Место у ног

На всём белом Свете для вольного моряка не было места более душного и вместе с тем влекущего, чем Порт-Ройал. Когда-то принадлежавший пиратам, теперь он был захвачен короной, под отказ забит гвардейцами, флотом и, будто бы в насмешку, по углам застроен аж шестью оборонительными фортами. Находящийся на конце извилистого щупальца жаркой Ямайки, город омывался морем почти со всех сторон, и всё же дома в его центральной части теснились так плотно, что на улицах не хватало места даже для самого крошечного деревца. С самого утра от мгновенно раскаляющейся под солнцем песчано-жёлтой земли исходил невыносимый жар. Сотни людей сновали по беспорядочным улицам, где гвардейские верховые, захудалые повозки и богатые кареты вклинивались в живые толпы, неустанно текущие в прорехах между зданиями. Лавки тут ютились рядом с единственной церковью, просторное кладбище гордо раскидывалось на приморском ребре городского массива, а крыши всех домов были выстланы алой кровлей, словно нарочно, чтобы даже на глаз сделать Порт-Ройал ещё более пламенеющим и морящим. Раздолье здесь обещал лишь душистый северо-восток, где населённая черта резко обрывалась, сменяясь изумрудными лесами и необъятными плантациями. И всё же, только в этом городе Ямайки было всё, что могло пригодиться для снабжения Мести в дальнейшее плавание. День уже гас, но до сих пор оставался мучительно жарким, когда две лодки незамеченными смешались с массой шлюпок, час от часу отчаливавших от десятков стоящих на якоре в Порт-Ройал Харбор кораблей. Никто не обратил внимания, что вклинившиеся в общую массу незнакомцы ни одному из местных парусников не принадлежали — близлежащие воды были слишком людны и шумны, чтобы пытаться выцепить в них отдельные лица. Да и узнать знаменитого капитана Чёрную Бороду среди чужаков теперь было практически невозможно, чем он, впрочем, умело пользовался. Планируя вылазку в Порт-Ройал, когда твоя дурная репутация обгоняла тебя на сотню миль, следовало проявлять осторожность. Эдвард был полон решимости добыть для Мести новый парус, но, помимо этого, на корабле не хватало провизии и пресной воды, возвращаться за которыми, обокрав одного из почитаемых местных моряков, было бы верной дорогой на эшафот. Поэтому делать следовало всё и сразу. Баттонс, Швед, Пит, Фэнг и Айвен остались на корабле: в безлюдной местности двоих человек было более, чем достаточно, чтобы охранять корабль, пока оставшиеся трое без спешки наполняли опустевшие бочки пресной водой из лесного бассейна, путь к которому Иззи втолковал всему экипажу предельно доходчиво и подробно. За провизией на одной из лодок были отправлены Олуванде, Джон, Френчи и Роуч: Будхари был достаточно ответственен, чтобы доверить ему оставшиеся деньги, Роуч хорошо знал, чего не хватает на камбузе, и вместе все четверо могли в несколько подходов, но всё же без особого труда добыть всё нужное. На второй же лодке дела обстояли разительно менее непринуждённо. В пользу последней группы складывался очевидный перевес сил, в компании Эдварда, Израэля и Джима нарушаемый только Люциусом. Но сложить состав для кражи паруса иначе было бы большой ошибкой. Затея эта оставалась несомненно опасной, в ней требовались неприметность, ловкость и сноровка, но, кроме того, наличие хоть какого-то опыта в воровстве, из всей команды наиболее ярко проявившееся у Сприггса, по старой привычке умудрившегося стащить кинжал буквально из рук Испанки Джеки. И сколько бы Люциус ни настаивал, что кража кошельков и бижутерии не идёт ни в какое сравнение с тем, чтобы стянуть целый парус, Эдвард настойчиво полагался на его опыт. Сошлись они на том, что Сприггс будет помогать, если все остальные участники вылазки внятно и осознанно снимут с него ответственность за результат. Благо, споров на этой почве не возникло, учитывая, что удачной эту идею считал исключительно Тич. Он был приподнято взволнован, Джим точили нож о хвост своего кожаного ремня, а Хэндс всю дорогу прожигал Люциуса мучительно пристальным взглядом. Для него это, пожалуй, было даже сложнее, чем для всех остальных. Иззи привык подчиняться, но не умел работать в команде, и положиться на его пиратские навыки при таком условии было не надёжнее, чем на воровские навыки Сприггса. Когда обе лодки причалили поблизости в прибрежной портовой акватории, Френчи был оставлен следить за ними, меж тем, как остальные прибывшие без лишних разговоров разошлись. До сих пор Люциусу никогда не доводилось бывать в Порт-Ройале. Неуверенно глазея по сторонам, он шёл следом за Хэндсом, но впереди Джима, чтобы не потеряться. Эдвард и Иззи, похоже, уже приезжали сюда раньше, и сейчас весьма уверенно следовали по пути, который должен был привести в доки. Выбрать в качестве цели стоящий на ремонте корабль было решено по очень простой причине: как правило, их никто не охранял. Ни один моряк в здравом уме не сдавал судно мастерам, предварительно не забрав оттуда всё ценное, а паруса в этот перечень, как известно, не входили. Любой парусник, вставший на кренгование, был идеальной потенциальной жертвой. Если корабль клали на крен, на нём не оставляли ни души, поскольку ни в трюме, ни в каюте, ни, тем более, на палубе, находиться в таких условиях было попросту невозможно — проще было ходить по раскалённым углям, чем по кораблю, оставленному на чистку. Во всяком случае, если ты не был Чёрной Бородой, или хотя бы Израэлем Хэндсом, для которых ни то, ни другое, казалось, не представляло особых затруднений. — Я могу представить, как это будет, — заявил Люциус, когда группа проходила аккурат за зданием Адмиралтейского Суда. В этой части улицы ему неизменно было не по себе. — Четверо человек, очевидно, не зодчих, через весь город тащат куда-то наскоро сложенный парус, абсолютно точно не вызывая у прохожих ровным счётом никаких вопросов. Мы же совсем не похожи на бандитов. — Мы не похожи, — вторил Эдвард, изменив тон Люциуса так, чтобы из сарказма эти слова превратились в утверждение. — Я не похож, — поправил Сприггс. — Ты в последнее время, может быть, тоже, но Иззи и Джим… Без обид, хорошо? Вы двое жуткие. — Так даже лучше, — Джим заявили откуда-то сзади. — Никто не решится совать нос в наши дела. — Не решится, если увидит, — добавил Хэндс. — Что исключено. — Мне казалось, вам не нравится план, — вскинул брови Сприггс, ненадолго ускорившись, чтобы поравняться с Иззи. Джим, вместе с этим оставшиеся слишком далеко от остальной группы, также взяли шаг пошире, сбиваясь к товарищам в тройку, покладисто следующую у Эдварда за спиной. — А теперь вы настаиваете, что он должен сработать, — Люциус склонил голову к плечу и смешливо осклабился. — Он сработает, — настойчиво заявил Тич, на миг остановившись и оглядевшись по