но просьбу его, отчего-то, осознать не смог. Во всяком случае, пока Тич вдруг не выпустил его руку и, сделав два быстрых шага вдоль рея, не полетел вниз. На какой-то миг кровь Хэндса похолодела. Миновала мучительная, ужасная, абсолютно невыносимая доля секунды, когда ему казалось, что Эд неминуемо расшибётся. Но вот он развернулся в воздухе и, умело вытянувшись клином, протянув руки вниз, словно готовясь обнять море, скрылся за правым бортом. Практически сразу раздался всплеск. Брызг видно не было — Эдвард нырял хорошо и, если это было нужно, даже бесшумно. Но вот команда загалдела, а по кораблю пронеслась волна трепетного беспокойства. Кто-то застыл, безостановочно переводя взгляд с Иззи в сторону воды и обратно, а кто-то кинулся к фальшборту, свешиваясь через перила, чтобы высмотреть, всплыл ли Эд. В свою очередь сам Израэль, выругавшись под нос, слез с рэя и, зацепившись за ближайший фиксированный канат, без промедления соскользнул вниз вдоль мачты. Если подумать, это была плохая идея. Не существовало никаких гарантий, что первый попавшийся под руку такелаж мог выдержать вес взрослого мужчины, тянущий его направленно вниз. В довесок грубое, просоленное воздухом волокно верёвки содрало кожу на неприкрытой перчаткой левой ладони. Но Иззи не думал об этом, он спешил, он кинулся к борту сразу же, как встал на ноги, и, вытянувшись, уставился на воду, до сих пор идущую ореолом ряби вокруг того места, куда нырнул Эдвард. Если Тич что-то и знал про прыжки с мачт, так это то, что они опасные настолько же, насколько весёлые. Войди в воду неправильно, и ты разобьёшься, как если бы с той же высоты упал на камни. Забудь прогнуться в спине, едва коснёшься морской глади, и тебя неминуемо придавит водной толщей, затягивая вниз, душа и мешая всплыть. Вот только Эдвард был хорош в этом. На самом деле, непередаваемо хорош. В юности он как-то раз добыл со дна черногубую устрицу, не всплывая на поверхность в промежутке между тем, чтобы найти её, и достать из воды. Когда он поднял моллюска на воздух, и мокрая, грубая раковина тускло засверкала, пустив блик по смоляной нити между плотно сомкнутыми створками, Эд вовсе не ощутил свойственного прочим детям желания вынести находку на берег и расколоть камнем, чтобы проверить, не найдётся ли там жемчужины. Зато он подумал о том, как мирно было там, внизу, под водой. Как гудел поток и глухо шелестели мелкие волны, пробегающие над головой. Как сумеречно, пусто и спокойно было между рифов и водорослей. Пропустив эти мысли через своё ещё впечатлительное и на тот момент не до конца растерзанное сердце, юный Эдвард положил моллюска на водную гладь и разжал пальцы, глядя, как в сумраке глубин постепенно теряется и тускнеет пятно чёрного панциря. Так и сейчас, он, вспомнив исчезающую округлую тень, завис под водой, представляя, что дрейфует по бескрайним просторам среди опустившихся в море звёзд. Тут тоже было тихо и спокойно. Он мог бы забыться, закрыть глаза и разомкнуть губы, позволив пузырям набранного в грудь воздуха подниматься вверх причудливыми бесформенными медузами, а собственному телу, бестолковому и давно ненужному, уходить вниз, туда, где дремали беспечные моллюски. Эдвард лежал бы среди них, придавленный к песчаному дну весом собственной кожи, как их придавливали панцири. Он раскинул бы конечности по камням, путаясь в тусклых растениях и задевая кораллы… Сверху раздался громкий всплеск. Раскрыв глаза, Эд дёрнулся и задрал голову, выискивая далёкий свет корабля, едва пробивающийся свозь водную плёнку. Рядом с силуэтом днища Мести появилась вторая тень, поменьше, продолговатая и плотная — лодка. И Эд уже хотел всплыть, раскинул руки, собираясь сделать толчок, как вдруг почувствовал, что его тянет на глубину. Что-то обвилось вокруг, сдавливая рёбра и скользя под одежду, прокладывая по коже скользкие линии прикосновений, вызывающих промозглую дрожь. Эдвард вскрикнул, выпустив рой пузырей, и принялся брыкаться, мотать головой и пинаться, изо всех сил вырываясь в стремлении выплыть. Он уже