сторонам, прежде чем Иззи похлопал его по плечу и, притянув к себе внимание капитана, указал нужное направление. — Прискорбно, что мне приходится говорить это, но… — Израэль прервался и скорчился, словно пытаясь проглотить собственный язык. Со зримым, почти что мученическим трудом ему удалось выдавить: — Мальчик прав. Мы страдаем какой-то немыслимой хернёй. У нас чёртова дюжина людей на борту. Десять из них способны на убийство. — Ты сказал «десять»? — переспросил Люциус, как всегда, предельно внимательный к тому, что стоило бы пропустить мимо ушей. Иззи фыркнул, решив оставить вопрос без ответа, чтобы не придавать значения собственной случайной оплошности. — Зачем скрытно воровать на суше, если мы можем публично грабить на воде? — Это значит, что трое не убивают, — в своём любопытстве Сприггс оставался бесстрашно настойчив, но и Хэндс предельно упорно делал вид, что его не слышит. — Было бы разумнее выловить в местных водах один из десятков кораблей, которые проплывают Порт-Ройал ежедневно, забрать у них парус, провизию и груз, а затем пустить на дно. Но ты отправил команду набирать воду и покупать еду, конечно же. Это проклятие Боннетовского игрушечного кораблика, — Иззи презрительно сплюнул в песок. — Я бы немедленно устроил мятеж, если бы не наше с тобой соглашение. — Френчи и я, а кто ещё? Кто третий? — прикинув что-то в уме, снова вклинился Люциус. Разговор стих, что-то тикнуло, а затем вдруг раздался резкий, оборванный вздохом звук удара. Эдвард подскочил и обернулся, без раздумий узнав за своей спиной этот трещащий, звонкий хлопок. Но, как бы ни был он внимателен и расторопен, Джим оказались быстрее. К тому моменту, как Тич успел сфокусировать взгляд, они уже сцепились с Израэлем, опрокинувшись на землю и поднимая в воздух клубы серовато-жёлтой пыли. Слева от них, вздыбившийся и оцепеневший, застыл Сприггс. Ладонями он крест-накрест зажимал пылающую после удара щёку, а круглые зелёные глаза ошарашенно вперились в Хэндса и Джима, вьющихся клубком у их с Эдвардом ног. Хороший капитан должен был знать, как остановить драку, тем более столь рискованную и несвоевременную. Мало того, что склока поднимала шум и даже в закрытом переулке могла привлечь чьё-нибудь внимание, так вдобавок сцепились два самых смертоносных и диких члена экипажа, отодрать которых друг от друга, если уж бой завязался, практически не представлялось возможным. Эд, помимо прочего, отлично знал, что хорошим капитаном он не был. Прежде, когда потасовки случались на Мести Королевы Анны, он с потехой наблюдал до тех пор, пока ситуация не накалялась добела, а потом, топнув для пущей убедительности, рявкал, что даст одному из драчунов убить другого, а оставшегося прикончит сам, если беспорядок не прекратиться немедленно. На деле же ни смеяться, ни, тем более, браниться и угрожать Эдварду не хотелось. Зато он прекрасно видел, как Джим между движениями тянулись вытащить из-за пояса кинжал. — Не смей бить его, — прорычали Джим, юркнув Хэндсу под руку и заставив его перекатиться на спину. — Не смей, ясно? — Блудник, блядь, был предупреждён, что нужно уметь затыкаться! — Иззи дёрнулся, ударив Джима под рёбра коленом, но при этом крепко держа за ворот. Хименес подбросило, но позиции они не лишились. — Перестаньте! — спохватился Эдвард. Мельком оглянувшись вглубь переулка, чтобы удостовериться в отсутствии нежеланных зрителей, он бросился вперёд и, схватив Джима за руку, попытался оттащить их прочь, раз уж они находились поверх и весили очевидно меньше. Промашка обнаружилась, когда Эдвард даже с четвёртой попытки не смог найти, за что уцепиться. Джим будто выскальзывали из пальцев, крутясь и уворачиваясь даже не глядя на капитана. — Довольно! — Ублюдок, псина, — шипели Джим, каким-то чудом умудрившись прижать левый локоть Иззи к земле. Свободной рукой Хэндс перехватил их запястье, зато правая кисть Джима вцепилась в чужую шею. Пальцы, холодные и тонкие, надавили вниз, заставляя Израэля хрипеть на каждом сбивчивом вдохе. — Cabeza de mierda, выбирай противников, которым ты по плечу! — Уж точно не тебе, бешеное зверьё, — сипло выдавил Иззи и, взбрыкнув, сбросил Джима в сторону. Они оба уже собирались подняться и вгрызться друг в друга снова, как вдруг Эдвард выбежал вперёд и вскинул руки, мешая себя обойти. — Это я! — крик был не очень громким, но звучным, пускай даже от волнения и неуверенности он больше всего напоминал всхлип. Джим и Израэль застыли, тупо уставившись на него. Люциус впервые за минуту проморгался и, отмерев, опустил руки. От шока внезапности он был бледен, но в правом уголке рта, куда пришёлся удар наотмашь, уже начинала цвести алая ссадина. — Я не убиваю. Я — третий, — беспомощно опустив руки, признал Эдвард и склонил голову под тяжестью многолетнего стыда. Трое его подчинённых, умелых, верных себе и, к откровенному ужасу Тича, ему, не отрывали взглядов от своего капитана, внезапно выдавшего за истину самый странный, самый дикий и невероятный факт, который только мог гулять на просторах Карибских вод. Безжалостный эталон пиратского промысла, кровожадный Бич Карибов, страшнейшая кара морей, великий Кракен, Чёрная Борода… Не умел убивать. Израэль, конечно же, прекрасно знал это. Проработав под началом Эдварда больше десятка лет, он не мог не заметить, что единственным, чего никогда не присваивал его капитан, была человеческая жизнь. Тич не был дотошен в этом, но предельно старательно уводил все смерти, которые нёс за собой, на второй план. Превращал их в смутную иллюзию, чтобы затем сразу же оставить за спиной. Для Хэндса это вовсе не было сюрпризом. Зато Джим и Люциус, очевидно, до нынешнего момента не допускали даже мысли о том, что у Эдварда есть слабость щадить сохранность человеческих душ, когда сохранность тел, пока они ещё могли быть сосудом для хрупкой жизни, не волновала его никоим образом. — Какого хрена, капитан? — выдавил Иззи, мгновенно забыв о драке и демонстративно потерев пальцами левой руки устало зажмурившиеся глаза. — Qué carajo estás diciendo? — застыв на месте, недоумённо пробормотали Джим. И Эдвард не был особенно хорош в испанском. В последний раз он практиковался, когда, плавая на Мести Королевы Анны, велел своим людям забрать двоих докторов с захваченного испанского корабля. Но, по крайней мере, сейчас он был уверен, что Джим никоим образом не оскорбили его по матери, к чему испаноговорящие, как правило, питали преданную любовь. — Мне дан шанс быть тем, кто я есть, — Эдвард понуро поджал плечи и, беспокойно дёрнув головой, направился к Люциусу. Иззи и Хименес больше не собирались драться. Не тогда, когда внезапное признание капитана так сильно обеспокоило их, пускай и по разным причинам. — Месть Королевы Анны была моим кораблём, я не должен был устанавливать на ней правила, которым не могу следовать сам, и я не повторю этой ошибки снова. Я убийца, Джим, но только единожды. — Оказавшись перед Сприггсом, Эд обхватил ладонью его нижнюю челюсть, прижав кончик большого пальца с одной стороны, и все остальные — с другой. На столь близком расстоянии Люциус беспрепятственно смотрел прямо в глаза капитану. Растерянный, недоумевающий, но не испуганный. Слава небесам, не испуганный. От этого Тич чувствовал непривычное, почти что окрыляющее облегчение. — Открой рот, мальчик, давай, — Люциус сделал, как было велено. Побледневшие от напряжения губы разомкнулись, и следом за этим раздался тихий щелчок. В этот же миг Сприггс тихо ахнул и вновь зажал ушибленную щёку рукой, неосознанно накрыв пальцы Эдварда своими. — Не вывих, только ушиб, — заключил Тич и, вытянув кисть из-под чужой ладони, подбадривающе потрепал Люциуса по плечу. — Не дуйся слишком, хорошо? Старпом не старпом, когда рука не тяжёлая. Если бы Иззи действительно хотел тебе навредить, ты бы до конца жизни ходил с отвисшей челюстью. — Ох, ну спасибо ему, что не выбил мне зубы, — Сприггс опомнился и, насупившись, скрестил руки на груди. — Хочешь, завтра велю ему драить палубу всё утро? — кивнув на опешившего Хэндса, предложил Эд. Острый взгляд Люциуса метнулся в сторону, смерил Иззи с головы до ног, а затем юноша вдруг выдохнул и помотал головой. — Ты самый славный мальчишка на Свете, — заключил Эд, прежде чем вновь обратить своё внимание к Джиму и Израэлю. — Нет, я просто знаю, что ему бы это понравилось, — язвительно пролопотал Люциус. Иззи вздыбился, но Тич, мигом встав к Сприггсу спиной, заслонил юношу плечом и предупредительно сверкнул глазами. — Не поднимай руку на членов экипажа, — Эдвард сделал шаг вперёд, стараясь выглядеть не угрожающе, но убедительно. С пристальным благоговением он следил за ногами Хэндса, пока не убедился, что тот не стал отступать. Иззи остался на месте, зная, что капитан недоволен его действиями, но уже не боясь претерпеть насилие, как в тот раз, в каюте. Сердце Эда трепетно сжалось. — А я не подниму руку на тебя. — Капитан, которого не уважает команда, не будет капитаном долго, — напомнил Хэндс, одним движением пригладив растрепавшиеся в драке волосы. — Я защищал твою честь. — Было бы, что защищать, приятель, — Эдвард покачал головой. И без оправданий прекрасно зная, что побудило Иззи распустить руки, он не думал, что было бы уместно злиться. Хэндс, в конце концов, был уверен, что делал свою работу, преданный капитану вплоть до самых отчаянных шагов. Бить старшего помощника, чтобы убедить его, что нельзя бить подчинённых, Эду при одной лишь мысли показалось смехотворным и в то же время тревожным противоречием, хотя ещё пару месяцев назад он бы вряд ли разглядел здесь иронию. — Discúlpame, только я услышали, как капитан Чёрная Борода сказал, что никого не убивает? — приподняв руку, чтобы привлечь к себе внимание, поинтересовались Джим. — Джим, — шепнул Люциус и, поймав на себе взгляд Хименес, в безмолвной попытке осадить провёл тыльной стороной ладони по нижней челюсти. Казалось, Эдвард, стоящий к нему спиной, не увидит этого жеста, но в уголке глаза он почувствовал шевеление и, проследив за бледной в сумерках тенью, скользнувшей по его плечу, тихо усмехнулся. — Ага, значит, нет бороды, — согласился Тич, и Люциус спешно спрятал руки в карманы. — Но это не взаимосвязано, хорошо? Я всегда такой был, даже Иззи подтвердит. Знаете, сколько раз бедняге приходилось убивать за меня? — Эдвард закатил глаза и задрал голову, прочерчивая подбородком дугу. — Это бездушная жестокая работа, за которую я не возьмусь, если только речь не будет идти о чём-то, что для меня значительнее принципов и дороже остатков рассудка. Что-то действительно бесценное. — Как экипаж? — спросил Люциус. — Как капитан Стид? — одновременно с ним, куда более смело поинтересовались Джим. Взгляд Эдварда вдруг опустел. Лицо стало нечитаемым. Он тряхнул плечами, словно ему вдруг стало не по себе в собственном же теле, и, тихонько кашлянув, отступил от Сприггса. Шаг за шагом оставлял бледные следы на взрытой после драки насыпи дороги. Солнце за зубьями города прильнуло к горизонту, расплываясь между домами пятном сверкающего золота. На другом берегу небо уже заволокла тьма, а над водой начали появляться ещё бледные, робкие звёзды. Пиратам стоило выдвигаться, если они хотели присмотреть подходящий для дела корабль до того, как наступит комендантский час, а люди исчезнут в своих жилищах, безнадёжно уничтожая единственный шанс на маскировку. Осматривать судно для цели в темноте могло быть чревато последствиями, и было бы очень неприятно украсть целый парус лишь затем, чтобы, вернувшись на Месть, обнаружить в нём рваные дыры от пушечных ядер. — Да, — выдохнул Эдвард, не уточняя, на какой именно из двух вопросов был рассчитан этот ответ. — И что, мы не будем говорить об этом, как команда? — Может позже, парень, прости, — Эдвард приблизился к выходу из-за угла и, оглядевшись, переступил с ноги на ногу, неловко обернувшись, чтобы окинуть своих спутников коротким взглядом. Вид Люциуса был растерянным, Джима — напряжённым. Иззи выглядел так, будто проглотил корабельную цепь с якорем в придачу. Эд криво улыбнулся, пытаясь хоть как-то их подбодрить, но при этом точно зная, что делает только хуже. — Ну так мы пойдём красть новый парус, или лучше сядем здесь, а Иззи пусть рассказывает про все хреновые безумные чудачества, которые он за мной наблюдал? — Я за то, чтобы слямзить парус, — пожал плечами Сприггс. — Парус, однозначно, — подтвердили Джим. Неожиданно Эдвард почувствовал, как напряжение градом скатилось с него, наконец позволяя выдохнуть и расслабить плечи. Совершенно отчаянно и непродуманно озвучивая одну из самых своих сокровенных и необъяснимых тайн, он ожидал куда большей настырности со стороны экипажа. Как минимум, Люциус всегда был дотошным и любопытным малым, имеющим привычку наблюдать чужие жизни со стороны, словно спектакль. Иногда он вмешивался, если считал это необходимым и полагал, что может подтолкнуть действо к концовке, которая пришлась бы по душе ему самому, но, как правило, знать острые подробности для него было первоочерёдной целью. Почтительная отстранённость, которую проявили Джим и Сприггс ко внезапному откровению своего капитана, не была безучастной, но давала ему необходимое личное пространство, позволяя самостоятельно решить, хочет ли Тич углублять тему. Он не хотел. А потому двинуться с места и направиться дальше, к докам, простирающимся вдоль Порт-Ройал Харбор было гораздо спокойнее, чем снова открывать рот. Иззи нагнал капитана в несколько быстрых шагов, оставляя Джима и Люциуса позади, и теперь