не видел света над головой, когда вдруг почувствовал новое прикосновение, на этот раз твёрдое и выверенное. Его подхватили под плечи и потянули наверх. Вода соскользнула, наконец позволив сделать глубокий, шумный и жадный вдох раскрытым ртом. Ресницы слепила соль, но Тич только и делал, что кашлял и отплевывался, пока чьи-то руки втаскивали его на лодку. — Эдвард, какого чёрта ты только что выкинул?! — хриплый, но противоречиво громогласный баритон. Эд наконец сумел протереть глаза. Разумеется, на переборке перед ним примостился Иззи. Всклокоченный и злой, мокрый по локоть, растрёпанный, словно подранный птенец: его вид непременно вырвал бы из Эдварда хотя бы один беззлобный смешок, если бы Тич не был так шокирован тем, что случилось под водой только что. Ещё не до конца опомнившись, он начал шарить руками по промокшей одежде, пытаясь проследить места, где его касались массивные склизкие щупальца морской твари, но натыкался только на мокрую ткань и блестящую от влаги кожу. Рубашка оставалась надёжно заправлена за пояс, а рукава опущены — его никто не трогал. Эдвард сник и опасливо покосился на воду за бортом лодки. Стоящий на опалубке фонарь несколько успокоил вьющийся за рёбрами страх, и всё же Тичу было тревожно. — Н-не знаю, — пророптал Эд, обняв себя за плечи и стараясь отвлечься от странного, нового чувства ужаса, смешанного с бесконечным умиротворением. — Мне пок-казалось, там что-то был-ло… Т-там… На дн-не. — Ни хрена там нет, это солёный залив. Рыба, которая должна жить здесь, не может, а рыба, которая может — не должна, — Хэндс ворчал, расстёгивая пуговицы на сырых манжетах своей обычно парадоксально безупречной рубашки. — Это феноменально дрянное мёртвое место, вот и всё. — Д-д-действительно, дрянное, — прошептал Эдвард, положив ладонь поверх горла и тут же нащупав опоясывающий шею чёрный галстук, который когда-то принадлежал Боннету. Или принадлежал сейчас. Откровенно говоря, Тич не был уверен, но, чувствуя спокойствие от прикосновений к гладкому бархату, он безутешно жалел о том, что никогда не сможет, робея и пряча глаза, объяснить Стиду, почему так и не вернул эту мелкую, но такую важную вещицу законному владельцу. — Зачем ты только спрыгнул? — похоже, не замечая оцепенения, сковавшего Эдварда, проворчал Хэндс. — Лодку зачем попросил? — Хот-тел осмотреть берег. Вдруг на нас нап-падут? К тому же, п-пресную воду л-легче искать в тем… В темноте, помнишь? — это было очевидно для людей, пользующихся нюхом и слухом с тем же успехом, что и зрением. Ночью леса спали, и, хотя по ним начинали бродить хищники, ползать любящие прохладу ядовитые твари и шастать подколодные насекомые, окружающая тишина вела на шум пресной воды, даже если море было близко. Журчание ручьёв и каналов сильно отличалось от мерного шелеста прибрежных волн, выделяясь звонкой музыкой на фоне их аккомпанемента. — Я вернусь скоро. Чер-рез пару ч… Часов. — Ещё чего! — вспыхнул Иззи, и, встав на ноги, в несколько отточенных движений расстегнул и снял жилет. Эдвард едва ли мог выдавить из себя хоть слово от изумления, когда плотная ткань накрыла его промокшие плечи, а Хэндс, сев рядом, взялся за свободное с его стороны весло. — Ты только что чуть не потонул в проклятой луже. У меня есть все основания полагать, что из этого леса ты просто не выйдешь, тебя первый же комар прикончит. — Но я всё равно не могу спать, так от этого хотя бы будет п-польза, — Тич поник, взяв второе весло, и налегая на него вместе с Хэндсом, чтобы сделать первый толчок. — Зато я, блядь, мог бы, — выплюнул Хэндс, отворачиваясь к воде, чтобы не пересекаться с капитаном взглядами. — Чтоб ты знал, на данном этапе я склоняюсь к отставке. — Если бы это было так, ты бы не стал доставать меня из воды, — без толики иронии заметил Эдвард, и Иззи сконфуженно шаркнул ногой по дну лодки, не найдя иного способа, чтобы выплеснуть клокочущее внутри напряжение. До берега было рукой подать. Лодка просела на песчаную отмель через считанные минуты. Не сговариваясь, Эд с Хэндсом вместе перелезли