шёл справа, отставая лишь на пару дюймов, достаточных, чтобы не обгонять Эдварда. Ближе к краю полуострова городская дорога изгибалась в два прямых угла, разрастаясь к концу небольшой прибрежной площадью. Дома здесь расступались, оставляя пространство для многочисленных пристаней и пересекающих просторный пляж деревянных полозьев, на некоторых из которых были вытащены снятые с воды суда. По докам сновали моряки, капитаны, корсары, различные зодчие и частные мастера, те, кто работал, и те, кто выжидал заказа, всячески нахваливая себя и своих подмастерьев каждому, кто хоть отдалённо напоминал квартирмейстера. Берег здесь был утоптан, закат обливал его палящим светом, но с моря нёсся лихой свежий ветер, прогоняющий жару дальше, вглубь города, и Эдвард неожиданно почувствовал, что ему стало легче дышать. Корабли здесь стояли на любой вкус: по береговой линии на мель был осажен перебитый, но величественный барк, у небольших пристаней быстрые кечи игриво клевали волны, а на ближнем углу суши, где высился неприступный Форт Джеймс, была оставлена совершенно восхитительная, изящная и воздушная бригантина. Впрочем, паруса всех этих, несомненно, захватывающих кораблей никак не пошли бы юркой приземистой Мести. — Нам есть разница, какой корабль выбирать? — вполголоса спросил Сприггс. Он не был уверен, различаются ли одни типы парусов на разных судах, и поблизости не было Пита, чтобы объяснить. Даже в компании трёх суровых и опытных моряков любопытство пересилило страх быть обсмеянным. — Нет, ну что ты, срежем грот с какого-нибудь йола и повесим вместо стакселя. Вполне сойдёт, — демонстративно насупившись, проворчал Иззи. — А можем вообще упростить себе задачу и привязать к рею простыню, авось доплывём. — Неужели я ожидал другого ответа? — Люциус понурил голову и фыркнул, но, к его удивлению, дело не закончилось этим. — Так ты что, сам не знаешь ответ? — насмешливо поинтересовался Эдвард, повернув голову к идущему рядом с ним Хэндсу. — Н-не… Не знаю?! — Иззи вздыбился, задрав плечи и покраснев от возмущения. Беспочвенное, совершенно точно несерьёзное предположение Эдварда, казалось, задело его так сильно, как если бы кто-то из присутствующих искренне полагал, будто Израэль Хэндс не разбирается в корабельной оснастке. — Тебе, блядь, отлично известно, что я любой парус вслепую поднять могу. — Мне известно, да, — кивнул Тич. — Но я, признаюсь, на момент усомнился в твоих навыках. Такой умелый матрос и не может объяснить, в чём разница между летучими парусами разных классов? — Я не говорил, что не могу! — Тогда объясни, — Эдвард улыбнулся и с ребяческой невинностью захлопал глазами. — Давай, Люциус умный мальчик, спросил сам, значит хочет слушать. Не заставит повторять дважды. — Как я умудрился нагрешить на это? — прошептал Иззи и устало закатил глаза. — Паруса, грамотей ты, блядь, недоношенный, различаются не по размеру, а по форме и способу крепления. Ты хоть запомнил за хреновы недели в море, что такое реи? — Горизонтальные балки на мачтах, к которым паруса крепятся, — скромно отозвался Люциус. — Ну тогда можешь не различать их с гиками, на кой чёрт надо, да? — прорычал Хэндс. — Нет, погоди, Пит говорил, гики тянутся вдоль направления палубы, а реи — поперёк. Израэль с лёгким налётом любопытства приподнял бровь и взглянул на Тича в ответ. Тот подмигнул, едва сдерживая улыбку в разумных пределах: над уголками рта уже образовались морщинки-ямочки, но зубов пока видно не было. Всё время плавания Люциус, в действительности, старался, как мог. Вопреки мнению Израэля, он вовсе не был безнадёжен, и, хотя не являлся бывалым моряком, как сам Хэндс, и не попал на корабль в детском возрасте, как Эдвард, его ум и внимательность давали необходимую фору. Сприггс схватывал информацию с чудовищной скоростью, на лету приспосабливаясь к каждому новшеству и затруднению. Если он был согласен с приказом, его никогда не требовалось повторять дважды. Если же он был несогласен, Люциуса стоило выслушать. Его идеи, как правило возникающие на почве не столько жизненного опыта, сколько, в силу юного возраста, опыта мыслительного, были не такими размашистыми и нестандартными, как у капитана, но всегда оставались меткими и трезвыми. Попросту верными. — Гафельные и основные бермудские паруса крепятся к рангоуту-гику. К рангоуту-рею крепятся любые прямые паруса. А стаксель — это летучий бермудский парус. И бермудский значит… Значит, что он треугольный, — Израэль сам не заметил, как потянулся правой рукой за затылок и потёр шею, отчего-то почувствовав на ней странное, щекотливое покалывание. Это не было неприятно, но было непривычно, а оттого, почему-то, тревожно. — Стаксели крепятся на специальный такелаж, который протянут через бегущие снасти на реях. Видел эти косые канаты между мачтами на парусниках, да? Особый тип фиксирования — особый парус. Его не заменить, чем попало, и любой треугольный кусок брезента тут не подойдёт. Учитывать следует длину корабля, массу, осадку, высоту мачт и расстояние между ними. Нужно найти корабль, по размеру максимально приближенный к нашему, и там обязательно будет подходящий стаксель. Месть это… На самом деле, Месть — это сущее недоразумение. Но, если бы мне пришлось относить это недоразумение к какому-либо классу парусных судов, скрепя сердце я бы назвал её самым убогим на Свете фрегатом. Получается, мы ищем фрегат или, на худой конец, бриг. — А шлюп подойдёт? — А ты где-то здесь видишь шлюп? — всплеснул руками Хэндс, резко затормозив и в два скользящих шага обернувшись к Люциусу. Эдвард и Джим замерли тоже, не столько опасливо, сколько заинтересованно поглядывая на них. — Здесь не вижу, — робко ответил Сприггс, но, прежде чем Иззи успел вспыхнуть, воздел руку и указал вдаль. — Но вижу там. Когда Хэндс, оторопев от неожиданных познаний Люциуса в различиях между парусными судами, недоверчиво развернулся вновь, уставившись вдаль, он увидел не тендер, не шхуну и даже не барк, а действительно самый настоящий шлюп. Мальчишка не ошибся. Корабль стоял на киле, опущенный на левый борт. Изящный бушприт уходил в прореху между мастеровыми ангарами, а мачты косо нависали над пляжем, отбрасывая к носу лиловые в затухающем закате тени. Корпус из просмоленного тёмного дерева сверкал серебристыми бликами, подвязанные паруса плотно вились вокруг реев, а с маковки грот-мачты свисал колыхающийся на ветру английский флаг. Корабль был великолепен. Он совершенно не выглядел новым, но за ним определённо кропотливо, почти что любовно ухаживали. И стаксели на нём, наверняка, должны были быть в прекрасном состояний. — Чтоб мне пропасть, — прошептал Хэндс. — Такое чувство, что я уже его где-то видел, — пространно признался Эдвард и, кивком подбодрив