через борт, вцепившись в него по бокам, и с упёртой, чрезмерной силой потащили шлюпку к берегу. Тень леса разверзалась перед ними, по верху редея причудливым кружевом сплетённых ветвей и шелестящих на невесомом ветерке листьев. Иззи молча взял фонарь и уже направился вперёд, как вдруг понял, что Эдвард не то, что не возглавлял маршрут, а даже не шёл ни справа, ни слева от него. Более того, стоило только Хэндсу обернуться, как он понял, что Эд вообще не следовал за ним. Вместо этого он стоял рядом с лодкой, завороженно, будто бы даже благоговейно пялясь поверх макушки Иззи. Но взгляд Хэндса жёг, и Эдвард, почувствовав его, словно тысячу крошечных игл под кожей, опомнился, а затем сорвался с места, нагоняя своего старшего помощника. Им не стоило разбредаться ночью в незнакомом месте, особенно когда фонарь был только один. Израэль был уверен, что, если он выпустит капитана из виду, на поиски уйдут часы, и Эдвард вовсе не был тем членом команды, которого можно было бы бросить, объявив пропавшим. Строго говоря, никто на Мести не был. Но не из-за мнимой важности каждого матроса, а из-за того, что, исчезни один человек, остальной экипаж не согласился бы двигать корабль с места, пока товарищ не вернётся. Это была противная и раздражающая, но всё же предельно доходчивая истина. — Мы же вернёмся до рассвета? — понуро уточнил Хэндс, и Эдвард, проходя мимо, панибратски потрепал его по плечу. — Конечно. Нам всего-то нужно пройтись вдоль берега. Пресные ручьи всегда тянутся к заливам. Мы вернёмся на корабль сразу же, как осмотрим один из них и удостоверимся, что вода там подходит для питья, — Эдвард поравнялся с просекой, где берег обрывался на сухой, состоящей из смеси песка и мелких камешков земле. До папоротников, под которыми пятнами стекалась свежая, хотя и выжженная жарой почва, было подать рукой, но всё же Тич, переступив на босых ногах, развернулся и вновь пошёл вперёд по контуру отдалившейся прибрежной линии, где песок был мягким и чистым. Иззи шаркнул по нему плотным кожаным сапогом и, покачав головой, направился следом. — Нужно дойти до места водопоя, чтобы точно знать это, — заметил Иззи. Фонарь в его руке отбрасывал на белый песок расплывчатый и подвижный круг света, разрывающийся резкой тенью Хэндса от центра, и, по краю, размытым в блёклом мерцании огня силуэт Эда. — Если животные не пьют из ручья, людям не стоит тоже. Нам придётся уйти вглубь леса и искать звериные следы. Это займёт всю ночь. Завтра ни ты, ни я не сможем отправиться в Порт-Ройал, если мы пробродим здесь до рассвета. — Поэтому мы не станем искать место водопоя, — Эдвард пожал плечами, вертя головой вдоль сворачивающейся по мере отдаления линии берега. Он видел барашки и рябь неподалёку. Уже отсюда журчание каменистого потока доносилось до его чёткого слуха, вливаясь в душу музыкальным перезвоном. — Найдём парочку-другую жёлтых мальков, и дело с концом. — Ты хочешь… Высматривать речную рыбу? Ночью? — Хэндс приложил левую ладонь ко лбу и устало потёр пальцами высохшую от соли кожу. — Доверься мне, хорошо? — только и попросил Тич в ответ, теперь не отрывая взгляда от рассекающего песок ветвистого устья неподалёку. — Всё получится, вот увидишь. Спорить с этим доводом было сложно. Хотя бы потому, что уверенность в успехе никогда не могли перебить даже самые разумные аргументы, особенно если речь шла об Эдварде. Идеи, ежеминутно возникающие в его беспорядочном бурном разуме, не поддавались объяснению, его планы нельзя было охватить простым человеческим умом, пока они не воплощались в жизнь. Но Тич, подкрепляясь историей многократных успехов, часто бывал опрометчив и неосторожен. Он кидался на рожон там, где следовало притаиться, и порой, привыкший смекалкой и ловкостью выбираться из любой передряги, лез на стену, которую можно было обойти. И всё же Хэндс был вынужден признать, что ручей здесь и впрямь обнаружился. Его хвосты змеились по ухабистому песку, струясь из гущи леса наружу, в солёное море, но у просеки они собирались в буйное, глубокое устье. Даже в темноте сквозь прозрачную пресную воду можно было разглядеть испещрённую камнями насыпь дна, и Эдвард, радостно подскочив, оглянулся на Иззи, прежде чем без лишних раздумий призывно махнуть рукой и направиться вдоль ручья прочь от берега, стремясь вверх по течению. Окинув взглядом искрящийся холодный поток, Израэль подобрался и последовал за ним, не желая медлить. — Должен быть ключ или родник в лесу, — заключил Эдвард, когда старпом, отойдя подальше от ручья, нагнал его, пристраиваясь рядом. — Баттонс рассказал мне о редких рыбках, которые обитают здесь, на Юге. Они живут только в чистых пресных водоёмах и не переносят болезней. Золотистые, с чёрно-жёлтыми плавниками рыбки, эм… Как он их назвал? — Тич сосредоточенно нахмурился, вспоминая, но уже через пару мгновений вновь посветлел. — Лимонная тетра. — Ты планируешь напоить экипаж водой из источника, который мы не исследовали, основываясь лишь на словах и мнении человека, считающего грёбаную чайку авторитетным членом команды? — уточнил Иззи, вздёрнув брови, но никак более не выдав собственного недовольства. Он начинал чувствовать, что выдохся за последние дни, испытывая злость, презрение и раздражение практически непрерывно. Поэтому он только вздохнул и подавленно заключил: — Мы все сгинем к чёртовой матери. Лесная дорожка извивалась над берегом, то кренясь вниз ухабом, то обрываясь земляными норками, из которых сетью торчали корни деревьев. Они вились, уходя в воду и ниже, зарываясь в смесь илистой глины и камней. Ручей скользил мимо них, пузырясь и звеня, а в траве на его берегах сверкали тусклыми, мерцающими огоньками диковинные ночные насекомые. Между деревьев раздавался стрёкот, и шорохи, и далёкое уханье, а в переплетении крон, над устьем ручья разрывающихся ажурной дорожкой, тянулась усыпанная звёздами небесная тропа. Эдвард видел всё это, мотая головой и увлечённо озираясь, стараясь запечатлеть в памяти как можно больше синеватых силуэтов и изящных пейзажей, от шага к шагу сменяющихся, казалось бы, картинами всё более и более захватывающими. Он крутился и суетился, пока вдруг нога не соскользнула с края поросшего травой берега и, проломив заползший под отвесную кромку земли корень, не заставила Тича трепыхнуться и полететь вниз. Под ним было меньше двух футов, но дно, устланное крупными камнями, не сулило приятного приземления, и Эдвард ощутил глубокое облегчение, когда понял, что его держат. Иззи стоял рядом, всегда внимательный, напряжённый и молниеносный, готовый подхватить, в основном, вероятно, затем, чтобы отчитать, но всё же. — Ох, — ошеломлённо выдохнул Эд, прежде чем ребячливо сверкнуть глазами и виновато улыбнуться, когда Хэндс помог ему подняться на тропу. — Спасибо, приятель. — Я оплакиваю времена, когда мне не приходилось напоминать тебе, как ходить, — ядовито заметил Иззи, но Тич вдруг подался вперёд, обхватив его лицо ладонями. Тело застыло. Чужие руки на щеках Израэля были сухими и тёплыми, они касались почти невесомо, только слегка утягивая вверх, не вынуждая, но побуждая поднять голову, когда Эдвард вдруг оторвался и, сделав шаг назад, вскинул руки. В этот момент Хэндс понял, что под его прикосновением перестал дышать, растерянный и как-то странно, приятно напуганный. — Посмотри вокруг, ну же, — Эдвард и сам задрал подбородок, устремив взгляд в сверкающее россыпью белёсых огней небо. — Никогда ничего подобного не видел. — Ты бывал в безлюдных тропиках тысячу раз, и сотню из них — ночью. Ты видел звёзды, — отмахнулся Иззи, но и сам вдруг ощутил непривычный, много лет назад позабытый восторг. Небо было глубоким и бескрайним. Взгляд в нём не мог найти никакого намёка на горизонт, и от этого Мир вокруг внезапно показался гораздо просторнее, чем это когда-либо бывало в душных городах, в клети лесов или даже в открытом море, где границы пропадали, сливаясь с пушистыми облаками. Беспокойно втянув воздух через нос, Хэндс выпрямился, тряхнул головой и вдруг дёрнулся, вытянув руку и раскрытой ладонью указав на босые стопы капитана. — Эд! — вскрикнул