команду, устремился к шлюпу мимо рядов ангаров и мастерских. Троица послушно последовала за ним. — Роскошный корабль. Не нуждайся мы в одном лишь парусе, я предложил бы забрать его целиком. — У нас не хватит людей на два судна, — Джим тихонько прочистили горло. — И команда не согласится менять Месть даже на самый лучший шлюп в истории мореходства. — Мы не меняем Месть на этот шлюп, — отмахнулся Эдвард. — Нам не нужен этот шлюп. И нам не нужны проблемы, поэтому мы не будем караулить английский парусник у Порт-Ройала. И я… Я не хочу его, — смятенно, будто бы даже пугливо сорвалась с губ последняя линия истины. — Не пойду туда. — На очередном шаге Эдвард врезался каблуками в землю и локтем перекрыл Хэндсу дорогу вперёд. Пальцы вцепились в жилет старпома, но не угрожающе или демонстративно, а опасливо. Будто Тич искал защиты. — С этим кораблём что-то не так. Нам нужно его остерегаться. Он мне не нравится, и у меня дурное предчувствие. Тут много отличных парусников. Давайте выберем другой? Когда левая, не скрытая за плотной перчаткой, тёплая, живая кисть накрыла руку Эдварда, он не сдержался и вздрогнул. Взгляд боязливо скользнул к лицу Хэндса, и, хотя он оставался привычно сдержан, в крошечном изгибе бровей, в плотно сжатой линии бледных губ Эд ясно видел непонимание и растерянность. Он и сам смущался неясного страха, облепившего сердце зловонной смолой. Корабля этого Тич не помнил, но, отчего-то, был уверен, что прежде встречал его. Смутное узнавание, заставляющее мысли рассыпаться вихрем, вызывало тот род тревоги, которого Эдвард не ощущал, должно быть, много лет, а то и пару десятилетий. Беспомощность, подавленность, страх и… Боль. Рваная, кривая, жёсткая, пламенеющая под кожей фантомом давным-давно брошенной привычки. Тич чувствовал себя слабым и жалким, но, желая знать причину столь же сильно, как и избежать её впредь, он не мог вспомнить корабль. Название наверняка было написано со стороны гакаборта, но кормовой частью шлюп уходил в поднявшийся с вечерним приливом прибой, и ночью рулевое перо уже должно было покрыться морской водой не меньше, чем на четверть. Чтобы продолжать шастать по докам, нужно было не привлекать к себе лишнего внимания, и, если бы Эдвард ни с того ни с сего бросился в воду читать, как зовут великолепный шлюп, это как минимум заинтересовало бы пару рабочих, которые, не сумев разобраться в ситуации, подняли бы тревогу. — Я не знаю этого корабля, Эдвард, — наконец ответил Израэль, мягко похлопав капитана по тыльной стороне ладони и вынудив выпустить свою жилетку из тревожной хватки. — Он никогда не нападал на нас, иначе я бы запомнил. Мы никогда не нападали на него, иначе он бы тут не стоял. Это абсолютно незнакомый нам шлюп. Простое английское судно. Красивое, чистое, не очень большое, но крепкое. Стоящее на крене и, следовательно, пустое. А если оно пустое, то оно безопасное. Его стаксель подойдёт Мести в самый раз. Мы возьмём только парус, а затем сразу уйдём. Нас даже не заметят. — Но я уже видел этот корабль, — безнадёжно возразил Эдвард. — Только не помнишь, где и когда? — уточнил Сприггс, а затем, приблизившись к капитану, потянулся вперёд. Ухоженная ладонь легла Эду между лопаток, невесомо поглаживая, и он вдруг почувствовал, что успокаивается. Проявление совершенно беспочвенного, фактически истеричного страха не повлекло за собой ни презрения, ни возмущения. Вместо этого Тича старались успокоить. — Знаешь, ты ведь много кораблей повидал. И много потопил. И многие из них перед этим пытались потопить тебя. Может, этот корабль просто похож на какой-то из тех, которые ты брал на абордаж прежде? — Если подумать, шлюпов англичане строят много, — бесстрастно согласился Хэндс. — И мы уже не успеем выбрать другой. Солнце село, видишь? — он кивнул в сторону горизонта, где над морем осталась только тлеющая рыжая полоска. — Нам нужен парус, Эдвард. Нет времени на сомнения, особенно когда они ничем не подкреплены. Соберись. — Парус, — пустым эхом отозвался Тич и, выпрямившись, снова взял путь к стоящему на крене шлюпу. Люди в доках редели, будто по команде утекая в прорехи улиц. Закрывались выходящие на пляж окна, на плотные ворота мастерских опускались широкие задвижки. В ветвящихся от доков закоулках уже царил ночной мрак, где, не успев привыкнуть к темноте, едва ли можно было разглядеть собственные ноги. Но Эдвард, привычный к нечеловеческим условиям, находил в этом утешение. Крадучись через полозья и тянущиеся по берегу в воду цепи и канаты, приникая к стенам и прячась за углы, уводя команду в тень, он мог сосредоточиться на том, чтобы не раскрыть себя и своих людей, а не волноваться о смутно знакомом шлюпе, который так сильно встревожил его. Оставалось только контролировать шаги и дыхание. Выбирая самый удобный и скрытный путь через доки. Если повезёт, о пропаже стакселя команда шлюпа не узнает вплоть до выхода в море, когда корабль схватит штиль и настанет момент поднимать все паруса до единого. Тич был намерен оставаться тихим и осторожным, ведь, чем меньше становилось в доках людей, тем подозрительнее четверо чужаков выглядели в сбивчивом строе кораблей, стоящих на починке и чистке. К тому моменту, как над берегом потух последний фонарь запоздалого рабочего, Эдвард с командой прятался в тупике между белёсыми каменными домами, куда уходил корабельный бушприт. Скосившийся на крене нос шлюпа угрожающе высился над ними, приникшими к стене за углом и выжидающими полной тишины. Ночь была безмятежная, спокойная, не холодная, но свежая. Эдвард уже начинал подумывать о том, чтобы приучить команду спать днём и работать в сумраке, как то случилось с ним и Иззи в последние двое суток. Впрочем, со стороны опыта даже самому Эдварду эта идея казалась чрезмерной и невозможной. Нормальные люди любили солнце, нормальные люди лучше видели на свету и работали днём. И будь все вокруг такими же чудаками, как Эд, в нём бы разом отпала любая надобность. В команде он был ценен не только лишь из-за звания и цепкого ума, но и из-за собственного умения действовать в непригодных условиях. Темнота была вполне подходящей средой для такой кровавой твари, как он. — Хорошо, Джим и Люциус, вы должны охранять шлюп. Не попадайтесь никому на глаза, но и не давайте чужакам подходить к кораблю. Мы с Иззи поднимемся и, когда найдём стаксель, сбросим его на землю. А вы хватайте его и бегите к лодкам, идёт? — А что делать, если нас или вас заметят? — с опаской уточнил Сприггс. — Решать проблему, — вмешались Джим, и в их руке холодной вспышкой сверкнул бритвенно-острый клинок. — О… Только таким методом? — Люциус указал на Джима, и Эдвард отвлечённо пожал плечами. — Если знаешь другой метод, решай другим, малыш, — и, не дав Сприггсу продолжить, он