Израэль. — Блядь, Эдвард! — Да, я понял, нужно смотреть под ноги, — стушевался Тич. — Но, Иззи, послушай, если ты… — он хотел продолжить, но, машинально опустив глаза туда, куда указывал Хэндс, вдруг замолк, тупо уставившись на свою правую ногу. — О. — Ты хренова катастрофа, — всплеснул руками Израэль. — Брось, просто царапина, — возразил Эдвард, слегка пригнувшись, чтобы в темноте получше осмотреть размазанную по внутренней стороне щиколотки кровь. — Но у меня начинает создаваться впечатление, будто в последнее время всё вокруг пытается меня убить. — Всегда пыталось, — Хэндс возмущенно оскалился. Огонёк фонаря, пошедший рябью из-за его излишне экспрессивной жестикуляции, дрожал, заставляя окружающее их с Эдвардом пятно света плясать. — Знаешь, что изменилось? То, что теперь ты не сопротивляешься. Чёрная Борода не пялится на звёздочки, если только ему не нужно проложить по ним курс. И не валится с ног из-за того, что, разинув рот, озирается по сторонам, словно малолетний ребёнок. Поэтому Чёрную Бороду не может ранить ебучее дерево! — Нет? — Эдвард задето насупился, но, внезапно преисполнившись странной, отчаянной решительности, пробормотал: — Ну, значит, я не хочу быть Чёрной Бородой. Если честно, в последнее время «капитан Эдвард» меня вполне устраивает. Не дождавшись, пока Иззи ответит, вероятно, из опасений нарваться на спор, Тич развернулся и направился дальше. Две струйки крови стекли ему под стопу, по капле впитываясь в почву на каждом его шагу. Но рана и впрямь была несерьёзной, совсем поверхностной, и кровила столь явно, вероятно, только из-за того, что корень дерева содрал с ноги несколько лоскутов кожи. Эдвард не поморщился даже тогда, когда заметил её собственными глазами, и сейчас продолжал идти энергично и уверенно, как прежде. Он не шипел, не прихрамывал и не замирал, чтобы бросить быстрый взгляд на изодранную щиколотку, у него было куда более важное дело, не терпящее отлагательств. Сконцентрировавшись на одной задаче, Тич не думал ни о ране, ни о грязи, которая могла в неё попасть, и Хэндс наблюдал за его движениями тихо и пристально, изучающе. Ведь до того, как упасть, Эдвард отвлекался, казалось бы, на каждый листик и камешек. Могло ли это означать, что он намеренно отводил собственное внимание от всего, что причиняло ему дискомфорт, окунаясь в работу на благо команды? Если подумать, это было похоже на то, что он делал все последние дни. Оказавшись на дне собственных многолетних страданий, Эд вдруг стал заботиться даже о самых мелких колебаниях в массе экипажа. Он говорил с ними по душам и интересовался их мыслями, а сам продолжал работать будто бы десятикратно усерднее, чем хоть раз бывало за последние годы. Но это, увы, не приносило пользы. Когда капитан пиратов по каким-то причинам становился мягок и раним, он больше не мог быть капитаном пиратов. Или, по крайней мере, так показывал опыт последних десятилетий. Тич во многом был новатором, но, если бы ему удалось справиться со столь противоречивой задачей, Иззи самозабвенно сожрал бы собственную перчатку. Отвлёкшись на мысли, Хэндс не заметил, как лес перед ними плавно расступился, и опомнился только в тот момент, как Эдвард замер, не решаясь двинуться дальше. Сделав шаг в сторону, Иззи осознал, почему. Перед ними распростёрся каменистый лесной бассейн. Продолговатый, продолжающий изгиб устья от грота, с которого опадал приземистый водопад, он не был крупным или излишне глубоким, но самое широкое его место было не уже, чем палуба Мести. В темноте он мерцал, всё также отражая звёзды, но качая и размывая их подвижными дугами, расходящимися от точки, где с обрыва грота в бассейн опадал бурный, тяжёлый поток. Глядя на него, Тич выглядел таким же воодушевлённым, как если бы отыскал в лесу несметное сокровище. Хотя, зная жизнь моряка, пресная вода порою была ценнее любых богатств, и в иной раз за неё приходилось расставаться с последней кроной. — Смотри-ка! Тут точно должны быть рыбки. Нужен свет, — бодро заметил Эдвард и, едва Иззи в безмолвном