оттолкнулся от стены и прошмыгнул под склон левого борта корабля. Израэль бесшумно скользнул следом. Вблизи шлюп пах смолой и влажным деревом, но не гнилостно или спёрто, как на кренговании бывало с иными кораблями, а прохладно и чисто. Его борт был гладким и плотным, тщательно выкрашенным, слитым шов к шву так, что линии между досками корпуса были, казалось, тоньше человеческого волоса. Эдвард крался вперёд, к сходне, оставленной для мастеров, и Хэндс тенью следовал за ним, лишь раз поддавшись соблазну и погладив открытой ладонью корпус чудесного судна. В прежние времена он мог бы настоять на том, чтобы променять игрушечный кораблик Боннета на это великолепное, хорошо сконструированное и, весьма вероятно, беспредельно быстроходное судно, но сейчас прислушаться к опаске капитана, пускай и безосновательной, отчего-то показалось важнее. С Чёрной Бородой можно было пререкаться и спорить на свой страх и риск, но навязывать уставшему, ранимому и замученному Эдварду то, чего он хотел разве что убеждённо избегать, отчего-то казалось Израэлю бестолковым и неразумным занятием. Теперь брань и угрозы не заставляли великого капитана Тича шевелиться активнее, зато вполне успешно вынуждали его зажиматься и, в иные дни, даже плакать. А это вовсе не было тем, что могло бы хоть как-то улучшить положение на Мести. Во всяком случае, именно такую логическую цепь сплёл Израэль ещё в Грейт Солт Понд, и теперь страстно цеплялся за неё, восстанавливая чувство мнимого умственного контроля. Он не хотел упасть в ту же яму, что и капитан, и внезапно лишиться понимания собственного разума. Двое таких людей на борту неминуемо потопили бы корабль. Сходня тянулась от фальшборта почти что отвесной доской с приколоченными поверх переборками. Недолго думая, Эдвард огляделся и, коротким кивком поманив Иззи ближе, первым полез наверх, ловко цепляясь за совершенно невразумительное подобие лестницы. Хэндс старался не отставать, но он был старше и ниже, а потому ещё с нижних ступеней застал момент, как Эдвард, уцепившись за перила, скрылся на палубе бесшумной тенью. Лезть на стоящий креном корабль было странно. Но ещё более смутно и непривычно ощущалось нахождение непосредственно на нём. Когда Иззи ступил на борт, в первый момент его повело вниз, словно в наклоне на особенно высокой и крепкой волне. Удержать равновесие оказалось сложнее, чем то было на первый взгляд, и Хэндс, поспешив нагнать капитана, как и он схватился за ближайший такелаж, чтобы твёрже встать на ноги. Благо, палуба была сухой, и подошвы сапог притирались к ней достаточно плотно, чтобы не соскальзывать. На пустой палубе стоял бездушный сумрак. Все снасти были усердно подобраны и закреплены, словно людей на этом корабле вовсе никогда и не бывало. На деле же Израэль, проплавав в море не одно десятилетие, прежде никогда не видел оплот столь кропотливой и прилежной работы матросов. Сам он, будучи, казалось бы, предельно дотошным, не стал бы требовать от людей подобного. Море — сумбурное и дикое местечко, где за всем попросту не получилось бы уследить. Что, впрочем, никак не беспокоило того, кто следил за порядком на этом шлюпе. И Эдвард также не придал этому особого значения. Он лишь нехарактерно боязливо осмотрелся и поджал плечи. Чувство беспокойства и страха не оставляло его, с каждым шагом вглубь палубы надавливая всё более и более тяжким грузом. Тич взобрался выше, приклоняясь к палубе, чтобы сгладить крен корабля и устоять на ногах и, когда он придержался за грот-мачту, неверящим, шокированным взглядом вперившись в древо, Израэль вдруг заметил на нём беспорядочную рябь насечек. Их были сотни. Одни — застарелые и размякшие от влажного солёного ветра, другие — свежие и острые, топорщащиеся мелкими щепками. Одна ладонь Эдварда легла на мачту, с трепетом проведя линию по изрезанному крошечными рубцами дереву, а другая тут же потянулась поперёк тела. Приобняв себя над поясом, Тич дотянулся пальцами до уровня рёбер на левом боку, со спины, и застыл. — Капитан? — неуверенно позвал Хэндс. — Что это? — Насечки, — сорвавшимся голосом выдавил Эдвард. — От плети. Я знаю, чей это корабль, — он сжал зубы и склонил голову, словно в безмолвном припадке мучительной боли. — Мы на Страннике. Взобравшись по палубе выше, так, чтобы оказаться с капитаном на одном уровне, Иззи с неутолимой пристальностью вгляделся в щербинки, испещрявшие мачту, казалось бы, идеального корабля. Впрочем, это, пожалуй, и была причина того, почему шлюп был настолько ухоженным и дотошно чистым. Прежде Хэндс, разумеется, неоднократно сталкивался с методами дисциплины, бытующими на морях, но никогда он не видел, чтобы на каком-либо судне матросов секли так сильно, что доставалось даже мачте. Хуже было то, что и сам Израэль теперь узнал безупречный шлюп. Не по личной встрече, но по весьма скудным и сухим рассказам, слетающим с языка Эдварда редкими, случайными крупицами. И если прежде одержимость Эда специфическими и максимально невразумительными подходами к тому, чтобы держать команду в узде, казалась Иззи лишь бездумной прихотью, теперь он сам видел, насколько сильно могла сбить с толку служба при подобном порядке. На Мести Королевы Анны Тич спокойно мог ударить провинившегося матроса коленом под рёбра, выбить пару зубов, сломать нос или даже прострелить конечность. Как-то раз Израэль наблюдал, как Эдвард, прихватив с собой двоих парней, между собой едва заикнувшихся о мятеже, утащил их в трюм и вместе с ними заперся почти на целый час. Только после Иззи узнал, что в трюме он поджëг бочки с серой и пообещал добровольно сдать пост капитана тому из неудавшихся бунтовщиков, кто продержится в сознании дольше него. В конце он единственный вышел собственными ногами, вытащив из облака ядовитого дыма сперва одного бесчувственного матроса, а за ним и другого. И можно было бы назвать это зверством, если бы сам Хэндс не понимал одного простого отличия методов Эдварда от всех других капитанов. Чёрная Борода всегда давал шанс постоять за себя. Он не вредил сверх меры, если матрос сопротивлялся побоям, и, когда речь заходила о преданности, всегда сам ложился на поверку. Ставя матросов на место, Эд не применял самый действенный и в то же время бесчеловечный способ контроля — унижение. Вместо этого он давал шанс драться, отбиваться, сопротивляться, и наглядно доказывал, что заслужил своё звание по праву решимости и силы. Когда же человека в несколько рук силой волокли к мачте и, связав, избивали до потери чувств, это было запугиванием, но не аргументом. Своих людей Эдвард ни в жизни не порол. — Это тот самый корабль? В смысле тот, на котором…? — Израэль проглотил конец мысли, не зная, как облачить его в слова. — Нам нужно уходить. Сейчас, — твёрдо заявил Эдвард, но, стоило ему только развернуться к сходне, как путь назад пришлось прервать. Внезапное оцепенение капитана не оставило Хэндса равнодушным, и он, проследив за его враз опустевшим взглядом, наткнулся глазами на то, что хотел бы счесть за навеянный тревогой мираж. У фальшборта неподвижно стоял человек. Ростом примерно с Эдварда, но немного пошире в бёдрах и плечах, он был облачён в обычную матросскую одежду: сапоги-ботфорты, просторные штаны, подвязанные высоко посаженным кушаком, да белая рубашка со свободными рукавами. На поясе висела потёртая кожаная портупея, крепящая к поясу старую, но даже на вид ещё очень крепкую шпагу. Единственным, что отличало этого человека от всех остальных матросов, которых в Порт-Ройале блуждали бесчисленные сотни, была короткая накидка-хомут с капюшоном и маской, почти полностью скрывающими лицо. Лишь в небольшой тёмной прорехе между ними можно было разглядеть тусклый блеск бесцветных от мрака глаз. Невольно Эдвард сделал шаг назад, взявшись за собственную шпагу, но человек вместо этого только вскинул руку, словно потянувшись к нему. В следующий миг всё понеслось вихрем. Невероятно быстро Иззи, прежде с трудом держащийся на накренённой палубе, вылетел вперёд и скрестил клинки с незнакомым матросом. Металл лязгнул о металл, разнося над доками прерывистое звонкое эхо. — Эдвард! Стаксель! — бойко рявкнул Хэндс, тесня противника к корме вдоль фальшборта. — Я с ним разберусь! В один момент Тич опомнился и, следом за старпомом соскользнув к левому фальшборту, бросился в сторону фок-мачты. На каждом шагу мелко перескакивая с палубы на боковые переборки, держаться на ногах оказалось значительно легче. Эдвард бежал в сторону полубака, пока Иззи уверенно теснил незнакомца к полуюту, стараясь отогнать его как можно дальше от своего капитана. Первым, сделанным в спешке и растерянности суждением Тича было то, что Хэндсу лучше помочь. Драка казалась делом куда более серьёзным, чем снятие паруса, и Эдвард мог вмешаться, чтобы помочь Иззи победить, но это бы только растянуло время их нахождения на борту шлюпа. Вслед за первым матросом могли подтянуться другие, и разум Эда твердил, что ускорить дело, разделив обязанности, будет лучшим выходом. Хэндс оставался одним из самых безупречных и прославленных фехтовальщиков Карибских вод, но он был слишком стар, чтобы, лавируя между рангоутом и переборками, ползти на верхушку накренённой фок-мачты. Эдвард без раздумий доверялся Иззи в битвах, но в вопросах сноровки и ловкости, будучи почти на десять лет моложе, на себя он полагался значительно больше. В конце концов, упади Израэль на пляж с высоты шлюпа, это закончилось бы куда хуже даже самой неудачной из его дуэлей. Позади, на другом конце корабля Эдвард слышал приглушённый лязг сталкивающихся клинков. Он велел себе не оборачиваться, сосредотачиваясь на том, чтобы по перилам лестницы забраться на полубак. Цепляясь за релинг он полез выше и, наконец оказавшись на уровне фок-мачты, всё также кренясь ближе к палубе прокрался к древу. На лежащем боком корабле мачты клонились влево, вытягиваясь над берегом мертвенно голыми ветвями, раскидывающими в стороны крепкие реи. Наклон на них был тот же, что и на палубе, но под противоположным углом, и Эдвард, шагая на ствол мачты, старался не думать о том, каким невероятным успехом даже для него будет не рухнуть вниз. Храбриться и рисоваться здесь было бы излишне. Не было нужды идти к концу мачты ногами, когда можно было опуститься вниз и куда более надёжным образом проползти до конца, прижимаясь к широкому плотному дереву для большей уверенности. Именно это и сделал Эд, опустившись на стыке мачты и палубы сперва коленями, а затем устремившись по фоку вверх. С каждым футом, что оставался позади, Эдвард всё более явно ощущал вьющиеся в голове воспоминания. Бледные и старые, изодранные, покрытые пылью и солёным налётом, они казались кошмарным сном, и всё же были реальны. Прежде Эду неоднократно доводилось взбираться на эту мачту, но тогда она была устремлена строго ввысь, а Странник рассекал морские просторы, скользя по ним, словно по размякшему на жаре маслу. Этот корабль был быстр и превосходно сглаживал качку, и до сих пор единственным, что могло отвращать от великолепного шлюпа, оставался его капитан. В беспокойной спешке добравшись почти до самой верхушки мачты, Эдвард безошибочно отыскал нужный такелаж и подвязанный к нему стаксель. Мести повезло прибыть в воды близ Порт-Ройала во время штиля: большинство кораблей, в преддверии скорого выхода в море, ещё несли на себе летучие паруса из расчёта не тратить лишнее время. И, хотя стаксель здесь был собран и подвязан так же кропотливо, как и все прочие снасти, сорвать его не составило труда. Вырвав из-за пояса кинжал, Эдвард принялся резать крепление, на периферии сознания испытывая ребяческую радость от того, чтобы попортить хоть что-то на этом погано превосходном корабле. Тошнотворная безупречность шлюпа казалась ему обидной и несправедливой, когда Тич прекрасно знал, какими методами она достигалась. Такой корабль должен был потонуть, а не рассекать моря в блистательном великолепии, раз его матросы были вынуждены надраивать палубу собственной кровью. Когда последний канат оборвался, беспорядочно распушившись на обоих концах, собранный стаксель соскользнул вниз и с плотным хлопком ударился о песок. Из-под борта корабля тут же выскользнул Люциус и, подхватив парус, юркнул прочь от берега, почти мгновенно скрывшись в тени переулка. Эдвард пропустил смутную мысль о том, что бегущих следом Джима он не заметил, но думать об этом было несвоевременно. Когда Тич уже собирался развернуться и полезть назад к палубе, со стороны полуюта раздался грохот, а за ним сдавленный, хриплый вскрик. Когда Эдвард бросил взгляд на дальнюю часть корабля, он увидел фигуру матроса, стоящую у правого фальшборта и держащуюся за перила рядом с пушечной бойницей. Но самой пушки на месте не было — только перерубленные шпагой привязи ниспадали на палубу. Гад вовремя отрезал пушку от фальшборта, позволив ей скатиться вниз по накренённой палубе, и теперь она, проломив левый релинг, валялась где-то в прибое, а рядом, прижатый к изломанным перилам, на стыке бортика и палубы был Иззи. Он извивался, пытаясь встать, и сжимал зубы, корчась от боли, но первым, что увидел Эдвард, была его застрявшая в раздробленной древесине нога. Удар скатившейся вниз пушки, должно быть, был касательным, но всё же болезненным, и Тич надеялся только, что у Хэндса ничего не сломано. Его голова опустела, а в сердце взвился праведный гнев, наполнивший его достаточным количеством безрассудства, чтобы не медлить. Схватившись за стаксельный канат, Эдвард разрезал его и, покрепче намотав