смирении передал ему фонарь, спустился на прибрежную каменную насыпь по отвесному глинистому склону. — Иззи, иди сюда. Иззи, гляди, Иззи. Когда Хэндс соскользнул вниз следом за ним, остановившись там, где между мелкими камешками на берегу уже сочились блестящие в свете фонаря лунки воды, Эдвард шагнул дальше, мягко и осторожно, будто бы не оставив на воде даже следа колебаний. Он склонился чуть вперёд и, слегка вытянув руку, начал водить фонарём над водой, выписывая небольшую восьмёрку. Свет скользил по прозрачной мерцающей глади расплывчатым ореолом, озаряя чистое, неглубокое дно. По осторожности Эда, по его тихому, робкому дыханию, по бездвижности всего тела, кроме одной лишь правой руки, Иззи понял, что и ему тоже не стоит двигаться. Хотя он не был уверен, чем занят Тич, и со стороны это напоминало разве что какой-то безумный ритуал, поглядеть, что из этого выйдет, было до крайности любопытно, пускай даже в иные времена Хэндс отнёсся бы к подобному зрелищу с язвительным скептицизмом. На удивление, его терпение воздалось меньше, чем через минуту. Из-под камней и кочек, из глубины лесного бассейна и тени грота, к ногам Эдварда стали стекаться десятки мелких рыбок. Они кружили в узоре огненных бликов, дёргаясь и озорно танцуя, привлечённые сияющим в ночной тьме фонарём. — Что это? — недоверчиво выдохнул Иззи. — Вольные племена зовут это ловлей на свет, — полушёпотом объяснил Эд, пристально высматривая в собравшейся стайке описанную Баттонсом лимонную тетру. — Все существа, для которых день — это повод очнуться и жить, испытывают непреодолимую любовь к свету. Он обещает волю, тепло, безопасность и пищу. — Эдвард прищурился и поджал губы. Лицо его вдруг потускнело, а плечи поникли, прежде чем с языка слетели непрошенные, болезненные слова: — А сам обрекает на гибель. — Блики пламени вплелись в распущенные волосы Тича, заставляя пряди серебряной проседи сверкать. Его смуглая кожа в резком, но таком крохотном сиянии фонаря казалась золотистой, а чёрные ресницы пушились в беспорядочных пятнах светового рефлекса. Прошёл миг, прежде чем Эдвард наклонился ещё чуть ниже и, прищурившись, с ликованием заключил: — Я насчитал четверых, — и действительно, даже с края берега Хэндс мог разглядеть несколько крошечных болотисто-жёлтых пятнышек величиной не больше полутора дюймов. Их трепещущие, перистые плавнички по кромке прочерчивались чернильными полосами, а глазки были большими и круглыми, обведёнными толстыми красными ободками. — Мы всё равно не знаем, действительно ли эти мальки живут только в пригодной для питья воде. — Завтра узнаем, — невозмутимо заключил Эд, и, вновь передав фонарь в руки Иззи, шагнул глубже в бассейн. Рыбки мгновенно ринулись прочь, уносясь в заводи и щели между камнями. Под обескураженным взглядом Израэля Тич склонился вперёд, сложил руки вместе и, зачерпнув в них воды, приник к собственным ладоням губами. — Эдвард! — Хэндс хотел разъяриться и вспыхнуть, но исток ночи остался далеко за пределами Грейт Солт Понд, и усталость постепенно брала своё. Так что он лишь устало вздохнул, прежде чем уточнить: — Какого Дьявола ты творишь? — На вкус чистая, — пропустив вопрос мимо ушей, резюмировал Тич. Без особых церемоний выпрямившись, Эдвард снял с себя жилет Иззи и, чрезмерно аккуратно отложив его на ближайший камень, принялся распускать тесьму на вороте собственной рубашки. На берегу Хэндс стоял неподвижно и шокировано. Он совершенно точно упустил момент, когда его капитан приучился складывать вещи, а не бросать их небрежным свёртком куда попало, но, судя по усердию, с которым Тич подошёл к уборке каюты после окончания затяжного запоя, увенчавшего возвращение из каперской академии, тому причиной был либо королевский флот, либо, что куда вероятнее, Стид. Подкрепляя его опасения, рядом с жилетом опустилась сперва сложенная прилежным квадратом рубашка, а за ней и чёрные кюлоты, неловко стянутые Эдвардом прямо по щиколотку в воде. Ни один нормальный пират не гнушался прилюдного обнажения. Когда вымыться доводилось лишь в редкие высадки и так быстро, как позволяла температура воды, весь экипаж лез в один водоём дружным скопом, и, как правило, только капитаны купались отдельно. Тич, зачастую, тоже. Более того, необычайно требовательный, он был одним из немногих, кто действительно озадачивался гигиеной команды. В грязи цвели болезни, и, в то время как иные корсарские суда гнили заживо от гангрены и лихорадки, корабль Чёрной Бороды бороздил Карибские воды без единого больного на борту. Израэль отлично помнил, как Эдвард когда-то два месяца осаждал Северную Каролину, распыляясь, что без промедлений уйдёт сам, если губернатор вышлет его армаде укомплектованный медицинский чемоданчик. Сделка состоялась. — Одного купания за ночь тебе было мало, а? — выдавил Хэндс, пристроив фонарь на камень неподалёку от одежды, и с непривычным тактом стараясь не смотреть на то, как Эдвард, собрав рассыпавшиеся по плечам пряди волос за спину, окунулся в прохладную глубину лесного бассейна. — Меня окатило волной во время шторма, а сегодня я нырнул в залив, полный морской воды, — без нотки недовольства возразил Тич. — Я просолен покрепче, чем копчёное мясо, которое Роуч держит на камбузе. Тем более, это позволит мне не отнимать у команды время завтра, если кто-то из них тоже захочет умыться в пресной воде, — он обернулся, пытливо взглянув на Хэндса своими огромными, бездонными глазами. Вьющиеся мокрые локоны струились вниз по смуглым плечам, очерчивая изгибы ключиц. Открытый и обнажённый, но всё же неизменно таинственный и непонятный, Эдвард походил на заблудшую в пресном канале сирену. — Никто не купается с капитанами, знаешь? Обычно все думают, мы этого не хотим, но, на самом деле, не хочет команда. Капитанов все уважают, поэтому с капитанами не весело. — Если тебя это успокоит, на Мести к тебе не питает уважения ни одна живая душа, — язвительно уколол Хэндс, и Эдвард вдруг понуро опустил глаза. Не так, будто он злился или хотел проигнорировать то, что услышал, а так, будто слова старшего помощника действительно задели его за живое. И теперь, когда Иззи был услышан, ему вдруг остро захотелось взять сказанное назад. — Я знаю, — Тич сделал несколько шагов назад, вновь погружаясь под воду по плечи. Он склонил голову вперёд и чуть вбок, принявшись прочёсывать волосы пальцами, чтобы собрать с них осевшую соль. — Но они уважают мой статус и, может быть, то, что обо мне рассказывают в иных портах. Единственный человек, которого не обмануть этим, это, ну… — на миг Эдвард замер и, подняв глаза, робко пожал плечами. — Ты. — И вновь пальцы скользнули вниз, пропуская между собой гладь волнистых локонов. Израэль поджал плечи и сощурился, словно на него только что замахнулись. Разговоры с Тичем становились будто бы всё более странными и непредсказуемыми, с каждым днём уходя чуть дальше вглубь того, о чём нормальный пират не стал бы и заикаться. Но Эдвард, разумеется, был прав. Хэндс знал его много лет, практически всегда был у него под боком и пристально следил за каждым шагом, который делал его капитан. На самом деле, сказать, что Иззи знает Тича лучше всех на Мести, было бы постыдным преуменьшением. Иззи, вероятно, знал Тича лучше всех на Свете, осознанно отторгнувший осведомлённость лишь о тех сторонах своего прославленного вожака, которые претили самому Хэндсу. Поэтому он, набравшись решимости, твёрдым движением стянул с шеи галстук. Эдвард, краем глаза заметив это движение, поднял взгляд и замер, лукаво улыбаясь. Он наблюдал за движениями Иззи какое-то время, прежде чем опустить руки под воду и демонстративно отвлечься на мерцание редких бликов в бассейне. На самом деле, это сделало ситуацию ощутимо проще. Хэндс физически почувствовал, как тяжесть чужого внимания соскользнула с него. Расстегнуть рубашку и стянуть брюки в обыкновенной для моряков иллюзии безразличия друг к другу оказалось значительно проще. Когда Израэль шагнул в бассейн, и холод пробежался от стоп вверх, по всему телу, присутствие Эдварда почти не ощущалось. Он скрылся в тени грота, подставляя