на левый кулак, следом обвил и предплечье правой руки, сжимающей кинжал. А затем кинулся вниз. Полёт был быстрым и кривым. Пронёсшись по дуге и едва успев выставить вперёд согнутые ноги, чтобы не расшибиться, Эд ударился о палубу и с остервенелой решимостью бросился вверх, туда, где ошарашенно замерла фигура незнакомого моряка. — Убери руки от моего первого помощника, ты, рыбья задница! — рявкнул он и сделал первый выпад. Матрос растерянно бросился в сторону, едва успев увернуться. Кончик шпаги метко уколол перила фальшборта. — Иди сюда! Я дерусь с тобой! Не смей меня игнорировать! Эдвард погнался за матросом, собранный и яростный, наполненный жгучим азартом, какого не испытывал уже долгие годы. Но драки, похоже, желал лишь он. Незнакомец, до этого резво ввязавшийся в битву с Иззи, от клинка Тича лишь бегал и уклонялся, со знанием дела передвигаясь по палубе так, будто крена у судна не было вовсе. Должно быть, он провёл на охране Странника последние несколько дней, привыкнув к тому, чтобы ходить под уклоном. И это могло бы стать для него отличным преимуществом, если бы он вступил с Эдвардом в драку. Но вместо этого Тич лишь кидался за ним из стороны в сторону, неспособный противника даже догнать. И сперва это показалось трусостью, пока матрос, заскочив на основание грот-мачты, не схватился за такелаж нижнего рея и не отбросил свою шпагу прочь, тут же подняв освободившуюся руку. Он сдался. Не вступив в битву, согласился на проигрыш, до этого скрестив клинки с самим Израэлем Хэндсом. Эдвард не мог поверить в это. Он, конечно, знал, что был несколько более грозным противником, чем Иззи, но это было о Чёрной Бороде, а не о капитане Эдварде, и, конечно, его не могли узнать теперь, когда Тич больше походил на рядового корсара, чем на самого грозного капитана пиратов в истории. Одной секунды размышлений, одного момента промедления хватило на то, чтобы незнакомый моряк, резво соскочив с древка мачты, приник боком к палубе и скатился вниз следом за своей шпагой. Эд даже моргнуть не успел, как потерял его за тенью фальшборта. — Asqueroso! — жёсткий возглас раздался из-под левого борта корабля, и вновь над палубой пронёсся шум драки. — Не уйдёшь, мерзавец! — Джим? — Эдвард нахохлился и фыркнул. — Ну да, конечно, с Джимом он драться будет. С Иззи — будет. А я пошёл на хер. Одним отточенным движением вложив шпагу в ножны, Эдвард наконец отвлёкся и мелкими перебежками спустился к проломленному фальшборту. Иззи лежал ничком на перилах, согнув уцелевшую ногу и шумно, тяжело дыша. Правая его нога по голень уходила в раскуроченные доски, на сломах состыковавшиеся кривыми зубьями и не позволявшие выбраться самостоятельно. Кое-как перебравшись на другую сторону перил, Эд опустился на колени и склонился вперёд, упершись в палубу правой ладонью. Крови не было, но Хэндс, похоже, получил сильный удар по ноге, и возможно даже протащился вниз по палубе вместе с ударившей его пушкой. Во всяком случае, Тич был рад, что старпому не проломило череп или грудину. Вытащить его отсюда, стремительно умирающего, проволочь через полгорода и на шлюпке довезти до Мести достаточно быстро, чтобы у Иззи был шанс выжить, стало бы невыполнимой задачей. Это не значит, что Эдвард не попытался бы, но он всё же был смутно благодарен судьбе, что у старпома пострадала лишь нога, и Джим, взяв на себя разборки с моряком, дали время на то, чтобы помочь Хэндсу, как должно. — Сукин сын, а, — прошипел Иззи, конвульсивно вцепившись в доски правой рукой. — Подлец, сбросил на меня пушку. Крыса, трус… — Мы пираты, он — корсар. Использовать подсобные условия в наших кругах не возбраняется, — с сожалением заметил Эдвард и, схватившись за доску, зажавшую голень Хэндса в капкан, рывком потянул её на себя. Релинг затрещал, высвободив повреждённую ногу, и Иззи, приподнявшись на руках, неуклюже, и всё же торопливо отполз прочь. Левой ногой он упирался в переборки, но правая лишь безвольно протащилась за ним, вися на теле мёртвым грузом. — Сильно болит? — Нет, — хмуро отмахнулся Иззи, и звук боя из-под корабля вдруг стих. Эдвард выпрямился, навострив уши, пытаясь разобрать звук рассыпчатых на песке шагов или хотя бы шорох одежды. — Джим? — вновь осторожно позвал Эдвард. Он был уверен, что Хименес, одни из лучших бойцов на Мести, могли постоять за себя и победить в схватке с безвестным матросом, но незнакомец был хитёр и знал обстановку, отчего драка с ним становилась значительно опаснее. — Я в порядке, капитан! — раздалось из-за борта. — Пёс улизнул, можете спускаться! — Отличная работа, дружище, — звонко, но без крика похвалил Эд, и, кое-как встав на ноги, помог Израэлю подняться, закинув его руку на собственные плечи. — Держись. На сходне просто обхватишь меня за шею, хорошо? — Ты не… — Я смогу, — резко возразил Эдвард, и без подначек прекрасно зная, что спустить с корабля взрослого мужчину в его состоянии будет испытанием. Но другого выбора попросту не было. Когда Тич ступил на взрытый следами и вознёй песок, Джим тут же пристроились к Иззи с другого бока, без просьб и подначек помогая удержать его на ногах, чтобы капитан мог отдышаться. Их собственная драка в городском переулке вдруг разом забылась, померкнув перед лицом новых трудностей. Люциус, должно быть, уже был на полпути к шлюпкам, и оставшейся тройке нужно было двигаться туда же как можно скорее, если они не хотели быть пойманными. Изрядно попортив стоящий на крене корсарский корабль, стоило ожидать последствий. Сбежавший матрос неминуемо должен был поднять тревогу, и, чем быстрее команда Мести вернулась бы на собственное судно, тем меньше был бы их шанс к следующему же утру угодить на виселицу. Вот только Хименес, едва Эдвард крепко прижал Иззи к себе, отстранились и сделали пару уверенных шагов прочь. — Куда ты? — Я видели, куда этот негодяй прошмыгнул, — уверенно заявили Джим. — Нагоню его и прикончу, чтобы впредь не лез под руку. Вы возьмите парус и плывите на Месть с Джоном, Френчи и Роучем. А Олуванде и Люциус пусть ждут меня со второй шлюпкой. Всё равно ту, в которой провизия, надо облегчить. — Джим помолчали немного, а потом, словно лишь сейчас вспомнив, с кем шёл разговор, осторожно добавили: — Можно, капитан? — Почему нет? — Эдвард качнул головой. — Только быстро и тихо. Не напрашивайся на лишние неприятности. Поймёшь, что дело горит — беги к лодкам, не медли. — Есть, сэр, — отчеканили Джим и, развернувшись, бесшумно бросились в ближайший переулок. — Джим его сожрут, ты же знаешь? — уточнил Иззи, подняв на Тича полный сомнения взгляд. — Пускай, — пожал плечами Эд. — Я не забрал бы его жизнь своими руками, но убиваться по ублюдку со Странника? — он вздохнул и поморщился в смеси сомнения и равнодушия. — Нет, не буду.