лицо и плечи под ниспадающий буйный поток. — Не боишься заходить в воду к Кракену? — всё же игриво подтрунил Тич, будто бы заметив колебания пресной глади, кругами разошедшиеся от Иззи, когда он по шею окунулся в бассейн. — Нет, но я здраво опасаюсь, что Кракен опять начнёт тонуть в грёбаной луже. — Ты мне этого до конца жизни не забудешь, — с напускной горечью заключил Эдвард, и вдруг, усмехнувшись, погрузил в воду нижнюю половину лица. Озорные глаза глядели поверх бурлящей пены бассейна, там, где падающий с верхушки грота поток врезался в водоём, заставляя его белеть и вибрировать. Эдвард вдруг надул щёки и выдохнул, зажмурившись. Лицо его мгновенно окружили налезающие друг на друга, но почти сразу лопающиеся пузырьки воздуха. — Ты придурок, — резюмировал Иззи. — А ты улыбаешься, — с придыханием отозвался Тич, выпрямившись в полный рост. Теперь вода даже в самой глубокой части бассейна едва доставала ему до ключиц, и Израэль, отметив это, не сразу понял, что Эд был прав. Он коснулся кончиками пальцев правого уголка губ, и тот действительно оказался напряжён, но, кроме того, совсем слегка, почти незаметно приподнят. — Заткнись! — Хэндс вдруг вспыхнул и, сложив руку лодочкой, со всей силы срезал воду нижним ребром ладони, послав в сторону Эдварда массивный сноп брызг. Но Тич только расхохотался, жмурясь и закрывая лицо локтями. — Ладно, ладно, — он тряхнул головой и, продолжая тихонько посмеиваться, направился к отмели. Вода отступала, стекая по изукрашенной чернильными рисунками спине, заставляя кожу мягко сиять в свете луны и тонких проблесках мерцания фонаря. Эдвард остановился у отвесного валуна, где была оставлена его одежда. Бассейн в этом месте был ему чуть выше колена, и капли соскальзывали по телу одна за другой, пока Тич расправлял почти высохшую за путь от залива вглубь леса рубашку. — Ты уже не так сильно жалеешь, что пошёл со мной, а? Эд натянул влажную рубашку на чистое тело и выпростал волосы из-под ворота, забрав их на правое плечо. Вода с густых тяжёлых прядей тут же расползлась по ситцевой ткани. Когда Эдвард вновь засуетился, гладь бассейна заплескалась вокруг его ног, журча и поднимая со дна лёгкую глиняную дымку. Подтянувшись на руках, Тич залез на край камня и сел, отвлечённо глядя на Иззи. Стало вдруг тихо и умиротворённо. Сонная поволока наполнила воздух вокруг, лаская, убаюкивая на смену едва отступившей привычной тревоге. Ноги Эдварда свисали вниз над водой, и с кончиков стоп мерно падали бесшумные в бурлении водопада над гротом капли. Иззи поджал губы, тяжёлым глотком сорвал узел, затянувшийся где-то в горле, и ринулся к камню, словно на привязи. Он действительно и думать забыл об оставленной в центре Грейт Солт Понд Мести, пускай даже усталость, вызванная потребностью во сне, зудела на периферии сознания. Достигнув того места, с которого Эдвард забрался на камень, Хэндс опустился на колени прямо в воде и, подняв голову, поймал взглядом внимание своего капитана. Эд не отстранялся и не задавал вопросов, он только склонил голову вперёд и смятенно, будто бы скромно даже зажал ладони между колен. Он словно действительно ожидал этого, когда Иззи, потянувшись вперёд, придержал ладонью его правую стопу и развернул, подставляя тусклому свету содранную кожу и вновь проступившую после купания кровавую росу на свежей ссадине. — Это и впрямь царапина, — заключил Израэль, старательно делая вид, что между ним и капитаном не происходило ничего из ряда вон выходящего. Впрочем, Эдвард, в ранние годы переживавший и куда более возмутительные аспекты матросской жизни, оставался спокоен и тих. Под началом единственного человека, который когда-либо был ему капитаном, дистанция между матросами всегда оставалась размытой и тесной, на всю оставшуюся жизнь отбив у Эда здоровое восприятие каких-либо границ. — Переживёшь. — Иногда не мешает пораниться, чтобы научиться быть осторожным. — Тич поднял глаза к небу, вполголоса добавив: — Нам пора возвращаться на корабль. — Пора, — резко опустевшим голосом согласился Хэндс.